Вселенная 52 12 61

       — Чимин-и, не хмурься, — тянет папа, проходя мимо и мягко касаясь плеча.        — Вечно у него трагедия какая-нибудь на лице, — усмехается отец.        — Отстаньте, мы просто его достали! — восклицает с кухни дядя.        Чимин чувствует, что расколется на части, если ещё хотя бы раз обронит своё пустое «всё в порядке».        — Он с нами всегда недовольный, — папа тоже от этого недоволен, и Чимину тяжело вдвойне.        — С родными время проводить должно быть за счастье.        Должно быть.        Сначала всё было проще, сначала чуть менее больно и страшно, а потом набирает обороты, гнетёт. Проходит год и Чимин замечает, что теперь сдавливает грудь и в горле что-то стоит, не пропуская воздух. Теперь всё хуже и страшнее.        Чимин молча сидит за обеденным столом в доме родителей и слушает в пол уха, как папа с дядей обсуждают людей вокруг.        — Хиджон, кажется, совсем сошёл с ума! Муж поливает его дерьмом целыми днями, а он потом везёт его на отдых и рассылает всем счастливые семейные фото. Как будто никто не понимает, что их семья — только видимость.        — Надо быть, а не казаться!        «Но вы такие же…» — Чимин так думает, но молчит. Он больше не считает нужным ввязываться.        — А Юнбе! Слышал? Он уже десять лет мечтает о ребёнке. Давно пора поставить своего идиота-муженька перед фактом и взять малыша из детского дома.        — Ему разводиться нужно уже давно. Ему сорок было в прошлом году. Так и останется без детей, а это просто конец!        — Боится, что о нём плохо подумают люди. Город маленький.        — Ну и глупости!        «Вы сами точно такие», — Чимин кричал бы раньше. Не сейчас. Сейчас просто всё равно. Бесполезно.        — Не дай бог Чимин-и такой муженёк попадётся. Нельзя такое терпеть.        Чимин вздрагивает, слыша своё имя. Хочет зажмуриться и убежать.        — Он парень видный, таких дураков к себе не подпустит!        — Тем более у него Юнги есть. Такой замечательный мальчик. Всегда вежливый, в рубашках ходит. Что ещё нужно?        Действительно…        — Иногда завидую своему сыну, — папа влюблённо пялится, — муж у него будет врачом. Чимин-и дома с детишками. Это же просто мечта.        — Я не хочу детей, — вылетает на автомате. Это теперь холодно и бесцветно — они уже пережили этап криков и ссор.        — Ты молодой ещё совсем. С годами это придёт обязательно! — дядя хлопает по плечу приободряюще и в своих словах ни секунды не сомневается.        — Ты в его годы уже беременный ходил, — подмечает папа, который протестов получал гораздо больше и сыт уже этими глупостями по горло.        — У каждого это в своё время появляется, но детишек хотят все.        Абсолютно.        Чимин больше не хочет кричать. Чимин больше не хочет отвечать своё сухое «всё в порядке» на глупое «почему грустишь?». Чимин больше не хочет пытаться объяснять, что он отличается. Он слишком больно впечатался в тупик.        — Они каждый день говорят о блядских детях! — он не сдерживается уже многим позже, когда зовёт Юнги к себе на ночь и нервно ходит по комнате, пока его альфа сидит на кровати и слушает. — Всю свою жизнь слышу, что должен хотеть детей! Они обсуждают пиздец в чужих семьях и даже не понимают, откуда он берётся. Почему я лет с четырнадцати уже вижу, что проблема в их идиотском отношении? Почему я должен им это объяснять?        — Чимин…        — Они женятся, потому что надо. Детей рожают пачками, потому что надо. И весь смысл их жизни, это построить семью. Но не на доверии и любви, а просто непонятно на чём. Они ржут с идиотских анекдотов про тупых вонючих альф и их клишированных мужей-омег, и даже не понимают, что их жизни и есть эти анекдоты. Только в своих проблемах им почему-то не так смешно…        Юнги молчит и просто смотрит. И это бесит. Юнги бездействует и выжидает. И это воспламеняет окончательно прямо сейчас.        — Ты нравишься моему папе, потому что ты вежливый и учишься на врача! Если они думают, что я с тобой из-за этого, то мне страшно представить, на чём держатся их охуенно счастливые браки!..        — Чимин, они просто… немного другие. Ты должен понять.        — Я это слишком хорошо понимаю! — Чимин замечает, что трясутся руки, когда срывается на крик. — Только они даже не пытаются понять меня! Они думают, я уже должен задумываться о детях. Как бы время не ушло!        — Тебя никто не заставляет рожать сейчас, — Юнги не сдерживает добрую улыбку. И это бесит! Он просто не понимает. Даже не пытается понять.        — Они давят на меня каждую секунду! И я жопой чую, что они считают меня выродком каким-то, потому что я не хочу рожать детей!        — Тебе всего семнадцать, — Юнги тянет к нему руку, взволнованно изгибает бровь, — не руби с плеча пока.        — Лучше я скажу им уже сейчас, — Чимин это и делает. Он не идиот, чтобы кричать не обдуманно просто так. За его словами годы сомнений. — Я не хочу насиловать своё тело ребёнком, не хочу испытывать боль девять месяцев и рвать потом жопу несколько часов. Скажешь, что я эгоист? Мне всё-равно, потому что так оно и есть. Я не хочу это испытывать!        — Ты боишься беременности?        Чимину хочется завыть, потому что это, кажется, настолько очевидно. Порой Юнги совсем ничего не видит кроме своих книг. Порой он смотрит на него спокойно и снисходительно, прямо как сейчас, и Чимин снова чувствует себя глупым импульсивным ребёнком. Это ещё чуть более неприятно, чем находиться в семье.        — Я считаю, что это слишком тяжело и точно того не стоит, если я не хочу реализовывать себя через ребёнка. Воспитание детей — это охуительная ответственность. Все рожают просто по модели традиционной семьи, а потом не знаю, что с ними делать. Всё нахрен рушится и они все как один не понимают, как это так получилось. Потому что пора бы уже начать думать!        — Я понимаю, о чём ты говоришь, — Юнги ловит его за бёдра и заставляет подойти к себе. — Просто они немного другие…        — Ты не омега и никогда меня не поймёшь, — он произносит тихо и смотрит как-то затравленно. Чимину снова хочется плакать. — Они твердят об этом постоянно, — срывается на шёпот и взглядом чёрным заползает в самую душу, — у них у всех жизни пустые, понимаешь, Юнги? — всё пытается хотя бы ему что-то объяснить. — Я не хочу так. Просто не хочу… Меня тошнит, когда они радостно болтают о беременности, хотя на деле это сплошная боль и проблемы. Я не хочу так! Юнги…        Он говорит уже в самые губы, смотрит точно в глаза, а носом чужого лица почти касается. Чимин болезненно сбито дышит, руками дрожит и понимает, что хочет хоть за кого-нибудь держаться. Сложно понять, если в таком не живёшь.        — Ты не понимаешь… — одними губами шепчет Чимин, роняя слёзы на его светлые брюки. Омега порывается сбежать, но его за предплечья хватают крепко руки, а потом сам он всем телом валится на альфу и начинает громко рыдать.        — Честно… — Юнги гладит по вздрагивающей спине, — не могу до конца понять. Но я не хочу добивать тебя так, как это делают родители.        Омега поднимает голову, заглядывая заплаканными красными глазами в его глаза. Чимин пошатывается, разрывается между тем, чтобы обнять или оттолкнуть. Юнги всегда успокаивал его истерики, всегда поддерживал, дарил какую-никакую надежду, а сейчас… Чимин испуганно дрожит от бега собственных мыслей. Всё так же, его ведь поддерживают, ему хотят помочь, но… понимают ли его? Понимали его хоть когда-нибудь?        Он обнимает Юнги ослабевшими от волнения руками, пока мысленно пытается вернуться куда-то далеко назад. Туда, где всё это началось.        — Чим… — осторожно шепчет Тэхён, замечая влажное пятно на серых брюках, а затем и едва заметный след на деревянном стуле.        — Твою мать!.. — роняет Чимин и начинает панически крутиться на месте, думать, переживать. — Твою мать … Что мне делать?        Это всегда неожиданно и абсолютно всегда не вовремя, потому что организм ещё совсем юного омеги упорно не желает подстраиваться под привычный цикл. Чимину только-только исполнилось пятнадцать и он ещё совсем не привык прислушиваться к собственному телу — поясница болела добру половину ночи и ужасно крутило живот.        Мог бы и догадаться.        Пак жмурится, стараясь даже не представлять, что скажут другие, проблему нужно срочно решать.        Он срывается с места, бежит из кабинета стараясь не думать о том, что вот-вот начнётся урок. Взволнованный Тэхён следом.        — Что мне делать? Твою мать… — Чимин всё повторяет, скулит от усилившейся боли, ощущая влагу на внутренней стороне бёдер и схватывая самую настоящую панику от того, как быстро его усилившийся аромат заполняет туалет для омег. — Боже, да почему так воняет…        — Всё хорошо… Это не так сильно, — пытается подбадривать Тэхён, а у самого нос щекочет от приторного аромата персика, густо обволакивающего всё вокруг. — Тебе нужно прикрыться и срочно домой.        — Я не пойду домой!.. — Чимин выкрикивает истерично и тут же испуганно зажимает себе рот. Он жмётся к стене, закрытой белой холодной плиткой, и испуганно таращится на друга, словно тот представлял какую-то опасность сейчас.        — Давай сначала спрячем это, хорошо? — примирительно просит Тэхён и замечает дрожь собственных пальцев — он взволнован, кажется, больше самого Пака. Для Тэхёна, который в свои пятнадцать ещё ни разу не имел течки, происходящее вообще кажется чем-то неописуемо страшным. Он неловко прячет взгляд, когда до безумия смущённый Чимин исчезает за дверью кабинки, и старается не слушать тишину пустой комнаты, разбавленную шуршанием туалетной бумаги. Тэхён знает, что Чимин находит происходящее унизительным и ужасным, и переживает вместе с ним.        Тэхён помогает завязать на поясе серый пиджак, оглядывает друга сзади и расправляет складки, упорно намереваясь идти с ним отпрашиваться у учителя. Уже заведомо известно, что будет сложно.        — У нас литература? — хмуро спрашивает Пак, когда они идут по пустому коридору уже во время урока.        — Да… там тест, — не подумав отвечает Тэхён.        Чимин готов завыть, чувствует, что может просто встать и расплакаться прямо в этом коридоре. Он никогда не был плаксивым, но теперь происходит что-то странное. Эмоции зашкаливают, омега ощущает себя надутым до предела шаром, что вот-вот и лопнет, дай только повод.        — Вы почему не на уроке?! — низкий голос охранника заполняет холл, Тэхён замирает и боязливо вжимает в плечи голову, Чимин стонет сквозь зубы и медленно поворачивается. — Из какого класса?        — Мы как раз идём на урок, всё в порядке, — спокойно выдыхает Чимин и собирается уходить, потому что кабинет совсем рядом, буквально рукой подать.        — Я вас сам отведу! — настаивает охранник и странно косится на Пака. — Почему пиджак не на месте?        — Потому что, — зло бросает Чимин. Он искренне не понимает, как можно не догадаться. Неужели, все так сильно скрывают свою природу, что омега с влажным пятном на штанах становится для всех новостью?        — Пак, Ким, — доносится спереди. Учитель Хван стоит на пороге кабинета, сильно хмурит брови, смотрит строгими глазами из-за стёкол очков, — почему не на уроке?        — Я поймал их в коридоре. Прогуливают, — докладывает охранник и поспешно удаляется.        — Тэхён опоздал из-за меня, — первое, что выпаливает Чимин.        — Пусть заходит, — к большому удивлению обоих говорит учитель, глядя при том Паку точно в глаза. Очевидно, понял, что именно произошло. Учитель Хван альфа, у которого трое сыновей-омег разных возрастов — сталкивался, вероятно.        Тэхён колеблется, но в класс всё равно проскальзывает, другу даря напоследок взволнованный взгляд. Чимин остаётся с учителем один на один, но уже так сильно плевать — главное просто уйти.        — Вам пятнадцать лет, — холодно цедит Хван, прикрывая за спиной дверь, чтобы слова не разносились по притихшему классу, — следует научиться следить за циклом.        У Чимина внутри буря. У него внутри от банального негодования до ярого протеста. Уследить за циклом в таком возрасте сложно, но более того выводит из себя вопрос, почему течка является настолько табуированной темой.        — Нужно было остаться дома, принять таблетки и не смущать никого своими ароматами. Вы нарушаете дисциплину.        Чимин упорно сдерживает слёзы.        — Идите домой как можно быстрее и постарайтесь не создавать неприятностей, — холодно отрезает Хван, а когда дверь за ним громко захлопывается, Чимин уже не может сдерживать слёзы.        Выходит, сам он — одна лишь неприятность?        Он быстрым шагом вылетает из школы, мчится за ворота и просто замирает, садится на край каменной клумбы и тупо смотрит вперёд. Домой он таким не пойдёт ни за что.        Ненависть к себе подкрадывается как-то внезапно, охватывает быстро, не оставляет шанса вздохнуть. Чимин ненавидит себя прямо сейчас.        Он ненавидит целый мир, сложенный из альф и омег, из тех, кто по мнению Пака вечно мучился и испытывал дискомфорт и тех, кто чувствовал себя превосходно. Он ненавидит себя за периодически приходящую течку, за то, что обязан оправдываться перед напыщенными альфами. За свой запах, за то, что не уследил, за то что не контролирует цикл. Очень многие омеги осознают свою угнетённость, очень многие ненавидят течку, но Чимин в такие моменты ненавидел самого себя. За то, что родился слабым и беспомощным, за то, что должен терпеть болезненные течки, что ни в какое сравнение не идут с гоном у альф. Чимин ненавидит то, что все вокруг понимают, но никак не пытаются защитить.        