Не жалею ни о чём, день вчерашний смыт дождём, И душа моя промыта до дна. Я разбила зеркала, где печаль моя жила. Я вернулась из тревожного сна. Исполнитель: Н. Кадышева
Мерный писк режет уши. Правая глазница болит, будто протез раздробили молотком прямо в ней. Хуа Чэн, не открывая глаз, поднимает руку, чтобы потереть изодранное веко, но запястье перехватывают и прижимают к матрасу. — Не надо, милый, — просит тихий заплаканный голос Се Ляня. — Не трогай свою рану. Хуа Чэн вздрагивает и резко просыпается. Поднять правое веко мешает пластырь. Сесть ему тоже не дают: Се Лянь, присевшая рядом, удерживает его за плечи. — Тебе надо лежать, — просит она, улыбаясь сквозь слёзы. — Любимый мой. Хороший. Лежи. Уставшая, с синяками под глазами, растрёпанная, будто она спала в палате — это всё-таки она. Самая красивая женщина на земле, ради которой стоит не только терпеть боль, но и умирать. Какая разница, что Хуа Чэна будто пропустили через мясорубку? Если это не сон, если Се Лянь в самом деле рядом, ему в радость каждый вздох. — Как попросит мой ангел, — расцветает Хуа Чэн и, повернув голову, целует её предплечье. — А что случилось? Как я здесь оказался и где я вообще? Затылок и шея ноют, как от тупого удара. Синяков и растяжений, судя по ощущениям, у него едва ли не больше, чем звёзд на небе. Он выезжал из Сухоруслово… он попал в аварию? — Мы в Москве. Ты живой, и это главное, — Се Лянь обнимает его и почти ложится ему на грудь, держась на весу только на локте одной руки. — Ты почти не пострадал. Тебе только будет нужна операция на глазнице. Когда тебе станет лучше, ты полетишь в Германию. Тебя полечат, а потом сделают новый глаз, как обычно. Мы с Хэ Сюанем уже подписали договора и всё оплатили. Хуа Чэн рвано вдыхает от боли в растянутом плече и в побитых рёбрах, но вскоре расслабляется. — Счастье моё, я готов все кости переломать, чтобы быть рядом с тобой, — признаётся Хуа Чэн и гладит её по спине, не в силах поверить, что возлюбленная вернулась к нему. — Но я не хочу, чтобы ты терпела меня из сострадания к моим травмам. Скажи мне, как есть. Ты меня любишь? Я всё пойму. Се Лянь всё-таки падает ему на грудь и принимается рыдать. — Конечно, люблю! Только тебя я всегда и любила. Не знаю, что на меня нашло. Мне кроме тебя никто не нужен. Только тебя я буду любить всегда… любого! И… Прости меня, любимый. Это всё случилось из-за меня. И… Дышать становится труднее, но придавленное женой тело болит куда меньше, чем душа, покинутая ею. — Не вини себя, Ваше Высочество, — утешает её Хуа Чэн и целует в волосы. — Всё позади. Не оставляй меня, и мы решим любые проблемы. Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, как говорил отец. И для человека с деньгами, как говорила Цзюнь У. К счастью, у Хуа Чэна есть и то, и другое — и он использует всё, чтобы его жена была счастлива. Се Лянь выпрямляется, отворачивается к двери палаты и опускает взгляд, теребя в руках мокрый платок. — Я должна кое-что сказать. Это… очень плохо. — Говори, — решительно просит Хуа Чэн и, дотянувшись, гладит её по плечу. — Не бойся, мы со всем справимся. Как же не хочется видеть её такой опечаленной! Её прекрасные карамельные глаза должны сиять, а не темнеть от слёз. — Я беременна. Возможно, от любовника, — на одном дыхании произносит Се Лянь, съёжившись, будто боится, что муж будет её бить. — Разве это плохо? — удивляется Хуа Чэн. — Это в любом случае твой ребёнок. Разве я могу не любить твоего ребёнка? Что ты такое придумала? Он с самого начала, со вчерашнего вечера — если это было вчера и он не провалялся без сознания хрен знает сколько времени — не собирался ни в чём винить жену. Что случилось, то случилось, прошлого не изменишь. А сын или дочь от любимой женщины не может быть для Хуа Чэна чужим. — Это не всё, — ещё тише говорит Се Лянь. — Когда ты попал в аварию, твоя машина въехала в машину Кадышевой. Кадышева подала на тебя в суд. Хэ Сюань сказал, что сделает всё возможное. Но у неё адвокат дороже твоего, и… Хэ Сюань сказал, надо готовиться к тому, что мы проиграем. И будем должны ей очень много денег. И ещё немецкая клиника, где тебе будут