***
На севере Британии стояла старинная усадьба. Это было старинное поместье какого-то помещика, давно забытое в глубине веков. Оно было напоминанием о древнем королевстве. Здание всё ещё стояло и было в относительно хорошем состоянии, что удивительно, учитывая годы забвения и безразличия, которые оно пережило. Если присмотреться, можно было обнаружить намёк на его былую славу в сколах и потрескавшихся мраморных полах и в выцветших, отслаивающихся обоях — очевидно, что это был дом какой-то богатой и влиятельной семьи. Теперь это был дом для людей с гораздо менее привлекательной репутацией. Недавно восставший Тёмный Лорд Том Марволо Реддл, или самопровозглашённый лорд Волан-Де-Морт, теперь сделал старый дом своей базой. Волан-Де-Морту было безразлично его окружение или состояние старого дома — если бы всё было иначе, он с таким же успехом мог бы сделать поместье своих предков Реддлов своим домом. К сожалению, побег Гарри Поттера с кладбища в Литтл-Хэнглтоне и близость дома к месту его возрождения означало, что убежище Тёмного Лорда обнаружено, и потребовалось удалиться как можно дальше. Это, ни больше, ни меньше, раздражало, и Тёмный Лорд знал, что есть вещи поважнее, чем удобство создания и расположения его логова. Скоро британский волшебный мир снова станет его, и такие места, как это полуразвалившееся ветхое здание, ничего для него не будут значить. Его приспешники в настоящее время выполняли его приказы, — все, кроме пресмыкающегося дурака Петтигрю, который теперь находился в комнате наверху, наблюдая за любым намёком на неприятности. Волан-Де-Морт не думал, что кто-нибудь найдёт его здесь, но он бы не смог стать одним из самых страшных и ненавистных людей в истории волшебного мира, будь он легкомысленен. Предоставленный самому себе Тёмный Лорд немедленно занялся делом, которое он делал лучше всего — планировал и обдумывал свои следующие шаги. Новость о переезде Гарри Поттера во Францию вызвала тревогу. Не то чтобы он ожидал, что гонение Фаджа (по настоянию Люциуса, конечно) увенчается успехом — напротив, он твёрдо ожидал, что Дамблдор подавит инициативу министра с небольшими проблемами или без них. Однако то, как произошло поражение Фаджа, было неожиданным, и хотя Волан-де-Морт не имел никаких доказательств, он был уверен, что это представление было организовано Дамблдором для какой-то конкретной цели, которую Волан-де-Морт ещё не мог увидеть. В конце концов, Дамблдор позволил французскому послу вести большую часть разговоров и разборку аргументов Фаджа, и хотя можно предположить, что возраст наконец догнал старика, Волан-Де-Морт не думал, что это так. Действия Дамблдора за последние несколько лет показали, что этот человек всё ещё полностью контролировал свои магические и умственные способности. Дамблдор не добился бы своего положения, будь он легковесным человеком в политике. Тёмный Лорд оскалил зубы в неприглядной усмешке. Приход к власти самого Волан-Де-Морта определённо не характеризовался некомпетентностью — его враги позволили ему продвинуться так далеко. Дамблдор был достойным противником; он определённо должен быть удалён с поля, чтобы обеспечить окончательную победу Волан-Де-Морта. Нет, во что бы ни играл Дамблдор, Волан-Де-Морта был уверен, что это было спланировано и выполнено тщательно, не оставляя ничего на волю случая, а это означало, что у Дамблдора есть какая-то цель, раз он затеял организацию сегодняшнего инцидента. Было ли это связано с вовлечением французов в конфликт в качестве союзников, или у него была какая-то другая, более… эзотерическая цель, которую Тёмный Лорд ещё не обнаружил? Неважно — рано или поздно Дамблдор будет вынужден сдаться, и Тёмный Лорд будет готов к этому. Кроме того, в эту игру могли играть двое — Волан-Де-Морт был уверен, что во Франции столько же недовольных чистокровных, сколько и в Британии. Проблема Поттера была непростой; дважды он бросал вызов и побеждал, или, в худшем случае, смог дважды убежать от полностью восстановившегося, могущественного Тёмного Лорда. Мягкого говоря, это было неприятно. Возможно, в пророчестве было что-то ещё, о чём Волан-Де-Морт ещё не подумал. Возможно, это было нечто большее, чем он знал. Это потребует дополнительных размышлений. Что же до вмешавшегося иностранца, то ему нужно преподать самый жестокий урок, который разъяснит опасность вовлечения себя в дело, его не касающаяся. Необходимо было отправить сообщение, — указание на то, что произойдёт, если он продолжит поддерживать мальчишку — необходимо было, чтобы Гарри Поттер был как можно больше изолирован от остального волшебного мира. Работа Малфоя заключалась в том, чтобы на суде посеять семена разочарования общественности в Гарри Поттере. Сейчас это было самым важным делом. Да, послание будет, оно вселит страх в сердца его врагов. Не обязательно делать это немедленно; они могли позволить себе подождать несколько месяцев, если это необходимо, прежде чем выпадут подходящие обстоятельства. Ему придётся поговорить с Люциусом и всё устроить. Тёмный Лорд неприятно улыбнулся — мир снова научится бояться имени Волан-де-Морта.***
Дамблдор аппарировал их в небольшой парк недалеко от дома Дурслей, и как только они убедились, что их прибытие не будет засвидетельствовано, Дамблдор и Жан-Себастьян пожали друг другу руки, и директор трансгрессировал прочь. Улыбаясь Гарри, Жан-Себастьян жестом велел ему идти к дому своих родственников, и нахмурился, отметив тревогу на лице Гарри. — Не думаю, что я что-то оставил здесь, — мягко начал Гарри, не глядя Жану-Себастьяну в лицо. — Может быть, отправимся прямо сейчас во Францию? Жан-Себастьян снова подумал о своём скудном знании жизни Гарри с его родственниками, понимая, что эта реакция была ещё одним свидетельством того факта, что это была не лучшая жизнь. Какими бы ни были оговорки Гарри, они должны навести его бывших опекунов, а уж там решат, как его будущий зять сможет продолжить свою жизнь. — Возможно, нет, — ответил Жан-Себастьян, — но я бы предпочел удостовериться. В любом случае, мы должны хотя бы проинформировать их об изменении твоего статуса и дать им понять, что ты никогда больше не будешь жить с ними. — Как будто им не всё равно, — пробормотал Гарри себе под нос — Жан-Себастьяну пришлось напрячься, чтобы услышать эти слова, и нахмурился, когда он осознал их значение. Рано