Омега сам виноват, сам должен решать такие проблемы. Проблемы… Почему вообще обыкновенный биологический процесс является такой огромной проблемой? Абсурдность ситуации сводит с ума, слёзы заставляют бежать по щекам без остановки. Чимин не знает даже, куда ему теперь пойти.        Домой — страшно, страшно в ответ на свои слёзы увидеть снисходительную улыбку папы, который внутри безумно счастлив, что его сын медленно но верно приближается к своему расцвету.        «Течка прекрасна сама по себе, Чимин-и, она даёт тебе возможность привлекать альф и, что самое важное, рожать детей. Не будь течки, не было бы у тебя и возможности оставить потомство, понимаешь?»        Да, Чимин отлично это понимает, но что делать, если он не хочет или, вернее, панически боится растить маленькое существо в своём теле и потом выпускать его на свет с дикой болью, Чимин не хочет посвещать свою жизнь воспитанию и тем более альфе, Чимин вообще ничего «привычного для омег» в этой жизни не хочет.        Как ему быть в таком случае?        На асфальт, куда устремлён взгляд заплаканных красных глаз, падает тёмная тень.        — Всё в порядке, парень?        Омега поднимает голову и долго пялится на стоящего перед ним старшеклассника. Чуть дальше за его спиной шумной толпой покидают школу и другие — выпускной класс сдавал сегодня тест.        — Эй, слышишь меня? Помощь нужна?        — Не нужна мне ничья помощь!.. — вскрикивает Чимин и понимает вдруг, что боится. Перед ним стоит альфа, в то время как из задницы у него льётся смазка, а в воздухе стоит запах персиков. Омегу по новой бьёт жгучая ненависть ко всему. Почему он вообще должен испытывать такой страх?        — Выглядишь не очень, — альфа спокоен, самую малость взволнован. — Может, тебя домой отвести?        — Ничего мне не надо от тебя! — Чимин осознаёт подступающую истерику. Она душит, держит, пробирает до самых костей.        — Эй, ты чего? — испуганно таращится парень. Кто-то из группы у ворот школы кричит настойчиво «Юнги», а он отмахивается и снова пристально смотрит на омегу, в очередной раз пугая его.        — У меня течка, а ты альфа, — выпаливает Чимин, вскакивает на ноги и кривится от вспыхнувшей боли. — Не подходи ко мне!        Юнги, кажется, действительно испуган. Он молчит сначала, много думает и представляет уже самое страшное — омега мог пережить насилие и обзавестись сильным страхом. Альфа боится сказать что-то не то, не так задеть, и лучше бы было просто сейчас уйти, но оставлять взволнованного омегу на улице уже жалко — у того и правда течка и предстоит ему не самая безопасная прогулка по городу.        — Посегать на течных омег — преступление, — серьёзно выдаёт Юнги, а Чимин вскидывает брови на секунду, слабо веря его словам, но замечая что-то неподдельное во взгляде. — Давай, я отведу тебя домой. Так безопаснее. Я не трону, обещаю тебе.        Чимин не хочет домой, не хочет идти вместе с настойчивым альфой, Чимин совсем ничего прямо сейчас не хочет, кроме как под землю провалиться. Но всё равно идёт, молча плетётся рядом с альфой, указывая дорогу, у самого дома бросает тихое «Чимин» и исчезает за воротами частного дома, заставляя себя не оборачиваться. Юнги так и уходит оттуда в недоумении и тревоги, ему только в будущем предстоит узнать, каковы причины такого недоверия у омеги, Юнги ещё пару месяцев ходить по школе с ароматом персика в памяти, чтобы снова его ощутить уже на школьном балу, где он найдёт в толпе взглядом и обязательно предложит потанцевать, чтобы гулять потом всю ночь напролёт, чтобы за предрассветные часы узнать его как можно ближе, а узнав, обязательно влюбиться.        Чимин сжимает пальца на тонкой кофте у него на спине, громко дышит на ухо и пытается глотать всхлипы. То, что было тогда, у них никогда не отнять. Юнги уже будучи ребёнком учился его любить. Тогда Чимин не задавал так много вопросов самому себе, тогда был проще, спокойнее, а теперь что?.. Он обнимает Юнги только затем, что не смотреть ему в глаза. Чимин чувствует его руки на себе, чувствует его рядом с собой, но не чувствует, что его хоть немного слышат. Юнги любит его любым уже на протяжении долгих двух лет, Юнги примает его любым, но эта слепая любовь внезапно стягивает горло тугим жгутом, удушает. Чимину не нужна жалость, он хочет лишь, чтобы его крик кто-нибудь услышал, пока он не сорвал горло и не лишился голоса навсегда.