Heart and soul

      Остаток октября прошел спокойно. И хотя возможно жизнь в Хогвартсе никогда не была скучной, ничего серьёзного не происходило, пока не пришёл октябрь. Гермиона продолжала наблюдать за Гарри, отмечая изменения в своём друге и новое чувство решимости и усидчивости не только в его учёбе, но и просто в том, как он отдавал все свои силы всему, с чем был связан. Старый Гарри имел склонность временами расслабляться — новый Гарри сильно отличался от него. Гермиона была довольна изменениями, зная, что многое из того, что произошло, было сосредоточено на нём, и что многое также будет зависеть от него. В этом к ней присоединилась Флёр, временами казалось, что она стала защищать Гарри почти так же, как и сама Гермиона.       Гарри продолжал прогрессировать во всех своих предметах, улучшая почти все аспекты своего образования. Его уровень преданности учёбе значительно улучшился, и он демонстрировал интеллект, который Гермиона часто мельком видела раньше, но никогда по-настоящему не могла видеть ясно. Его объяснение, которым он был вынужден поделиться, застало Гермиону врасплох:       — Дурслей это не заботило, — сказал Гарри, пожав плечами, когда его спросили.       Должно быть, замешательство отразилось на лице Гермионы, потому что Гарри вздохнул и развил своё заявление:       — В первый раз, когда я получил оценки в начальной школе, я отвёз их домой к тёте, думая, что, наконец, получу от неё какое-то одобрение — я был горд, потому что получил очень хорошие оценки. Но тётя Петуния фыркнула и сказала, что я, должно быть, схитрил, чтобы получить их, другие же меня полностью игнорировали. Дядя Вернон только хмыкнул и подписал их, чтобы я мог забрать оценки обратно в школу. Они никогда не планировали никаких собеседований с учителями и даже не отвечали, когда их просили о встрече.       — Так ты не пробовал учиться старательнее? — сочувственно спросила Гермиона. Хотя часть её ужасалась при мысли, что никто не будет пытаться в школе — особенно такой очевидно умный, как Гарри, — другая часть понимала, что это был ещё один побочный продукт его несчастливого воспитания.       — Мне казалось, что в этом нет никакого смысла, — пожал плечами Гарри. — Я всегда понимал материал, но не прилагал никаких усилий, чтобы делать что-то ещё — так я делал с тех пор, как приехал в Хогвартс. У меня не было мотивации быть кем-то, кроме посредственного ученика, поэтому я не стал беспокоиться.       — О, Гарри, — сказала Гермиона, обнимая его. — Значит, Делакуры помогли это изменить?       Гарри ответил на её объятия на мгновение, прежде чем отступить и задуматься.       — Ну, частично, может быть. Я также понял, что моё отношение было глупым и я только навредил себе, пройдя школу по инерции. Я понял это после встречи с Волан-Де-Мортом.       Разговор помог Гермионе понять друга лучше чем когда-либо, и хотя она сожалела о его прежних недостатках усилий, её воодушевило то, как хорошо он справляется сейчас. Его новая прилежная манера даже помогала некоторым из его друзей, особенно Невиллу и Рону, которые сами никогда не стремились становиться лучше. Были времена, когда Рон — воплощение мистера Бездельника — был обнаружен усердно работающим с заданием, когда Гермиона села за свои ночные занятия. Она подумала, что это было справедливо — Рон повлиял на Гарри ещё в начале их учёбы в Хогвартсе, теперь Гарри отвечал за услугу.       В частности, в Зельях изменилось не только отношение Гарри, но и его поведение, хотя, честно говоря, это также было частично связано с улучшением отношения профессора Снейпа к нему. По-прежнему было очевидно, что профессор не любил его — Гермиона подозревала, что Снейп будет обижаться на Гарри до самого последнего дня, — но, по крайней мере, он по большей части терпел и сохранял проффессионализм в классе. Много чего улучшалось, и Гермионе оставалось только надеяться, что это продлится как можно дольше.       Первая настоящая тренировка Клуба Защиты прошла хорошо, Гарри в основном повторил большую часть учебной программы предыдущего года, а также смешал некоторые заклинания, которые они выучили в предыдущие годы. Причина этого была двоякой — во-первых, чтобы позволить каждому снова заставить думать и практиковать использование защитных заклинаний, а также чтобы оценить силу и знания членов клуба.       Однако самой большой проблемой, с которой они столкнулись, была проблема разного уровня квалификации и возраста в клубе. Гарри учился на пятом курсе, как и многие другие в клубе, в то время как Флёр и её друзья представляли более высокий уровень подготовки как седьмой год. Однако было также несколько учеников младших курсов, в том числе Джинни, Луна и Колин Криви, которые учились на четвёртом курсе, в то время как Деннис Криви был, конечно, только второкурсником. Сложно разработать курс, который не только принесёт пользу всем, но и воздержится от давления на тех, кто находится в невыгодном положении из-за своего более молодого возраста.        В результате, хоть они планировали охватить многие заклинания, которым обучали в старших классах Защиты, они также планировали охватить многие заклинания, которым вообще не обучали в Хогвартсе. Некоторые из них были заклинаниями, которым их обучал Грюм, в то время как другие почерпнуты из книг, рекомендованных либо Грюмом, либо Сириусом. И, конечно же, они планировали преподать некоторую теорию дуэлей в дополнение к более закулисным боевым стилям, которые Грюм использовал тем летом.       