или поздно ему нужно будет узнать подробности воспитания Гарри. Резко повернувшись, Гарри пошёл по улице, побуждая Жана-Себастьяна последовать за ним. — Они не обрадуются нашему приходу, сэр, — произнёс он тихо. — Они никогда раньше не хотели иметь ничего общего с моим миром. — Не волнуйся, Гарри. Я могу справиться с ними. В конце концов, нет ничего хуже общения с Фаджем. Гарри криво усмехнулся в ответ своему опекуну, и они засмеялись вместе. Жан-Себастьян был счастлив, что ему удалось снять напряжение со своего подопечного. Расстояние было коротким, и вскоре они вышли на заспанную улицу. Ряд маггловских домов встретил взгляд Жана-Себастьяна, и хотя местность казалась немного старше, дома в целом были опрятными и в хорошем состоянии. Он был похож на любой другой район маглов, и ничто не предполагало здесь что-то необычное — конечно, здесь жил самый знаменитый волшебник в волшебной Британии почти последние четырнадцать лет его жизни, что делало автоматически это место особенным — по крайней мере, для волшебников. Дом, к которому вёл Гарри, был таким же обычным, как и все остальные — он выглядел удобным, но не слишком большим, с хорошо ухоженными лужайками и здоровой листвой. Они подошли к входной двери. Гарри поднял руку и постучал, что удивило Жана-Себастьяна. Он был уверен в том, что, прожив тут много лет, Гарри просто войдёт в парадную дверь, но, казалось что случилось что-то, что лишило его права на такое действие, либо же он вообще никогда не чувствовал себя желанным гостем. Наконец дверь распахнулась, и перед ним появился мальчик примерно того же возраста, что и Гарри. Хотя Жан-Себастьян знал, что он, должно быть, двоюродный брат Гарри, семейного сходства практически не было, поскольку мальчик был коренастым для худощавого Гарри — у них также были очень разные черты лица. — Привет, Дад, — несколько неуверенно поприветствовал Гарри кузена. Глаза молодого человека сузились, и он украдкой оглянулся через плечо. — Гарри, что ты здесь делаешь? — Мы пришли забрать мои вещи и поговорить с твоими мамой и папой, — сказал Гарри, и его голос слегка дрожал от волнения. — Папа больше не хочет, чтобы ты был здесь. Он сказал, что тебе тут не рады. Жан-Себастьян решил, что пора ему вмешаться. — Мистер Дурсль, уверяю вас, что мы не задержимся надолго. Мне просто нужно поговорить с вашими родителями, после чего мы с Гарри уйдём. Вы можете позвать их, пожалуйста? Дадли, казалось, на мгновение задумался над этим, прежде чем полностью открыть дверь и жестом пригласить их следовать за ним. — Можете сесть в гостиной — я позову маму и папу, — бросил он через плечо. Вслед за Гарри в дом вошёл Жан-Себастьян. Короткая прогулка по входу привела их к удобной гостиной, заполненной магловскими гаджетами. Как чистокровный, Жан-Себастьян вырос в волшебном мире, но он знал о мире маглов больше, чем большинство его соплеменников. В конце концов, они делили мир с маглами, и их было намного больше, — знание о них и их обычаях есть не что иное, как благоразумие. Единственное, что привлекло его внимание, — это отсутствие чего-либо, что могло бы свидетельствовать о том, что в этом доме когда-либо жили два мальчика — фотографий младшего Дурслей было множество, но ни одного изображения Гарри не было найдено во всем доме. Такая оплошность не успокоила опасения Жана-Себастьяна по поводу того, как с молодым человеком обращались на протяжении многих лет. Они сели на диван всего за несколько минут до того, как в комнату вошли огромный мужчина с моржовыми усами и худая женщина со светлыми волосами. На их лицах явно отражался гнев, но они с некоторым напряжением сдерживали себя. — Парень! Я сказал тебе, когда ты уходил, что тебе больше не рады в этом доме, и теперь ты приводишь с собой своих ненормальных друзей? Лицо Жан-Себастьяна окаменело, и он посмотрел на толстяка, как на слизня. — Мистер Дурсль, я полагаю? Толстяк неохотно кивнул и посмотрел на них. — Ну, чего же вы ждёте? Убирайтесь! — Мистер Дурсль, я Жан-Себастьян Делакур, и, поверьте, ничто не доставит мне большего удовольствия, чем мысль о том, что я заберу Гарри отсюда, и он никогда не вернётся, — ответил Жан-Себастьян голосом полным льда, обжигающим хуже зимнего ветра. — Но обстоятельства изменились, и я думаю, вы имеете право знать. Может, мы сядем и обсудим это, как взрослые? — Нас не волнует, что произошло с этим уродцем, — с некоторым отвращением сказала миссис Дурсль. — Наш Дадли был почти убит этими существами. Этот мальчишка подвергает нас опасности. Презрительный смех сорвался с губ Жана-Себастьяна. Он встал и направил всю силу своего взгляда на невоспитанную пару. — Вы действительно думаете, что сможете остановить Дамблдора, если он решит, что Гарри нужно снова здесь остаться? Лицо женщины побелело от его предложения, а лицо толстяка, наоборот, побагровело от гнева. — Нам всё равно! Убирайтесь! — Сядьте! — прогремел Жан-Себастьян, выхватывая палочку и направляя её на них. Они побледнели и пробормотали что-то, но сели, как их просили, хотя на лицах всё ещё отражался раздражение и гнев, свойственные действительно недалёким людям. — Теперь мы сядем и поговорим, как разумные взрослые, — чётко заявил Жан-Себастьян. — Больше не будет «уродцев»или каких-либо других прозвищ, которыми вы на протяжении многих лет обзывали Гарри. Его голос был строгим и бескомпромиссным, и хотя у Жана-Себастьяна создалось впечатление, что с родственниками Гарри редко разговаривали в такой манере, они нехотя кивнули в знак согласия, украдкой испуганно взглянув на палочку, которая всё ещё была в его руке. — Спасибо. Насколько я понимаю, этим летом, перед уходом Гарри из-под вашей опеки, произошёл инцидент. — После их кивков Жан-Себастьян продолжил: — Он был оправдан за свои действия во время этого инцидента, но из-за определённых обстоятельств его опека изменилась, и ему больше не нужно будет жить с вами. Он увидел, как мужчина и женщина переглянулись, и на их лицах промелькнули торжествующие улыбки. — Замечательно! — возликовала наконец миссис Дурсль. — Мы никогда не хотели, чтобы маленький уро… наш племянник жил с нами — его директор навязал его нам, и у нас не было выбора. — Мы больше не хотим иметь ничего общего с вашим странным миром! — продолжил мистер Дурсль резким и неприятным голосом. — Вы ненастоящие люди, и его родители были