Вселенная 52 12 61

       События последних дней отчаянно пытаются забыться. Тэхён не раздумывая соглашается, когда Чимин предлагает сходить в клуб, потому что… это должно помочь отпустить хоть немного. Тэхёну, в целом, нечего теперь отпускать. У Тэхёна теперь есть Чонгук, который после той их ночи стал ещё более нежным и любвеобильным, у Тэхёна есть человек, который слушает и поддерживает, который идёт с ним к врачу и как может успокаивает, стоит разговору зайти о папе. У Чимина же жизнь окончательно и бесповоротно катится, у Чимина всё неправильно, всё не так. Тэхён не задает вопросов, но абсолютно точно видит, что произошло что-то ещё, и в предложении сходить в клуб он видит далеко не желание повеселиться. В нём только желание забыться. Тэхён, на самом деле, всё это не сильно любит, но ради Чимина обязательно пойдёт. Чем бы эта злосчастная ночь для них обоих не обернулась.        В доме Паков чуть тише чем обычно, папа чуть менее приветливый и разговорчивый. Тэхён только робко улыбается ему и спешит на второй этаж, напоследок замечая печальный взгляд, скользнувший следом.        — Я просил стучать, пап! — кричит Чимин, стоит только открыть дверь его комнаты.        — Это я, придурок, — Тэхён бесцеремонно вваливается, но дверь за собой дальновидно закрывает, потому что Чимин, очевидно, прячется, с приходом кого-то в его комнату, скрываясь в ванной.        — А, это ты… — он выдыхает облегчённо, возвращаясь с косметикой и кистями, поспешно схваченными со стола.        — Вау, чувак! — шепчет Тэхён и пялится на друга, который не может сдержать самодовольной ухмылки. Он осведомлён о поступившем от Намджуна предложении пробовать раскрепощаться с помощью макияжа, он уже замечал лёгкие следы косметики у друга на лице, но…        Чимин накрашен. Ярко накрашен. Неожиданно красиво и ярко накрашен. Его пухлые губы обведены аккуратно и умело тёмно-фиолетовой помадой, глаза подведены чёрным, переходящим в ровную серую дымку на веках, у него красивая форма бровей и простой узор из страз над их внешними краями. Тэхён откровенно пялился и ничего с собой поделать не может.        — Папа увидит — выкинет весь косметос нахрен, а я в последнее время только и делаю что на него все свои деньги спускаю, — бросает Чимин и возвращается к зеркалу, чтобы доклеить стразы.        — Он всё так же против? — Тэхён плюхается на кровать, дотягивается до Чимина, чтобы пихнуть ему в рот принесённые чипсы.        — Я успешно скрываю, но разговор как-то раз зашёл. Он вообще в штыки.        Косметика в их мире — атрибут исключительный. Лица украшают для разного рода съёмок, для выступлений на сцене, чтобы не теряться в софитах, а ещё на показах мод и особенно торжественных мероприятиях, возможно. В повседневной же жизни лица красят разве что фрики или падшие омеги, существующие исключительно в неоновом свете клубов и полутьме борделей. Узнай кто, что Чимин в своей комнате вечерами учится рисовать на лице — закатят скандал и обзовут вульгарным. Пак уже и так по горло сыт жутким непониманием на границе с ненавистью к себе.        Тэхён смотрит на друга печально — получается у него и правда отлично. Руки из того места растут и главное — Чимин, кажется, нашёл то, чем ему действительно интересно заниматься. Жаль, в семье этого никогда не поймут.        — Как ты планируешь выйти из дома в таком виде? — интересуется Ким, уже понимая, что друг действительно засобирался накрашенным в клуб.        — Так же, как и ты, — Чимин усмехается своими тёмными ровными губами и смотрит на Тэхёна через зеркало, дожидаясь реакции.        — Ч-что…        — Я тебя сейчас накрашу, готовься морально, детка, — Пак невозмутимо оглядывает собственную работу в зеркале. — Или не хочешь? — он наигранно удивлённо округляет глаза.        Тэхён в ступоре, но тут же мотает головой. Он скромный, сдержанный и абсолютно далёкий от разного рода способов самовыражения, но… Попробовать всегда так сильно хотелось. Отказывать Чимину не было и в мыслях. Тэхён за это его и любил — за возможность раскрепощаться. Поэтому уже через несколько минут…        — Эй, я же должен видеть!        — Заткнись и не дёргайся, или я тебя привяжу!        — Я должен знать, что ты делаешь и остановить, если тебя совсем понесёт!        — Я сказал, заткнись.        Чимин валит Тэхёна на спину и садится ему на живот, одной рукой придерживает за лицо, а второй быстро делает своё дело. Эта пытка занимает всего около часа и всё, что Тэхён видит, это его сосредоточенное лицо. Яркое, необычное чиминово лицо. Тэхён изучает каждую тонкость, каждую деталь, а потом так же долго пялится в зеркало и разглядывает серебристые стрелки и персиковый блеск на губах, крошечные аккуратные сердечки на скулах и невесомый хайлайтер. Чимин в своём деле объективно хорошо, жаль те, кто для него так сильно важны, никогда не смогут понять. Не смогут понять его необычное увлечение, как не поймут и любые его взгляды, что хоть немного выбиваются за рамки. Тэхён находит, что на макияж этот смотреть как-то необъяснимо больно — он не скрывает недостатки, он окрашивает все тонкости его души.

