***
Реакцию Рона Уизли было понять сложнее, чем у большинства собравшихся: частично из-за его тесной связи с Гарри и всего, что произошло между ними, особенно в прошлом году, а частично из-за его чувств к одной ведьме с каштановыми волосами. Проще говоря, у Рона были проблемы с самооценкой, хотя сам он так не считал. Он был самым младшим из шести мальчишек и всегда изо всех сил пытается не отставать от пяти успешных и популярных братьев, не говоря уже о младшей сестре, любимице семьи, поскольку она была первой девочкой в истории древа Уизли. Добавьте к этому тот факт, что Рон совершенно случайно приобрёл близкого друга в лице Гарри Поттера, самого известного человека своего поколения, и теперь довольно легко понять, почему Рон иногда чувствовал себя немного потерянным в этой компании. Всё упиралось во славу Гарри, она же частично стала причиной их проблем во время турнира. Не то чтобы Рон искренне верил, что Гарри обманул всех, чтобы попасть на турнир, или так стремился к большей популярности. По крайней мере, Рон смог прийти к пониманию этого задним числом, когда пришло осознание истинной причины, по которой Гарри был допущен на турнир. В конце концов, его близкое общение с другом в лоб говорили о том, как сильно Гарри ненавидел свою славу, Рон, больше, чем кто-либо другой, за исключением, возможно, Гермионы, знал это. Но когда имя Гарри вылетело из кубка, для Рона это стало очевидным случаем лицезрения того, как друг снова забирает всю славу себе. Не имело значения, хотел ли он этого. Рон жаждал большего признания, но, конечно, не той славы и лести, которую Гарри обычно получал, — он понимал, что такое назойливое внимание будет его раздражать. Нет, Рон имел в виду получать ровно столько внимания, сколько хватило бы, чтобы он стал известен как Рон Уизли… а не «лучший друг Мальчика-Который-Выжил» или «самый младший Уизли». Конечно, теперь он горько сожалел о своём поспешном и бездумном заявлении, высказанном в предыдущую ночь на Хэллоуин. Как только Рон сделал первый шаг к примирению, Гарри сразу же простил его и глазом не моргнув — у него было самое большое сердце, которое Рон когда-либо видел, что казалось удивительным, если принять во внимание его воспитание. Рон был уверен, что будь вместо Гарри другой ребёнок, его небрежные опекуны произвели бы на него совершенно противоположный эффект. Но, несмотря на прощение Гарри и принятие извинений Рона, это создало расстояние между ними, расстояние, которого никогда не было раньше… и которое Рон не мог преодолеть. Но даже больше, чем возникшем расстоянии между ним и его лучшим другом, Рон сожалел о том, что его поведение оттолкнуло Гермиону от него. Конечно, Гермиона поддержала Гарри и поверила ему — Рон должен был знать, что она так сделает. Гермиона выросла в семье маглов, как и Гарри, — она не могла отказаться от такой дружбы, если бы не произошло настолько шокирующее событие, что могло полностью разрушить доверие между ними И это даже если не принимать во внимание близость, которую она всегда разделяла с Гарри, близость, которая, как подозревал Рон, превосходила даже близость между ним самим и Гарри. И хотя Гарри был его лучшим другом, он хотел, чтобы Гермиона была для него, Рона, кем-то больше — намного больше. Конечно, его дружба с Гермионой оставалась такой же, как всегда; они также держались вместе и заступались друг за друга, продолжая спорить друг с другом. Однако Рон пытался меньше спорить с Гермионой, пытаясь выглядеть более податливым, ухаживая за ней без каких-либо намёков на то самое ухаживание. Это было сложно — в конце концов, её большой интерес к книгам и учёбе не очень хорошо сочеталось с его любовью к квиддичу и шахматам. Однако независимо от их разностей, Гермиона постепенно превращалась в привлекательную молодую женщину, которую он хотел бы узнать на более личном, интимном уровне. Но Гарри мог хотеть того же. Но тогда это тоже было несправедливо — Гарри был тем стержнем, который держал их вместе, в конце концов, и Рон знал, что Гермиона, вероятно, никогда не станет чем-то большим, чем просто ещё одной надоедливой девушкой, с которыми Рон контактировал, когда рассорился с Гарри. Но без Гарри не было бы конкуренции за привязанность Гермионы — в этом он был уверен. Некоторые люди считали Рона немного медлительным и упрямым, когда дело касалось окружающих, и объективно Рон знал, что он был в своих мыслях и упускал то, о чём говорили другие. Но Рон был совсем не глуп, а в некоторых областях он был выше среднего. Этим летом он попытался быть более наблюдательным среди своих друзей, особенно следя за любыми намёками на привязанность, помимо простой дружбы между его ближайшими друзьями. И то, что он видел между ними, совсем не воодушевило Рона — они были близки, слишком близки, и Рону было некомфортно от этого. Их глаза задерживались друг на друге слишком долго, они касались друг друга больше, чем было необходимо, — на первый взгляд, не более чем успокаивающее поглаживание по плечу или прикосновения к руке — и их действия казались взаимными. Такая картина показалась бы случайному наблюдателю платонической и совершенно невинной, однако Рону, что давно наблюдал за друзьями, их действия казались абсолютно очевидными и притесняли его амбиции. Основная проблема, с точки зрения Рона, заключалась в том, что если бы дело дошло до выбора между ним и Гарри, он был почти уверен, каким будет выбор Гермионы — и это будет не в его пользу. Сознательно или бессознательно Гермиона всегда ставила Гарри на первое место, и, если Гарри проявил хоть какой-то интерес к подруге, Рон знал, какой будет её выбор. Он ничего не сможет сделать, чтобы изменить её предпочтения. Но сегодняшние утренние событие перевернуло всё шиворот-навыворот, но, как ни удивительно, это сработало в пользу Рону. Гарри обручён с другой и вряд ли может больше соперничать с другом в погоне за Гермионой, и этот факт радовал Рона. Казалось, судьба на этот раз вмешалась в его пользу. Но затем другая сторона Рона, — ревнивый придурок, поднявший свою уродливую голову в прошлом году на турнире, — напомнила, что Гарри снова, без каких-либо собственных усилий, оказался в выгодном положении. Он в одно мгновение обручился с девушкой, которая была самой красивой, какую Рон когда-либо видел. Как, во имя Мерлина, Гарри так повезло? Покачав головой, Рон отвлёкся от своих размышлений и украдкой взглянул на девушку, которая, как он надеялся, станет в его жизни больше, чем просто другом. Гермиона сидела и пристально смотрела на что-то, что могла видеть только она, и выглядела такой же сбитой с толку, как и он. С точки зрения Рона, она казалась несколько разочарованной и, без сомнения, несчастной: Гарри оказался занят другой. Тем не менее, это снова могло пойти на пользу Рону. Возможно, он мог бы быть рядом с подругой — он подставив плечо помощи и выслушает её, как хороший друг. Вот и всё, решил Рон. Он забудет об удаче Гарри и сосредоточится на себе. Он завоюет сердце Гермионы!***