ничем не лучше. Мы будем счастливы избавиться от него! Жан-Себастьян откинулся на спинку кресла и какое-то время изучал их троих, чувствуя больше покорную досаду к ним, чем истинный гнев — он видел такое поведение много раз, но, поскольку он был магом, он обычно видел магов, унижающих маглов, а не наоборот. Тем не менее, не нужно было быть гением, чтобы увидеть вопиющий фанатизм и ненависть, которые эти люди питали к чему-то, чего они не могли понять. Хорошо, что Жан-Себастьян вмешался, поскольку эта жизнь не могла быть комфортной для Гарри. Покосившись на своего подопечного, Жан-Себастьян обдумал ситуацию и задумался, было ли обращение бывших опекунов Гарри к нему таким какое он здесь видел, или Дурсли были более… жестоки в обращении с мальчиком. Его глаза сузились, когда он заметил сутулую осанку Гарри и то, как он старательно избегал зрительного контакта с родными. Трудно сказать, но Жан-Себастьян решил, что докопается до сути, и поклялся, что эти невежественные люди заплатят, если они оскорбят Гарри ещё раз. Пока Жан-Себастьян размышлял, в комнате воцарилась тишина, которая явно стала неудобной для пары, сидящей напротив, хотя их сын, похоже, не возражал — он открыто смотрел на своего кузена, как будто он никогда по-настоящему его раньше не видел. Это было мелочью, но Жан-Себастьян получал извращённое удовольствие от их беспокойства, позволяя молчанию продолжаться. И пока он просто смотрел на пару, его презрение и отвращение отражалось на лице. — Разве вы не должны благодарить своего племянника за его действия? — спросил он наконец. — Если бы не действия Гарри, вашего сына убили бы дементоры. — А если бы его не было здесь, то и ваших причудливых созданий тоже, — прорычал мистер Дурсль в ответ. — С тех пор, как он появился, у нас были только проблемы, и как хорошо, что мы от него избавились. — Он действительно спас меня, пап, — внезапно заговорил Дадли. Судя по взглядам, которые Дадли получил не только от отца и матери, но и от Гарри, Жан-Себастьян пришёл к выводу, что выражение благодарности от Дадли была необычным, если не неслыханным, событием. Однако Дадли проигнорировал взгляды, которые он получил от родителей, и продолжал смотреть на Гарри с серьёзным и почти умоляющим выражением лица. Гарри ответил на его взгляд вопросительно, прежде чем, наконец, расслабился и слегка сгорбился в кресле с полуулыбкой на лице. — Не беспокойся об этом, Дад. Никаких проблем. Фырканье мистера Дурсля встретилось с заявлением Гарри, но Гарри проигнорировал его, казалось, с облегчением и несколько более счастливым лицом. Жан-Себастьян сильно подозревал, что он был счастлив, наконец, получить некоторую степень одобрения хотя бы от одного из своих родственников, даже если это было получено ценой опасной для жизни ситуации. — Мистер Дурсль, я полностью понимаю, что вы хотели бы, чтобы мы ушли, поэтому я перейду к делу. Меня не впечатлило то, что я видел здесь сегодня, и то, что слышал о семейной жизни Гарри — вы явно ничего не знаете о том, как правильно воспитывать молодого человека, и если бы я не считал, что вы стоите не больше, чем муравей, которого легко могу раздавить сапогом, я мог бы оскорбиться тем, что вы сказали сегодня. Миссис Дурсль побледнела, а лицо её мужа побагровело от гнева, но Жан-Себастьян проигнорировал их. — Как бы то ни было, я счастлив сказать, что Гарри больше никогда не придётся терпеть ваше присутствие. Я, конечно, никогда не позволю ему вернуться сюда, и не могу представить, чтобы он когда-либо захочет вернуться, когда он достигнет совершеннолетия. Однако взгляд на Гарри показал слегка встревоженное выражение лица того и поглядывания в сторону входной двери. Это сказало ему то, что он уже знал — Гарри, несомненно, был бы вполне счастлив больше никогда не возвращаться в дом своих родственников. — Но как бы то ни было, я посчитал разумным сообщить вам об изменении статуса Гарри и о том, что он больше не вернётся сюда. Теперь он обручён с моей дочерью и будет под моей опекой, пока его опекун не будет снова готов возобновить свои обязанности. Следовательно, он больше не будет нуждаться в вашем гостеприимстве. — Урод всегда останется уродливым, — усмехнувшись, ответил мистер Дурсль. — Представить только! Магия и обручение! Это всё чушь, говорю вам! Его глаза-бусинки впились в Гарри, и на его лице появилась неприятная ухмылка. — Итак, тебе пришлось просить кого-то другого устроить тебе помолвку, чтобы получить себе девушку, не так ли, мальчишка? Не мог найти девушку самостоятельно из-за своего уродства? Держу пари, она невысокая и вся покрыта бородавками — настоящая ведьма! Смех мистера Дурсль действовал на нервы Жану-Себастьяну, но он ничего не сказал, а просто вынул из бумажника картину в магловском стиле и увеличил её до размеров большой картины. — Это моя дочь Флёр, она сейчас помолвлена с Гарри. Насколько мне известно, у неё нет каких-либо бородавок. Однако она может превратить вас в жабу, если вы продолжите говорить так о её лице, поэтому я предлагаю вам твёрдо держать своё мнение при себе. У всех троих Дурсли челюсти с грохотом упали на пол, когда они посмотрели на фотографию, что заставило Жана-Себастьяна усмехнуться в ответ — как отец, он гордился красотой своих дочерей и наследием вейл, хотя и беспокоился об эффекте, ведь это наследие отразится на потенциальных женихах. Гарри был настоящей находкой для французского посла. Через мгновение мистер Дурсль покраснел и начал заикаться от ярости, в то время как его жена смотрела на Гарри так, словно никогда раньше его не видела. Младший Дурсль с трудом мог оторвать взгляд от картины и взглянул на Гарри с ещё большим уважением. Снова уменьшив фотографию и положив её в бумажник, Жан-Себастьян посмотрел на плачевную семью с некоторым отвращением. — Как только мы покинем это место, Гарри будет решать, увидите ли вы его снова или нет. Когда он достигнет совершеннолетия, я оставлю это решение на его усмотрение. — Просто возьмите его и уходите, — выплюнул мистер Дурсль грубым голосом, когда он несколько оправился от гнева. — Единственное, что сделает нас счастливыми, — это если нам больше не придётся иметь с вами дело. — И мы будем рады, мистер Дурсль, — ответил Жан-Себастьян. — Но я также считаю необходимым предупредить вас. Тот устало провёл рукой по лицу. — Почему вы, чудики, не можете