Малфой, как и прежде, продолжал доставлять неудобства, но если в прошлом он в основном сосредотачивался на Гарри, — друзья Гарри всегда в его насмешках в основном по ассоциации — с тех пор он сосредоточил больше внимания на Гермионе, несмотря был ли Гарри рядом или нет. Конечно, Гермиона просто проигнорировала его, зная, что мнение мелкого мальчишки абсолютно бесполезно. Фактически, она даже самодовольно упомянула о том, сколько раз она или Гарри со злости прогоняли его, включая — с немалой радостью — раз, когда она ударила его на третьем курсе. Однако Малфоя нельзя было сдерживать, и Гарри продолжал терпеть, но Гермиона могла сказать, что насмешки Малфоя, а точнее те, которые были направлены против неё или Флёр, были над ним.       Другой ситуацией, действующей ему на нервы, была постоянная травля, которой он подвергался на уроках Защиты. Амбридж почти никогда не говорила открыто — казалось, она приобрела некоторую тонкость или, возможно, хитрость, — но её ехидные комментарии и завуалированные намёки были очевидны для всех, кто хотел их услышать, но она старалась делать это тогда, когда её не видели другие профессора. Это означало, что она ограничивала свои насмешки классом или коридорами, когда была уверена, что они были одни.       Однако, независимо от поведения Амбридж, они избегали обращаться к Дамблдору по этому поводу. Только они не знали, что он был в курсе ситуации, но они уже обменялись мыслями и планами, как с ней справиться. Дамблдор активно искал способ отстранить Амбридж от её положения, но он прекрасно понимал, что им нужно что-то конкретное и неопровержимое, или нужно пригласить Фаджа к дальнейшему вмешательству в школу.       Несмотря на всё это, Гермиона гордилась Гарри — он молча терпел все колкости Амбридж, игнорировал её как можно больше и отвечал мягко, когда больше ничего не мог сделать. Она начала с нападок на его врага, с его настойчивой уверенности, что Волан-Де-Морт вернулся и, когда это не вызвало реакции, перешла к насмешкам над его невестой и ближайшим другом.       Однако в последнюю неделю октября Амбридж начала переходить к более коварным издёвкам над родителями Гарри и, в частности, его крёстном отце и произносила это тошнотворно-сладким и фальшиво-ангельским голосом. Гарри продолжал сохранять стойкость перед чужими словами, хотя Гермиона, обладавшая пятью годами глубокого познания его характера и личности, могла сказать, что скоро Гарри вскипит. Занятия по Защите два раза в неделю стали почти ритуалом Гарри, настраивающего себя на неизбежный шквал ехидных комментариев женщины-жабы.       Когда терпение Гарри лопнуло, Гермиона поняла, что, к сожалению, это было лишь вопросом времени. Он значительно улучшил контроль над своим характером, но даже самый уравновешенный человек не мог выдержать такое количество оскорблений. Последний взрыв был впечатляющим и возможно смог бы успокоить Гарри, не будь последствия такими серьёзными.       Это случилось, когда уроки Защиты подходили к концу. Амбридж разъясняла — несколько безрезультатно, как обычно, — достоинства и ограничения различных защитных заклинаний (Гермиона в частном порядке слышала, как аврор Грюм говорил на ту же тему, и знала, что Амбридж ошибалась в некоторых вещах, которые она объясняла, но решила, что об этом не стоит упоминать. Однако поговорит с Гарри и обязательно обратится к нему на следующем заседании Клуба Защиты).       — Очень хорошо, класс, я считаю, что вы теперь очень хорошо знаете заклинания щита», — заключила Амбридж самодовольным тоном, который указывал на то, что она по крайней мере чувствовала себя отличным учителем. — А как насчёт Непростительных Заклятий?       Пустые взгляды встретили её кажущееся несоответствие. Она слегка фыркнула, прежде чем объясниться:       — Может ли талисман блокировать Непростительное?       Молчание встретило её вопрос, что было обычным делом: никто не хотел говорить в её классе не только не желая привлекать к себе внимание, но и потому, что занятия были настолько скучными, что ученики скучали. Наконец Дин Томас поднял руку.       — Хорошо известно, что никакой щит не может остановить Непростительное, — сказал он, как только профессор дала разрешение говорить.       — Очень хорошо, мистер Томас, — похвалила она. — Это правильно — никому никогда не удавалось разработать щит, который остановил бы Непростительное Заклятие. Так что же вы будете делать, если кто-то наложит на вас одно из этих Заклятий?       Вспомнив, насколько эффективнее преподавал Грозный Глаз, Гермиона подняла руку и заговорила, когда Амбридж позволила:       — Лучшая защита от Непростительного — не быть там, когда оно прибудет, — сказала она, подражая летнему ответу Гарри.       — Вы предлагаете увернуться?       — Да, — подтвердила Гермиона. — Можно поднять с помощью левитации что-то на пути проклятия, и битва при помощи Трансфигурации всегда возможна, но это требует большого мастерства, а временами очень сложно.       Рядом с ней Гарри поднял руку, хотя слегка озорное выражение его лица заставило Гермиону запаниковать.       Когда Амбридж жестом попросила Гарри заговорить, он сделал это таким бесхитростным и невинным тоном, что Гермиона, которая очень хорошо его знала, едва не захихикала:       — Но профессор Амбридж, разве вы не сказали нам на нашем первом занятии, что мы в безопасности? Как мы можем быть в безопасности, если люди бросают в нас непростительные вещи?       Хотя Амбридж явно раздражал его вопрос, она не могла найти способ оскорбить его или опровергнуть слова, которые, пусть и содержали легкую дерзость, были не чем иным как абсолютной правдой.       — Я считаю, что мы говорим гипотетически, мистер Поттер, — был её чопорный ответ.       — Ну, в таком случае, говоря гипотетически, — подчеркнул Гарри, — учитывая другие ваши утверждения во время нашего первого урока, я подозреваю, что если кто-то наложит на нас Непростительное, мы должны дождаться появления авроров и позаботиться о себе. Разве это не так?       Глаза Амбридж горели таким пламенем, что прожгли бы дыры в Гарри, если бы она была в силах сделать это. Быстрый взгляд на друга сказал Гермионе, что он не потерял хладнокровия, которое почти усовершенствовал для класса. Опять же, Гермиона, которая знала его лучше чем кто-либо, могла сразу сказать, что ему нравилось дразнить профессора в качестве расплаты за множество раз, когда она его травила.       Конечно, именно здесь всё развалилось.       — Если я правильно помню, мистер Поттер, у вас есть значительный опыт работы с Непростительными Заклятиями.       — Если вы считаете, что повреждения являются опытом, то полагаю, что я эксперт, — сухо сказал Гарри.       — Да, Мальчик-Который-Выжил и всё такое.       — В самом деле, — согласился Гарри. — У меня полный набор болячек, но я не очень люблю об этом говорить.       — Ваше право, мистер Поттер, — теперь Амбридж симулировала невежество. — Я знаю о вашем профессоре Защиты, что был в прошлом году, и о его демонстрации Империус, но я не знала, что вы когда-либо были под Круциатусом.       Гарри равнодушно посмотрел на Амбридж.       — Как я уже сказал, мой опыт с Непростительным хорошо задокументирован, профессор. Я бы предпочёл не обсуждать их дальше.       — Конечно, — успокоила она своим хриплым голосом. — Но скажите мне, мистер Поттер, у вас такой же опыт личного применения Непростительных Заклятий как и получение ударов?       Лицо Гарри сразу окаменело.       — Я не понял, что вы сказали, профессор.       — Вы единственный, кто пережил маленькое приключение в прошлом году, не так ли? Вы утверждаете, что вас перенесли вместе с этим… этим… другим мальчиком…       — Седрик Диггори, — сказал Гарри очень напряжённым тоном, и его голос был теперь менее дружелюбным.       — Да, конечно! — воскликнула Амбридж, как будто его слова всколыхнули её память. — Мальчик Диггори. Такой позор — мой коллега Амос был опустошён, когда его сын был возвращён ему в конце турнира в виде трупа. Так грустно.       — Седрик Диггори был верным товарищем, профессор, — сказал Гарри сквозь зубы. — Я предлагаю вам говорить о нём с большим уважением.       — О, я испытываю всё уважение к Диггори, мистер Поттер, уверяю вас. Хотя это странно, не правда ли? Вы двое предположительно покидаете территорию Хогвартса, но только один из вас возвращается живым.       К этому моменту Гарри сдерживался лишь незначительно, и даже рука подруги на его плече не особо помогала. Гермиона отчаянно пыталась придумать способ изменить разговор, прервать противостояние, которое неумолимо неслось вперёд как товарный поезд, но слова произносились в бешеном темпе, и остальная часть комнаты казалась почти завороженной этим обменом. Гермиона беспомощно наблюдала, как Гарри снова стиснул зубы и ответил профессору:       — Да, очень жаль, что Седрик был убит предателем, которого давно считали мёртвым — это не подлежит сомнению. На что вы пытаетесь намекнуть, профессор?       — Да ничего, уверяю вас, — сказала Амбридж. Похоже, она обсуждала не смерть, а последнюю моду или погоду, учитывая её продолжительный сварливый голос и ангельскую улыбку. — Я просто чувствую, что это очень удобно, что единственным свидетелем смерти молодого Седрика является известный лжец. Скажите мне, использовался ли Приори Инкантатем на вашей палочке в ту ночь?       — Вы предполагаете…       — Конечно, нет, мистер Поттер, — прервала его Амбридж. — Мне просто было любопытно, что вы сделали, чтобы… защитить себя от проблем. Наверное, действительно трудно знать, что вы прокляты.       — Что вы имеете в виду? — был сухой ответ Гарри. Его нисколько не успокоило то, что Амбридж отступила, обвинив его в смерти Седрика.       — Да вот мне кажется, что люди вокруг вас часто умирают, — она начала стучкать пальцами. — Вначале ваши родители, а потом профессор Квиррелл, казалось, умер загадочным образом в первый год вашего обучения. В прошлом году это был Седрик Диггори. Похоже, что у вас довольно много жертв.       — Вы глупая корова! — голос Гарри был холодным как лёд. — Мои родители были убиты мерзким сумасшедшим, и вы не смеете даже произносить их имена, не говоря уже о том, чтобы отзываться о них так! Он овладел профессором Квирреллом в первый год моего обучения и умер, не выдержав защиты моей матери, когда он вошел в контакт со мной. А что касается Седрика, он был убит тем же предателем, который предал моих родителей четырнадцать лет назад во время церемонии, вернувшей к жизни его бестелесного хозяина. Если бы у вас была хоть малейшая доля здравого смысла — вы и ваш идиот-министр — вы бы немедленно дали мне Сыворотку Правды, чтобы проверить мою историю, а затем исследовали бы вопрос сами, вместо того, чтобы прятать головы в песок, как страусы!       Амбридж не только не оскорбила тирада Гарри, но и просто улыбнулась ему, ни разу не выразив ничего кроме радостного триумфа:       — Этот месяц вы проведёте со мной, начиная с завтрашнего дня после праздника в честь Хэллоуина, мистер Поттер. Я знала, что вы можете сдерживать свой грязный язык лишь на определённое время, и с нетерпением жду возможности показать вам вашу ошибку.       — Удачи, — прорычал Гарри в ответ, но Амбридж уже отвернулась.       Наконец она заключила его под стражу.