Предмет размышлений Рона был поглощён в тот момент собственными мыслями. Гарри оправдали. Его не заберут у Гермионы — он вернётся с ней в Хогвартс в этом году, и всё будет как раньше. Но Гермиона знала, что это неправда — всё изменилось. Безусловно, Гарри останется её лучшим другом и человек, заслуживающим доверия; они будут продолжать делать всё вместе, она всё равно будет видеть его каждый день. Но всё станет по-другому. Новый Гарри помолвлен с другой, и, в конце концов, он будет обязан хранить суженной верность. Гермиона перестанет быть самой важной девушкой в его жизни. Гермиона знала, что она должна быть счастлива за Гарри — счастлива, что ему удалось избежать участи, на которую настаивал Фадж; счастлива, что он останется важной частью в её жизни. Но часть её — маленькая, неопределимая часть, которую она не могла изменить — не чувствовала ничего, кроме печали из-за известия о его помолвке с красивой французской ведьмой. Как она могла соревноваться с кем-то вроде Флёр Делакур? Конечно, никак, Гермиона в меньшинстве. Теперь он помолвлен; она ничего не может сделать, чтобы изменить этот факт. Она никогда не будет для него чем-то большим, чем лучшим другом, и скорее всего их дружбе придёт конец, когда они повзрослеют. Как такое могло случиться? Как у Гермионы возникли эти чувства к лучшему другу, даже не осознавая этого? Как это ускользнуло от её чрезмерно острого ума, так хорошо ловящего каждую мелочь? Что ей теперь делать? Она машинально взглянула на своего друга, Рона Уизли, который, казалось, потерялся в своём собственном мире. Гермиона знала о чувствах Рона к ней. Он не был из тех, кто скрывает свои эмоции; они были очевидны для всех, а Гермиона была просто наблюдательной. Хотя она и не подозревала об этом, её внимание в основном было сосредоточено на Гарри с тех пор, как он прибыл на Площадь Гриммо, и она знала, что она привлекла внимание своего другого лучшего друга. Гермиона не знала, сможет ли она ответить на чувства Рона. Рон был хорошим другом, и хотя иногда он и был слишком ревнивым и постоянно спорил с ней, он также яростно её защищал. Гермиона всегда знала, что есть шанс, что она окажется с одним из двух своих лучших друзей, но до сих пор она всегда предполагала, что это будет Гарри, а не Рон. Они с Гарри смотрелись лучше, чем с Роном. Во-первых, они не всегда спорили, и хотя её склонность к лидерству и ворчанию раздражала Гарри так же сильно, как и Рона (в своё оправдание, Гермиона училась сдерживать этот конкретный аспект своей личности), она все же знала, что её сила и решительность иногда помогали ему в периоды апатии, в то время как его безграничная смелость и весёлый характер помогали Гермионе справляться с переутомлением и сиюминутной робостью. Она серьёзно сомневалась, что у неё хватило бы смелости ударить Малфоя на третьем курсе не будь она знакома с Гарри. Что у неё было общего с Роном? Ничего не приходило на ум, но что Гермиона помнила, так это их частые ссоры и склонность Рона принижать её достижения и всё, что ей нравилось. Тем не менее было очевидно, что если она окажется с одним из своих лучших друзей, то это будет Рон, поскольку Гарри теперь занят другой. Это трудно принять, но Гермиона знала, что ради их блага у неё не было другого выбора, кроме как подавить чувства, которые она всегда питала к Гарри. Но сможет ли она полюбить Рона?***
Оставив Гарри в комнате ожидания, Жан-Себастьян вошёл в кабинет министра и обнаружил, что директор и министр ждут его: один с приветливой улыбкой, а второй с измученной маской терпения, застывшей на лице. Жан-Себастьян с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза из-за этого человека — именно такого и можно было только ожидать от трусливого министра. Оставалось надеяться, что эта встреча собьёт с него спесь ещё раз. Кабинет был большим, богато обставленным. Мебель была из лучшей драконьей кожи, стены усеяны картинами, и каждый укромный уголок и закоулок был заполнен дорогими вещами и произведениями искусства, расставленными то тут, то там без видимой мысли об организации или стиле. Очевидно, это был кабинет человека, который любил свой комфорт, и, похоже, он был рассчитан на то, чтобы напомнить посетителю, что кабинет занят и его обитатель останется здесь в обозримом будущем. Вкус, конечно, не принимался во внимание, если, конечно, буквально кричащие и пафосные орнаменты были показателем, и создатель не преследовал к расположению или показу для зрителя всего этого великолепия, скорее стремился ударить его по голове пафосным богатством своего владельца. «Этот человек явно нуждается в услугах дизайнера интерьера», — подумал Жан-Себастьян с некоторой сардонической забавой. Если повезёт, Фадж больше не будет занимать этот кабинет. Похоже, он прервал разговор шедший между ними, — который, если Жан-Себастьян не ошибся в своей догадке, включал приличную дозу жалоб от министра. Комментарии со стороны директора, вероятно, были неопределённо умиротворяющими, но совершенно ни к чему не обязывающими. Предмет этих жалоб, конечно, был очевиден. — Присаживайтесь, посол, — предложил Дамблдор, махнув рукой на один из стульев. Министр впился взглядом в директора, по-видимому, недовольный командованием в своём кабинете, но вслух высказался мало, плохо скрывая чувства за вежливым тоном. Слегка посмеиваясь про себя, Жан-Себастьян сел на указанное кресло и пристально посмотрел на министра, гадая, как он отреагирует на его небольшое объявление. Ничего хорошего точно не произойдёт. После минуты молчания Фадж приукрашено вздохнул и пристально посмотрел на Жана-Себастьяна. — Дамблдор сказал мне, что вы просили об этой встрече, посол, — проговорил он. — Если вам есть что сказать, говорите скорее, пожалуйста. Я занятой человек. Жан-Себастьян склонил голову, подавляя желание засмеяться над напыщенностью этого человека, и остался невозмутимым. — В самом деле, министр, мне есть, что сказать. У меня есть несколько причин, чтобы быть здесь