***
Устал. Редко хочется такое признавать, ведь ничего сверх не делаешь, ничего плохого не происходит, просто расслабься, но… действительно устал. Чимин долго пялится на бутылку пива, из которой сделал большой глоток, и некоторое время не понимает. Он уже достаточно давно знает вкус алкоголя и опьянения, давно пробовал, употреблял, напивался, но это что-то другое. Чимин никогда, ни разу в жизни не пил в полном одиночестве и, кажется, это уже попахивает чем-то малоприятным. Всё неимоверно бесит, нервирует, буквально каждое событие этой жизни идёт не так, а потом он думает, что скоро всё закончится и получится наконец отдохнуть, и приходит осознание, что это вовсе не так. Чимин любит писать друзьям пьяным, любит откровенные разговоры за бутылкой пива и всё такое, но писать Юнги в таком состоянии, когда вместо чувств у него непонятный поток, это как минимум глупо и как максимум — худшее, что вообще могло прийти в голову. Чимин пишет что-то, а потом боится залезать в диалог — кажется, так какая-то несусветная чушь. Это состояние перманентного бешенства сводит с ума так, что никакой алкоголь не успокаивает натянутые до предела нервы. Как же он всё-таки устал. Это странное головокружение отпускает так же быстро, как заполняет изнутри. Чимин стоит перед дверью его дома, тупо пялится на кодовый замок. Пытался быть непоколебимым, сильным в своём одиночестве. Сломался с треском. На пороге его дома холодно, на улице холодно как и везде кругом. Стоит, роняя взгляд на мокрый асфальт. С губ белый пар. Кто-то выходит из подъезда, что-то говорит, а он не слышит — от звуков тошно. В мыслях своих тоже тошно. Где ему теперь будет хорошо? То же смятение, но уже на пороге его комнаты. Вспомнить сейчас, как громко звучала обида. Как кричало то мерзкое чувство. Времени прошло всего ничего, а всё уже беспощадно испорчено. Это он всё испортил. Несчастный эгоист. Стучит, не обращает внимания на косой чонгуков взгляд. Альфа пускает в квартиру, но смотрит так странно, что внутри всё сдавливает, сжимает. Чимин видит сочувствие в его глазах, и это неописуемо странно. Чимин упорно смотрит на дверь его комнаты. Надо же, не может без него и дня. Зачем только ругался? Всегда ведь знает, что придётся возвращать всё обратно. Раньше Тэхён приходил, а теперь он впервые пытается сам. Он точно знает, кто пришёл, слышит по звуку шагов. Стоит в своей комнате на пороге, всё ещё недовольный. — Прости, — сколько ещё раз ему предстоит это услышать? Чимину бы выдать новое что-нибудь, что-то из самой глубины. — Соскучился? — язвит Тэхён. На деле уязвлённый. Тоже без друга ни дня. Один шаг и крепкие объятия. Для слов слишком слаб. Смотреть в глаза ему — бесконечная пытка. Поэтому объятия. Не отпускать бы никогда. — Я тоже скучаю, — шепчет. Чимин каждую секунду убеждается, что не может без него никак. — Что же с тобой происходит? — уже позже тихо спрашивает Тэхён, когда они сидят на его маленькой уютной кухне, пьют чай с ароматной мелиссой и ждут, когда подрумянятся сладкие вафли. — Я не знаю, — надломленно улыбается Чимин. — Это я уже понял, — Тэхён хмурит брови, — может быть, хотя бы попробуешь рассказать?.. Чимин задумчиво обводит пальцем золотистую кайму на кружке. «Может быть, попробуешь…» Легче сказать. Будь всё и правда так просто, он бы давно уже поделился. — Что ты чувствуешь к Юнги? — Тэхён осторожно направляет. — Я его очень сильно люблю, — звучит абсолютно честный ответ. Плечи у омеги вздрагивают, а лицо надламывается так, словно по коже тут же слёзы побегут. — А… Намджун? Молчит. Закрывает глаза, чтобы легче было обратиться к самому себе. Кто ему этот Намджун? Кто для него этот Намджун? Первым