просто увидеть намёк и понять, что вам не рады? Мы не хотели иметь с ним ничего общего, — мистер Дурсль ткнул пальцем в Гарри, — но ваш директор и слышать не хотел. Мы хотели, чтобы он жил нормально, без всяких причуд его родителей, но мы были вынуждены отправить его в эту школу. Почему вы, люди, настаиваете на том, чтобы поступить так с нами? Удивлённый грубостью и упорством этого человека Жан-Себастьян испытал искушение сделать именно то, что он просил, — оставить их на произвол судьбы. Однако его чувство ответственности требовало, чтобы он передал своё послание, прежде чем полностью покинет это место. Кроме того, Дамблдор убедил Жана-Себастьяна, что независимо от достоинства Дурслей как хранителей или их ценности как людей, они заслуживают предупреждения, поскольку являются родственниками Гарри. — Мистер Дурсль, вы знакомы с историей лорда Волан-Де-Морта? Миссис Дурсль ахнула: — Разве это не тот сумасшедшим, который охотился за Лили? Жан-Себастьян склонил голову. — Он охотился за всей семьёй, но конкретнее за Гарри, я подозреваю. Хотя миссис Дурсль, казалось, понимала, о чём говорил Жан-Себастьян, её муж, похоже, был совершенно растерян. — О чём вы говорите? — Лили рассказала мне о нём перед смертью, — пояснила миссис Дурсль своему мужу. — Он по какой-то причине преследовал их, а потом убил. Крякнув, Дурсль взглянул на двух волшебников. — А что с ним? Он тогда умер — почему мы должны его обсуждать? Повернувшись к Гарри, Жан-Себастьян приподнял бровь, глядя на него. — Они не хотят слышать ничего, что я говорю, — пробормотал Гарри в свою защиту. — Даже если бы я попытался сказать им, они бы не послушали. Вернувшись к Дурслям, Жан-Себастьян их оценил. Он подозревал, что они, возможно, не придавали значения тому, что он собирался им сказать, но решил, что если они этого не сделают, это будет их вина. Он мог только предупредить их — всё остальное они сделают сами. — Мистер и миссис Дурсль, мы здесь сегодня не только для того, чтобы сообщить вам, что Гарри покинет ваш дом, но и для того, чтобы предупредить вас, что вы можете оказаться в опасности, если останетесь здесь. Волан-де-Морт, который пытался убить Гарри, когда он был ребёнком, недавно воскрес, и если он узнает о вашем родстве с Гарри, он может попытаться добраться до него через вас.Теперь мы с вами оба знаем, что между вами и вашим племянником практически нет семейных чувств, но Волан-Де-Морт определённо не догадывается об этом. — Но он умер! — мистер Дурсль усмехнулся. — Вы хотите заставить нас бояться мёртвого человека? — Он не умер, — ровно ответил Жан-Себастьян. — Неизвестным образом ему удалось обмануть свою судьбу, и он недавно вернулся в Британию, намереваясь продолжить с того момента, на котором остановился. Когда Дамблдор оставил Гарри здесь младенцем, он установил защитные чары, которые не только обеспечивали безопасность юного Гарри, но и также защищали вас и вашу семью. Но условием этих чар является то, что он должен присутствовать здесь часть лета, чтобы они были эффективными. Гарри не вернётся в следующем году, что сбросит защиту, а это означает, что чары исчезнут со следующим летом. Как только это произойдёт, этот дом снова станет видимым для волшебного мира, и если Волан-Де-Морт когда-нибудь установит связь между Гарри и вашей семьёй, вы все будете в большой опасности. — Я уверен, что мы сможем договориться, если он действительно появится, — довольно беспечно заявил мистер Дурсль. — Если он ненавидит мальчика так же сильно, как и мы, я думаю, он наградит нас медалью за то, что выгнали его из дома. — Вернон, я думаю, нам следует принять во внимание предупреждение, — заговорила его жена. Глаза её широко распахнулись от страха. — Откровенно говоря, мистер и миссис Дурсль, для меня неважно, прислушиваетесь ли вы к предупреждению или нет, — ответил Жан-Себастьян, пожав плечами. — Я выполнил свой долг. Но я настоятельно рекомендую вам прислушаться ко мне и предпринять хоть что-то, чтобы защитить свою семью. Волан-Де-Морт не договаривается и не награждает маглов… он убивает их. Это ваш выбор, но я призываю вас не недооценивать его. Мы с Гарри соберём его оставшиеся вещи и оставим вас. Поднявшись на ноги, Жан-Себастьян жестом показал Гарри, чтобы он вышел впереди него из комнаты, но их прервал полный ужаса голос Дадли: — От вещей Гарри здесь ничего не осталось. После того, как он ушёл на прошлой неделе, папа избавился от всего, что напоминало ему о нём. Глаза Жана-Себастьяна вспыхнули, и он повернулся к дяде Вернону. — Вы выбросили вещи Гарри? Тот побледнел и вжался в спинку кресла, а его глаза метались из стороны в сторону. Его страх мог показаться забавным, если бы Жан-Себастьян не испытывал столь сильного отвращения к человеку, превратившему детство Гарри в кошмар. — Всё в порядке, — сказал Гарри несколько смиренно. — Я обязательно брал всё, что для меня что-то значит, когда уезжал после летних каникул. Всё, что у меня осталось, — это немного старой одежды и кое-какие ненужные вещи. Обернувшись на своего подопечного, Жан-Себастьян заглянул в его глаза, ища хоть какой-то намёк на что-то, кроме покорности, которая была так очевидна в голосе Гарри — если бы мальчик потерял что-нибудь ценное из-за «уборки дома» Дурслей, он бы вытряс это из их шкур. И снова Жан-Себастьян обратил внимание на несколько рваную и мешковатую одежду Гарри, которую изначально посчитал как маггловскую моду, но теперь он не был в этом уверен. Затем наткнулся на единственный чемодан с его вещами, который Гарри крепко сжимал в руке. Независимо от того, что Дурсли сделали или не сделали с Гарри, они определённо не создали для него подходящую среду, и это знание наполнило посла гневом. Но он сдержал себя и с презрением посмотрел на старших Дурслей. — Хорошо, мы собираемся уйти. Я никогда в жизни не видел такого полного пренебрежения и преступной халатности со стороны пары, ответственной за воспитание и благополучие ребёнка. Вы, мистер и миссис Дурсль, должны быть в тюрьме за то, что вы сделали! Не пытайтесь снова связаться с Гарри — вы не отвертитесь от последствий! Повернувшись к Гарри, Жан-Себастьян вылетел из комнаты. Гарри наступал ему на пятки. Они прошли всего несколько шагов, когда услышали окликнувший их голос. Жан-Себастьян повернулся и посмотрел на массивного кузена Гарри. Увидев, что Гарри с