сейчас. Прежде всего, чтобы то, что мы обсуждали на заседании Визенгамота, было выполнено без промедления. Фадж недружелюбно посмотрел на него. — Посол, я не буду вам лгать — я крайне недоволен исходом судебного разбирательства. Ваш подопечный стал бельмом на глазу Министерства с тех пор, как он начал посещать Хогвартс, и я недоволен тем, что он стал всеобщим любимчиком, как и тем, что нам пришлось сделать, чтобы принять маленького мальчика, единственной причиной славы которого был несчастный случай, произошедший, когда он был всего лишь младенцем. — Любимчиком? Вы имеете в виду сфабрикованное дело, содействующее убийце и отрицающие базовые права невинно осуждённого? Это вы называете «любимчик»? — вмешался Жан-Себастьян, его голос был убийственно серьёзным и недружелюбным. Фадж замолк, услышав злобу в голосе Жана-Себастьяна, и, тем не менее, решил проигнорировать его слова и продолжил, как будто ничего не сказал: — Независимо от моих личных убеждений по этому поводу, я заверяю вас, что всё, что мы пообещали, будет сделано. Завтра вы получите свои извинения в Пророке — задание уже делегировано соответствующему лицу, и репортёр Пророка уже на пути в Министерство. Что касается мистера Блэка, то его будут судить, как только выпадет время. Хотя Жан-Себастьян отметил, что Фадж пропустил обещание расследовать вопрос о возвращении Волан-Де-Морта, он знал, что больше не получит ничего от этого человека, учитывая состояние его ума. Тёмный Лорд будет обсуждаться в другой раз — у Жана-Себастьяна была другая цель сегодняшней встречи. Дело Сириуса в настоящее время не влияло на личное положение Фаджа так, как могло повлиять в самом начале его правления. Жан-Себастьян знал, что министр может позволить себе проявить великодушие в этом вопросе. Жан-Себастьян решил, что лучше всего проявить благодарность за обещание в отношении Сириуса Блэка — это может сослужить ему хорошую службу в предстоящих беседах, которые не будут столь приятны британскому министру. — Превосходно, министр. Пожалуйста, держите меня в курсе состояния ваших расследований и сообщите дату и время, в которые мистер Блэк сможет вернуться в Англию. Я обязательно доставлю его сюда в назначенное время. — Хорошо, посол, — ответил Фадж, махнув рукой. — А теперь, если вопросов не осталось… — На самом деле, министр, у меня есть ещё одно дело. Жан-Себастьян мог прочитать раздражение с малейшим намеком на опасение в глазах Фаджа — до сих пор объявления Жана-Себастьяна о делах были чрезвычайно плохими для министра. — На самом деле, посол, — ответил он с укором в голосе, — я думаю, вы сегодня наделали достаточно дел, чтобы их хватило на всю жизнь. Думаю, это может подождать ещё один день. — Боюсь, что нет, министр. Сегодня я передаю вам приветствие от французского министерства и новости, которые будут вам интересны и повлияют на отношения между Великобританией и Францией. — Очень хорошо, — ответил Фадж. Он держался невозмутимо, но его глаза блестели, как агаты. — Пожалуйста, продолжайте, хотя я не могу представить, что могло бы сказать французское министерство, что касалось бы их посла в Англии. Ваш посол Трамбле не выезжал из страны? — Именно так, министр, — ответил Жан-Себастьян, внимательно наблюдая за Фаджем. — На самом деле, моё дело на сегодня — сообщить вам, что мсье Трембле получил другую должность во французском министерстве. Из-за этой перетасовки, а также из-за моей квалификации и уникальных требований в отношении юного Гарри и его продолжающегося посещения Хогвартса, я согласился немедленно стать французским послом в Англии. Об этом будет официально объявлено вашему правительству завтра. Недовольство и гнев немедленно омрачили лицо Фаджа, когда он оглянулся через стол, заставив Жана-Себастьяна подумать, что министр должен был предвидеть это. В конце концов, учитывая утренние события и уникальную квалификацию Жан-Себастьяна, министр должен был знать, что Жан-Себастьян не доверяет ему и хотел более пристально следить за Гарри и его взаимодействием с любым представителем власти в магической Британии. Возможно, Фадж не знал, но Жан-Себастян не был из тех родителей, которым удобно отправлять своих детей в другую страну для обучения в школе — он предпочитал более близкую учебную организацию; даже если это будет интернат, он всё равно хотел жить в той же стране, что и его подопечный. К сожалению — или, к счастью, в зависимости от обстоятельств — Фадж, похоже, не думал так далеко вперёд. — Я не уверен, что могу согласиться с вами, посол, — наконец ответил Фадж. — Английское министерство не особо ценит ваш деспотичный стиль, и я уверен, что ваше назначение навредит отношениям между нашими двумя странами. Жан-Себастьян громко рассмеялся этому заявлению, от чего лицо Фаджа потемнело ещё больше. — Напротив, министр, у меня прекрасные отношения с главным председателем Визенгатома, — он кивнул Дамблдору, который также кивнул в ответ на этот жест, — отчасти благодаря нашей предыдущей связи с МКМ. Я знаком с большинством руководителей ваших отделов и понимаю ваши традиции и обычаи, ведь прожил здесь несколько лет, пока был ещё мальцом. И я знаком с работой вашего министерства благодаря различным должностям и опыту работы с вашим правительством на протяжении многих лет. Я очень хороший кандидат на эту должность, министр. Кажется, только у вас есть проблемы со мной. — Но это моё правительство! — отрезал Фадж. — И вам придётся вернуться в своё министерство и сказать им, чтобы они прислали кого-нибудь ещё. — Ваше правительство? — Жан-Себастьян презрительно фыркнул. — Вы же не подразумеваете под этими словами себя? Министр — всего лишь слуга народа, разве нет? Глаза Фаджа сузились, а губы скривились от неприязни. — Вы можете быть уверены, что я поговорю об этом с вашим министром. Небольшой наклон головы посла указывал на его чувство полного безразличия. Затем он ещё больше разозлил Фаджа, взглянув вниз и демонстративно осматривая свои ногти, показывая своё полное презрение к британскому министру. — Буду ждать вас в гости, министр. Моё назначение было инициировано министерством Франции при полной поддержке нашей законодательной ветви власти, поэтому я могу заверить вас, что министр Франции подтвердит всё, что я вам сказал. В конце концов, если у вас нет каких-либо юридических причин отказать мне, моё правительство может назначить на эту должность любого, кого они хотят, с вашего одобрения или без него. Краткий кивок был единственным, что встретило