ID работы: 10896407

Вселенная 52 12 61

Слэш
NC-17
Завершён
108
автор
Размер:
159 страниц, 27 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
108 Нравится 18 Отзывы 77 В сборник Скачать

13. Одиночество тает рядом с ним

Настройки текста
       Любое неправильное слово — вспышка. Любая негативная эмоция — слёзы. Он сжимает пальцами раскалывающуюся голову и жмурит глаза, болевшие от слёз. Не может объяснить, не может даже попытаться понять самого себя. Эти мысли в голове не поддаются никаким описаниям. Что-то чёрное, гнетущее, берущее начала в неизвестном нигде и конца не имеющее словно никакого. Он сжимается на измятой постели, ощущает каждое волокно простыней и не может перестать мучительно чувствовать.        «Что ты чувствуешь?»        «Я не знаю!..»        Он не может это остановить, не может побороть и найти причины. Это съедает.        Любое неправильное слово — вспышка. Любая негативная эмоция — слёзы. Он прощупывает каждое мгновение собственного сумасшествия и в нём бесконечно сгорает.        Цепляет пальцем тёмные жалюзи — слышит тихий шелест ветра на ребристой ткани. В окно бьёт последнее осеннее тепло и влага тёмного праздничного вечера. Чимин отталкивается ладонями от подоконника и быстро шагает в комнату. Изредка скрипят половицы.        Спускается по лестнице и неловко замирает в коридоре — дальше уютное домашнее тепло. Гостиная наполнена ярким жёлтым светом, шумом телевизора, голосами. Все сегодня там кроме него одного. Был ужин, теперь все немного отдыхают, позже пойдут смотреть салют. Чимин смотрит из своей укромной темноты на родителей, на маленьких братьев, которых так и хочется назвать по-настоящему счастливыми детьми. Перед глазами мелькают чужие макушки, пока омега вспоминает своё собственное детство. Они жили совсем иначе, когда он был в возрасте близнецов.        Была маленькая квартира на окраине Сеула, была одна комната на всю семью, было раскладное кресло вместе своей собственной спальни. Чимину кажется, он помнит каждую ночь, но все они куда-то бегут, неумолимо смазываются в одно сплошное общее ощущение. Для ребёнка то всегда было приключением — разложенное кресло дышало таинственностью, вместе с пылью поднимало в воздух свой самобытны уют. Омега тянул одеяло до высоких подлокотников и прятался под имитированной крышей с головой, пуская в свой маленький замок только не менее восхищенного кота. В те далёкие годы у их семьи, по общепринятым меркам, не было ничего. Ничего кроме особенного единения, кроме тепла и любви. Те дни в памяти светились необузданно ярко.        Рядом на диване спали родители. Чимин ловил отсветы телевизора на потолке, наблюдая сквозь щель. Папа тихо усмехался увиденному на экране. В этих воспоминаниях частичка души, в них запах спокойствия и тепла.        Чимин делает шаг в гостиную, пальцами гладил спинку нового кресла. Теперь он готов болтаться по улице всю ночь, лишь бы не закрываться с родителями в одной комнате. На первом этаже всё ещё комната, где своё время вместе проводит семья. Там всё так же тепло и так же работает телевизор. Но в той комнате больше нет его. Чимин больше не найдёт там своего маленького уютного мира. Пустота завывает эхом в груди — детство закончилось до страшного давно и омега не может понять никак, хотел бы вернуться в то время, или же к чёрту это всё. Может быть, есть возможность ещё что-нибудь исправить? Чимин делает ещё один шаг, но тут же самого себя грубо останавливает.        Тошно и хочется вырваться. Тянет, но всё равно бьёт осознание, что нужно скорее бежать. Нужно, но слишком привязан, прикован. За чужую глупость больно, за своё собственное несчастье — невыносимо. Мучительно видеть ошибки родной души, так трудно смотреть в глаза и улыбаться, улавливая каждый недовольный поворот головы, движение зрачков, излишне сжатую линию губ. Так неописуемо странно видеть, всеми фибрами души ощущать собственную правоту, а идеал свой давний медленно опускать, потому что глаза больше не заполоняет простая детская глупость.        Чимин резко отскакивает назад, вылетает прочь, шумно обуваясь и сдёргивая с вешалки куртку. Родители уже не кричат своё вымученное «мы хотели пойти с тобой на салют». Чимин знает, скажи он, что идёт на Фестиваль парного танца, папа обязательно что-нибудь скажет о Юнги. А ему сейчас вовсе не надо о Юнги, о Юнги слишком грустно. Чимин выбегает из дома думая только о том, что действительно хотел бы им рассказать, хотел бы хотя бы попытаться выплеснуть сокровенное. Вот только они ни за что не поймут, и потому смысл ему только больше травить себя? Он лучше просто трусливо сбежит.