восстанавливать глазницу… Прости меня, пожалуйста! Если бы я не устроила скандал, ты бы не уехал, и всего бы этого не было. — Ты из-за денег переживаешь? — недоумевающе поднимает бровь Хуа Чэн и посмеивается. — Меня не волнуют деньги. Трать хоть все. Я же не просто так написал на тебя генеральную доверенность. Делай с моими деньгами и моим имуществом, что хочешь. Он уже было подумал, что пришла какая-то серьёзная беда. А деньги как уходят, так и приходят. — Дело не только в деньгах, — мотает головой Се Лянь, пряча лицо. — Хэ Сюань сказал, возможно, придётся продать всю твою сеть медцентров, чтобы расплатиться с Кадышевой и отложить деньги на будущие замены твоих протезов. И, наверно, квартиру тоже. Хуа Чэн задумчиво потирает подбородок. Без бизнеса содержать семью будет сложнее. Но такая ли это проблема, чтобы из-за неё плакать? — Продавай, — беззаботно машет он рукой. — Подумаешь, потеря. Главное, что ты и дети со мной. Справимся. Я сердечно-сосудистый хирург с десятилетним опытом. На хлеб с маслом заработаю. А если что, похожу со старым протезом лишние пару лет, не помру. Про доходы от выставок «китайского» художника У Мина он решает промолчать. Об этом лучше сначала посоветоваться с Черноводом. И убедиться, что руки функционируют, как прежде. Правая кисть выглядит подозрительно опухшей. — Ты у меня самый чудесный! — Се Лянь снова бросается обнимать Хуа Чэна. — И чем я только тебя заслужила! — Это для меня наша встреча — награда, заслуженная несколькими жизнями тяжких трудов, — заверяет Хуа Чэн, прижимая её к себе. Он согласился бы жить в дырявой избушке на краю Рязанской области или ещё дальше, если бы так нужно было бы его ангелу.***
Отпускать от себя Се Ляня тревожно. Кажется, что Её Высочество может исчезнуть, если они расстанутся на миг. С трудом Хуа Чэн всё-таки соглашается разрешить ей съездить в Сухоруслово за детьми и вещами, но только с её водителем и на её машине. Врачи убедили Хуа Чэна, что его травмы в целом не опасны и основная их часть заживёт через пару недель, но глазнице в самом деле нужно тщательное восстановление. Её очистили от осколков протеза, но без операции, которую могут сделать только в Германии, не обойтись. Как он ни протестует, его всё-таки заставляют выпить успокоительное и поспать. Хуа Чэн соглашается только тогда, когда устанавливает на телефоне максимальную громкость и втыкает один наушник в ухо. Мёртвый сон прерывает уведомление о сообщении. Хуа Чэн с трудом приоткрывает глаз, чуть не роняет телефон из отбитой кисти и сквозь ресницы смотрит на дисплей, слишком яркий для такой тёмной палаты. Се Лянь: Что это? Нашла в ванной. Се Лянь: [фотография] Сонный Хуа Чэн с трудом напрягает не желающую соображать голову и пытается разобрать, что на фотографии, сквозь пелену рефлекторных слёз. Увеличивает картинку и всматривается старательнее. Вроде, это кольцо. Женское. Не Се Ляня — Хуа Чэн не стал бы дарить жене такую дешёвую бижутерию. Как и дочери. Для Бань Юэ это кольцо вообще слишком велико. Хуа Чэн: не знаю Уронив таки телефон на кровать, Хуа Чэн в полудрёме размышляет, откуда в их квартире могли взяться чужие вещи, да ещё и такие. Ну не Хэ Сюань же оставил. Ши Цинсюань не приходила. Разве что… уборщица? Хуа Чэн обращался в клининговую службу. Из-за страшной апатии он перестал убираться и довёл квартиру до состояния помойки. Та девушка могла снять кольцо перед уборкой, а потом забыть надеть. Хуа Чэн не следил за ней. Он тянется к телефону, чтобы объясниться, но новая волна сонливости накрывает его до того, как он успевает набрать сообщение.***
Второй раз Хуа Чэна будит звонок с незнакомого номера. — Привет. Узнал? — спрашивает женский голос, который Хуа Чэн уже где-то слышал, только никак не может вспомнить. — Твоя драгоценная спасительница у меня. Та самая, что изменила тебе с Лин Вэнь. Ты у меня умница и не станешь звонить в полицию, так ведь? Иначе назад своего ангела будешь получать курьерской доставкой по частям. Не волнуйся, я много не возьму. Всего двадцать миллионов рублей, и получишь её назад. Я знаю, для тебя это копейки. Даю час. Через час перезвоню. Незнакомка вешает трубку.