Кто ты под своей кожей?

Все это время, пока остальные решали проблемы и решались быть счастливыми, Лара и Лоренцо жили душа в душу. В первый год их жизнь состояла из дальних прогулок и разной дальности поездок – когда святому отцу позволяло его служение. Лара училась дистанционно, так что могла и преданно ждать супруга дома, и не терять связи с университетом, даже путешествуя. И путешествия – это, конечно, прекрасно, но однажды она, обняв мужа, тихонько сказала: – Знаешь, а, пожалуй, хватит всех этих перелетов туда-сюда. Пора вить гнездо. – Хочешь окончательно осесть и заякориться? – Не только, – она улыбнулась. – Ты ведь знаешь, гнезда вьют ради птенцов… Может, и нам попробовать? – Думаешь, уже пора? Все это время именно он ее берег, так они договорились. И по вере, и для здоровья лучше, когда так. Но, конечно, если бы Лара захотела, Лоренцо сразу бы перестал. Неужели это время уже пришло? – Я думаю, что двое – это супружество, а семья – ну хотя бы трое, как минимум. И к тому же, я ведь знаю, как ты этого хочешь. И глаза его мягко засияли, засветились, было видно, как он глубоко тронут. Они обнялись нежно-нежно, и Лара шепнула: – Для тебя. И для меня. Намного позже, лежа рядом с мирно, блаженно спящим Лоренцо в супружеской постели, Лара смотрела в потолок, прислушиваясь к себе. Неужели скоро конец вольной жизни? А ведь это, если подумать, даже не ее решение! «Так, не паникуй, – раздался голос в ее голове. – Тебе понравится, я уверен. Я уже чувствую, как этого жаждет твое тело, твоя женская сущность. Мне, знаешь ли, это все дастся труднее». «Ты хам и шовинист. Вовсе не каждая женщина жаждет стать матерью, тем более в двадцать». «Я и так дал тебе порадоваться вдоволь, – отозвался «шовинист». – Путешествия, уйма фотографий… А актрисой, извини, стать все равно бы не вышло. Талант нужен, а у тебя он в области фотографии и дизайна, – и еще добавил, пока Лара пыталась придумать достойный ответ: – Знаешь, кстати, какой в этом плане простор дает ребенок? Не будешь успевать придумывать идеи!» «Конечно, и всего остального тоже успевать не буду. Круговерть, недосып, плач, пеленки, распашонки…» «Об этом не волнуйся, твой муж – святой человек, за счастье сочтет самому возиться с ребенком день и ночь. А ты – только радуйся!» «Ну-ну, мужчины часто быстро ломаются на таком. Но даже если так, вот ты сильно радоваться не будешь, думаю. Ему на тебя не будет хватать ни времени, ни сил». «Тебя-то это разве порадует? Ведь ты же и сама без ума от него! Хотя ты права, никто не будет любить его так, как я». «Псих! Маньяк вообще! Извращенец в квадрате! Брысь из моей головы!» «Не выйдет. Ты же ничего собой не представляешь, Лара Лузан Кастаньо. Ты чистый лист, на котором можно писать что захочешь. Всегда на обочине, без своей истории – пока я тебя не нашел». «Но без меня тебе никуда, верно? Это значит, что у меня хорошо хотя бы тело. А если ты продолжишь в таком духе, сам будешь виноват!» «В таком – это в каком?» «Я не о том, как ты со мной обращаешься. У тебя есть паршивая привычка бросать вслух, ему многозначительные намеки. Из прошлой жизни». «Брось, какие намеки! Ну всего-то прокричал пару раз в окно: «Вернитесь, падре, я этого не вынесу!». Тебе же лучше, тебе в твоем актерстве драматического накала не хватает. Ладно, давай спать». Самовольно и решительно он повернул тело Лары на бок и прижался ее – своей! – спиной к Лоренцо. Так засыпать было быстрее и слаще всего.