любопытством рассматривает своего кузена, он почувствовал, что этот разговор не причинит большого вреда до того, как они покинут дом. Дадли нервно переминался с ноги на ногу, наблюдая за Гарри краем глаза. Казалось, он хотел что-то сказать, но по какой-то причине не знал — или не хотел — перейти к сути. — Что такое, Дад? Звук голоса Гарри, казалось, вывел его из мыслей. — Гарри… Я хотел… Ой, чёрт возьми, я не очень хорош в этом. Дадли закрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем заметно набраться храбрости и обратиться к своему кузену: — Я просто хотел сказать… Я знаю, что плохо с тобой обращался, но… Спасибо, что спас меня от тех призрачных штуковин… Гарри улыбнулся кузену, улыбка, которая, казалось, достигла глаз Дадли — несколько удивительно, если половина того, о чём Жан-Себастьян думал относительного грубого обращения кузена, было правдой. — Всё в порядке, Дадли. Я не мог просто оставить тебя. Не думай об этом. — Я много думал об этом, Гарри, — возразил Дадли. — Я бы не стал винить тебя, если бы ты оставил меня валяться в пыли, учитывая, как я относился к тебе. Гарри, казалось, не знал, что сказать — после минутного размышления он снова улыбнулся. — Не за что. — И, Гарри… не слушай, что папа говорит о тебе. Ты не урод. Куда бы ты ни ушёл, я надеюсь, что увижу тебя снова… когда-нибудь… — Я бы хотел этого, Дадли, — снова сказал Гарри. — Может, когда всё закончится, я когда-нибудь тебя найду. Хотя он был уверен, что Гарри сказал это из вежливости, ему показалось, что он заметил намёк на слёзы в глазах Гарри — очевидно подобие на принятие со стороны одного из его родственников растрогало Гарри больше, чем он позволял себе показывать. Дадли кивнул, соглашаясь с предложением Гарри, затем обратил своё внимание на Жан-Себастьяна и склонил голову. — Пожалуйста, позаботьтесь о моём кузене, мистер Делакур. Склонив голову в ответ, Жан-Себастьян улыбнулся молодому человеку. — Я сделаю всё возможное. Спасибо за ваши слова, мистер Дурсль, — требуется много мужества, чтобы признать свою неправоту. — Пожалуйста, убедите вашего отца серьёзно отнестись к предупреждению, — продолжил он с суровым выражением лица. — Если вы этого не сделаете, последствия могут быть катастрофическими. Дадли кивнул, и, прошаркав вперёд, неловко пожал Гарри руку и снова исчез в доме, оставив ошеломлённого волшебника и сбитого с толку молодого человека, который теперь явно думал о своих родственниках чуточку лучше, чем раньше. Они вышли из дома, прошли по кварталу обратно в парк, но вместо того, чтобы найти укромное место, в которое они прибыли раньше, Жан-Себастьян направил Гарри к скамейке, намереваясь получить от него несколько ответов, прежде чем они пойдут дальше. Гарри казался несколько растерянным, но позволил собой управлять и сел, ожидая дальнейших указаний. Жан-Себастьян взмахнул палочкой, наложив несколько чар, чтобы обеспечить конфиденциальность их разговора, прежде чем обратить внимание на собеседника. — Гарри, — начал он, не желая, чтобы мальчик чувствовал себя неловко из-за долгого молчания, — я хотел поговорить с тобой о том, как ты проводил время с родственниками. Лицо Гарри приобрело оборонительное выражение, и Жан-Себастьян почти представил маску на его глазах, скрывающую подлинные чувства. — Я бы предпочёл не говорить об этом, Жан-Себастьян, — наконец ответил он. — Я никогда не вернусь туда, так что в этом нет смысла. — Гарри, ты, возможно, пришёл к выводу, что такое жестокое обращение было тем, что ты заслужил, но поверь мне, поведение Дурслей просто-напросто преступно. Тебе не нужно рассказывать мне ничего, что тебя беспокоит, но я хочу знать, что доставляет тебе дискомфорт, и предпринять при необходимости соответствующие действия. Воцарилась тишина, пока Гарри ушёл в себя. Выражение страдания на его лице и то, как он заламывал руки, нервно трепали струны сердца Жана-Себастьяна, но он был полон решимости дать своему юному подопечному время и место, чтобы самому раскрыть свои чувства. Если ситуация будет такой, как подозревал Жан-Себастьян, он пообещал повесить головы Дурслей на стену. — В чём смысл? — наконец спросил Гарри, взглянув вверх. — Всё кончено, и мы ничего не можем с этим поделать. Я бы предпочёл просто уйти и забыть о них. — И что хорошего в этом? — многозначительно спросил Жан-Себастьян. — Гарри, ты можешь не верить, что стоишь чужой поддержки и усилий, но я намерен найти время, чтобы убедить тебя в этом. И если твои родственники никогда не расплатятся за свои преступления, действительно ли они чему-нибудь научатся? А что насчёт их сына? Они также поступают с ним? — Вам не нужно беспокоиться об их маленьком Даддлике, — пробормотал Гарри. Подняв бровь, Жан-Себастьян вспомнил ту встречу, вспомнил, как пара говорила и упоминала своего сына, и с некоторой грустью подумал, что Гарри, вероятно, был прав — родители относились к Дадли как к принцу. Конечно, их отношение к собственному сыну, очевидно, создавало проблемы в виде чувства собственного достоинства их сына и его избалованности, но Жана-Себастьяна на самом деле это не волновало. Такое неравенство, должно быть, сделало детство Гарри ещё хуже, несмотря на то, что он особенный. Жан-Себастьян сидел и смотрел на Гарри, давая ему время разобраться в своих чувствах и подобрать слова, в то же время демонстрируя молодому человеку спокойный, но неумолимый вид — он получит отчёт о родственниках Гарри. Наконец Гарри начал говорить. Он говорил несколько неохотно и неуверенно, но, несмотря на это, как только он начал, слова начали литься потоком. Тем не менее, хотя тема была эмоциональной, а действия его родственников сильно ранили его, лицо было каменной маской, а голос был бесстрастным — Жан-Себастьян знал, что Гарри научился защищать себя от пренебрежения родственников, сдерживая свои эмоции и не давая понять, что они причинили ему боль. Это было то, над чем им нужно было поработать — Гарри определённо никогда больше не столкнётся с таким отношением в семье. История, которую говорил Гарри, была душераздирающей — это была история об одиноком, несчастном ребёнке, который не мог понять, что он сделал, чтобы заслужить подвергание ежедневному презрению и насмешкам. Это история об эмоциональном насилии, где слова «уродец», «неудачник» и «обуза» занимали видное место в воспитании мальчика. Гарри