— Отец говорит, нужно сходить к врачу, — роняет Тэхён, задумчиво обводя пальцем рисунки. Оглаживая изящные цветы, размашистые буквы, символы и строчки песен. Повторяя пальцем узор тату на руке Чонгука, упёртой в матрас около его бедра.
— Полностью поддерживаю, — кивает альфа, не отрываясь от телефона.
Тэхён вздыхает, упирается затылком в крепкое плечо. За окном уже полночь, в комнате приятный полумрак. Они посмотрели изнурительно длинный «Интерстеллар», уже убрали упаковки от чипсов и банки колы и вернулись в комнату Тэхёна в обсуждениях. Чонгук любит такое — любит такое западающее в душу кино, любит открывающееся поле для размышлений и разнообразие восприятия. Тэхён говорит только о бескрайнем космосе, о теориях из физики и потрясающих съёмках, Чонгук же скромно вспоминает о пробирающей до костей игре Мэтью Макконахи и общей трагичности истории. Они словно смотрели разные фильмы, и, как говорит Чонгук, этим и покоряет искусство.
Тэхён успевает принять душ, когда разговор заходит в тупик, а Чонгук просит у него пару минут, чтобы обсудить что-то в переписке. Омега возвращается в комнату в коротких спальных шортах и широкой висящей футболке серого цвета. Чонгук пару раз заявил, что Тэхён обязан носить что-то яркое, потому что его невероятно красит такое, но сейчас как-то плевать на слова своего недобойфренда, потому что дома слишком тепло. Тэхён чувствует себя лучше в более открытой одежде, с тёплым воздухом на полу и, особенно, с полуголым Чонгуком на своей постели.
— Я боюсь, — роняет Тэхён, неосознанно скользя пальцами по голой спине, чего альфа словно совсем не замечает — всё так же поглощён смартфоном.
— Почему? — он блокирует и откладывает телефон, тут же смущая омегу пристальным взглядом. Тэхён на секунду забывается, думает только о том, какой же Чонгук красивый.
— Вдруг скажут, что лучше не стало. Было всего-то одна недотечка, а все уже решили, что я здоров.
— У тебя была обыкновенная здоровая течка, цыплёнок, — по-доброму усмехается Чонгук, касаясь пальцами его подбородка, от чего Тэхён тут же отстраняется, но улыбается вместе с тем. — Боишься давать себе надежду?
— Да, — Тэхён знает, что готов заплакать. От того, как страшно это признавать, как пронзительны слова альфы, от того, как важно слышать от Чонгука такие откровения.
— Я же говорил тебе, дело вовсе не в течке, — альфа немного разворачивается, пытается быть ближе. — Она вообще не имеет значения.
— Имеет, — упрямо заявляет Тэхён, — я никому не нужен без этой долбаной течки.
— Мне нужен, — пылко бросает Чонгук, и внутри что-то шевелится, щекочет, изнутри заполняет его аромат, и Тэхён понимает, что это не пройдёт, понимает явственно, что слышит не ложь, потому что за словами следует трепетный поцелуй.
Крепкая чонгукова рука на щеке, его пальцы мягко скользят в волосах. Тэхён млеет под его губами, хоть и целовался с ним уже столько раз. Каждый словно самый первый, каждый ярче, чувственнее. Тэхён хочет знать, когда это его отпустит и в глубине души надеется, что абсолютно никогда.
Тэхён падает на кровать спиной и тут же цепенеет — Чонгук накрывает его собой, давит рукой в подушку около самого уха, шорохом ткани оглушая, а второй рукой обхватывает талию, приподнимает, обнимает. Тэхён отвечает на поцелуй чуть менее активно, паникует, ладонями упирается ему в грудь — он не хочет от этого убежать, он всего лишь закономерно боится, его тут не в чем упрекать.
— Скажи, если не хочешь, — сбито выдыхает Чонгук куда-то в самое ухо, Тэхён ёрзает и отворачивает голову, сходит с ума от бегущих по телу волн тепла. Чонгук тянет его вверх, вжимает в свои бёдра, и омега тут же решает для себя, что это тот самый момент — вместо упора руками обнимает за шею.