заявление Жана-Себастьяна — Фадж, очевидно, знал, что его снова загнали в угол. — Мои домашние эльфы немедленно начнут перевозку личных вещей моей семьи в поместье посла. Я буду к вашим услугам к утру понедельника. Кивок был повторён, и хотя было очевидно, что Фадж недоволен развитием событий, он, по крайней мере, смог собрать остатки собственного достоинства, чтобы избежать повторения своих возражений. Не то чтобы это принесло ему пользу. — Это подводит меня к следующему пункту, — продолжил Жан-Себастьян, обращаясь к Дамблдору. — Поскольку моя семья теперь будет жить в Англии, я бы предпочёл, чтобы все дети, находящиеся на моём попечении, посещали одну и ту же школу. В связи с этим я попрошу перевести Флёр в Хогвартс, дабы она доучилась там свой последний год. — Конечно, посол, — ответил Дамблдор, не обратив внимание на вену, нервно пульсирующую на виске Фажда. — Пожалуйста, попросите мадам Максим предоставить вам копию стенограммы Флёр. Я проинструктирую своего заместителя отправить вам сову с её письмом в течение следующих нескольких дней. Мы будем рады, если чемпион Шармбатона будет учиться в нашей школе. Хотя Жан-Себастьян разговаривал с Дамблдором, он не спускал глаз с Фаджа, наблюдая, как его недовольство усиливается, и на его лице проявляется ярость. На этот раз он был достаточно умен, чтобы держать язык за зубами, но не требовалось большого ума, чтобы понять, что возражал Фадж именно по поводу посещения Флёр лучшей школы Англии. Пора было сообщить министру, как обстоят дела. Жан-Себастьян позволил себе выражение сильной неприязни и отвращения, когда он впился взглядом в министра, отметив соответствующий взгляд, обращённый к нему. Он внутренне ухмыльнулся, извращённо забавляясь своей способности вызвать отрицательную реакцию у напыщенного мерзавца. — Министр, позвольте мне объясниться. Гарри Поттер теперь мой подопечный, и он и моя дочь Флёр будут вместе учиться в Хогвартсе в этом году. МКМ подавляющим большинством голосов проголосовала за Гарри — и его крестного, что немаловажно, — и любая попытка с вашей стороны или вашего правительства подорвать его отношения или создать проблемы мне или моей семьёй приведёт к усилению напряжённости в отношениях с Францией и изоляции от остального волшебного мира. Я предлагаю вам действовать мягко… или, может быть, это моя дочь является причиной вашего недовольства? — Ваша дочь не имеет никакого отношения к Хогвартсу, — буркнул министр. — Наша лучшая школа предназначена для наших лучших и способных учеников, а не для каких-то… иностранцев… — Я предлагаю вам остановиться прямо здесь, — прервал его Жан-Себастьян холодным, как лёд, голосом. — Не думайте, что я проигнорирую ваш мелкий британский фанатизм и ваше презрение к любому, кто не соответствует вашим жалким стандартам расы и чистоты крови — ваши попытки скрыть свои возражения под видом иностранной дискриминации оскорбительны и не приносят вам никакой пользы. Тот факт, что многие из ваших соотечественников соответствуют вашим чрезвычайно высоким стандартам чистоты крови, фанатизма и презренного снобизма, ничего не значит для меня — или любого другого здравомыслящего человека в этом отношении. Флёр — высококвалифицированная и компетентная волшебница, и, несмотря на вашу ограниченность, она такой же человек, как вы или я. Она — чемпион того проклятого турнира, который вы провели в этой самой стране во славу Мерлину! — И все мы знаем, как она там преуспела! — буркнул Фадж, и его рот скривился в неприятной усмешке. — Я подозреваю, что лучше, чем смог бы сквиб, вроде вас, — выплюнул Жан-Себастьян, чувствуя почти непреодолимое желание проклясть человека до полного забвения. Министр выпучил глаза, и он, казалось, был готов парировать ещё раз, но тут вмешался Дамблдор, пытаясь смягчить ситуацию: — Министр, посол, я не думаю, что этот диалог вряд ли выдастся конструктивным. Корнелиус, вам хорошо известно, что устав Хогвартса не допускает дискриминации будущих студентов из-за кровного статуса, расы, национальности или любого другого фактора. Юридически, если у меня есть все основания принять эту студентку — а они у меня, несомненно, есть –, я не могу отказать мисс Делакур в переводе в нашу школу, и я не откажу, даже если бы у меня была такая возможность. Она прекрасная молодая женщина, и вы хорошо знаете причины её участия в турнире и о вмешательстве Бартемиуса Крауча-младшего. Я не сомневаюсь, что она легко впишется в атмосферу Хогвартса и будет приятным пополнением в наших рядах. Не усложняйте эту ситуацию, приводя устаревшие представления о чистоте крови или аргументы относительно статуса вейлы, о чём мы все знаем! Уверенный Жан-Себастьян, что вена на виске министра вот-вот сейчас лопнет, он посмотрел на министра взглядом полного отвращения, осмеливаясь сделать всё, что в его силах. Однако прошло совсем немного времени, прежде чем Фадж овладел собой и оставил разногласие с Жаном-Себастьяном в стороне. Это было первое хорошее решение, которое он принял за весь день. — Ладно! — выплюнул Фадж. — Ваша дочь может поступить в Хогвартс и искать внимание там. А теперь оставьте меня — у меня много работы. Жан-Себастьян встал, но не смог уйти без прощального напутствия. Он навис над министром, понимая, что его рост и яростные манеры навели ужас на несчастного Фаджа, отпрянувшего назад. — Поймите меня правильно, — прорычал Жан-Себастьян голосом, полным угрозы, — я не потерплю никакого вмешательства со стороны вас или кого-либо в вашем правительстве. Не испытывайте мое терпение, Министр, — продолжил он с наивысшим презрением, которое только мог показать, — вам точно не понравится результат. Он повернулся и буквально вылетел из кабинета, пробежав сквозь приёмную прямо к Гарри, прошедшему мимо испуганного помощника Фаджа. Гарри бросил взгляд на Жана-Себастьяна и покорно последовал за ним. И хотя тот не хотел, чтобы мальчик съёживался, чувствуя дискомфорт или испуг, пришлось потратить несколько минут на ходьбу по коридорам и лестничным пролётам здания министерства, прежде чем навыки Окклюменции взяли своё и заставили его справиться с нарастающей яростью по отношению к бесхребетному и бесполезному британскому министру. Что-то нужно сделать с этим человеком, из-за него только начинающаяся война уже почти проиграна. Они достигли Атриума прежде, чем Жан-Себастьян, наконец, замедлился и повернулся к Гарри, заметив выражение недоверчивого опасения на лице мальчика. Он улыбнулся Гарри, чтобы показать ему, что он не