говорил о том, что рос живя в чулане под лестницей, что переехал оттуда во вторую спальню своего кузена после получения письма из Хогвартса только потому, что Дурсли беспокоились о том, что сделает Дамблдор, когда он узнает о его комнате. Конечно, ему не разрешили убрать груду выброшенных и сломанных старых игрушек, которые занимали большую часть его новой комнаты. Нет, маленький Дадличек с ними ещё не наигрался, поэтому они там лежали. По словам Гарри, он начал готовить еду в раннем возрасте и в конечном итоге начал выполнять большую часть работы по дому, в то время как его кузен отсиживал задницу, планируя свои новые издевательства Он никогда не получал от них рождественских подарков, тогда как его двоюродный брат был буквально завален горами подарков, и ему сказали, что у уродов не бывает дней рождения, в то время как с его кузеном снова обращались как с принцем. Гарри говорил о странных вещах, происходящих с ним, о вещах, которые он не мог понять, но о которых, должно быть, знали его родственники, поскольку они знали о способностях его родителей. Тем не менее, ничего не было объяснено — вместо этого они его наказывали всякий раз, когда происходило что-то, что не могло быть объяснено, в то время как его родственники лгали Гарри, говоря ему, что он был отродьем пьяниц, которые разбились в автокатастрофе, обвиняли их в шраме, который был на его лбу. Жан-Себастьян размышлял, что, хотя ужас за ужасом произносились в том же бесстрастном монотонном тоне, в рассказе Гарри чего-то не хватало. Молодой человек замолчал, и Жан-Себастьян решил, что узнает, скрывает ли Гарри что-нибудь от него или нет. — Спасибо, что доверился мне, Гарри, — сказал ему Жан-Себастьян, улыбнувшись сострадательной улыбкой. — Но, Гарри, мне нужно кое-что знать. Твои родственники относились к тебе ужасно, но ты ничего не сказал о жестоком обращении. Твой дядя когда-нибудь бил тебя? Его глаза расширились, и Гарри начал энергично трясти головой. — Нет, он никогда ничего подобного не делал. Я имею в виду, были времена, когда я думал, что он так зол, что ударит меня но он никогда не делал этого. Может, он боялся того, что я могу сделать с ним, когда вырасту, или что-то в этом роде. — А твой двоюродный брат? Гарри горько рассмеялся. — Любимая игра Дадли называлась «Охота на Гарри». Он и его банда терроризировали окрестности и разрушали всё, что могли, но их так и не поймали. Я очень быстро научился бежать быстрее Дадли и очень хорошо прятаться — в противном случае получал затрещины. Но он никогда не бил меня достаточно сильно, чтобы оставить след, и старался никогда не оставлять никаких синяков там, где они могли скоро проявиться. Он не хотел, чтобы мои школьные учителя знали об издевательствах. Жан-Себастьян переварил всё это, подумав, что всё оказалось лучше, чем он думал или надеялся. Психическое насилие в некотором роде было хуже, чем если бы они издевались над ним физически, но если бы они били Гарри, то ничто не помешало бы Жану-Себастьяну потребовать жёсткую цену за это. На самом деле он был склонен оставить Гарри в покое — в конце концов, он был физически вымотан, и не хотел вытаскивать из него новые болезненные воспоминания. Вместо этого посол сосредоточился на помощи Гарри в восстановлении чувства собственного достоинства — что, как он знал, будет трудным, но в конечном итоге полезным. Поразительно, насколько вовремя он оказался рядом, учитывая невзгоды, с которыми Гарри столкнулся в своей жизни — Жан-Себастьян понял бы, если бы его подопечный превратился в жестокого и мстительного молодого человека, но всё было дальше от истины. Он был таким приятным молодым человеком, какого Жану-Себастьяну когда-либо посчастливилось встретить. — Гарри, я хочу, чтобы ты кое-что знал. Глаза молодого человека метнулись к нему, но выражение его лица оставалось безмятежным. Он ожидал, когда Жан-Себастьян перейдёт к делу. — Эта часть твоей жизни закончилась, и я больше не допущу её повторения. Ясно? — Да, сэр, — ответил Гарри. Жан-Себастьян приподнял бровь, глядя на молодого человека, заставляя его покраснеть от смущения. — Жан-Себастьян… — застенчиво поправился он. — Так лучше. Просто помни, Гарри, я не буду поднимать этот вопрос, но это не значит, что ты не можешь этого сделать. Если ты когда-нибудь захочешь поговорить об этом или спросить моего совета, я всегда буду рядом, и в этом отношении, Сириус тоже может помочь. — Спасибо, Жан-Себастьян, — искренне ответил Гарри. — Не за что, Гарри, — сказал Жан-Себастьян, и уголки его рта приподнялись в тёплой улыбке. Он только сегодня познакомился с Гарри и уже начал испытывать симпатию к вежливому и серьёзному молодому человеку. И если истории о похождениях юного ловца Гриффиндора в Хогвартсе не выдумка, жизнь с Гарри Поттером точно не будет скучной.***
В тот вечер Гермиона Грейнджер сидела на кровати, размышляя о произошедших сегодня событиях, когда Джинни вошла в их общую спальню. Зная, как Джинни была одержима Мальчиком-Который-Выжил, Гермиона не была удивлена, что заявление, сделанное ранее в тот день, было шоком и сокрушило её. Большую часть дня она провела со своей матерью, по-видимому, плача и выкрикивая своё разочарование, и к горю, без сомнения, присоединилась её мать, учитывая, что миссис Уизли хотела женитьбы дольше, чем её дочь. У Джинни, вошедшей в комнату, всё ещё были красные, опухшие глаза, свидетельствовавшие о том, сколько траура она несла из-за крушения всех её мечтаний. Тем не менее, когда Гермиона присмотрелась, она увидела то, чего не ожидала — небольшой намёк на надежду. Хотя Гермиона не могла претендовать на звание эксперта по волшебным обычаям и законам, она не знала, как Джинни могла всё ещё надеяться. Контракт был законным, скреплённым магической силой двух семей, поэтому он был обязательным и нерушимым. — Привет, Гермиона, — сказала Джинни нервно и неуверенно. Гермиона улыбнулась и вернулась к раскрытой книге на коленях — книге, которую она открыла более часа назад, но из которой она ещё не прочитала ни одной строчки. Она не знала, что делать, чтобы помочь Джинни. В конце концов, чувства Джинни были неудобно близки к чувствам Гермионы, хотя, в отличие от младшей Уизли, её чувства были новыми и всё ещё несколько сыроватыми. — Сумасшедший день, не так ли? — Да, но, тем не менее, хороший день, — последовал ответ. В комнате