Разум графини и сердце крепостной. Том 2

Даже для царя, привыкшего к долгим и скучным докладам, разговор его жены с Марией кажется неимоверно затянувшимся. И не то, чтобы он против, но забота о сне и наследнике превыше всего. — Мария, простите великодушно, что прерываю. Не хотите продолжить разговор с моей королевой завтра утром? Негоже так мучить юного наследника. — Александр Павлович виновато разводит руками и улыбается. — Простите, ваше высочество, задержалась. Я… — Маша осекается лишь на миг, понимая, как близка к потоплению в болоте собственной лжи. — Нам тогда пора. — Она натягивает нервную улыбку, надеясь, что Лаура не воспротивится проехаться с ней в столь поздний час. — И куда вы на ночь глядя? Стемнело-то уже как пару часов. Во дворце непозволительно много комнат. Оставайтесь! Тем более служанки мигом приготовят вам покои! — убеждает их Елизавета Алексеевна и растерянный взгляд дам рядом считает за согласие. — Вот и замечательно! Александр вас проводит. — Столь хитрая, как кажется графине, улыбка не сходит с лица матери наследника, и она поднимается, чтобы попрощаться. — Доброй ночи! — Доброй! — царь лишь усмехается на хором сказанное пожелание и встает из-за стола, подзывая охрану, но ни Марии, ни Лауре нет до этого дела, потому что лишь одна проблема заставляет их остаться на месте и тянуть время. Ведь спать в одной постели им долго не приходилось. — Можешь забрать его с собой, если он тебе так понравился! — царь басисто смеется, указывая помещице на лимонный пирог. Маша маскирует смешок кашлем и отводит взгляд. Идея остаться во дворце с каждым шагом кажется им обеим все более бредовой. Потеряться, как нечего делать. Спать в одной постели, искать полночи ванную комнату и вертеться в кровати, потому что сон все никак не идет. И черту одному известно, это из-за нового места или причина бессонницы лежит рядом, перетягивая на себя одеяло. — Мы пришли, — император отвлекает их от мыслей, что с каждой секундой все ужаснее и отворяет белую двойную дверь с позолоченной ручкой. — Если вам понадобится ванная комната, то стража проводит. Она будет здесь всю ночь, хотя… — царь осекается и не может сдержать глупой улыбки, ожидая реакции. — Им, может, уйти? — он играет бровями и прикусывает щеку, чтобы открыто не выражать веселье. Однако спокойно смотреть на недоумевающую пару лиц становится все труднее. — Прекрати! — Лаура первой понимает, к чему ведет император, и наспех стягивает одну из трех пуховых подушек, лежащих на кровати. — Я же кину! — шутливо грозит она, путаясь в подоле собственного платья. Но аспарагусовое платье с нахлесом и объемным верхом еще этим утром казалось лучшим выбором. — Тогда сами попросите уйти, если… — царь не продолжает, отходя к противоположной от кровати стороне, где потрескивают в камине поленья. — Огонь будут поддерживать всю ночь, надеюсь, вас не потревожат. Рад, Мария, что вы прибыли. Признаюсь, скучал по вашей улыбке! — царь галантно целует руку, смущая Машеньку все больше, и одна только графиня не рада столь обыденному действию в буржуазных кругах. — Ах да! Чуть не забыл! — признается царь, огибая диваны из мучнистого вилюра. — Не хотите на охоту с царской семьей? — в глазах у царя сверкает азарт, и он точно не собирается упускать шанс похвастаться новеньким арбалетом. — Нет! — голос графини нарушает размеренный треск дров, и Машенька вздрагивает от неожиданности, стоя чуть спереди Лукиной. — А я хочу! — признается Маша и совсем по-детски улыбается. — Перехочешь! Знаешь, кто в тех лесах водится? Или давно медведей не кормила?! — протестует графиня и, похоже, готова прибить царя прямо здесь за его несдержанность и столь неразумное предложение. — Но… — возможные аргументы тают на глазах, и Машенька уже не знает, по правде ли графиня о ней печется или всего лишь держит маску двумя руками. — Я оставлю вас. В любом случае… Еще неделя до поездки. — Царь тихонько прикрывает за собой дверь с толикой надежды, что они не станут гневаться друг на друга и оставят его дворец не тронутым. — Спокойной ночи, Александр Павлович, — бросает ему в след Мария, на что тот лишь улыбается, потому что мешать не станет. — Ты не поедешь! — графиня вновь повышает голос, стараясь образумить глупую девчонку, что не знает цену жизни. — Поеду! — они стоят по разные стороны от кровати и, кажется, совсем не хотят идти на компромисс. — Или ты забыла? Я больше не твоя кукла, которую ты можешь по ночам ласкать, обещать женитьбу, а через пару дней… — у Маши перехватывает дыхание от такого крика, она садится на кровать, теребя в руках край белёсого покрывала. — Говорить, что… Сама помнишь, — она совсем никнет, ведь и подумать не могла, что вспоминать про это так мучительно. — Помню… И, Машенька, ты знаешь, что жалею об этом каждое мгновение своей жизни, которая без тебя стала невыносимой. Я без тебя даже и сорочку