зол, размышляя о том, что нужно что-то делать с робостью и неуверенностью мальчика — такие черты не принесут ему никакой пользы в лице мерзкого безумца Волан-Де-Морта. — Мне очень жаль, Гарри, но похоже, что твой министр сумел пробудить во мне зверя, — с кривой улыбкой прокомментировал Жан-Себастьян. Глаза Гарри загорелись от облегчения, и он неуверенно улыбнулся в ответ. — Я понимаю, сэр. — Ну, Гарри, — буркнул тот, — что мы договорились насчёт называть меня «сэр»? Покрасневший в ответ Гарри и его заикание были несколько милыми, но они по-прежнему вызывали беспокойство у посла. Он задавался вопросом, с чем мальчик мирился от своих так называемых родственников — Сириус знал о ситуации только в самых общих чертах. это определённо требовало его немедленного внимания, как только всё начнёт утихать. В этот момент к ним подошёл Дамблдор с задумчивым выражением лица, которое противоречило безумному блеску его глаз. — Не хотел критиковать вас, — сказал он с добродушным весельем, — но вы понимаете, что только что оскорбляли и угрожали главе государства? Ответная усмешка Жана-Себастьяна была почти безумной. — Чем он отличается от других? Французский министр знает, что будет оскорблён также, если он будет вести себя как осёл! — В самом деле, — Дамблдор весело покачал головой. Жан-Себастьян заметил, что Гарри выглядел немного растерянным, но всё ещё улыбался при упоминании оскорбления Фаджа. Жан-Себастьян вернул себе серьёзность так же быстро, как и веселье минуту назад. — Как вы думаете, каковы шансы, что министр, как он говорит, расследует возвращение Волан-Де-Морта? — Невелики, — ответил Дамблдор. — Увы, Фадж когда-то был хорошим человеком и до сих пор сносно служит министром мирного времени, но я боюсь, что он стал слишком одержим поддержанием своего имиджа и положения, и поддерживает его всеми сопутствующими удобствами, деньгами и лестью. Гораздо легче прятаться и утверждать, что это не может быть так, чем поступать правильно. Меня бы удивило, если бы это было чем-то большим, чем тактика простого ухода в тень. Жан-Себастьян кивнул, ничего другого не ожидая. — Нам придётся обсудить это дополнительно, директор, но не здесь, — он огляделся вокруг, на суету здания министерства, не веря, что кто-то из проходящих мимо мог не подслушивать его сейчас. — Я думаю, что более уединённая обстановка была бы разумным решением. — Полагаю, вы собираетесь сегодня вечером отвезти юного Гарри в замок Делакур? — спросил Дамблдор, с улыбкой посмотрев на своего студента. — Именно, — ответил Жан-Себастьян. — Я думаю, ему следует привыкнуть к жизни с нами. Кроме того, есть кое-кто, кого, я думаю, он хотел бы видеть, и он ожидает его во Франции. Ответная улыбка осветила лицо Гарри, и он выразительно кивнул, побуждая обоих взрослых снисходительно улыбнуться. — Тогда нам лучше забрать твои вещи, Гарри, — продолжил Жан-Себастьян. — Ты сможешь увидеть Сириуса сегодня вечером, и я познакомлю тебя со всей семьёй. Но не волнуйся — мы вернёмся в Англию к началу недели, и ты сможешь встретиться со своими друзьями. Ответная ухмылка на лице Гарри рассказала Жану-Себастьяну всё, что ему нужно было знать, — он правильно справился с ситуацией. Он знал, что у Гарри были очень хорошие друзья, которых он не хотел оставлять позади. Он надеялся, что эти его друзья станут ближе и к его собственной дочери — и она сама сможет воспользоваться поддержкой.***
Короткое путешествие обратно на Площадь Гриммо было намного проще, чем поездка в министерство, благодаря тому, что они путешествовали по простому пути — с помощью камина, — а не длинным маггловским методом, который, однако, давал Гарри много времени, чтобы поразмыслить над своей проблемой. Хотя он знал, что ему нужно о многом подумать, в частности об утренних событиях, Гарри был на самом деле благодарен, что ему не дали времени погрузиться в свои мысли — ему понадобится больше, чем несколько минут, чтобы усвоить изменения в жизни, вызванные утренние события. Теперь всё, что он хотел сделать, — это увидеть своих друзей, а затем днём встретить своего крестного. Прогулка по Атриуму была такой же неудобной, как и с утра, поскольку снова всё внимание в огромной комнате было направлено на Гарри, что доставляло ему дискомфорт. Разница заключалась в том, что если утром собравшиеся в основном смотрели на него неодобрительно и шептались друг с другом, то на этот раз толпа была более позитивной, и люди выкрикивали приветствия и поздравления по поводу исхода судебного процесса. Он содрогнулся при мысли о том, что было бы, если бы он пострадал от менее удачного исхода угроз Фаджа. Гарри узнал, что волшебная публика в целом была непостоянной, её легко подвергнуть влиянию господствующего мнения и, в свете недавних событий, не всегда находится на стороне справедливости. Они на мгновение остановились возле камина, где Дамблдор передал Жану-Себастьяну небольшой лист пергамента. После того, как Жан-Себастьян кивнул, они один за другим вошли в камин, выходя из министерства вслед за Дамблдором. Как и в любой другой раз, когда он путешествовал с помощью этого адского устройства, Гарри, следуя за Дамблдором через соединение, свалился на пол их места назначения. Посмеиваясь, новоприбывший Жан-Себастьян помог ему подняться. — Я вижу, что мне придётся научить тебя правильному способу передвижения с помощью камина. Мы не можем допустить, чтобы ты оказывался на полу каждый раз, когда ты пользуешься им. Гарри поблагодарил его, когда он, спотыкаясь, поднялся на ноги, стремясь встретиться со своими друзьями и поблагодарить их за поддержку. — Пойдём, Гарри, я думаю, все будут ждать нас в гостиной, — сказал Дамблдор, выходя из комнаты. Короткая прогулка в гостиную закончилась тем, что Гарри заслонил обзор шевелюра густых каштановых волос, когда он был схвачен печально известными объятиями Гермионы. — Мы так волновались, — прошептала она ему на ухо, и в её голосе были отчётливо слышны слёзы. — Спасибо, Гермиона, — прошептал Гарри в ответ, задыхаясь от собственных слёз. — Ваша поддержка очень много значит для меня. Он отстранился и заметил её слезящиеся глаза и то, как подруга пыталась сдерживать свои чувства. Она всегда была рядом с ним, несмотря ни на что. Гарри не был уверен, что сделал достаточно, чтобы заслужить такого замечательного и стойкого друга. Его размышления были прерваны приходом мальчишек Уизли, которые столпились вокруг него, поздравляя с победой и смеясь так, как это часто делают люди, когда их