***

       — Я надеюсь, ты уже готов, — Чимин нацепляет беззаботно счастливое выражение лица и влетает к Тэхёну в комнату всё тем же вечером.        — Ну не совсем… — осторожно подаёт голос Ким, выглядывая из-за дверцы шкафа.        — Ты прикалываешься? — Чимин плюхается на идеально застеленную кровать с красиво разложенными подушками, прекрасно осознавая, что её хозяина от таких действий очень сильно передёрнет.        — Да я почти уже… — вяло оправдывается Тэхён, хоть оба и понимают, что он даже близко не «почти» сейчас.        — Мы из-за тебя конкретно так опоздаем, ты в курсе?        Тэхён вздыхает, садится рядом и подбирается чуть ближе, очень неумело пряча жутко виноватую улыбку.        — Я не знаю, что мне надеть, потому что… — заискивающе тянет омега, — потому что там, возможно, будет Чонгук.        Чимин молчит с минуту, задумчиво смотрит в сторону, а потом подскакивает на кровати и вцепляется другу в плечи, восторженно крича:        — Вы с Чонгуком будете вместе на Фестивале парного танца?! — он намеренно выделяет каждое слово, потому что это действительно особенно важный факт. — Постой, это получается, из нас не получится парочки одиноких омег? — тут же наигранно тушуется Пак, немного ослабляя хватку.        — Н-нет, на самом деле… — Тэхён невесело вздыхает. — Он сказал, что хотел бы прийти…        — Ким Тэхён! — Чимин возмущается, валит друга на кровать.        — Да я не знаю! Он сказал, что вряд ли сможет.        — Тэ… — у Чимина так страшно загораются глаза, что Тэхён успевает пожалеть о том, что позвал его на помощь. — Главное, что он вообще хочет прийти! — важно замечает Пак. — Давай, надеяться на лучшее, окей? Мы сейчас сделаем из тебя самого красивого омегу в его жизни.        — Чимин, я не… н-не могу одеваться, как ты.        — Иногда ты меня бесишь, — отрезает Чимин и слезает с друга, чтобы забраться в его шкаф.        Видит бог, Тэхён действительно пытался сопротивляться. Он выстоял против уговоров надеть непривычную вызывающую одежду, покоящуюся в глубине полок и вообще неизвестно откуда там взявшуюся, Тэхён стойко пресекал все попытки порезать или ещё как-либо изменить вещи, но с последним он бороться уже никак не мог. Не спасло даже жалобное умоляюще нытьё.        — Чимин, да послушай…        — Нет, я не буду тебя слушать, — Пак картинно отворачивается и обходит друга стороной, позволяя тому как следует рассмотреть себя в зеркале. — Ты пойдёшь в этом и точка!        — Они мне малы, — вяло сопротивляется Тэхён, нехотя крутясь перед зеркалом.        — Это твой размер, умник, — бросает Чимин, — просто это единственные джинсы, которые обтягивают твою шикарную задницу, а не висят на ней мешком.        — В каком месте у меня шикарная задница? — Тэхён, кажется, правда расстроен. Он смотрит на своё отражение и действительно никак не может понять. Никто когда не говорил ему, что он красивый. Может быть, Чимин просто льстит? Не хочет обидеть. Да, определённо. Тэхён ещё раз понуро вздыхает.        — Вот в этом, — Чимин замахивается и отвешивает ему звонкий шлепок по этой самой заднице, которая по его скромному мнению выглядит действительно круто. — Слушай сюда, — он заглядывает другу в глаза, — ты потрясающе красивый омега и я понятия не имею, почему тебе так редко это говорят. Как хочешь, но я буду говорить тебе это ровно до тех пор, пока ты сам до конца не поверишь. Ты охуительный, Ким Тэхён, люби себя хотя бы за это.        Тэхён смущённо улыбается, молчит, а потом лезет обниматься, хоть и знает, что Чимин не любитель таких нежностей. Сложно в полной мере передать, как много для него значит этот человек.        — В футболке пойдешь? — после недолгих объятий спрашивает Чимин, чуть помогая заправить светло-жёлтую тонкую ткань в джинсы.        — Вечером прохладно, надо что-нибудь накинуть, — пожимает плечами Тэхён и тянется к верхней полке, где уложены вязаные кардиганы.        — Стоять! — Чимин застывает, в очередной раз пугая Тэхёна. В голове проносится один эпизод. Их с Чонгуком первая встреча. Они с Тэ на этой же кровати и Чон, собирающийся куда-то. Он предложил Чимину свою куртку и, если не изменяет память, посоветовал надеть на свидание. Чимин зажимает ладонью рот и без слов несётся в прихожую, заставляя взволнованного Тэхёна последовать за собой.        — Нет, — Ким уже из-за угла видит, что стащил с вешалки друг. — Нет, повесь обратно и думать забудь!..        — Ты настолько горячий в ней, я сейчас обоссусь! — Чимин накидывает огромную кожаную куртку омеге на плечи, а тот тонет в ней и поскорее хочет вылезти, потому что так сильно пахнет.        — Только не на коврик, — язвит Тэхён и пытается вырваться. — Брось, Чим, я не могу пойти в его куртке.        — Ты не можешь, ты обязан пойти в его куртке! — второй раз за сегодня вопит Чимин.        — Да мне неловко, — протестует Тэхён, позволяя подтолкнуть себя к зеркалу и осторожно оглядывая самого себя. Выглядит и правда… привлекательно? Чёрная кожанка идёт к любому луку, и то, что она чертовски огромная, придаёт только шарма. Тэхён в ней выглядит изящным и простым одновременно, а ещё… Он, кажется, пропитывется запахом Чонгука насквозь, слишком быстро пьянея, а ещё… Тэхён не раз надевал его вещи и слишком сложно описать, насколько это приятно.        — Ему понравится, — ещё раз заверяет Пак.        — Чимин… — в последний раз точно для галочки вздыхает Ким, а после всё-таки выходит так на улицу.