было тихо несколько мгновений, пока Гермиона не взглянула на Джинни и не увидела слёзы, блестящие в уголках глаз. — Да, красный день календаря, — горько выплюнула она. — Гарри свободен, — многозначительно ответила Гермиона. — Ты бы предпочла, чтобы Министерство отняло его палочку? Шлёпнувшись на кровать, Джинни упала на спину, широко раскинув руки и позволяя шумному вздоху вырваться из её губ. — Я не это имела в виду, Гермиона. Я… я рада, что Гарри оправдан, но… Она пыталась быть терпеливой, но ей меньше всего хотелось думать о фатализме и безнадёжном увлечении Джинни лучшим другом Гермионы. С её собственными мыслями и чувствами, столь же неуравновешенными, Гермиона предпочла бы тихую, уединенную комнату, чтобы подумать и разобраться во всём, что произошло. Не в первый раз она задавалась вопросом, почему она не в своей комнате — в доме определённо было достаточно таких, чтобы обеспечить каждому уединение. — Конечно, тебе всё равно, не так ли? — горько сплюнула Джинни, когда тишина стала гнетущей. — Ты никогда не смотрела на него, кроме как на друга. Гермиона запросто могла показать свою реакцию на заявление Джинни, мысленно понимания, насколько оно неверно. Тем не менее, ей было немного стыдно за свои мысли о ней — обручение было для неё шоком, и Гермиона не могла её поддержать. — Нет, Джинни, я, конечно, не знаю, что ты чувствуешь, — ответила Гермиона, слыша ложь в собственном голосе, но всё же отрицая её — её подруге не нужно было знать о чувствах Гермионы. — Но, Джинни, ты знала, что нет никакой гарантии, что он когда-нибудь ответит тебе? Ты настроила себя на это, отказавшись преодолеть эту одержимость. Резко приподнявшись, Джинни впилась взглядом в Гермиону. Слёзы блестели на её щеках, а на лице отразилось выражение полного отчаяния. — Я знаю, — тихо ответила она. — Но пока он был свободен, был шанс… Я всё ещё могла надеяться… Протянув руку, Гермиона взяла Джинни за ладонь и сжала её в дружелюбном, сочувствующе жесте. — Я понимаю. Это должно быть сложно, Джинни, но тебе нужно отпустить его. Может, теперь ты сможешь просто быть его другом, и это увлечение не будет мешать. — Я говорю себе это, — ответила Джинни, опустив голову, — но я не могу не надеяться… — На что ещё надеяться? — спросила Гермиона, снова сбитая с толку этой надеждой, за которую Джинни продолжала цепляться. — Теперь Гарри помолвлен, Джинни, — магически обручён. Насколько я понимаю, ни ты, ни я, ни кто-либо другой не можем сделать ничего, чтобы разорвать связь. Младшая Уизли подняла глаза со слабой улыбкой на лице, которая была несовместима со слезами, продолжавшими блестеть на её щеках. — На самом деле, есть способ его расторгнуть, но для этого требуется согласие обоих глав домов, но я сомневаюсь, что они когда-либо пойдут на это — политически эта помолвка слишком важна для Гарри, Делакуров и, возможно, всего нашего мира. Это могло бы вовлечь французов в борьбу против Сама-Знаешь-Кого, в которой мы остро нуждаемся с Фаджем за штурвалом. Это было условие, о котором Гермиона не знала, но она всё ещё не понимала, как Джинни могла всё ещё надеяться быть с Гарри, когда было так мало шансов, что он когда-либо освободится от контракта. — Ты думаешь о том, что я наконец-то узнала что-то, чего не знает Гермиона Грейнджер? — воскликнула Джинни, тихо хихикая. Её заявление встретило насмешливый взгляд, который только заставил Джинни громче рассмеяться. Гермиона была бы счастлива, если бы Джинни смеялась от радости, если бы она не уловила нотку истерики в её голосе. — Думаю, я многого не знаю о волшебном мире и традициях Чистокровных, — глумливо ответила Гермиона. — Это не объясняет, почему ты всё ещё надеешься быть с Гарри, хотя он помолвлен. Смех прекратился, и на лице Джинни промелькнуло задумчивое выражение. — Думаю, ты этого тоже не узнаешь… Ты знаешь, что волшебный мир несколько… отстаёт мира маглов, насколько я знаю, по традициям…-- На нетерпеливый кивок Гермионы она продолжила: — Ну, в волшебном мире нет законов, которые гласят, что у мужчины может быть только одна жена… Потрясённая Гермиона посмотрела на подругу, беззвучно то открывая, то закрывая рот. — На самом деле это больше похоже на отсутствие закона. Хотя множественные браки не совсем обычное явление, они всё же случаются время от времени, особенно среди старых чистокровных семей, которые находятся под угрозой прерывания рода Человек может иметь больше детей, тем самым расширив родословную и предотвратив возможность иметь только одного ребёнка, рискуя прервать род. Гермиона была ошеломлена, хотя одной её части было любопытно. — Действительно? Кивнув, Джинни усмехнулась реакции Гермионы. — По-видимому, твоя реакция очень распространена среди рождённых в магловской среде. Для некоторых семей, таких как Забини, проблема несерьёзна — у Блэза есть несколько дядей, двоюродных дедушек и так далее. У всех, у кого есть собственные семьи, делает маловероятным факт, что Блейз никогда не будет замешан в множественном браке. Однако Малфои, хотя у них всё ещё могут быть родственники во Франции, не имеют такой роскоши. Драко — последний отпрыск семьи Малфоев в Англии, что делает его главным кандидатом на то, чтобы в конечном итоге иметь более одной жены. — Как и Гарри, — выдохнула Гермиона, понимая, что говорила её подруга. Джинни энергично кивнула. — Да. Когда-то Поттеры были большой семьёй и связаны с несколькими другими семьями, если вернуться достаточно далеко — например, Долгопупсы и моя собственная семья. Если бы Гарри был воспитан родителями, его бы учили, что однажды он может стать участником мультибрака. На самом деле, если бы он был жив, у Джеймса могло бы быть больше одной жены, поскольку у него не было братьев и сестёр. — Нет, если то, что я слышала о Лили, было правдой, — пробормотала Гермиона, чувствуя уверенность, что упрямая ведьма никогда не потерпела бы рядом со своим мужем другую жену. Снова хихикая, Джинни кивнула. — Ты, вероятно, права. Первая жена должна согласиться на второй брак, поэтому Лили могла наложить вето на любые последующие браки. — Что, если есть несколько брачных контрактов? — спросила Гермиона. — Тогда первая имеет приоритет, а любые последующие должны быть утверждены первой женой, прежде чем они смогут стать главными. Однако этого никогда не произойдёт, поскольку отцу придётся вести переговоры