облегчение проявляется в эмоциональной манере. Рон ничего не сказал, просто по-товарищески хлопнул его по спине, и его лицо сияло, когда он глядел на друга. А вот с близнецами была другая история. — Поздравляю, Гарри! — воскликнул один. — Ты вновь выбрался из очередной ловушки! — И заодно обручился с красивой девушкой! — закончил другой. В комнате раздался смех, когда Лунатик и Тонкс вместе с Биллом Уизли тоже прибыли в дом, чтобы выразить свои поздравления. Гарри украдкой взглянул на Жана-Себастьяна, любопытствуя, какова будет его реакция на непочтительную манеру разговора, в которой близнецы отзывались о его дочери, но он не мог обнаружить в поведении того ничего, что могло бы вызвать недовольство. Похоже, ему нравились выходки друзей Гарри. Оглядевшись, Гарри заметил Джинни и миссис Уизли, но, хотя обе улыбались, эти улыбки казались несколько натянутыми. Полностью сбитый с толку Гарри принял поздравления от них обеих. Он чувствовал, что они были счастливы, что его оправдали, но также были чем-то обижены. Когда все поздравления были приняты, Жан-Себастьян сердечно приветствовал друзей Гарри, прежде чем он отвёл его в сторону и тихим голосом сказал ему подготовить свои вещи к их отъезду. Гарри кивнул и вышел из комнаты в сопровождении двух своих ближайших друзей. — И что теперь, приятель? — спросил Рон. Поднявшись по лестнице, Гарри свернул по длинному коридору и направился к комнате, которую он делил с Роном, с тоской оглядывая тёмный дом, который он и его друзья всю последнюю неделю так усердно убирали — никакая уборка и мытье, похоже, не помогали заглушить воздух гнетущего мрака, наполнявшего полуразрушенный старый дом. — Я собираюсь сегодня во Францию с Жаном-Себастьяном, — рассеянно ответил Гарри, когда они вошли в спальню. — Сириус уже там, и я останусь с ним, Жаном-Себастьяном и его семьёй на выходных. Рон моргнул. — Собираешься во Францию? — Да, Жан-Себастьян хочет, чтобы я познакомился с его семьёй. Реакция его друзей была полна противоречий. Лицо Гермионы стало немного грустным, Гарри почувствовал отражение её несчастья из-за того, что их время, проведённое вместе этим летом, будет сокращено. Рон, с другой стороны, казался немного оскорблённым возможностью Гарри, прежде чем его взгляд слегка сузился, а глаза метнулись к Гермионе, и на его лице появилась лёгкая удовлетворённая ухмылка. Сдерживая себя, Гарри заставил себя не смотреть на Гермиону — нельзя было дать Рону словить такой взгляд. И что бы Гарри ни чувствовал к своему лучшему другу, его помолвка с Флёр теперь сделала любую возможность отношений с Гермионой для них недосягаемой. Похоже, Рон получил то, что хотел — внимание Гермионы без вмешательства лучшего друга, способного сорвать его планы. Гарри не позволял себе ничего чувствовать по этому поводу; он разберётся с этим в собственном уме позже. — Молодец, приятель, — наконец произнёс Рон, в его манере было какое-то самодовольство. — Я оставлю тебя упаковывать вещи — в этом году мы вдоволь поговорим в школе. Снова хлопнув Гарри по спине, Рон вышел из комнаты, не замечая приподнятых бровей и лёгкой ухмылки своих лучших друзей. Когда дверь за ним закрылась, они оба разразились тихим смехом, стараясь, чтобы Рон не слышал их веселья, так как они знали, что он не потерпит смеха, особенно в таком деле. — Я думаю, он больше не будет смотреть на нас, как ястреб на добычу, не так ли? — непочтительно пошутил Гарри. Смех Гермионы стал громче. — Думаю, что нет, — ответила она с дерзкой усмешкой. — Ты пойдёшь за ним? — спросил Гарри. Его речь была беспечна, но внутри он знал, что ответ на этот вопрос важен для него по какой-то неопределенной причине. Или, возможно, он просто не хотел признать её. — Не знаю, нравится ли он мне таким, — ответила она, немного подумав. — Конечно, ты знаешь Рона — он может даже не спросить. Посмеиваясь её словам, Гарри ещё раз обнял Гермиону, чем вызвал удивлённый взгляд. Слегка покраснев от собственной напористости, Гарри отступил, наклонился и схватил свой чемодан. Он бросил его на кровать и начал складывать в него кое-что из своих вещей. «Моих вещей не так уж и много», — подумал он про себя, складывая старую одежду Дадли в чемодан. Позже, мысленно пожал плечами, Гарри положил свои школьные принадлежности и несколько собственных вещей, которые ему удалось собрать, в сундук, думая, что всю свою жизнь он обходился без многих вещей. Почему теперь должно быть иначе? Когда сбор был завершён, он закрыл чемодан и снова посмотрел на свою лучшую подругу, отметив слегка встревоженное выражение на её лице. — Эй, ты в порядке? — мягко спросил Гарри. Гермиона наклонила голову, из-за чего её волосы упали каскадом и скрыли её лицо, но Гарри таки уловил слабый румянец на её щеках. — Я в порядке, Гарри, — она снова подняла голову, зачёсывая волосы за ухо — действие, которое привлекло внимание Гарри как необычайно привлекательное, — и посмотрела на друга. — Я просто надеялась провести остаток лета со всеми моими друзьями, а теперь ты будешь во Франции до начала школы. — Не волнуйся, Гермиона. Жан-Себастьян сказал, что мы вернёмся в Англию на следующей неделе, поэтому я уверен, что этим летом у нас будет возможность снова провести время вместе. Я не знаю, где мы остановимся, но я уверен, что ты могла бы приехать и остаться с нами. Она снова улыбнулась. — Я бы хотела этого, Гарри, — её лицо снова стало серьёзным. — Я рада, что мы сможем увидеться, но я беспокоюсь о тебе, Гарри. Как ты себя чувствуешь? Пожав плечами, Гарри посмотрел на подругу. — Я был в шоке, как и говорил. — Ты не знал об этом заранее? — Я впервые встретился с Жаном-Себастьяном сегодня утром, — подтвердил Гарри, — хотя, кажется, я помню, как видел его с Флёр во время турнира. — Но как ты к этому относишься? — почему-то ответ на этот вопрос показался Гермионе важным. — Ну, помогает то, что она милая, — ответил Гарри с озорной ухмылкой. — Господи, Гарри, это всё, о чём парни думают? — Гермиона закатила глаза. — Вначале комментарии Рона о подходящих партнёрах на Святочный Бал, а теперь ты строишь свою будущую жизнь, основываясь на внешности Флёр. Вы когда-нибудь задумываетесь о чём-нибудь другом? — Я парень, Гермиона, чего ты ожидала? — ответил Гарри, нахально ухмыляясь. — Согласись, внешность действительно помогает. Я имею в виду, что это мог быть кто-то вроде Миллисенты Булстроуд или Пэнси Паркинсон, — грубое, на взгляд Гарри, заявление было завершено театральной дрожью в голосе, что заставило