Три желания

Когда за окнами окончательно потемнело, Цзян Чэн взял изрядно набравшегося Не Хуайсана за руку и заставил подняться с дивана. Не Хуайсан на это только вздохнул. Связно говорить он не мог уже некоторое время, к тому же норовил отключиться полностью. — Нам пора, — сказал Цзян Чэн спокойно. — Вызову такси, не волнуйтесь… Вэй Ин… Рад, что между нами не осталось… — он замолчал, как будто не знал, как обозначить их примирение. Вэй Ин только кивнул в ответ. Теперь он не мог никого коснуться и ничего взять, у него постепенно пропадали ощущения вкуса, запаха, цвета, потому он не хотел лишний раз поднимать глаза. Или улыбаться. Он стремительно растворялся в реальности и ничего не мог сделать. — Жаль, что не успел увидеть А-Ли, — прошептал он совсем тихо, но Цзян Чэн услышал, поддержал Не Хуайсана, вздумавшего засыпать у него на плече, и согласился: — Жаль. Она… не смогла сегодня приехать, она на озёрах с родителями… Им просто было не успеть, — вздохнув, он добавил ещё: — Быть может, вы что-то придумаете? Мой дух помнит, что вместе вы выбирались из безвыходных, казалось бы, ситуаций. Ты же… Ты — Вэй Усянь. В тебе воплотился девиз нашего клана. Ты уже совершал невозможное, слышишь?.. Вэй Ин снова кивнул. Совершал? Наверное, так оно и было. Но его удача и смекалка за столько лет в темноте исчезли без следа. В этом новом мире он был обречён, разве нет?.. Не Хуайсан неожиданно проснулся, но обратил взгляд не на Вэй Ина, а на Лань Чжаня. — Ванцзи, — позвал он. Лань Чжань повернулся к нему. — Заклинание Цзинь Гуанъяо несовершенно, но только ты можешь обратить его вспять, — и тут же уронил голову на плечо Цзян Чэна, точно и не говорил ничего. Цзян Чэн нахмурился и прицокнул языком: — Не дал нам как следует попрощаться, — но было понятно, что он нисколько не сердится. Лань Чжань же подавленно молчал. Наконец входная дверь закрылась. Когда они наконец остались одни, Вэй Ин почувствовал, что не может больше этого выносить — эту тишину, этот привкус пустоты во всём! Он поднял Чэньцин, развоплощающуюся вместе с ним, поднёс к губам и наиграл несколько нот. Ту самую композицию, что Лань Чжань назвал «Забыть сожаления». Музыка не помогла, стало ещё больнее, ещё пронзительнее. «Ты ведь собирался умереть, — напомнил себе Вэй Ин, — что же теперь так отчаянно цепляешься за существование, Вэй Усянь? Что, не можешь раз и навсегда решить собственную судьбу?!» — Вэй Ин… — вдруг позвал Лань Чжань. — Выпей со мной. — Но, Лань Чжань, как… Я ведь и чашки не удержу, — отозвался он в смятении, едва не уронив флейту. — Выпей, — повторил Лань Чжань. Он стоял с двумя чашами в руках, в каждой было едва ли по глотку вина. Вэй Ин, не в силах отказать, сделал шаг вперёд, протянул ладонь. — Снова испорчу твой… — но чаша легла ему в пальцы, оказалась неожиданно тяжёлой. Аромат вина коснулся ноздрей. Вэй Ин удивлённо распахнул глаза. — Пей же, — почти приказал Лань Чжань, и в голосе его были новые нотки. Вэй Ин поднёс чашу к губам, сделал глоток — обжигающий глоток, пронёсшийся по горлу, согревший и грудь, и желудок. По всему телу внезапно побежало тепло. И когда Лань Чжань увидел, что чаша Вэй Ина опустела, он выпил из своей. Вэй Ину довелось увидеть, как пьёт Лань Чжань, лишь раз, и тогда он сам заставил его, прицепив на одежду талисман, лишавший воли. Глупая юношеская проделка привела их обоих к наказанию ферулами, а после был холодный источник и тёмное железо… И весь мир полетел кувырком. Вэй Ин и теперь ждал, что Лань Чжань мгновенно отключится, как в тот раз, но… Лань Чжань опустился на диван и посмотрел на него. Взгляд его показался Вэй Ину обжигающим, будто в золотых глазах сияло само солнце. Изменилось и что-то ещё. Лань Чжань будто стал иначе держать спину и голову. — Вэй Ин, — голос тоже изменился, обрёл бархатистость, глубину, уверенность, которой не было прежде. Вэй Ин вздрогнул — может ли быть такое, что наконец-то дух Ханьгуан-цзюня высвободился, вышел к нему? — Лань Чжань? — спросил он. — Вэй Ин, — повторил Лань Чжань. — Поцелуй меня. Вэй Ин почувствовал, как к скулам приливает жар. Он вспомнил тут же, как Не Хуайсан сказал: «Нефриты Гусу Лань отличались интересным выбором возлюбленных. Один выбрал отступника…» — Лань Чжань, я… — попытался отказаться он и тут же осознал, что не может. Он потянул рукав ханьфу, чтобы убедиться — одна из ран полностью затянулась, вторая же как будто начала заживать, и только третья пока кровоточила по-прежнему. — Это — твоё второе желание, да? — он вздохнул и всё же сделал шаг вперёд, наклонился и мягко коснулся губами губ. Для него это был первый поцелуй, и он нырнул в него, как ныряют в омут, задержав дыхание, внутренне замерев от непонимания, что будет дальше. Он не знал, как это происходит, а за столько лет в темноте забыл, как об этом мечтал. Он был неловок, скован, он… Лань Чжань с внезапной силой потянул его, вынуждая опуститься к себе на колени, его горячая ладонь легла Вэй Ину на затылок, запрещая отстраняться, жадный язык толкнулся прямо в губы, а после скользнул в приоткрывшийся рот, коснулся нёба. Вэй Ин задрожал всем телом. Внутри само собой проснулось понимание, и он всё же сумел ответить страстью на страсть, забыться на несколько коротких мгновений, выполняя чужое — а на самом деле и своё — желание. И когда Лань Чжань отстранился, всё так же не отпуская его, Вэй Ин чуть усмехнулся: — Неужели из жизни в жизнь прекрасный и безупречный во всём Ханьгуан-цзюнь мечтал лишь о том, чтобы поцеловать меня? Собственный голос показался хриплым и блеклым. Пусть сейчас к нему вернулись и ощущения, и возможность влиять на физический мир, Вэй Ин понимал — это ненадолго. Два желания из трёх… И после третьего он станет лишь воспоминанием! — Нет, — неожиданно ответил Лань Чжань. — Время рассказало мне, что правила не имеют значения. Что в прах рассыпаются справедливые и несправедливые поступки, что всему отмерян срок и всё когда-то исчезнет. И только одно во мне ничуть не изменилось, — с каждым словом голос его обретал удивительную твёрдость. — Когда-то я не смел назвать это, после, оказавшись в мире, где ты не рождался, я долго не мог понять — как это возможно, как внутри прорастает и живёт чувство к тому, кого никогда не видел! Лань Чжань замолк на миг, а Вэй Ин смотрел ему в лицо и не мог насмотреться, а каждое слово заставляло вздрагивать, столько за ним чувствовалось и боли, и скорби, и горечи. — Но время шло дальше и я рождался снова, — продолжал Лань Чжань. — А оно, это чувство, пробуждалось со мной вместе. И даже когда никто не захотел рассказать мне, кто я есть, чувство никуда не исчезло. Потому теперь я знаю — всё обращается в пыль, Вэй Ин! Чужая ярость и чужая злоба засыпают под взглядом звёзд, исчезают кланы, сама магия истончается и более не отвечает. И только одно остаётся неизменным. — Только одно? — переспросил Вэй Ин, хоть горло ему перехватило, будто удавкой. — Что же это, Лань Чжань? — Любовь, — выдохнул Лань Чжань. — Люблю тебя. Как любил тогда и не смел сказать, отчего потерял, так люблю сейчас. И даже если… — голос его сбился, на щеках засияли слёзы, — и даже если потеряю теперь и навечно, всё равно буду любить тебя. — Любить… — прошептал Вэй Ин, охваченный трепетом. — Лань Чжань… — И если ты… если у тебя нет ко мне чувств, я… — Вэй Ин видел, как трудно было ему говорить это. Сколько раз успел он отчаяться? Сколько раз успел посчитать, что если он сам замкнут в цепи перерождений, то тот, к кому его так нестерпимо тянет, на самом деле не чувствует к нему ровным счётом ничего?! Вэй Ину страшно было даже предполагать! — Если их нет, я не могу ни настаивать, ни умолять, ни приказывать, — договорил Лань Чжань. — Всё, что я могу предложить тебе, — свою любовь. Ты вправе отвергнуть её.