***

      Слегка огорчённый и подавленный Гарри шёл по коридорам Хогвартса вместе с Гермионой и Флёр в кабинет директора. Слух, что у Гарри была ссора с Амбридж и она впоследствии назначила ему месяц наказания, уже прошёл через школу как лесной пожар. Малфой был ещё более невыносим ​​чем когда-либо, но Гарри на этот раз обнаружил, что может игнорировать его — мерзавцу нечего было сказать на то, что он услышал.       Друзья Гарри оказали ему большую поддержку, зная, с чем тому пришлось мириться на уроках Защиты в этом году. Гермиона и Флёр были очень преданными и заботливыми, но в некоторой степени Гарри чувствовал, что он их подвёл.       Горгулья, казалось, ждала их, так как отошла в сторону как только они подошли. Вскоре они сидели в кабинете, а директор смотрел на них строгими, но весёлыми глазами.       — Как я понимаю, у тебя произошла ссора с профессором Защиты, Гарри? — без преамбулы спросил Дамблдор.       Гарри наклонил голову, снова чувствуя себя смущённым из-за того, что он вышел из себя. Другая часть его, однако, всё ещё была в ярости от мерзких слов, которые жаба изрыгала в его адрес. Он решил, что никому не должно быть позволено снова обращаться с ним или его друзьями подобным образом, и эта мысль наполнила его новым чувством решимости.       Подняв взгляд, Гарри заставил себя встретиться взглядом с директором, не дрогнув.       — Да, профессор. Но я не извиняюсь за это. Она заслужила.       Дамблдор поджал губы, и его взгляд, казалось, немного потерял фокус, как будто он что-то обдумывал.       — Я полагаю, что она это сделала намеренно, Гарри, — ответил Дамблдор через мгновение. — На самом деле я не сомневаюсь, что она заслужила это задолго до того, как поступила в эту школу. Но независимо от того, заслужила она этого или нет, теперь нам нужно будет справиться с ситуацией как есть. Я считаю, что Жан-Себастьян должен быть вовлечён в этот разговор.       Он резко встал и подошел к камину. Взяв пригоршню пороха, он позвонил в поместье посла и несколько мгновений разговаривал с огнем. Затем он попятился от камина, и через несколько мгновений отец Флёр шагнул вперёд.       Флёр встала, чтобы обнять своего отца, на что он нежно ответил, прежде чем Жан-Себастьян повернулся и поприветствовал остальных, пожал Гарри руку и нежно хлопнул его по спине. Несколько мгновений спустя все они сели, и началось серьёзное обсуждение того, что произошло в тот день на уроке Защиты.       Гарри, помня, что Амбридж не позволит избежать наказания за свои махинации, высоко поднял голову, рассказывая о событиях, которые привели к их импровизированной конференции. Он отчаянно хотел раскритиковать жабу, которая в одиночку испортила ему учебный год, но он придерживался фактов, понимая, что их самих было достаточно, чтобы полностью проклясть Амбридж в глазах всех в комнате.       Когда его рассказ подошел к концу, Гарри увидел, что Жан-Себастьян откинулся на спинку стула, чтобы обдумать этот вопрос, в то время как рассеянный взгляд Дамблдора указывал на его собственный самоанализ. И снова Гарри почувствовал намёк вины за то, что поддался её насмешкам и тем самым создал эту ситуацию. И всё же другая его часть снова подавила его — он сдерживал себя почти два месяца перед лицом мерзкого женского купола! Она была абсолютно предосудительна, и ей нельзя было позволить избежать наказания за её желания.       — Что ж, директор, — сказал Жан-Себастьян после минуты молчания, — мяч, похоже, находится на вашей стороне, как сказали бы магглы. Учитывая то, что случилось с этой женщиной, я считаю, что пришло время уволить её из школы. Я только удивлён, что она не была так жестока с Флёр.       Дамблдор погладил бороду, видимо, глубоко задумавшись.       — Я согласен с вами, Жан-Себастьян. Однако, вместо того, чтобы противостоять ей, я считаю, что в этой ситуации может потребоваться небольшая тонкость.       — Что вы имеете в виду? — спросил Жан-Себастьян.       — Не вызывает сомнений, смогу ли я физически убрать мадам Амбридж из школы — будучи директором и имея контроль над ней и надзирателями, я мог бы легко изгнать её, если бы захотел. Но мы все знаем, каков будет результат этого действия.       — И насколько сильным контролем над школой обладает Фадж?       — Не так сильно, как ему хотелось бы верить, — сказал Дамблдор с улыбкой. — Он, конечно же, является главой министерства и, как таковой, всех его отделов, включая образование. Департамент магического образования несёт ответственность за школу, и глава этого отдела будет нести основную ответственность. Я считаю, что причина, по которой Корнелиус ещё не пытался уволить меня из Хогвартса, связана с тем, что я всё ещё использую значительную политическую власть, а также он и глава отдела разделяют взаимную неприязнь. Йонус Берренс был главой Департамента магического образования много лет — задолго до того, как Фадж пришёл к власти. Он пользуется большой популярностью и хорошо выполняет свою работу, поэтому Фадж не смог его уволить.       — И вы верите, что министр, наконец, сможет выступить против этого главы ведомства, а также против вас?       — Я не уверен, — сказал Дамблдор. — Он может чувствовать себя достаточно сильным в своём положении, чтобы сделать это, или он может просто заменить Амбридж кем-то другим. Как я уверен, дети уже знают, мадам Амбридж не самый… компетентный человек.       Гарри фыркнул при этом заявлении.       — Я учусь пятый год, и я уверен, что смогу легко победить её на магической дуэли.       — Я не сомневаюсь, что вы могли бы, мистер Поттер, — ответил Дамблдор. — На самом деле, её успеваемость по этому предмету, когда она училась в этой школе, была настолько ужасной, что удивительно, что она вообще покинула это учебное заведение с СОВ. Однако я больше говорил о её общих способностях, а не только о её положении. Проще говоря, я не верю, что она из тех, кто всё продумывает, и пускай у неё могут быть планы на будущее, я считаю многое из того, что она делает, основано на спонтанных импульсах и действиях, которые в лучшем случае плохо продуманы. Я бы не хотел, чтобы министр удалил её и поставил кого-то гораздо более компетентного или зловещего. А что касается возможности удаления меня — я потенциально мог бы бороться с ним в Визенгамоте, и я верю, что, скорее всего, добьюсь успеха. Однако состояние Визенгамота в настоящее время таково, что победа никоим образом не гарантирована. Таким образом, я предпочитаю другой способ, с помощью которого можно убрать Амбридж из школы, что тогда позволит мне пригласить кого-нибудь по моему собственному выбору на эту должность.       Жан-Себастьян задумчиво посмотрел на директора.       — Что вы предлагаете, директор?       — Просто мы позволяем Гарри отсидеть наказание вместе с профессором Защиты.       Жан-Себастьян несколько мгновений молчал, проницательно глядя на директора. И хотя сам Гарри был несколько удивлён словами Дамблдора, он знал, что тот не сделает такого предложения не имея иного мотива, особенно после того, как он уже покончил с наказанием, вынесенным Амбридж ранее. Это был серьёзный сдвиг в стратегии, и для директора такое предложение означало, что у него есть план.       — Пожалуйста, продолжайте — я должен признать, что заинтригован.       — Мы все знаем, что Амбридж хочет, чтобы Гарри был наказан. Но мы не знаем почему.       Гарри пришлось согласиться — они пытались помешать её планам наказать его, но они так и не поняли, почему для неё было так важно допустить его ошибку.       — Это возможность выяснить почему.       — А что насчёт Амбридж? Как вы думаете, как далеко она может зайти, чтобы доказать свою точку зрения?       — В том-то и дело, посол, — сказал Дамблдор с огоньком в глазах, — я не верю, что Гарри будет в какой-либо явной опасности. Однако я подозреваю, что с учетом её методов, таких как наказание за выступление в классе, — Амбридж, скорее всего, пойдёт дальше, чем следовало бы, что потенциально может дать нам больше аргументов, чтобы её исключили из школы.       Жан-Себастьян задумался над этим несколько мгновений, прежде чем заговорить:       — Думаю, я понимаю вашу точку зрения, директор. Тем не менее, мне не нравится разоблачать Гарри — мы говорим о том, чтобы использовать его в качестве приманки.       — При всём уважении, — сказал Гарри, — я был на линии огня с тех пор, как прибыл в Хогвартс. Я не думаю, что пухлая розовая жаба опаснее любой другой ситуации, с которой я сталкивался.       Веселая ухмылка появилась на лице Жан-Себастьяна.       — Я полагаю, что ты справишься, Гарри.       Он снова обратил внимание на Дамблдора.       — Каков ваш план?       — Мы позволим Гарри пойти на наказание с контролирующими чарами», — ответил Дамблдор. — Мы с вами будем слушать, пока Гарри будет отбывать наказание, и вмешаемся, если Амбридж зайдёт слишком далеко. Затем, исходя из того, что она попытается сделать, мы сможем соответствующим образом спланировать наши следующие шаги.       Гарри заметил, что глаза Жан-Себастьяна ни разу не отрывались от лица Дамблдора. Казалось, он подозревал то, о чём не говорил Дамблдор, и Гарри задумался, о чём мог думать его опекун. Его догадку подтвердили следующие слова из уст посла:       — Давайте не будем ходить вокруг да около, директор. В чем её вы подозреваете?       Дамблдор вздохнул, прежде чем ответить:       — Я не буду лгать вам — никому из вас, — сказал он, по очереди оглядывая каждого человека в комнате. — Я твёрдо верю, учитывая её поведение и… недовольство министра ходом судебного процесса, что мадам Амбридж будет делать всё возможное, чтобы запугать тебя, Гарри. Я не уверен, считает ли она, что ты также являешься ключом к разрушению моей репутации. Однако я не верю, что она просто заставит тебя написать сегодня вечером строчки или сделать что-то более мягкое; я уверен, что она имеет в виду нечто большее. Она также может почувствовать, что спровоцировать тебя на реакцию, которую ты наконец дал ей сегодня, — это необходимый шаг в любых её планах в отношении школы. Теперь, когда ей удалось наказать тебя, я считаю, что мы увидим её следующий шаг очень быстро. Наконец, я подозреваю, что Амбридж ожидает моего вмешательства в твоё наказание и, вероятно, имеет в планах противодействие мне, если я вмешаюсь. Если я ничего не сделаю, она, скорее всего, решит, что ты либо не обращался ко мне с жалобой, либо, что более вероятно, она будет считать, что мы чувствуем, что с этим наказанием ничего нельзя поделать. В любом случае она будет слишком самоуверенной, что приведёт к тому, что Амбридж будет менее осторожна, чем следовало бы. Мы можем использовать это против неё.       — А если она не сделает ничего, чтобы изобличить себя?       Дамблдор пожал плечами.       — Мы снова рассматриваем ситуацию и продолжаем наши попытки устранить её другими способами. По крайней мере, если достаточно студентов выйдет вперёд и пожалуется на её класс, это, наряду с отсутствием у Амбридж соответствующих полномочий, которые должны быть необходимо для преподавания, может быть достаточно, чтобы её убрать.       — Я считаю, что это твоё решение, Гарри, — сказал наконец Жан-Себастьян. — Ты тот, кто будет с Амбридж, поэтому твоё мнение является самым важным.       Гарри почувствовал прилив благодарности — очень редко в его жизни кто-либо спрашивал его мнение. Из-за этого изменения прошлого лета казались тем более… реальными, когда с ними обращались больше как со взрослым, чем с невежественным ребёнком.       На самом деле, однако, нужно было принять небольшое решение. В конце концов, Гарри не боялся этой женщины — для него она была больше раздражителем и тормозом его способности узнать ему нужное. И если это была их возможность избавить школу от Амбридж, то он был полностью за.       — Я думаю, мы должны это сделать, — сказал он вслух, отметив общие взгляды двух молодых девушек с лёгким трепетом, смешанным с гордостью за его храбрость.       Дамблдор кивнул.       — Очень хорошо. Я считаю, что мы должны наложить на тебя чары наблюдения заранее, чтобы избежать подозрений.       — Возможно, тогда нам не стоит встречаться в вашем кабинете, директор, — сказала Гермиона.       — Превосходное предложение, мисс Грейнджер. Мы договоримся о встрече за несколько часов до ужина, что поможет сбить с пути любых шпионов, которых Амбридж направит за тобой, Гарри. Я установлю амулет на самопишущее перо, чтобы записать каждое слово, которым ты с ней обменяешься.       План был определён, вскоре группа разошлась. Жан-Себастьян попрощался в кабинете Дамблдора, не желая, чтобы его видели в Хогвартсе — чем меньше у Амбридж информации об их планах, тем лучше. Если она думала, что с ним связались по поводу ситуации, на следующий день может быть немного осмотрительнее. И хотя Гарри знал, что он был тем, на кого она нацелена, он хотел, чтобы Амбридж ушла, и был готов многое вытерпеть, чтобы это произошло.       Трое друзей вскоре покинули кабинет и направились к Большому залу, тихо разговаривая между собой. Гермиона и Флёр заявили о своём намерении быть рядом с кабинетом Защиты в следующий вечер, чтобы быть на связи, если понадобятся, а также для того, чтобы выразить свою поддержку. Гарри подозревал, что их защита напрасна — он сомневался, что женщина-жаба попытается сделать что-нибудь явное, — но их забота была тепло принята и оценена им.