***

       Яркий фестиваль по левую сторону от идущей куда-то одним потоком толпы, в воздухе музыка, хор из стольких голосов, над головой растяжки из искусственных цветов и лент, кругом фонари, флаги, хлопушки. Альфы в тёмно-синих костюмах, очень отдалённо отсылающих к военной форме, омеги все сплошь в алом, в обилии цветов. Традиции, традиции, традиции… На это не слишком приятно смотреть, но другого тут и не могло быть — праздник древний и славит общепринятые нормы и расстановки. Альфы сильные защитники, омеги хранители очага. Чимин упрямо отворачивается от процессии по левую руку от них, не хочет и обсуждать, просто поскорее уйти. В конце концов, они пришли сюда просто отдохнуть и насладиться яркой атмосферой всеобщих гуляний.        — Давно не был на таких мероприятиях, — замечает Тэхён, с интересом разглядывая украшения, ловя макушкой россыпь мелких белых лепестков. — Папа не любит такое, — Сокджину тяжело в таких местах и его охотно понимаешь.        — Мы, наверно, на каждый праздник таскались, — невесело вставляет Чимин и чуть сжимает тэхёнову руку. — Они и сегодня пошли.        — Ты совсем отделился? — осторожно спрашивает Тэхён. Они проходят под низкой аркой из цветов и треугольных флажков, чуть вздрагивают от резкого хлопка слева — процессия артистов приступает к представлению с мелкими фокусами.        — Мне там нечего ловить, — хмурится Чимин и очень не хочет вспоминать то, как бежал из дома совсем недавно. — Я немного… мы собирались большой компанией и это было уже просто невыносимо.        — Ты как? — Тэхён участливо заглядывает в глаза.        — Да сойдёт, — омега мотает головой, не хочет снова думать об этом, — они снова заладили о детях и семье, а ко мне приходил Юнги и я… я сорвался на нём, но… — Чимин запинается, так очевидно волнуется обо всём произошедшем, но дальше сказать уже ничего не может — и сам не понимает, что творилось в голове тогда. — Я запутался и не хочу в это лезть, — честно через силу выдыхает Пак. Тэхён смотрит на него с жалостью, ободряюще держит за руку. Тэхён тоже его до конца не понимает — он и не может, никто не может, пока Чимин и сам себя не понял до конца.        — Почему Юнги не пришёл? — Ким переводит тему, хоть это и вряд ли может поспособствовать расслаблению друга. Юнги — ещё одна болезненная рана на его сердце.        — Он с родителями, — легко выдаёт Чимин, а в голосе жуткая концентрация обиды и непонимания. — Как будто это фестиваль родителей и детей.        — Чимин…        — Да знаю, — сильно хмурится друг, — знаю, что у него не так, как у меня, что он не может уйти, просто… Да ничего. Конечно, я обижен, но я понимаю. Правда.        — Это хорошо, — Тэхён мягко соглашается, хоть и не верит до конца. Чимин не понимает, Чимин не принимает происходящее и вряд ли сможет смириться.        — А ты что? — быстро переводит тему Пак. — Где пропадал вчера… хотя постойте! — он переключается как по щелчку и это немного жутко. Чимин подскакивает с места и проходит чуть вперёд, чтобы заглянуть другу в лицо, пока идёт спиной вперёд. — Ты же предложил ему пойти на фестиваль. В каких условиях, интересно, — он отвратительно хитро улыбается, щурит глаза, а Тэхён чувствует, что весь пылает и знает, что лицо его теперь походит на те красные фонари над головой.        — Он позвал меня в кино, — смущённо улыбается омега, — а потом мы гуляли по городу и зашли в бар.        — Ого… бар? Ты? — усмехается Чимин. — Очень интересно.        — Заткнись! — в шутку возмущается Тэхён. — Было… здорово.        — Можно повторить свой вопрос?        — Как будто тебя остановит мой отказ…        — Он тебе нравится?        Они останавливаются прямо посреди потока людей, заставляя тех обходить и бросать недовольные взгляды. У Чимина светятся глаза, и это не простой интерес к сплетням, это какая-то неописуемая радость за друга. По скромным чиминовым меркам, Тэхён всегда нуждался в любви. Узнать, что он наконец получил своё, наконец восполнил то, чего не давал отец, что съедало одиночество… Чимин чувствует, словно груз спадает с плеч.        — Мне никогда никто не нравился, поэтому я просто не знаю, — честно говорит Тэхён, как-то потерянно хмуря брови и сдавливая маленькие чиминовы ладони.        — Тогда не торопись, — ободряюще улыбается омега, — очень скоро ты точно всё поймёшь, — и обнимает, смеётся куда-то на ухо так по-доброму и искренне, что Тэхён душой буквально тает, плавится под его теплом и совсем не замечает тоски на глубине чужого взгляда. Наверно, Тэхён и правда влюблён.        Они идут дальше по улице, останавливаются около закусочной с высокими уличными столиками, чтобы перекусить и дождаться последнего представления. Тэхён много смотрит по сторонам, много ищет, но с каждой минутой всё убеждается, что ни за что не сможет найти. Разочарование бьёт по сердцу безжалостно, беспощадно и тупо. Ощущение, что ты кому-нибудь в этом мире нужен и важен растворяется, тает, едва ли появившись на свет. Кажется, он всё равно ошибался.        — Твою мать!.. — Чимин вырывает из потока внутренних переживаний и резко отворачивается от собирающейся для танца толпы. — Твою ж мать…        — Что? — непонимающе хмурится Тэхён.        — К нам идёт Намджун, — не моргая выпаливает Чимин, замирая, сжимаясь, как будто так его перестанут видеть и считать своей прямой целью.        — Кто?        — Намджун, — с непонятной эмоцией шепчет Чимин, — альфа, с которым я познакомился в клубе.        — И что, — непонимающе хмурится Ким, — вы же разошлись тогда и всё.        — Ну… может быть… не совсем, — жутко виновато тянет Чимин, а Тэхён видит в нём что-то большее простой неловкости. У него так явно зажигаются глаза, и в них никаких дилемм и вопросов к самому себе прямо сейчас. — Как-то раз я встретил его на улице. Перекинулись парой слов.        — Какие люди! — незнакомый альфа нагло врывается в их пространство, и Тэхён не понимает, что сейчас происходит у него прямо перед глазами.        Альфа устраивает свою ладонь у Чимина на талии, а тот излишне артистично хлопает его по руке, очень много улыбается и разговаривает так, как будто флиртует каждую секунду. Тэхён замолкает, замирает, глядя на них и только неверяще кивает, когда Чимина уводят танцевать, а сам он не так уж сильно сопротивляется, только зачем-то спрашивает у друга «я пойду?».        «Как будто я могу тебя запретить», — думает Тэхён, пока жуткая тошнотворная тоска накрывает с головой. Он хотел бы думать и переживать о том, что вытворяет прямо сейчас Чимин, насколько сюрреалистично происходящее перед глазами, каким неправильным кажется их танец, чиминов смех, руки чужого альфы у него на теле, но… Тэхён срывается с места, чувствуя, как подступает тошнота. Это неприятное чувство сдавливает грудную клетку, рёбра не дают сердцу свободно биться, не дают лёгким разжиматься, делать вздохи. Тэхён бежит прочь из толпы, бежит от музыки и кружащихся в танце пар. Бежит от того, что мог сегодня получить, от необъятного стремления к любви и теплу, бежит от своего невыносимо одиночества, от страха, от тоски, от самого себя бежит, но убежать, увы, никак не может. Он останавливается у подъезда дома, падает на скамейку и позволяет ночному холоду съедать себя, поглощать. Он роняет голову на грудь и в ноздри бьёт его аромат. Тэхён не плачет только потому, что уже абсолютно пуст. Стоит дать надежду себе, стоит разрешить хотя бы малейшую возможность и падать станет больнее в разы.        Тэхён напуган. Напуган и абсолютно выжат тем, что происходит и, как ему кажется, обязательно должно произойти. Взволнованное сознание шепчет что-то своё, что-то ему одному понятное и непроглядно тёмное. Что будет потом, если сейчас он такой? Что будет дальше, если сейчас он невыносимо одинок? Что будет потом, когда те тонкие, едва ли осязаемые связи, разорвутся с треском. Тэхён не умеет не смотреть вперёд, не умеет не переживать о том, что ещё даже не определено. Тэхён не умеет видеть хорошее и, кажется, совсем не умеет быть один. Он прячется в чёрной кожаной куртке, как будто она теперь его мир, и одновременно с тем так сильно хочет её снять. Снять, выбросить, забыть. Она как будто показывает, как может быть хорошо, но это самое «хорошо» совсем не даёт. Тэхён в своих страхах испуганный потерянный ребёнок, который уверен, что никто ему не поможет, и это так по-детски абсурдно, это нервирует его самого, но… Ему семнадцать. Ему ведь нормально быть таким? Ему бы только кого-нибудь, кто объяснит, защитит…