***

The Weeknd — Starboy

       Тэхён цепляется за его руку, когда заходит в душный клуб, глохнет от битов тут же и слепнет от неоновых огней, отражённых от страз на чиминовом лице. Прозрачная рубашка на теле и чёрный топ заставляют трепетать и прятаться от липких взглядов. Он красив и его пожирают глазами закономерно. Этого не избежать. Перед глазами задница Чимина в кожаных штанах и Тэхён хотел бы быть единственным, кто на неё сейчас так пялится. Пак не заслужил. На нём кофта в крупную сетку и только, и это сводит с ума, потому что Чимин отчаянный, сломанный. Он отравлен уже так давно.        Тэхён позволяет тянуть себя в центр толпы, держится за друга и разрешает ему пошло касаться себя. Тэхён двигается и ощущает освобождение, слышит плеск алкоголя, которым их только что угостили какие-то альфы, Тэхён расслабляется, но так же быстро начинается ощущать сковывавшую сердце слабость. Они потерянные, они сломанные, и от этого тошно. В толпе хочется раствориться, чтобы больше никогда не существовать. Тэхён смотрит на бесконечно счастливого Чимина и в громе музыки слышит его мольбу о помощи, видит страх в глубине чёрных мерцающих глаз.        Тэхён вырывается из его объятий многим позже, когда уже окончательно теряет счёт времени и выпитому алкоголю, когда уже откровенно тошнит и ноги гудят от вечного напряжения. Тэхён пятится к выходу, мотает головой, а Чимин всё так же стоит в толпе, держит тяжёлым взглядом, а потом отворачивается. У Тэхёна надрывается что-то внутри. Он не спасает Чимина, просто уходит прочь со своей болью. Тэхён долго ещё будет слышать музыку в голове и ненавидеть себя за тот шаг назад.        Чимин теряет себя в толпе и находит снова уже на холодной улице. Сознание прыгает во времени, а в голове тошнотворный бардак. Тёмная кирпичная стена холодит спину, стучит до боли в висках, а ноги пульсируют — чувствуется, как бежит кровь.        — Вернулся ко мне? –гремит над головой, и Чимин пялится на массивный ремень на его облегающих чёрных джинсах, а потом поднимается по обтянутому футболкой торсу и застревает на пухлых губах. В воздухе цветёт жасмин.        Чимин делает шаг, а на деле как будто просто падает, валится, потерянный, вперёд. Намджун усмехается, прежде чем встретить губами его губы, а потом Пак выдыхает из груди неожиданный стон, когда между ног давит резко чужое твёрдое колено и тянет вверх до боли. Боли до зажмуренных глаз, боли на тонкой грани с наслаждением.        Чимин стонет ему в губы, когда мягко кусает, стонет, когда руки давят на талию, стонет, когда тянут ближе, заставляя проехаться пульсирующим членом по чужой ноге. Чимин в таком жутком отрыве от реальности, что ни секунды не думает, просто поддаётся прикосновениям, позволяет, разрешает.        — Да ты в говно, сладкий, — усмехается Намджун, убирая ногу, ловя губами облегчённое «ох».        А потом альфа его разворачивает, точно тряпичную куклу и даже не толкает вперёд — Чимин сам на ногах не держится, жмётся животом к стене, щекой прижимается, обдирая больно кожу. Намджун горячо дышит на самое ухо, слышит позорный скулёж, когда просовывает между ног руку и через плотную ткань брюк сильно сжимает, трёт, давит, чтобы потом оставить Чимина размазанным по тёмной грязной стене. По стене не спящего ночами клуба, которая и так прочувствовала собой слишком многих.        Он уходит, а Чимин валиться на асфальт и хочет утечь в зловонный водосток. Чимин больше не чувствует себя внутри реальности, он словно отделился уже так давно, оторвался и не может найти дорогу домой. Ощущение того, что всё кончено посещает слишком часто, и больше нет сил себя переубеждать, если только стремление укрыться, спрятаться, этого хотелось просто избежать. Чимин даже объяснить себе не может, от чего так жаждет убежать, потому что ответ слишком пугает, он на поверхности самой. Он прячется от того, от кого невозможно скрыться — от самого себя. От такого ужасного самого себя, что медленно умирает внутри, сидя на улице около злосчастного притона, пока на теле ещё горят прикосновения, а по лицу плывут стразы и смешанная со слезами подводка. Его уже не спасти.