сшить не могу. Да, я та еще идиотка, что тебя упустила, но наивно полагала — тебе без меня будет лучше… А ты вон как… Приехала меня спасать. — Лаура печально усмехается и тоже присаживается на кровать, устремляя взгляд в верхний край деревянного окна. — Так не могу же тебя бросить. И приходится узнавать от Татьяны Алексеевны, как ты пьешь по ночам ром, не можешь терпеть мастерскую, не принимаешь заказы и никому не говоришь, что тебя хотели всего лишить. — С Машиных губ это звучит жутким упреком, но Лаура знает, что она не обвиняет, она понимает. — Как была упрямой овцой, так ею и осталась! — Машенька не сдерживает смешок, а потом и вовсе заливается смехом, ложась на кровать. Щеки краснеют от нехватки воздуха, а мышцы живота ноют с непривычки, но она не в силах остановиться. — Ах ты… А ты! А ты! — графиня разворачивается к ней с выражением полного возмущения, но все никак не может подобрать слова. И от досады кидает подушку в смеющуюся Третьякову. — Ээээээй! — Маша возмущенно подскакивает с кровати, пораженная ударом прямо в раскрасневшиеся щеки. Опасно покачивается на перине, но все же хватает лежащую под головой подушку и с размаху бьет Лауру куда придется. На что графиня, сидевшая до тех пор на краю кровати, и вовсе валится с нее, ударяясь коленками о деревянный пропитанный лаком пол. Усердно делает вид, что поправляет подол помятого платья, но на деле осторожно стягивает подушку, которой целилась в царя, и по собственной бестактности оставила у подножия кровати. — Уборка с тебя! — тихо шепчет она и ехидно улыбается, когда Маша чуть поддается вперед, чтобы услышать. — Потому что эти подушки не выдержат наших баталий! — графиня заливисто смеется и поправляет прядку волос, сбившуюся на лоб. Оборачивается на кровать, где во весь рост стоит Машенька, и вовсе не ждущая подвоха. В глазах горит огонь их перепалки, а графиня лишь ухмыляется прежде чем резко подняться с колен и хорошенько прибить уверенность Третьяковой в победе. — Больно вообще-то! — жалуется бывшая крепостная, еле устояв на ногах от удара. — Неприятно, но не больно, врушка! — забавляется графиня и отходит назад, чтобы вновь не стать жертвой Машиных эмоций. — А чего ты отходишь? Боишься меня? — Маша неуклюже рычит и подходит к краю кровати, загоняя помещицу в угол к так понравившемуся ей окну. — Было бы кого бояться! Твои угрозы… — графиня цокает и всем своим видом показывает Маше глупость ее слов. — Смех на палочке! — уверяет она ее и рвется с места, сбивая Машу с ног. Третьякова валится на огромную кровать с балдахином и пытается отдышаться или хотя бы перестать смеяться. — Я победила! — графиня залезает на кровать, садясь Марии на бедра и напоминает счастливого ребенка, выкравшего леденец на рынке. — Как думаешь: мне тебя еще подушить подушкой? Хотя бы ради приличия?! — она держит ее над головой, того и гляди замахнется. Улыбается, что есть мочи, и только на задворках сознания помнит, что все во дворце уже спят. — Не теряйте бдительность, Лаура Альбертовна! — Маша пользуется помещичьим отвлечением и хватается за подушку, чуть приподнимаясь, но вырвать так и не получается. А вот разорвать запросто. — Маша! — возмущается графиня, не переставая смеяться от вида Третьяковой, что тщетно пытается выплюнуть пух гагары. — Они же новые и строчка не ровная! Тебе еще учиться и учиться, бестолочь! — графиня запрокидывает голову назад и утирает слезы от смеха. Решает дать Маше передышку и слезть наконец с бедной девочки, вот только зря. — Не обзывайся! — Третьякова швыряет подушку в спину беззащитной графини и только потом осознает, что поступила и не совсем подобающе. — В спину? Как это низко! — Лаура опускает глаза в знак обиды и отходит к окну. — Брось! Я не хотела так подло… — Маша чувствует себя совсем неуютно, но помещица будто этого и добивалась. — У тебя прекрасный стих вышел, — шепотом признается графиня, улавливая звуки сверчков и кузнечиков в саду. — До боли душевной мне понравился и… Можешь еще что-нибудь прочитать? — она обнимает себя руками, ежась от прохлады и надеясь, что Маша не откажет. — Пойдем на диван, ты замерзла. — Предлагает Мария и удивляется такой смене настроения графини, присаживаясь на пол возле камина.

— Я любви нашей дала название — Бирюзовое море слёз. Ведь она — мое наказание, Моя слабость с шипами роз. Я люблю, она ненавидит, Я за ней, она — от меня. Я любви подобрала эпитет — Беспощадна, как пламя огня. Ты — любовь с привкусом горя, Ты одна — мир моих грез. Я в тебе тону, будто в море, В бирюзовом море… из слез.

Молчание здесь уже привычно. Маша и спрашивать не думает, а графиня… А та не может справить с эмоциями. — Не обнимешь меня? — голос совсем тихий и едва его слышно Маше за треском поленьев, но она слышит. Оборачивается в неверии, а Лаура лишь грустно усмехается, признавая поражение. Они не смогли друг без друга.