на ум приходит категоричное «никто», потом уже просыпаются неуверенные слова вроде «свобода», «лёгкость», «кислород»… — Я ничего к нему не чувствую, — тихо бормочет Чимин, — просто… просто я… Я чувствую, что Юнги меня совсем не понимает. То есть… Я действительно сам себя не понимаю, но… Намджун помогает мне забыться и отпустить, а Юнги даже не понимает, что мне такое действительно нужно. И я правда знаю… Я знаю, как ему тяжело, я знаю, как на него давят родители, как он зависим от их мнения, но… мы как будто боремся за разные ценности и поэтому не идём с ним в ногу, понимаешь? Тэхён протягивает руку через стол, чтобы сжать его ладонь. Не понимает. — Ещё и родители… Мне тяжело дома, — продолжает Чимин, — я только и думаю, как уеду, но… — глаза наполняются слезами, руки дрожат, — я не знаю, кем хочу стать, не знаю даже, куда поступать, если ехать в другой город и потяну ли я вообще, не знаю, смогу ли там один, знаю только, что… — он вымученно вздыхает, — Юнги со мной не поедет. — Чимин… «Не загадывай так далеко», — хочется сказать, но… разве он не прав? — Если скоро мы с ним и так закончимся, тогда зачем это всё? — дрожащие слова срываются с губ, Чимин ни разу не произносил свои мысли вслух. Это слишком удушающе больно. — Ты говорил об этом с Юнги? — Нет, — честно качает головой, — я боюсь, — едва ли дышит, — я знаю, что он ответит. — Чимин… — снова жалобно тянет Тэхён, — ты должен с ним поговорить. Что толку просто изводить себя? Вы должны решить проблему вместе. — Но мы не решим. Он скажет оставаться. А я не могу, — Чимин отчаянно сверкает глазами, — я не могу тут. Не могу рядом с родителями, не могу в их доме. Я вижу, как легко моя жизнь может превратиться в тот ужас, который я постоянно наблюдаю в других семьях. Изжившие себя отношения, недопонимание, жуткий дискомфорт… — Ты считаешь, что ваши отношения изжили себя? — Нет! — испуганно вскрикивает Чимин. — Нет, просто… — сам себя осаждает. — Я считаю, что наступил поворотный момент, когда всё можно обернуть в лучшую сторону. Но… Юнги ни за что не поймёт, почему я так хочу уехать. — А Намджун понимает? — Кажется, да… Тэхён смотрит обеспокоенно, с жалостью, крепко сжимает его ладонь. Этот омега перед ним удивителен за одни только свои мысли, за глубину своей необъятной души, но… Он так уродливо несчастен с этими самыми мыслями, он так безумно одинок рядом с людьми, который ни за что не смогут его понять. Сердце сжимает тоска за него, но Тэхёну кажется, он сделать не может абсолютно ничего. Только и остаётся, что жалеть и сочувствовать. Это так невыносимо больно, ощущать его боль, видеть её, так явственно ощущать, но не иметь возможности что-либо исправить. Тэхён выходит на улицу, чтобы проводить его. На деле рвётся на свежий воздух, чтобы просто подышать. Это невыносимо само по себе. На распутье, где они на прощание обнимаются, что-то обрывается с треском, звенит лопнувшей струной. Тэхён плетётся домой слабо ощущая себя живым. Этот день отнял слишком много сил.Lil Nas X — SUN GOES DOWN
Остановка посреди оживлённой улицы, щелчок в голове и плотно закрывшиеся глаза. Вдох, выдох, сжатые кулаки. На душе тяжело. Пустое желание уйти, желание убежать, исчезнуть, освободиться. Позволить себе не думать, позволить себе просто жить пустотой. Новый шаг через силу и в странном смятении, непонятный морок перед глазами, серая пелена. Хочется слепнуть, глядя на фонари, хочется глохнуть от шума города. Он нуждается в чём-то особенном, в чём-то ярком, будоражащем. Но делает шаг, и снова всё по-старому. Иногда хочется просто заплакать, убежать, не замечая никого вокруг, ничего вокруг не замечая. Но он удерживает себя снова, снова