***

       — Ч-ч-чонгук, з-забери меня, п-пожалуйста.        Тэхён едва ли находит силы стоять на ногах, соображает тоже с огромным трудом, но даже так осознаёт, что попросить помощи в такой ситуации мог у одного единственного человека. У альфы, который подъехал к клубу через какие-то двадцать минут.        — Интересно, как ты в таком состоянии умудрился мне набрать, — звучит где-то совсем рядом, когда Тэхён уже сидит на холодном бордюре, успев разочароваться абсолютно во всём. — Эй, вставай. Задницу простудишь.        — Нахрен она мне сдалась, — цедит Тэхён и даже не предпринимает попытки подняться. Он уже успел забыть, кому звонил каким-то получасом ранее и слёзно умолял помочь. Он и не разбирался особо, не пытался узнать голос. Плевать уже как-то.        — Задница у омег — полезный атрибут, знаешь ли, — невозмутимо бросает Чонгук и тянет Кима вверх за предплечья. — Вставай, говорю.        — Какого чёрта тебе надо?.. — Тэхён начинает кричать и быстро замолкает — узнал. Стоит на ногах не твёрдо, слегка пошатывается, смотрит в упор и теперь уже не знает, что сказать. — Чонгук… отвези меня домой.        — Конечно, — альфа вздыхает и ведёт его к машине, но отвращения никакого не чувствует. Тэхён сам себя ненавидит гораздо больше сейчас и думает всё, что подобное разочарование должен испытывать к нему и Чонгук. — Будет круто, если не заблюёшь мне салон, — Чон криво улыбается и пристёгивает ремнём усаженного на переднее пассажирское омегу.        — Это уже не от меня зависит, — Тэхён выдыхает грустно, взглядом без фокуса утопает в темноте за окном.        Чонгук захлопывает дверь, обходит машину и, пока идёт, закуривает. Вдыхает не сильно, пепел стряхивает осторожно — не торопится. Глаза недовольные, тёмные, прикованы к зданию, пульсирующему изнутри неоновыми огнями. Чонгук проводит в таких местах непростительно много времени, но теперь снова смотрит на ночной клуб совсем иначе. Чонгук снова слишком много думает о том, как сегодня в этой душной толпе растворялся один хорошо знакомый и жутко пьяный омега.        — Ты что забыл там вообще? — спрашивает Чон у неподвижного тела, не особо рассчитывая на хоть какой-нибудь ответ.        — Чимин притащил, — нехотя выдаёт Тэ и тут же кривится, гонит образ Пака из головы прочь.        — Стоп, стоп, стоп, — Чонгук убирает руки с руля и смотрит на омегу строго, а у самого холод по коже бежит, — он всё ещё там?        — Поехали домой, — словно не слыша просит.        — Нет, его тоже нужно забрать, — Чонгук слишком часто бывает в подобных заведениях. Чонгук слишком хорошо помнит историю Чимина, повторяющуюся из раза в раз.        — Он хочет остаться! — выкрикивает Тэхён и самого себя прямо сейчас понять никак не может. Почему он так поступает?        — Я схожу за ним быстро и вс…        — Отвези меня домой, пожалуйста, Чонгук! Неужели так сложно?        За громким вопросом виснет пугающая тишина. Альфа смотрит ещё с минуту, находит в чужом туманном взгляде отголоски осознанности. Осознанной обиды. А потом заводит машину решительно и везёт омегу в его квартиру, чтобы быстро уложить на кровать одетым и тут же уйти. Тэхён засыпает в неудобной одежде моментально и даже не вздрагивает, когда громко хлопает дверь.

