***
У нее уже давно был разговор к Машеньке. Ещё с того дня, как она ворвалась вся запыханная с румянцем на ланитах во дворец царя, чтобы спасти безрассудную в поведении графиню. Признаться самой себе, она заказала это кольцо в фирме «Сазиков», что в то время перешла на серебро. Ей хотелось обручальное кольцо с изумрудом или топазом, но решение все никак не шло, и знаменитому по отцу ювелиру Игнатию Павловичу не составило труда совместить два камня за неприличное количество монет. Но жалела ли когда-нибудь она денег для неё? Блажь! Думала ли она, что Мария не согласится? Каждую секунду. Теплилась ли в её душе мысль, что эта юная и поначалу скромная, робкая девушка, пахнущая барбарисом и перевернувшая мир графини, после стольких перенесенных душевных ударов вновь захочет стать её женой? Каждую секунду. И в конечном итоге, между двумя думами развернулась баталия. Терять ставшую строптивой юницу отнюдь не хотелось. Особенно сейчас, когда она резковато терла руки друг о друга в надежде получить толику тепла. В виридановых глазах отражались искры пламени, и Лауре лишь на мгновение вспомнилась прежняя Машенька. Смотревшая боязливо на хозяйку, не умевшая скрыть неуёмное любопытство, опешивающая от выходок госпожи и всеми силами старающаяся искоренить в характере графини жестокие черты. И как ей парадоксально осознавать, что каждый забранный у нее кусочек со злобой, сталью и спесивостью сейчас находился в душе девушки, стоявшей напротив. Ей стоило понять это давным-давно. Но она опоздала и потеряла ее. Только вот что или кого? Часть своей души или свою Машеньку? — Нам надо хотя бы подремать, предстоит тяжелый день, — Мария перевела взгляд на противоположную сторону, стараясь разглядеть ее выражения лица, но дым заволакивал все вокруг, а на сажень от костра ничего не было видно. — Пойдем, Давид все потушит, Александр Павлович не обрадуется, если ты испортишь его охоту проспав! — Она старается подбодрить, но едва ли это выходит. Кажется, Лаура не с ней, она витает в облаках размышлений еще с выхода из дома, без конца перебирая что-то в кармане шубы. Графиня отпрянула от раздумий, когда тлели последние дощечки. Нос безумно щипало и жгло от мороза, а глаза казались стеклянными. Марии рядом не было, и осознание этого заставляло вновь погрузиться в пучину задумчивости, но уже в мягкой и теплой постели.***
Утро у хозяйки поместья не задалось с самого подъема, виной тому холодный пол, от которого не спасали даже шерстяные носки, отвратительный завтрак и тихое перешептывание крестьян под ставнями. Ложкой дёгтя стал гонец, извещающий, что царь уже на пути в поместье. Графине хотелось просто-напросто снести им всем головы купленным топором с красной рукоятью, утолив свою жажду охоты. Собираться в спешке никуда не хотелось, скакать в лес — тем более. — Услышу чей-то писк — каждому лично голову отрублю! — сквозь зубы роняет графиня и поднимает наверх, дабы собраться и желательно не перестрелять всю скотину от ярости. Она спускается спустя весьма продолжительное время, когда у входа ее нетерпеливо дожидается Мария, переминаясь с ноги на ногу и поправляя подол кафтана. Скрежет топора заставляет Ольгу попятиться назад, вспоминая кровавые реки со времен Воленского. Удивительно, что она не взяла тот топор. Хотя омытый кровью он висит как трофей. И каждый захаживающий в поместье благодарен Богу, что рядом не покоится голова бесстыдника. — Скажи на милость, почему я должна тащить твое оружие? Если твоей любознательной натуре приспичило съездить на охоту, хоть ты в ней ничего не смыслишь и оружие держать не умеешь, то будь добра на худой конец брать своё оружие! — графиня повышает голос в конце, буравя замерзшим взглядом исподлобья остолбеневшую Марию. — Это твое, — она протягивает поочередно два седельных пистолета и штык-тесак, — направлять на себя не надо. — Она надменно усмехается и выходит из поместья, следуя в конюшню. И ее гложет ярость от безрассудства царя. Ох, мало никому не покажется, если с этой белокурой