— Я хочу.
— Уверен? — очень серьёзно спрашивает Чонгук, глядит ему прямиком в испуганные глаза. — Я могу остановиться, если ты ещё не готов.
— Готов, — едва дышит Тэхён, и сам не знает, соврал ли сейчас.
Всё быстро исчезает, когда альфа снова целует, Тэхён понимает только, что усилился аромат, а внизу всё горит, пульсирует, тяжелеет. Никто ещё не обнимал его
так. Тэхён смотрит в открытое окно и словно физически ощущает, как их запахи выскальзывают на улицу через тонкую щель, как струятся по ветру, растекаются. Он быстро понимает, что этот факт может свести его с ума.
Чонгук целует в шею, и Тэхён находит для себя странное — его жуткая чувствительность к щекотке преображается в чувствительность обыкновенную, и от губ на коже становится так хорошо. Он сам уже упирается ногами в мягкий матрас и приподнимает бёдра, сталкивается с Чонгуком и не хочет от него отлипать. Альфа только хрипло смеётся, целует в щеки, в кончик носа, в висок — Чонгуку не срывает крышу от приближающегося секса в том смысле, в котором это так будоражит Тэхёна. Чонгука скребёт одно лишь безумное «наконец-то», когда он с большим трудом осознаёт, что наконец-то снова может его целовать, наконец-то может так крепко его обнимать, забираться ему под одежду, смущать. Чонгук наконец-то может любить его снова откровенно и без преград.
— Не боишься? — игриво шепчет альфа, блуждая пальцами под футболкой — он уже неописуемо долго не касался его так.
Этого Тэхёна вообще никто никогда
так не касался, никто не оглаживал ему бёдра, залезая под шорты пальцами, никто не задирал ему футболку и не пытался за ключицы укусить. Кажется, никто никогда не хотел его так, как хочет прямо сейчас Чонгук. Это сводит с ума.
— Заткнись, — стонет омега, поддаваясь давлению на пояснице, садясь рядом и позволяя стянуть с себя футболку.
— Мне интересно, — не перестаёт допытываться Чонгук.
Тэхён смотрит на него затравленно в полумраке, неожиданно бьёт по потянувшейся к груди ладони, ещё с секунду смотрит непонятным взглядом, а потом решается в один момент, буквально заставляет себя. Омега хватается за его плечи и быстро забирается на колени, позволяя себе обжечься грудью о его грудь и, кажется, впервые проявляя инициативу в поцелуе.
— Это тебя я должен бояться? — игриво выдыхает Тэхён, и Чонгука пробирает насквозь возбуждение, бьёт всё тело до самых кончиков пальцев. У омеги голос дрожит, когда он произносит это, а в глазах бушует огонь. Чонгук ощущает, как нервно крепко цепляются за него тёплые пальцы, как Тэхён пошевелиться боится, сидя у него на бёдрах, так близко, что уже слишком поздно пытаться отстраниться. Чонгук чувствует, что перед глазами уже плывёт.
Он снова валит парня на спину, наслаждаясь смятением на его лице, удерживает под коленями, когда Тэхён инстинктивно пытается свести ноги или хотя бы подобрать их с чонгуковых бёдер.
— Ну тогда не бойся до конца, — смеётся Чонгук, снова наклоняется для глубокого яркого поцелуя, а потом стаскивает с омеги шорты вместе с бельём. Тэхён пытается дышать.
Он не боится наготы, но чувствует себя сейчас до невозможного открытым, хочет убежать, но в то же время душу готов продать за то, чтобы Чонгук продолжал его трогать
вот так.
Чонгук цепляется за тонкие лодыжки, обхватывает пальцами и тянет одну ногу вверх, закидывает себе на плечо и потом горячо целует в напряжённое колено, касается внутренней стороны бедра, слегка затягивает губами нежную тёплую кожу и хрипло смеётся, пуская вибрации по разгорячённому телу, когда слышит несдержанное «О боже, Чонгук!..»
