Разум графини и сердце крепостной. Том 2

Она отправляется в лесную чащу одна. Если не считать замученного Изумрудика и волочащуюся за Лукиной ярость и ненависть ко времени. Но уставшим был не только любимый конь хозяйки, Лукина и сама сейчас выглядела как тень своего бывалого величия и великолепия. Когда она последний раз спала? Когда ела? Когда садилась за заказ? Кажется, в прошедшие три недели она ограничила свой круг общения до предела. Перестала уделять внимание крестьянам, хозяйству и даже визитам царя, которого гнала за порог, чуть только скрипела дверь. Все сыпалось из рук, жизнь валилась прахом на некогда нежные руки. Она опостылела ей своими проблемами, своей темнотой и духотой. И лишь один Господь знает, какие титанические усилия она приложила, чтобы дождаться этого момента: когда Изумруд по колено в грязи везет хозяйку к любимой. Вот только ни бедный конь, ни его повелительница не знают, что там их больше не ждут, что их забыли, что своими руками Лаура создала защиту от правосудия, и что больше никогда в своем паршивом существовании не встретит любящего и заботливого взгляда от белокурой девицы с лесными глазами.

***

Когда она спешивается и завязывает поводья у ствола, поодаль слышится шорох. Дверь в хижину открыта, а на пороге стоит Ведагора, в предвкушении расправляя плечи. — Привезла? — девушка повышает голос и вздергивает подбородок. Здесь она хозяйка. Владелица лесных чащ и одной человеческой души. — Сначала моя жена, потом твое трепье! — графиня неосознанно напрягается. Она чувствует: здесь что-то не так. И топчущийся на месте Изумруд лишь тому доказательство. — Так не пойдет, помещица! — обрывает ее Ведагора. — Видишь ли, — она ехидно улыбается, дотрагиваясь до ее мехового полушубка, — если ты вдруг вздумаешь причинить мне вред, с кой целью мчалась сюда, твоя благоверная сгинет в глубине моих владений на веки вечные. Ах, как же будет жаль девчушку, ведь ее погубит любовь к лошадям и к… женщине! — смех раскатывается по лесу, теряясь за елями. Колдунья лишь подмигивает и протягивает болезненно светлую руку. — Я жду! Лукина подает ненавистную накидку девушке, но та не берет. — Надень ее на меня, — она загадочно сверкает глазами и поворачивается спиной. Громкий выдох Лукиной режет уши, и она набрасывает накидку, стараясь не задушить травницу своим же изделием. — Довольна? — Лаура смотрит исподлобья, она лишь хочет поскорее забрать Машеньку и навсегда забыть дорогу в эту треклятую глушь. — Ты даже не представляешь насколько, — девушка накидывает лисью морду на голову, вжимаясь в накидку. — Маша, Маша, Маша-а-а, — она шепчет имя девушки трижды, прежде чем за густотой вечно зеленых виднеется белая лошадка с всадницей. Это ее Машенька. Её благоверная. Её возлюбленная… И как она по ней скучала не передать словами. — Графиня, — Мария спешивается и, быстрыми шагами преодолевая расстояние между ними, склоняет голову. Лаура не понимает, какого черта происходит? — Что ты с ней сделала, бесстыжая? — Лукина делает два шага навстречу. Ох, как же ей не хватает того топора, которым она разрубила Валенского. Эта срамная девица стала бы славным пополнением коллекции. — За все нужно платить, Лаура Альбертовна! И за смерть моей матери тоже! — улыбка спадает с лица девчонки, а два щелчка пальцами открывают ее поразительное сходство с Буше. — Черт, как же тесен мир! — Лукина еще долго не может отойти от шока. — Но почему? — Почему не убила вашу личную? — она ухмыляется. — Я подумала, что это будет слишком просто и не причинит вам столько боли. Это же поразительно: вы будете смотреть на свою суженую сквозь призму стольких воспоминаний, сквозь лучшие месяцы жизни, а в ее взгляде этого не найдете. Будете страдать не в силах вернуть все назад и вечно… Вечно будете вспоминать: не будь вы так жестоки, она бы помнила сейчас, что любила вас, что обещала вам стать вашей женой. Хотя я подумала, что этого будет мало и… — Ведагора протягивает руку Марии, довольно смотря, как та прижимается своими губами к протянутой ладони. — Она любит меня! Все ее воспоминания со мной, и пусть я не чувствую ничего, кроме отвращения к ней, зато я чувствую, как моя месть растекается расплавленной болью по вашей крови. Вы задыхаетесь от этого тошнотворного осознания. Вы не верите в