девчушкой что-то случится. Она устроит кровавое побоище, и поплатится каждый. Только рядом с Изумрудом она находит покой, поглаживает его по лощеному боку и прислоняется к морде, слыша едва заметное ржание. — Да, мне тоже не нравится эта идея! Нельзя быть такими безголовыми! — Лаура накидывает на вороного коня попону, вальтрап и седло, затягивает ремни. Закрепляет ножны и кобуру для оружия. Она пристёгивает кобуру с топором на поясе и не слышит приближающихся шагов. Старается успокоить бешено колотящееся сердце и выдохнуть тревогу из груди. — Я знаю, что ты жутко переживаешь, — голос раздается сзади, и горячее дыхание опаляет правое ухо, чуть замерзшие на кончиках пальцев ладони приобнимают за плечи. Лаура прикрывает глаза и жаждет еще капли спокойствия от девушки, стоящей позади. — Ты сведешь меня в могилу своими желаниями, Третьякова! — она шумно выдыхает и высказывает недовольство, не помнит, когда крайний раз называла ее по фамилии да это сейчас и не волнует. — Пообещай, что с тобой ничего не случится! — рьяно требует она и наконец поворачивается лицом к причине вечной и единственной всех своих переживаний. — Я даю тебе слово! — заверяет ее Мария и поправляет воротник на кафтане графини. — Я не такая глупая неумёха, как ты думаешь. В детстве мы с папой тоже охотились, — она ностальгически улыбается и подмигивает ей. — Может, мне еще придется тебя спасать, а? — Маша завораживает Лукину коварным взглядом и прикусывает нижнюю губу. — И если на то пойдет, ты не отделаешься еще одним полушубком. — Поразительно, как мягко и легко этой девушке удаются перевоплощения, казалось, сейчас она стоит напротив такой же податливой, ласковой и нежной как в первые их встречи, но миг назад она заставила графиню задержать дыхание и чувствовать, как щеки покрываются румянцем и, черт возьми, совсем не от мороза. Душевные переживания вытесняет буря эмоций. Она не может ее потерять. Ни за что. Мария скрывается за поворотом, уводя Сметанку из конюшни. А Лаура едва слышно шепчет себе под нос: — Думаю, женитьбой на тебе я вполне отделаюсь. — Она хватается за нащечный ремень на узде и тянет Изумруда за собой, старается отвлечься на слова Марии, пока клубок переживаний вновь не поселился под ребрами. — Лаура! Александр Павлович наждал себе на новые валенки, седлай коня! — это был голос Машеньки. Совсем из-за угла, за которым она скрылась. И спасибо всем Богам, что она не видела, как в глазах графини селился страх, а зрачки опасно затмевали радужку. Оставалось только понять: слышен ли был ей шёпот.***
Однако вопреки всем ожиданиям и надеждам ее успокоений хватило ненадолго. Зимняя погода всегда сводила барыню с ума, а сегодня и подавно. Лютый мороз, кажется, объявил на них охоту. Но ведь докажешь это царю, только и ждавшему падения температуры, чтобы не высматривать глухарей на деревьях, а искать с сибирскими лайками лунки и места обитания соболей? И, похоже, только ему одному нравилась эта идея. Впрочем, Лауре не было никакого дела до интереса царя и бедной дюжины казаков, служивших личной охраной. Её глаза уже час были прикованы к спине белокурой юницы, двигающейся в такт лошади. Порой Лауре казалось, что Маша впервые видит лес и пробегающую живность, поскольку удивление в глазах последней с каждым разом лишь нарастало. — Я думаю, мы можем сделать привал. — Объявляет Александр Павлович, устало потирая правую руку. Все же поездка и для него становится утомительной. Лаура спешивается с коня и осматривается вокруг. Ветви с иглами, покрытые снегом, не закрывают обзор, поэтому она позволяет себе чуть расслабить нижнюю челюсть и взяться за поводья, отводя Изумрудика к одной из елей. Она знает, что он никуда не убежит и протягивает ему морковь. — Представляешь, какой деликатес для тебя ухватила? — под одобрительное хрумчание она замечает неподалеку Сметанку, стоящую рядом с остальными лошадьми. Вот только хозяйки что-то не видно. Она не обращает внимания ни на Александра Павловича, нашедшего лунку соболя, ни на разжигающих