Тэхён готов позорно скулить, потому что прямо сейчас у него крепко стоит, а Чонгук всё целует его где-то внизу, где-то на бёдрах, от чего передёргивает каждый чёртов раз, где-то вблизи члена, от чего хочется уже просто заплакать. Чонгук снова просовывает руку под поясницу, чуть приподнимает и проводит ладонью между ягодиц, словно случайно задевая обильную влагу.
Тэхён тихо хнычет, на что получает нежный поцелуй и мягкое «расслабься». А потом действительно расслабляется, потому что Чонгук так сказал.
Тэхён дрожит, всем телом дрожит, когда горячие сухие пальцы давят на истекающие смазкой мышцы. Тэхён плотно обхватывает его шею руками, наконец находит в себе силы закинуть ноги ему на пояс и тихо-тихо стонет, когда его пальцы оказываются внутри — очень медленно, сначала всего один.
— Я о тебе позабочусь, — не перестаёт шептать Чонгук, смешивая это с ещё массой заботливых нежных слов, целуя во взмокший от волнения висок, цепляя губами мочку уха.
Тэхён всё ещё и подумать не может, что это действительно происходит с ним.
Чонгук отстраняется совершенно неожиданно, пугает омегу пришедшим внезапно холодом. Тэхён смотрит растерянно, а потом заливается краской и поспешно отводит взгляд — в следующий раз Чонгук обнимает его уже голым.
Тэхён дёргается всякие раз, когда задевает бедром истекающий смазкой член, едва дышит, когда его приподнимают за ягодицы, и ловит уверенность, что сейчас обязательно испустит дух, потому что Чонгук медленно входит, направляя себя рукой. Тэхён практически душит его шею, стискивает в объятиях и боится открыть зажмуренные глаза, потому что прямо перед лицом определённо точно Чонгук. Чонгук, который плавно двигается сейчас внутри него, который смотрит в упор, обжигая лицо дыханием. Тэхен убеждается в этом, когда осторожно открывает глаза и тут же давится стоном, когда видит перед собой его возбуждённое лицо. Его надломленные брови, его полураспахнутые в стонах губы и капли пота на лбу. Тэхён видит перед собой нечто большее, чем просто альфу. Тэхён видит прямо сейчас всю его любовь. Кожей ощущает неподдельные чувства человека, которому не важны никакие его недуги, которому нужен только сам Тэхён.
Он слабо помнит, чем всё закончилось, думает, что плакал тогда, или просто глаза слезились от того, как ярко его накрывала волна чувств. Тэхён слабо помнит, что происходило в его комнате за полночь, помнит лишь, как засыпал в его руках, обещая себе никогда от него не отрываться. Помнит, как Чонгук в полудрёме шептал бесконечные слова.
***
Чонгук держит себя, когда хрипло стонет, дрожа в ярком экстазе. Чонгук держит себя, когда целует вымотавшегося и засыпающего на глазах омегу. Чонгук держит себя, когда осторожно вытирает его и себя влажными салфетками. Чонгук держит слёзы, пока не уходит в ванную, пока не закрывает дверь и не заглушает шумом воды испуганный стон.
Это невыносимо, находить и терять его снова и снова, невыносимо видеть его первые чувства и всякий раз выдавливать точно такие из самого себя. Чонгука трясёт от скопившегося напряжения, кожа краснеет, как будто разгорается огнём. Всхлипывает, грубо зажимает себе рот, пытается привести себя в чувства ледяной водой, потом снова плачет. Чонгук чувствует себя потерянным, сумасшедшим, чувствует безысходность, боль, тоску. Кто-то мечтает о вечности с любимым, а Чонгук только и хочет что прожить с ним одну единственную жизнь.