продолжает мучить себя. Дорога смазывается перед глазами, время странно прыгает, бежит, Тэхён ощущает пульсацию тела, слышит чувства, крик, но сам закричать не находит в себе сил. Внутри что-то просится наружу, что-то требует, зовёт. А он молчит, не может позволить, не может раскрыться и вдохнуть облегчённо до конца. Всё вокруг душит разом, всё вокруг не так как ему бы того хотелось, жажда чего-то особенного скребёт изнутри, знать бы, что она там так упорно требует. Кажется, всё наладится со временем, сгладится, как и всегда. Но он так же быстро сам себя осаждает — некоторые вспышки так легко не проходят. Тэхён хотел бы просто убежать, просто спрятать себя от мира, которому не нужен. Скрыться навсегда, потому что он так отвратительно бесполезен здесь. Тэхён хотел бы не думать, о том, как сильно выбивается и портит всё. Но бьётся из всех щелей, всё толкает его прочь. Дом, выступающий за другими, сегодня не тянет, в квартире своей не хочется скрыться сейчас, больше не хочется ни к близкому другу, ни к отцу, ни к кому больше не тянет. Тэхён замирает на месте вот уже второй раз, смотрит на человека около его машины. Делает шаг за шагом медленно, жмётся к широкой спине и шумно выдыхает тот самый горький шоколад. Мир ненадолго тоже замирает, как млеет сердце, потому что тоска на душе быстро тает, тяжесть последних дней растворяется в его аромате. Чонгук разворачивается в его объятиях, смотрит серьёзно и не резрешает себе ни единой колкости — только объятия в ответ позволяет, потому что что-то бесконечно ценное сейчас в руках. — Ты всегда хмурый, но сейчас на тебя больно смотреть, — осторожно замечает Чонгук, а Тэхён укладывает голову ему на плечо и смотрит на ветки деревьев, покачивающиеся на ветру. — Я бестолковый бесполезный человек, — бесцветно роняет омега. — Чонгук… — чуть отстраняется, чтобы смотреть в глаза, — за что ты влюблён в меня? — За что? — непонимающе усмехается Чонгук. Я люблю тебя так давно, что не могу уже и вспомнить. — Может быть, я и правда не разбираюсь в людях, — он шепчет словно самому себе. — Думаешь, я к тебе с плохими намерениями? — горько усмехается Чонгук, и Тэхён от его голоса всё больше и больше сомневается. Как может человек просто отыгрывать такую нежность? — Нет! То есть… — он задумчиво молчит ещё пару минут. — Давай хотя бы с тобой не будет вести себя глупо, — робко просит Тэхён, — давай рассказывать обо всём, что гложит. — У тебя получается, — замечает Чонугук. — А у тебя совсем нет, — серьёзно выдаёт Тэхён. Чонгук теряется, в глазах пробегает тревога. Омега замечает, считывает, тут же ловит. — Ты тоже из-за чего-то переживаешь. Попробуй рассказать мне. Чонгук чувствует, что его отвратительно трясёт, чувствует, как напряжение последних лет скапливается, концентрируется в одой точке. Ты не ошибся, Тэхён, его что-то жутко гнетёт. Вот только… нужно ли этому невозможно пропитанному чужими проблемами омеге ещё кое-что новое, что окончательно вывернет наизнанку его трепетный, наполненный чувствами мир. Чонгук никогда не рассказывал ему о том, сколько раз уже он его любил, о том, в который раз он возвращается и что пытается найти в самом конце пути. Хочет ли? Должен ли? Теперь так навязчиво кажется, что да. Чонгук малодушно отводит взгляд. — Тэхён, я… Его впервые можно увидеть таким. Таким безумно уязвлённым, таким встревоженным, напуганным… Он так сильно хочет хоть кому-нибудь рассказать. — Дай мне немного времени, и я… — что ты? — я попытаюсь рассказать. — Что же ты хочешь мне рассказать? — нервно и сильно взволнованно спрашивает Тэхён. Испуганное чонгуково сердце окончательно теряет ритм. Хочу рассказать, как давно я в тебя влюблён.