Гермиону содрогнуться от смеха над его выходками. — Гарри Джеймс Поттер! Ты серьёзно? — Что ж, если ты настаиваешь, — протянул Гарри, долго смотря на неё, играя с терпением и раздражением подруги. Она засмеялась и закатила глаза, прежде чем направить на него злобный взгляд. Гарри решил, что сейчас самое подходящее время, чтобы быть серьёзным. — Честно говоря, — задумался Гарри через мгновение, — я не знаю, что об этом думать. Я имею в виду, что это было сделано без моего одобрения — о чём я буду говорить с Сириусом, можешь быть спокойна, — но я также уверен, что это было сделано в моих интересах. Мы с Жаном-Себастьяном поговорили после суда, и он объяснил некоторые из своих мотивов и свои опасения по поводу Флёр, так что я понимаю, почему он это сделал. — Когда-нибудь тебе придётся рассказать мне об этом. — Конечно. Само собой разумеется, что между Гарри и Гермионой не будет секретов — у них никогда не было секретов в прошлом, и он не станет дистанцироваться от неё сейчас, независимо от наличия брачного контракта. — Полагаю, мне просто нужно думать об этом как о возможности расширить свой кругозор и наладить связи за пределами Англии. Союз с одной из главных семей Франции — дело немалое, и он может когда-нибудь помочь против Волан-Де-Морта, — он несколько лукаво усмехнулся подруге, прежде чем продолжить: — Ты должна гордиться мной; я подумал об этом сам! Гарри пригнулся, когда Гермиона игриво ударила его, улыбаясь, как чеширский кот. — С другой стороны, — продолжил он несколько более серьёзно, чем раньше, — я действительно не знаю Флёр. Я имею в виду, что Жан-Себастьян немного объяснил, какой была её жизнь и почему она такая. Но у меня есть два воспоминания о ней, которые выделяются в моей памяти: её высокомерный тон, когда Флёр назвала меня мальчишкой после того, как моё имя вылетело из кубка, и её крепкие объятия, когда я вышел из воды с её сестрой. Как мне объединить эти два образа в моей голове? Это почти как два разных человека. — Я понимаю, — кивнула Гермиона. — Я думаю, у тебя нет другого выбора, кроме как познакомиться с ней. — Да, это одна из причин, по которой Жан-Себастьян хочет вернуться во Францию сегодня вечером. Он сказал мне попросить Флёр рассказать о себе и узнать её без каких-либо предвзятых представлений. Он не хотел рассказывать мне о ней; он хотел, чтобы я узнал о Флёр от неё самой. Однако он сказал мне, что её высокомерие — это маска, и что ей трудно встречаться с людьми из-за того, что она вейла. Мне нужно понять её точку зрения, прежде чем я смогу узнать, какая она. — В этом есть смысл, Гарри. — Я знаю, — вздохнул он и посмотрел на пол. — Полагаю, у меня нет выбора, не так ли? Она теперь моя невеста, мне лучше узнать её поближе. Признав эту истину, они несколько мгновений сидели в дружеском молчании. Хотя за последние несколько часов многое изменилось, Гарри был счастлив, зная, что, что бы ни случилось, он всегда может рассчитывать на поддержку своих ближайших друзей, особенно Гермионы. Он предполагал, что в конце концов ему придётся передать свою преданность Флёр, но пока Гермиона была самым важным человеком в его жизни. — Так что с Джинни и миссис Уизли? — спросил Гарри после минутного размышления. — Кажется, они чем-то обижены. Гермиона только покачала головой и пристально посмотрела на друга. — Право слово, вы, ребята, совершенно не разбираетесь в некоторых вещах, не так ли? — Готов поспорить, что только когда дело касается девочек, — парировал Гарри. — Как сказал бы Рон «ненормальные — совершенно ненормальные»! Это, конечно, заставило Гермиону закатить глаза. — Если бы ты хоть иногда поглядывал по сторонам, то так не подумал бы. Они были в ярости из-за твоего обручения с другой, дорогой Гарри. Ты, должно быть, заметил, что Джинни была влюблена в тебя, а миссис Уизли смотрела на тебя как на потенциального зятя. Я думаю, дольше с тех пор, как она рассказывала Джинни сказки на ночь о тебе, когда та была маленькой. Гарри казалось, что его глаза вот-вот вылезут из орбит. — Джинни? — недоверчиво пробормотал он. — Как… я имею в виду… что… но я почти не знаю её! И она никогда не бывает в комнате достаточно долго, чтобы я мог с ней поговорить или что-то в этом роде. Она просто пищит и убегает! — А как ты думаешь, что это значит? Гарри был уверен, что выражение его лица было смешным, учитывая хихиканье Гермионы, но он не был уверен, что точно знает, к чему она клонит. — Она застенчивая? Или я ей не нравлюсь? Его заявление встретил приступ раздражения, и у него сложилось отчётливое впечатление, что Гермиона считала его довольно медлительным. — Гарри, ты вообще используешь штуку, которую ты носишь на плечах? Удивительно, что ты смог разглядеть чувства Рона ко мне. Ещё более сбитый с толку Гарри уставился на свою подругу широко открытыми глазами. — Давай, Гермиона, Рон очевиден, учитывая то, как он смотрел на нас, и то, как он смотрит на тебя коровьими глазами, когда думает, что ты не смотришь. Кроме того, он намекал мне на это несколько раз, без сомнения, пытаясь предупредить, чтобы я держался подальше от тебя. — Он это и вправду сделал? — Гермиона ответила ровным и неодобрительным голосом. — Может, мне нужно поговорить с мистером Уизли и дать ему понять, что я не ценю его за взгляды на меня, как будто я… вещь или что-то в этом роде. Это именно то, с чем Гарри не хотел иметь дело — он научился за долгие годы дружбы держаться подальше от споров Рона и Гермионы, не говоря уже о том, что Рон был бы в ярости, если бы узнал содержание этого разговора. — Если ты это сделаешь, ты больше не услышишь от меня ни единого слова! В его сторону снова мелькнул испепеляющий взгляд, но Гермиона больше ничего не сказала по этому поводу — она просто фыркнула и посмотрела на друга. Её поведение намекало, что она считала его в некотором роде простаком. — Гарри, она ничего тебе не скажет, потому что влюблена в тебя и слишком стесняется говорить с тобой. Она всегда была увлечена тобой и не хочет, чтобы у тебя сложилось неправильное впечатление о ней. Её кормили рассказами о Мальчике-Который-Выжил с тех пор, когда она была ещё маленькой девочкой, и твоя выходка в Тайной комнате на втором году обучения только укрепила тебя в её сознании как идеального парня. «Ещё одна поклонница Мальчика-Который-Выжил», — подумал Гарри с некоторым отвращением. Выражение его лица, должно быть, отражало его чувства, раз Гермиона быстро протянула руку и положила её ему на запястье. — Гарри, я не думаю, что