это. А я наслаждаюсь триумфом! — в ее глазах сверкает ярость и блеск победы. Она уничтожила ту, кто лишила жизни ее мать. — И ты убеждена, что твоя мать умерла просто потому что я была жестока? Нет! Она умерла, потому что во мне плещет чувство справедливости. Никто в это мире не имеет права забрать Машеньку у меня. За нее я буду бороться до последнего. — Она отталкивает в сторону возлюбленную, вцепляясь руками в рыжий мех. — Это ведь давний ритуал, верно? Якобы амулет, талисман, чтобы враг не причинил вреда. И если он сам надел его на тебя, не желая зла, то снять уже не сможет, ровно как и убить. — Лукина победоносно улыбается, вспоминая ту ночь. — Только есть одна проблема, — она достает кинжал из сапога, медленно вводя в плоть русоволосой девушки напротив, — твоя мать умерла не от моих рук. И враг твой не я, а царь. У нас двоих страшно развито чувство справедливости, жалкая ведьма. — Лаура чувствует, как слабеет хватка цепких пальцев на ее предплечье. Она сомневается, что ведьму можно убить кинжалом. — Даже если ты и говоришь правду, мое заклятье тебе не снять, — девушка прижимает колени к животу, стараясь вдохнуть. — Ты причинила Маше слишком много боли, слишком много ран на ее сердце от твоей жестокости и грубости. А моя смерть лишь тому подтверждение. — Голубые глаза застывают за мгновение, изо рта продолжает капать кровь, но сердце уже и не бьется. Но графиня хоть и не может справиться с эмоциями и потрясениями, уверена, что девушку нужно захоронить или сжечь? Она не знает. Во всяком случае заниматься этим не ей, а царской охране. — Машенька? — робкий голос звучит для Лауры незнакомым. Она не может оставить все как есть. Ей она нужна. Нужны эти чертовы воспоминания на двоих. Нужны поэтические вечера, нужны ночи в мастерской и гонки на скорость по полю. Ей нужна эта жизнь с Машенькой. — Графиня? — голос отдает холодом. Нет привычной легкости, забавы и доброты, навечно отданной госпоже. В ее взгляде холод, страх и ужас. — Но я… — Мария мешкается, пугливо смотря на русоволосую травницу. — Я как будто… как будто бы ее любила… — неловко признается бывшая крепостная, с вопросом поглядывая на свою хозяйку. — А меня? — да, она не сдерживается! Потому что этого не может быть. Не может все так просто рассыпаться, исчезнуть из ее жизни. Она просто не позволит ни себе, ни Маше жить так, словно они чужие друг другу. Но вот взгляд ее некогда будущей жены говорит об обратном. — Что вас, госпожа? — Лукину жутко нервирует этот скромный голос и вечно опущенные глаза. Похоже, сама судьба решила поиздеваться над ней. Но черта с два она пойдет на эшафот с поднятыми руками и склоненной головой. — Прекрати! Живо! — она мертвой хваткой цепляется за ее плечи. Что есть дури встряхивает ее, жадно вглядываясь в глаза напротив. — Вспоминай, иначе оставлю на съедение лисам! Или закопаю вместе с этой негодницей! — Лауру трясет. От гнева, от ярости, от бессилия и желания спустя месяц прижаться к Машеньке и пообещать никогда более не причинять вреда. Она должна. Обязана. — Простите, госпожа, но я не понимаю, о чем вы! — в который раз опущенные глаза наполняются слезами и жгут нежную кожу щек. Маше страшно. Но не от крика графини, не от угроз, а от ощущения, что все это фальшь. Лаура отходит назад. Она не исправит это. Она не поможет криками. Она не заставит ее все вспомнить разом. — Черт… — тело больше не слушается. Ей хочется кричать, хочется перестать бороться за их любовь. Хочется лечь на снег и успокоить душу. Хочется поверить, что если она проснется, все будет как прежде. Они сыграют свадьбу, построят новый дом и сделают, Бог знает, что еще. И как только колени касаются снега, голос позади сыплет ненужными предупреждениями о холоде, что-то о простуде и погоде, однако Лукиной нет до этого дела. Щеки жгёт от разбушевавшегося ветра, кончики пальцев болят от мороза, но Лукиной нет до этого дела. Она не вспоминает про замерзающего Изумрудика, про трясущуюся от холода Марию. Ей хочется побыть одной, потому что она не знает, что делать дальше. И, возможно, именно сейчас примет самое страшное решение в своей жизни. Может, ей стоит оставить Машу в покое? Ведь если столько раз всё валилось из рук, столько раз они были близки к краху, может, стоит позволить ему завоевать ее жизнь?