костер казаков, ни на притихших лаек, ни даже на толкающего в спину Изумруда. Здесь что-то не так. Поляна в лесу, на которой они остановились, кажется ей до жути подозрительной. Вокруг деревья, а место их пребывания — ловушка. Кормешка для волков, лисиц и одному лешему известно кого еще. Подозрительная тишина, она бы даже сказала мертвая. Когда вошканье охраны и внезапный лай собак остается вне ее слуха, она заходит глубже. Стоило бы найти следы своей неугомонной, но лес неумолимо тянет ее в свое сердце. — Кажется, ты сейчас влипнешь по уши, Лукина! Может, не стоит быть такой безмозглой и следует вернуться хотя бы за пистолетом? Всех лесных и голодных обитателей топором не перерубишь. — Она старается ступать мягче и дышать тише, однако какого-то черта все равно идет вглубь. Шаг за шагом она отдаляется от привала, лай уже совсем не слышен, а вид поляны скрылся за лесной гущей веток. Совсем на мгновение вдали ей виднеется нечто, отдаленно похожее на старую хижину. Такую, про которые в детстве ей рассказывала матушка и строго-настрого запрещала приближаться, если ей не посчастливится на такую забрести. Лауре тогда казалось, что это очередная сказка на ночь, но мамины глаза отдавали боязнью, и маленькая несмышленая барышня заверяла, что не станет искушать судьбу. Так и сейчас. Она вовсе не собиралась подходить вплотную, а уж тем более заходить внутрь. Ей просто завладел интерес, и она была уверена — так поступил бы каждый. От созерцания таинственной избушки вдали ее отвлекает крик. Она настораживается и поворачивает голову в его направлении. Глаза расширяются, когда она понимает кому он принадлежит. Сердце в одночасье пропускает удар, глаза стекленеют от ужаса, и в голове вырисовываются кошмарные картинки, но сдвинуться с места она не может. Будто под ногами не плотный снег, а зыбучие пески, утягивающие ее на дно. Звон достанного из ножен оружия и бешеный лай отрезвляет ее. Она без разбору бежит на повторяющиеся крики, не обращая внимания на царапающие нежные щеки иголки. Ноги проваливаются в снег, и, кажется, она готова сбросить чертовы валенки, лишь бы бежать быстрее. Горло начинает саднить, раздирать, ей нечем дышать, а тело горит от страха и животного ужаса. Пара казаков истекают кровью на режущем глаза снегу, она мельком замечает царя над тушей мертвого животного, похоже, пришедшего полакомиться, и стаю лаек рядом. Но стоит ей подбежать поближе, толкая в бок лошадь с кровавыми отпечатками на нем, дыхание перебивает окончательно. На снегу она. Та же Машенька, с теми же белокурыми локонами, с той же улыбкой, но не с теми же окропленными кровью руками, покоящимися на животе. Кровь течет из-под прижатых ладоней, и она лишь мучительно улыбается, бледнея с каждой секундой. — Похоже, — она с усилием глотает, — мое слово не стоит ничего. — Она улыбается сквозь слезы и чувствует давление на собственные руки. Лаура сквозь град из слез пытается прижать рану покрепче, но треклятая алая жидкость будто назло течет быстрее. — Молчи! Я тебя умоляю, — она склоняется ближе к ней, беспорядочно пачкая одежду и волосы в ее крови. Ей плевать. — Больше ни на какую охоту я тебя не пущу, ты уяснила? — она закусывает губу до крови, чтобы не закричать самой. Слезы жгут лицо, застывая на морозе. Сзади на плечо ложится мужская рука. — Я отправил гонца, ей подготовят лучшего врача, надо спешить. — Царь не многословен, понимает свою вину. И осознает, что если это юное создание перестанет дышать, а цвет лица побелеет еще хоть на тон, графиня сравняет это место с преисподней. — Пойдите прочь! — она почти рычит и дергает плечом, чтобы Александр Павлович ушёл. — Я заглажу свою вину, если соглашусь на женитьбу? — она умудряется усмехнуться. — Или ты не переживешь, если станешь вдовой дважды? — Маша тихонько хихикает, но тут же закашливается, лицо отражает невыносимую боль, но она из последних сил старается держаться ради будущей супруги. Или она так и умрет на этом окровавленном снегу, не успев столько всего исправить?