она хочет быть с тобой только из-за твоей славы, но она была влюблена в тебя в течение многих лет. Со временем она, вероятно, преодолеет своё увлечение и тебе станет легче узнавать её — повторюсь, я не думаю, что она из тех людей, которые интересуются тобой только из-за твоей славы. Гарри кивнул, но он всё ещё был немного разочарован этой идеей — ему было достаточно людей, смотрящих на него и не видящих ничего, кроме мальчика, который пережил смертельное проклятие, едва он явился на этот свет. Он определённо не нуждался в том, чтобы младшая сестра одного из его ближайших друзей присоединилась к их хору. Тем не менее, если Гермиона была убеждена в характере Джинни, он полагал, что мог дать ей шанс. В конце концов, это всё равно больше не имело значения — даже если Джинни была не более чем фанаткой, теперь Гарри обручён. — Спасибо за объяснение, Гермиона, — наконец ответил он, немного смущённо глядя на свою подругу. — Я никогда не думал об этом. — Бестолковый, — с ухмылкой ответила Гермиона. — Вы, мальчики, бестолковые. — Думаю, лишь в некоторых вещах, — ответил Гарри с добродушной улыбкой на лице. — Но нам нужно продолжить этот разговор в другой раз — Жан-Себастьян хочет вернуться во Францию. Я должен идти. Хотя Гермиона, похоже, предпочитала, чтобы он не уходил так быстро, она согласно кивнула, и они вышли из комнаты. Пройдя небольшой лестничный пролёт, они снова вошли в гостиную, где их ждала остальная часть группы. В комнате было тихо, обитатели разделились на несколько групп, все тихонько разговаривали друг с другом — Жан-Себастьян и Дамблдор вместе с Тонкс, Лунатиком и недавно прибывшим мистером Уизли общались возле камина, близнецы были с Роном, а Билл наблюдал за выходками своих братьев с лёгкой ухмылкой на лице. Учитывая красное лицо Рона и несколько сдавленный голос, Гарри подозревал, что Фред и Джордж снова устроили своему младшему брату неприятности. И в самом дальнем от камина углу миссис Уизли и Джинни сидели близко друг к другу, бормоча друг другу что-то и бросая укоризненные взгляды в другой конец комнаты, предположительно в сторону нового опекуна Гарри. Гарри слегка нахмурился, всё ещё не совсем довольный ситуацией, о которой Гермиона только что сообщила ему. Пожав плечами, он выбросил их из головы — у него будет достаточно времени, чтобы разобраться с Джинни позже, если действительно в этом возникнет такая необходимость. А пока пора было уходить. С Гермионой, идущей позади, Гарри пересёк комнату и подошёл к самой большой группе людей в комнате. — Я готов, Жан-Себастьян. — Отлично. — Жан-Себастьян повернулся к Дамблдору. — Если хотите, директор, я бы хотел навестить старых опекунов Гарри и собрать всё, что он там оставил. — Конечно. Я могу аппарировать вас обоих, и тогда вы можете вернуться и использовать камин в этом доме, чтобы вернуться в Министерство через Международную сеть каминов. — Простите, — прервал его голос миссис Уизли, — но Гарри должен был остаться здесь до конца лета. Гарри повернулся, чтобы взглянуть на мать своего друга, отметив, что Жан-Себастьян нахмурился, когда он тоже повернулся. Тем не менее, когда он ответил, его голос был вполне сердечным: — Возможно, это и был план ранее, мадам, но теперь ситуация изменилась. Гарри вернётся со мной в замок Делакур этим вечером и останется со своим крёстным и моей семьёй до конца лета. — Но что насчёт его друзей? Гарри заметил, как поджал губы Жан-Себастьян, но его ответ был таким же добродушным, как и раньше: — У меня нет никаких намерений запрещать Гарри видеться с его друзьями. Я принял должность посла в Англии, поэтому мы переедем сюда к началу следующей недели. После этого Гарри будет отделять от его друзей только Каминная сеть, и он сможет посещать их в любое время.На самом деле, мы были бы более чем счастливы, если бы они остались у нас, когда захотят, — мы очень благодарны, что у него есть такие близкие друзья, которые помогли ему во время его пребывания в Хогвартсе. Но пока он переедет во Францию со мной и познакомится со своей новой семьей. И я думаю, он хотел бы увидеть своего крёстного… Гарри покраснел и с робкой улыбкой ответил на вопросительный взгляд Жана-Себастьяна: — Я хотел бы увидеть Сириуса. И я думаю, мне следует также познакомиться с Флёр. В ответной улыбке была искренняя нежность, и Гарри смущённо опустил голову. Но миссис Уизли всё ещё негодовала. — Но он должен быть со своими друзьями… — Прошу прощения, мадам, — вмешался Жан-Себастьян, прервав её, прежде чем она снова начала говорить, — но я думаю, что знаю, что лучше для моего подопечного. Гарри нужно познакомиться со своей невестой и его новой семьёй. — Мы его семья, — огрызнулась миссис Уизли. Вся сила взгляда Жана-Себастьяна была теперь направлена на миссис Уизли, и, хотя ей было явно неудобно находиться в центре его недовольства, она храбро ответила своим взглядом. — Я не думаю, что Гарри считает вас своей семьёй, учитывая то, что я знаю о времени, которое он провёл в вашей компании за последние несколько лет. Она начала заикаться в ответ, но Жан-Себастьян не позволил ей сказать что-либо: — Пожалуйста, миссис Уизли, Гарри оставался с вами на… на несколько недель летом? Я знаю, что он отсутствовал большую часть лета до третьего курса. Он вряд ли стал вам как ещё один сын за столько короткое время, если вы под своим утверждением не имели в виду что-то другое… С почти слышимым щелчком рот миссис Уизли закрылся, но сердитый взгляд не сходил с её лица. Однако Жан-Себастьян выглядел безразличным. — Как я уже говорил ранее, я благодарен за усилия вашей семьи и других знакомых Гарри, — он кивнул Дамблдору и Ремусу, — за их поддержку и помощь Гарри, но однажды Гарри станет моим зятем. В настоящее время он находится под моей ответственностью, и в конечном итоге он станет частью моей семьи. Его тон не оставлял места для разногласий. Хотя миссис Уизли всё ещё была явно расстроена, она и понимающе кивнула и поднялась со стула, приближаясь к Гарри с тёплой улыбкой. — Гарри, дорогой, помни, что мы твои друзья и будем рады, если ты останешься с нами в любое время. Увидимся на следующей неделе, когда ты вернёшься из Франции. Она кратко обняла его, а затем, одарив Жана-Себастьяна властным взглядом, вышла из гостиной. Гарри улыбнулся поднятой брови Жана-Себастьяна, показывая, что готов уйти. Быстро попрощавшись с друзьями, он взял свой чемодан и последовал за ним по коридору через парадную дверь, желая увидеть Сириуса и начать свою новую жизнь.