***

       — Видел тут омегу лет восемнадцати? Розовые волосы, красивый, вероятнее всего в говно, — Чонгук отчаянно перекрикивает музыку, перегибаясь через стол.        — Тёрся тут один, — отвечает бармен и кивает куда-то назад, — вышел на улицу через ту дверь.        — Дерьмо, — тихо ругается Чонгук. — Спасибо, — кивает альфе и уходит.        Чон старается не думать о худшем, но оно напрашивается как-то само. Он как может не паникует раньше времени, но успокоить себя сложно, потому что слишком ясно видит последствия. Там, в будущем, и Чимин, который, на самом деле, отличный парень и того дерьма, на которое мог нарваться, ни разу не заслужил, а ещё там же вместе с ним разбитый расстроенный Тэхён, потому что часом ранее оставил, убежал, бросил. Тэхён, который заявил категорично, что Чимину помощь никакая не нужна, он сам лучше знает, что ему нужно, но потом почему-то всё равно плакал, прятал красное припухшее лицо в вороте чонгуковой куртки, пока позволял нести себя на руках в квартиру. Чонгук забывает и о том, что прямо сейчас идёт по горячим следам того самого Намджуна. Вот только не думает совсем о нём — знает, что опоздал.        Альфа выходит на улицу через заднюю дверь и сразу же видит его — тёмный сжавшийся комок на асфальте и розовая яркая макушка.        — Эй, Чим…        Он не вздрагивает от звука голоса, не прячется от мягкого прикосновения к плечу. Чимин поднимает голову, позволяет увидеть лицо, по которому бегут чёрные, окрашенные тенями, слёзы. Чонгук осторожно тянет руку, смахивает с бледной щеки влагу — проверяет. Омега не дрожит от прикосновений, одежда на нём полностью целая, только смазана сильно помада на припухших губах — ничего страшно непоправимого с ним не сделали. Это сам он позволил себе что-то нехорошее. Такое видно по глазам.        — Идём, я отвезу тебя домой.        Чимин смотрит на вставшего перед ним альфу, на его протянутую ладонь, одним движением руки стирает с лица слёзы и позволяет себе помочь.        — Тэхёна забрал уже? — спрашивает бесцветным голосом уже в салоне машины. И сам ответ знает — чувствует запах.        — Да, — Чонгук смотрит с жалостью, отрывает от губ только зажжённую сигарету и протягивает омеге.        — Молодец, — кивает Чимин, принимает из рук альфы тлеющий огонёк. Дальше едут молча, только у самого дома Чонгук нерешительно роняет:        — Намджун нехороший человек. Пожалуйста, будь осторожен.        — Поздно уже, — бесцветно бросает омега и выходит в ночную прохладу.        Пак заходит в тёмный тихий дом беззвучно, плетётся в комнату на втором этаже, бёдрами сшибает на ходу острые углы и даже не вздрагивает. Потом долго стоит под горячим душем, пока не закружится снова голова, долго трёт лицо, чтобы глаза щипали не только слёзы. Потом лежит на кровати с открытыми глазами и долго смотрит в окно, где занимается рассвет. Эта ужасная ночь заканчивается, а горечь неизгладимых ошибок только начинает настигать.