***

      Вскоре они обнаружили, что Дамблдор был полностью прав в своём предположении, что Амбридж скоро сделает следующий шаг. Достигнув входа в Большой зал, они обнаружили, что несколько студентов толпились у дверей, рассматривая Указы об образовании, число которых с тех пор, как они впервые были введены в действие, увеличилось. Среди студентов стояли Рон и Невилл, оба жестом пригласили троицу присоединиться к ним, как только заметили их приближение.       — Что происходит, Рон? — спросил Гарри, подходя к Гермионе и Флёр.       Рон ничего не сказал, вместо этого указал на новую рамку, висящую на самом видном месте справа от входа. Внутри был новый приказ об образовании, который гласил:

Постановление об образовании №23 Долорес Джейн Амбридж назначена на пост Верховного инквизитора Хогвартса.

      Друзья обменялись взглядами после прочтения указа, но Гарри кивнул в сторону группы, показывая им на вход в Большой зал и относительную безопасность, которую обеспечит шум.       В тишине группа села рядом с друзьями, включая Луну — она ​​ела большую часть своей еды за гриффиндорским столом. Они съели большую часть еды, когда разговор начался всерьёз.       — Гарри, мы слышали, что тебя задержали сегодня, — сказал один из близнецов.       — Это было довольно интересное зрелище, — сказал Невилл с ухмылкой. — Он сказал всё, что я хотел сказать последние два месяца.       — Так ты разговаривал с Дамблдором? — спросил второй близнец.       Гарри взглянул на главный стол, отметив самодовольную ухмылку на невыносимой Амбридж, когда она улыбнулась ему. Ему едва удалось не закатить глаза на неё, и Гарри ответил, поднеся вилку ко рту:       — Всё решено. Это всё, что я могу сказать.       Большая часть группы кивнула и без расспросов приняла ответ. Гарри почувствовал облегчение от того, что они позволили этому вопросу остановиться — вероятно, было бы лучше, если он оставил план при себе, но, тем не менее, в Большом зале, находящемся под бдительным оком жабы, не было места, чтобы разгласить его своим друзьям.       — Что такое «Верховный инквизитор»? — спросила Флёр.       Гермиона обеспокоенно взглянула на неё.       — Я не уверена, но если на это назначили Амбридж, это не пойдёт на пользу нам.       Ропот согласия прокатился по группе, и большая часть разговоров прекратилась, когда все принялись за еду.

***

      Как оказалось, на следующий день им предстояло точно выяснить, что такое Верховный инквизитор. Так как это был вторник, пятый курс начал утром с Чар, а затем с Трансфигурации. Студенты в основном расселись по своим местам в классе Трансфигурации, когда в кабинет вошла Амбридж с вечно глупой улыбкой на лице.       Профессор МакГонагалл нахмурилась при этом неожиданном вторжении в её класс.       — Профессор Амбридж, как вы видите, я сейчас веду урок. Что бы вам не было нужно, это может подождать, пока урок не закончится.       — Вы ошиблись с моим присутствием, заместитель директора, — ответила Амбридж своим девичьим голосом. — Я здесь только для того наблюдения, что вы могли продолжаете занятия как обычно.       Выражение лица МакГонагалл стало ещё более суровым.       — Наблюдения? Для чего?       Самодовольная улыбка жабы стала ещё шире.       — Возможно, вы не читали последний Указ об образовании, но я была назначена верховным инквизитором в этой школе.       — Я прочитала это.       Нетерпение МакГонагалл действительно начало проявляться.       — Что с того? Я думаю, что большая часть школы даже не знает, что это за должность, не говоря уже о том, что она означает.       — Почему, профессор, — засмеялась Амбридж, — вы не помните моих слов на открытии? К сожалению, стандарты этой школы упали, и моя работа — снова сделать её тем славным учреждением, каким она была когда-то. Я намеревалась просто наблюдать и медленно реализовывать любые предложения, но мои наблюдения, не говоря уже о недавних событиях, — ухмыльнулась она Гарри, — продиктовали более активный подход. Всё должно быть проверено и либо улучшено, либо отвергнуто, включая всё: от учебной программы до профессоров.       Если взгляды убивали бы, Гарри был уверен, что к этому времени Амбридж превратилась бы в розовую лужу, растекающуюся по полу. Однако профессор Трансфигурации просто фыркнула с некоторым презрением, прежде чем ответить:       — Очень хорошо, но если вы должны быть в моем классе, вы будете сидеть тихо и не перебивать.       — Я не собираюсь мешать, моя дорогая Минерва, — приветливо сказала Амбридж. — Однако я бы посоветовал вам изменить свой тон и выбор слов перед вашим начальником.       Бровь МакГонагалл приподнялась при этом заявлении, но она не соизволила ответить на утверждение Амбридж. Оказалось, что Амбридж думала, что она выиграла, судя по самодовольности, которая вернулась к её чертам после того, как профессор отвернулась. Однако для тех, кто знал профессора Трансфигурации, было очевидно, что она просто отвергла Амбридж как не стоящую её времени и энергии.       — Думаю, теперь мы знаем, что такое Верховный инквизитор», — прошептала Гермиона Гарри.       Гарри просто кивнул, но этот краткий разговор не ускользнул от внимания Амбридж.       — Я вижу, в вашем классе у вас такой же набор шептунов, что и у меня в моём, — весело сказала она. Профессор МакГонагалл повернулась и посмотрела на Амбридж с нечитаемым выражением лица. — Я считаю, что они должны быть наказаны — как вы знаете, дисциплина превыше всего.       Хотя МакГонагалл выглядела так, будто предпочла бы что-нибудь ещё, она повернулась к Гарри и Гермионе.       — Минус два очка Гриффиндору, мистер Поттер, мисс Грейнджер. В будущем, пожалуйста, обязательно поднимите руку, если вам есть что сказать.       Возобновившееся самодовольное выражение лица Амбридж исчезло в ходе урока, поскольку в нескольких отдельных случаях МакГонагалл находила причины награждать Гарри и Гермиону за правильные ответы на вопросы и за то, что они первыми правильно сделали свои трансфигурации в течение дня. В целом, к тому времени, когда период занятий закончился, их два проигрышных очка были более чем сведены на нет десятью, заработанными каждым из них, в результате чего Гарри чувствовал себя несколько самодовольным из-за провала махинаций Амбридж. Он не смог удержаться от улыбки в её адрес, когда она собрала свои атрибуты и вылетела из класса с высоко поднятым носом.