Cults — Alwaus Forever

       — Привет.        Он стоит напротив, а Тэхён понимает, что даже не слышал, как он подошёл.        — Прости, — он опускается на корточки прямо напротив него, вдруг оказывается лицом к лицу. Тэхён испуганно смотрит на него, на отражение своего лица у него в глазах. — Бомгю меня никак не отпускал, — он вздыхает, но не жалеет ни о чём. Чонгук должен был быть с семьёй. Тэхён запрещает себе его винить, но чётко осознаёт, что тоже хочет стать для кого-нибудь таким же безгранично важным.        Чонгук укладывает ладони ему на колени, совершенно невинно, просто мягко. Чонгук долго смотрит в глаза и совсем ничего не говорит. Чонгук видит каждую нотку его тоски, знает, каждую его тревогу вдоль и поперёк, а ещё знает, что прямо сейчас не должен спрашивать, не должен в это лезть. Чонгук знает, что просто должен отвести его к звёздам.        — Пойдёшь со мной? — улыбается альфа, а Тэхён в одно мгновение теряет себя. Того себя, что очень сильно боится всего на свете, того себя, что задыхался от страха минутой назад, того себя, что бежал только что и плакал внутри себя. Он кивает и позволяет ему утянуть себя за руку. Куда-то в дом, куда-то вверх, куда-то на крышу. К звёздам куда-то.        — Я обещал тебе танец, помнишь? — Чонгук обходит озадаченного Тэхёна кругом.        — Ты думаешь о том, как кинул меня? — нервно усмехается омега, совершенно простившись со всякой тоской. Кажется, рядом с Чонгуком невозможно переживать. — Как мило.        — Стервозность тебе не к лицу, цыплёнок, — парирует альфа, включая музыку на беспроводной колонке и возвращаясь обратно.        Тэхён завороженно смотрит на подходящего к нему альфу, на то, как призывно покачиваются его плечи в такт, как чуть надламываются широкие брови, как губы движутся, беззвучно повторяя слова. Тэхён не хочет, но никак не может себя удержать — взгляд прилипает к его губам и никак не желает касаться ещё хоть чего-нибудь. Кажется, Тэхён чертовски пялится, кажется, даже дураку очевидно, как сильно он хочет попробовать их на вкус. Если бы не все те блоки и преграды, он бы определённо точно это сделал. Если бы он хотя бы знал, что у Чонгука в голове. О чём блестят его бездонные чёрные глаза, отражавшие уличные фонари и отблески полной луны на чистом ночном небе.        Чонгук умеет галантно протягивать руку в пригласительном жесте, умеет держать за талию мягко, так трепетно, точно может сломать. Тэхён чувствует жар и легкую дрожь сквозь тонкую футболку. Тэхён несмело кладёт ему руки на крепкие плечи, боится прижаться, подойти ближе. Смотреть в глаза тоже боится, но всё равно смотрит. Хочет там что-то найти, задумчиво тонет под завораживающую мелодию, пока Чонгук покачивает его, мягко гладит по талии, просунув руку под куртку. Он замечает, в чём сегодня омега, но только лишь улыбается. Приятно видеть его таким.        Тэхён уносится куда-то далеко, он больше не здесь. В это мгновение для него существует только эта пустая крыша, только музыка, и этот альфа напротив — кажется, это весь тэхёнов мир теперь. Это его обособленная Вселенная, в которой нет ни единого страха. Тэхён неописуемо расслаблен в его руках, он роняет ладонь с его плеча на грудь, бездумно оглаживает, пытается уловить стук, а ощущает себя спокойно — что-то похожее на чувство, когда надеваешь его одежду, но тут совсем другое. Тут ярче, больше, сильнее. Тэхён осторожно поднимает взгляд, сталкивается с его глазами и сходит с ума. Лёгкость окрыляет, ему кажется, они парят в воздухе вдвоём. Тэхён больше не имеет права испытывать страх. Одиночество крошится, пока его сдавливает чувство, полыхающее в груди. Тэхён ощущает подобное впервые.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.