Он хватается за голову, до боли сжимает волосы. Снова не получается. Снова ничего не изменить. Чонгук понимает, что боится закрывать глаза. Всякий раз кажется, что петля вот-вот снова перезапустится, и он откроет глаза несколькими годами ранее, снова в самом начале, позволяя себе снова всё сломать. Чонгук едва ли справляется с новым приступом паники. Он не сможет ещё раз, он не сможет снова вернуться, он слишком устал, он слишком измотан, слишком замучен бесконечными повторами.
Взгляд падает на жёлтую худи в корзине для белья, потом зачем-то скачет на его зубную щётку, на ободок для волос, на баночки с шампунями, гелем, пеной для ванны. Чонгук с ужасом в который раз осознаёт — он здесь даже не из-за Тэхёна. Тэхён только рядом идёт, как неотъмлемая часть, как вечный спутник. Как сердце, как неотрывно следующая рядом душа, как путеводная звезда очередной его вселенной.
Чонгук резким движением выключает воду, следит за тем, как последние капли срываются на белую поверхность, потом только смотрит на себя. Тэхён и так видит, что с ним что-то не так, Тэхён и так чувствует и переживает. Может быть, нужно всё-таки попробовать всё ему рассказать? Может быть, Чонгук ошибается, когда пытается нести всё это один?
Он гасит свет в ванной, пару минут просто стоит в темноте и только потом неуверенно шагает в его комнату. Там всё ещё горит торшер. Тихий щелчок выключателя не будит омегу, его не тревожит прогнувшийся рядом матрас. Он только начинает легонька ворочаться, когда ощущает совсем рядом тепло и точно маленький слепой котёнок тянется к нему и успокаивается лишь когда обхватывает чужой торс рукой, когда утыкается лицом в горячую шею. От его дыхания на коже дрожь. Чонгук с неописуемым трепетом поднимает свою уже так страшно дрожащую ладонь, Чонгук невозможно медленно проводит по каштановым волосам самыми кончиками пальцев. Чонгук оставляет руку на его чуть вздымающейся спине. Закрывает глаза.
Winter bear by V Of BTS
Оно рождается постепенно. Поднимается откуда-то из глубины, растёт, ширится.
Спокойствие.
Чонгук внезапно забывает, что такое боль, забывает свои же мучающие переживания — их словно выбросило напрочь. Главное, что Тэхён рядом. Ничего плохого ведь не произошло.
Он чувствует, что не может перестать улыбаться. Счастье льётся изнутри яркими лучами. Кажется, ещё немного и комната омеги засияет. Комната, наполненная общими воспоминаниями, доступными только одному из них. Тоска накатывает, но быстро растворяется в душе. Чонгук не может быть несчастен, пока в его руках он.
Уличные фонари окрашивают воздух в тусклый жёлтый. Неужели прохладная дымка бывает так красива в ночи? Неужели чёрное небо с мазками облаков может быть таким завораживающе прекрасным? Чонгук не помнит, когда в последний раз замечал его таким.
Он мягко гладит каштановые волосы, лежащие непослушной копной, улыбается, когда прядки щекочут шею, дышит сладкой клубникой, поселившейся в воздухе, смотрит только на него одного. Чонгук всё это время всего лишь искал свой дом, искал спасение, успокоение искал. Так если нашёл, как это может казаться пыткой?
Он ощущает, как рассеивается тревога. Ему всего лишь нужен был покой, спокойствие, заключённое в этом неописуемом омеге. Чонгуку просто нужно было это тепло, тепло его тела, тепло его души.
Он отрывает руку от тэхёновых мягких волос на мгновение, чтобы подставить ладонь согретому их дыханием воздуху. Пальцы совершенно неподвижны, их больше не бьёт дрожь. Чонгуку хочется плакать и смеяться вместе с тем от того счастья, что расцветает внутри, от давно утерянного умиротворения, что пропало, казалось, бесследно, а теперь вдруг снова воскресло. Чонгук чувствую себя невозможно счастливым, когда находит свой дом.
Снова. Ну и пусть. В этот раз всё будет иначе. В этот раз Тэхён будет рядом с ним до самого конца.