***

      Ближе к вечеру Гарри встретился с директором школы в неиспользуемом классе после своего последнего урока, чтобы разрешить наложение чар наблюдения. Праздник Хэллоуина был таким же, как и в предыдущие годы, и Гарри чувствовал явное отсутствие энтузиазма по поводу празднования. В конце концов, это была годовщина смерти его родителей, и, по его мнению, это не был день празднования. Его друзья были заботливыми и добрыми, выражали ему сочувствие и поддержку, но в основном позволяли другу есть свою трапезу в тишине. К сожалению, это казалось ежегодной традицией с момента возвращения в волшебный мир — что-то всегда происходило на Хэллоуин.       Яркий, весёлый голос Амбридж пригласил Гарри войти, как только он прибыл после пира, и он вошёл в класс, отметив радостное выражение самодовольства, которое украсило лицо профессора Защиты. Ему хотелось навсегда избавиться от него. Приучив себя к терпению, Гарри просто подошёл к её столу и подождал, пока она заговорит.       Несколько мгновений Амбридж молчала, по-видимому, довольная наблюдая за ним и, возможно, надеясь, что он будет извиваться при взгляде. Гарри, однако, не был в настроении баловать её; он просто терпеливо стоял и ждал, пока она нарушит молчание.       — Вы знаете, почему вы здесь, мистер Поттер? — спросила Амбридж долго.       «Потому что вы невежественная корова», — злобно подумал он.       — Предположительно потому, что я высказался в классе? — сказал Гарри вслух.       — Это лишь малая мера ваших проступков, мистер Поттер. Да, вы высказались в классе, когда вам следовало замолчать, но хотя вы в определённой степени контролировали себя с тех пор, как я приехала в эту школу, я была свидетелем нескольких раз, когда вы чуть не повели себя самым неподобающим образом.       «Из-за вашей постоянной травли», — независимо от своих мыслей, Гарри сохранял спокойствие, зная, что выход из себя здесь совершенно не поможет его делу. Важным было то, что Амбридж была известной фигурой, и её поведение было ужасным — Гарри сделает всё, что в его силах, чтобы обеспечить ей своевременный и бесповоротный отъезд из замка.       Через мгновение она продолжила, выражение её лица ясно показывало тот факт, что Амбридж ожидала ответа Гарри и была разочарована, когда он этого не сделал:       — Помимо ваших более очевидных ошибок, вы настаиваете на том, что Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся. Министерство не может одобрить ваши постоянные попытки сеять раздор и страх, заявляя о такой невозможности. Вы знаете, Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез четырнадцать лет и не вернется никогда. Что вы на это скажете?       — Я уже сказал все, что собирался, — ответил Гарри. — Вы можете отказываться верить мне, и вы можете отказать мне в использовании магических инструментов, доступных для проверки правды. Но это ничего не меняет.       — Очевидно, ваше высокомерие не знает границ, мистер Поттер.       Гарри тонко ей улыбнулся.       — Один мой знакомый мастер зелий постоянно заявляет об этом — меня не волнует ваше мнение больше, чем его.       — Возможно, профессор Снейп видит более ясно, чем большинство.       — Или, может быть, он просто сальный мерзавец, который злится на моего отца, — парировал Гарри.       Амбридж пристально посмотрела на него прищуренными глазами.       — Кажется, вы думаете, что мир вам что-то должен, мистер Поттер, и что вы каким-то образом выше правил, установленных для всех нас. Моя цель — показать вам, что вы не так велики и неприкасаемы, как вам нравится думать. Во благо нашего народа ваша постоянная ложь должна быть прекращена.       — Вы не можете наказать меня за то, что я высказываю свои убеждения, — сказал Гарри.       — Я могу наказать вас за все, что захочу, — огрызнулась Амбридж. — Я являюсь старшим заместителем самого министра магии! Я также являюсь верховным инквизитором этой школы! Ваш драгоценный директор не может остановить меня, как и никто другой, поскольку в этом вопросе я полностью поддерживаю министерство.       Гарри не соизволил указать на то, что не все в Министерстве были такими слепыми и глупыми, как Амбридж и Фадж показали себя. Он чувствовал, что к этому времени он достаточно рассердил её, и если до этого она ещё не планировала чего-то, что выходило за рамки того, что ей могло сойти с рук, возможно, он спровоцировал её на это. Он просто усмехнулся.       — Что ж, какое наказание вы назначили для меня?       Её лицо озарила дикая улыбка.       — Вы должны писать строки, мистер Поттер.       — Строки? — спросил Гарри, приподняв бровь. — Это всё?       — О, я не думаю, что вы будете действовать так бойко, когда я закончу с вами. Вы будете писать: «Я не должен лгать» до конца вечера, пока будете со мной. Возможно, повторение этого несколько сотен раз запечатлит это в вашей памяти, а также… другом месте…       Бросив на неё взгляд, предназначенный для мелкого — или глупого, — Гарри сел за соседний стол и начал рыться в своей рюкзаке в поисках необходимых инструментов.       — Закройте сумку, мистер Поттер, — вам там ничего не понадобится.       — Вы хотите, чтобы я писал строки пальцем? — рявкнул он.       — Это будет стоить вам ещё две недели наказания, мистер Поттер. Любые дальнейшие всплески приведут к ещё большему наказанию. В таком случае вы можете находиться со мной каждую ночь до Пасхи.       — Ага, как же, — пробормотал Гарри себе под нос.       Амбридж, однако, не обратила на это внимания.       — Вы воспользуетесь одним из моих специальных перьев для наказания.       — Должен ли я достать чернила из моего рюкзака, профессор?       Глаза её блеснули, а улыбка стала ещё неприятнее.       — О, я думаю, вы обнаружите, что вам не нужны чернила. Просто начните писать этим пером — больше не будет задержек.       Её радостное выражение лица говорило Гарри, что здесь было что-то, чего он не понимал — или, возможно, не знал. Амбридж только что объявила, что он, в конце концов, должен использовать перо без чернил, и если бы Гарри не знал о её садистских наклонностях, подумал бы, что она по крайней мере сумасшедшая. Здесь было что-то ещё, но что бы это ни было, у него не было времени обдумывать это.       — Помните: «Я не должен лгать» будет вашей фразой сегодня вечером.       — Как насчёт «Я не должен говорить правду»? — спросил Гарри. — Вы знаете, что это за ситуация.       — Ещё две недели задержания! — взвизгнула Амбридж. — Я избавлю вас от этой патологической потребности лгать, Поттер!       И снова Гарри заставил себя не указывать на то, что попытка «сломать» ребёнка вряд ли была правильным поведением для любого взрослого, особенно для того, кто занимает руководящую должность в школе. Он сомневался, что Амбридж знает что-нибудь о современных законах или практике защиты детей, и ей было бы всё равно, если бы она знала.       Покачав головой, Гарри схватил перо и начал писать, с некоторым удивлением отмечая слова, появившиеся на странице ярко-красными чернилами. Это было настолько неожиданно, что резкая боль в руке застала его врасплох, и к тому времени, когда он её заметил, боль утихла. Он взглянул на тыльную сторону ладони и потер её, гадая, откуда боль взялась. Не увидев там никаких следов, он взглянул на Амбридж, отметив широкую торжествующую ухмылку, отразившуюся на её лице.       Нахмурившись, Гарри снова обратил внимание на пергамент, зная, что что-то не так. На этот раз он писал с большей осторожностью, следя за тыльной стороной ладони в поисках источника боли. Когда он закончил предложение, на его ладони появилась точная копия его письма, сопровождаемая острой болью, которую он испытывал ранее. Фраза на мгновение засветился красным, а затем исчезла, оставив его руку безупречно чистой.       — Что это, чёрт подери, такое? — потребовал ответа Гарри, вставая на ноги с воинственностью, порождённой ненавистью к этой глупой женщине и неизвестному перу, которым она причиняла ему боль.       — Я же говорила вам, это одно из моих особых перьев, — проворковала Амбридж. — Теперь вы можете сесть и продолжить писать свои строки.       — Я не буду! — воскликнул Гарри. — Я не знаю, что это такое и что вы пытаетесь здесь сделать, но это не наказание — это пытка. Я не позволю, чтобы это сошло вам с рук!       — У тебя нет выбора, мальчик! — воскликнула Амбридж. — Ещё один месяц наказания и минус пятьдесят очков Гриффиндору! А теперь сядь и продолжай писать, пока я не задержала тебя до конца твоего пребывания в Хогвартсе!       Нахмурившись, Гарри сел на своё место и взял злободневное перо. Он написал строчку ещё несколько раз, игнорируя боль в руке. Каждый раз, когда он писал, линии снова появлялись на тыльной стороне ладони, и пока Гарри писал эту строку ещё дюжину раз, на ладони начал формироваться слабый розовый контур. Стиснув зубы, Гарри продолжал писать, но не молча.       — Зачем вы это делаете? Разумеется, возвращение Тёмного Лорда — это не мелочь, которую можно скрыть.       — Вы действительно удивительны, мистер Поттер. Вы написали эти строки по крайней мере двадцать раз и всё ещё продолжаете извергать эту глупую неправду. Сами-Знаете-Кто мёртв и не вернётся! Вы должны это усвоить, если хотите жить. Сделать что-нибудь в своей жизни. Прошёл момент славы, мистер Поттер, будьте счастливы с тем, что у вас было.       Гарри покачал головой.       — Ваша слепота поражает меня.       — Сколько и ваша жалкая глупость поражает меня, мистер Поттер, — сказала Амбридж с усмешкой. Гарри взглянул на неё и увидел свет фанатизма, который осветил её глаза. — Вы ничто иное как выскочка Полукровка с жалкими иллюзиями.       — Это фанатизм, который я ожидаю увидеть от такой невежественной коровы, как вы, — отрезал Гарри. — И хотя вы считаете меня самодовольным искателем внимания, я знаю, что вы посредственная стерва с манией неадекватности!       Ноздри Амбридж раздулись, и она была на грани ярости, когда дверь в класс открылась и раздался голос:       — Гарри, немедленно перестань писать!       Это были Жан-Себастьян и Дамблдор.