с обеими. Зачем ему создавать две параллельные семьи, если нет гарантии, что первая жена согласится на второй контракт? — Для политических связей, например? — Возможно, но по-прежнему нет гарантии. И переговоры по такому контракту будут сопряжены с определёнными рисками — вторая семья может быть оскорблена расторжением контракта, особенно если они не были уведомлены о существовании первого. Это почти никогда не происходит. Гермиона подумала, правильно ли Джинни обдумывает это. Конечно, эта возможность была, но было так много переменных. — Я не знала об этом, — сказала она медленно и осторожно. — Но есть так много неизвестных факторов, Джинни. Гарри может не так относиться к тебе, и я уверена, что его невеста не оценит твоё свидание с ним и попытку стать его второй женой. — Я знаю, — ответила Джинни, и её черты снова приобрели унылый вид, который у них был, когда она только вошла в комнату. — Так почему ты продолжаешь надеяться? — спросила Гермиона, стараясь оставаться максимально доброй и понимающей. — И кроме того, ты уверена, что хочешь делиться своим мужем? — Если бы ты по-настоящему любила кого-то, и единственной возможностью быть с ним было бы разделить его с кем-то ещё, разве ты бы не воспользовалась этим? — Я… не уверена, что смогу, — ответила Гермиона, сбитая с толку своими собственными чувствами. Готова ли она поделиться Гарри с Флёр, девушкой, которую она даже не знает? Одно дело с кем-то вроде Джинни, которую она знает и любит, но сделать это с почти незнакомым человеком будет… сложно. Даже если ей вообще удастся примириться с этой идеей… — Джинни, не пойми неправильно, но я не уверена, что ты любишь Гарри. Когда та начала протестовать, Гермиона остановила её с раскрытой ладонью. — Джинни, ты даже не знаешь Гарри — ты слишком стеснялась его узнать. Как ты можешь сказать, что любишь его? Впервые с тех пор, как они познакомились, заявление Гермионы заставило Джинни задуматься о Гарри. Она не знала, действительно ли Джинни влюблена в Гарри или просто увлечена им, но чувствовала, что для неё будет лучше отказаться от этого — в долгосрочной перспективе это почти наверняка вызовет у неё меньшую душевную боль. — Я не знаю, — наконец произнесла Джинни тихо. — Я так долго питала к нему влечение… И всё же, полагаю, я действительно не знаю его, не так ли? Я просто знаю Мальчика-Который-Выжил. — Это всегда можно исправить, — сказала Гермиона с улыбкой. Джинни скептически приподняла бровь, а Гермиона продолжила: — Будь его подругой, Джинни. Гарри не нужна очередная фанатка или потенциальная вторая жена прямо сейчас — у него будет время подумать над этим. Сейчас ему нужны друзья. Тебе нужно отпустить своё увлечение и узнать Гарри таким, какой он есть, а не таким, каким ты его представляла всю свою жизнь. Поверь мне, относиться к нему как к другу — лучший способ привлечь его внимание. Задумчивый взгляд, появившийся в глазах Джинни, вызвал у Гермионы вздох облегчения — казалось, она наконец-то достучалась до неё. — И ещё кое-что, Джинни… Я бы порекомендовала тебе отказаться от своей надежды — слишком много препятствий, которые нужно преодолеть. Если когда-нибудь в будущем это всё же произойдёт, это тебя приятно удивит, но сейчас ты внутренне уничтожишь себя, если продолжишь мечтать об этом. Затуманенные от слёз глаза рассказали Гермионе всё, что ей нужно было знать о реакции Джинни на её второй совет, но через несколько мгновений она трепетно улыбнулась и храбро кивнула. Возможно, это было не лучшее, на что она могла надеяться, но пока Джинни держится за свою фантазию, отказаться от неё, несомненно, будет трудно. Гермиона снова легла на кровать и уставилась в потолок. Лишь бы самой отпустить…***
«Я знаю, что это неожиданно, и это не то, чего ты хотела, ma cherie*, но ты знаешь, как я волнуюсь за тебя. Могло быть намного хуже, не так ли?» Когда дневной свет уступил место удлиняющимся теням раннего вечера, Флёр Делакур сидела на подоконнике в своей спальне, глядя на прекрасные пейзажи холмов и долин, которые составляли её дом, и слова её отца эхом разносились по всему дому, её разуму. На этот раз пейзаж перед ней, масса зелёных деревьев и узких ручьев среди скалистых холмов её дома было недостаточно, чтобы отвлечь от мыслей и забот. Лёгкий вздох сорвался с её губ, и она прижалась лбом к окну, задумавшись. Как и любая другая молодая девушка в волшебном мире, она хорошо знала, что её отец может заключить для неё брачный контракт, хотя он пообещал ей, что сделает это только в том случае, если будет чувствовать, что это будет в её интересах и наилучших интересах семьи. И, конечно же, как и любая другая девушка, Флёр мечтала о прекрасном мужчине, который бы взял её на руки, унося в жизнь любви и смеха. Тем не менее, как сказал её отец, ситуация была неплохая. И хотя ситуация Флёр не устраивала, воспоминания о разговоре с отцом действительно принесли ей некоторое утешение…***
Флёр тяжело села на стул перед столом в кабинете отца, не в силах поверить в то, что отец только что сказал ей. — Брачный контракт? — выдохнула она. — Я не знала, что я записана в брачном контракте! — Я сам недавно узнал об этом, — с доброй улыбкой ответил отец. — Я не хотел беспокоить тебя, поэтому я ничего не говорил об этом, пока не был уверен, что мы примем его содержание. Не зная, что сказать, Флёр тихо сидела в своём кресле, глядя на деревянный стол отца. Ей семнадцать лет, и Флёр предположила, что, поскольку брачный контракт так и не был с ней заключён, это вряд ли произойдёт. Оказалось, что предположение было ошибочным. Она была хорошо осведомлена о положении своего отца как на политическом ландшафте Франции, так и в волшебном мире в целом, и, как она ни пыталась, Флёр не могла представить, с кем ему понадобится скрепить политический союз. Но внезапно значение слов проникло в её сознание, и она взглянула на отца. — Ты не знал об этом? Тогда кто вёл переговоры, если не ты? — Он был заключён пятьдесят лет назад моими предками, — ответил её отец. Затем он перешёл к истории брачного контракта, которым Флёр была связана. Но единственное, чего он не сказал ей, — это личность её суженого. — Я вижу, тебе интересно узнать, кем был этот молодой человек, — наконец сказал он, после того как рассказал ей всё. — Напротив, — сказала Флёр с намеком на шутливый юмор, которого она не чувствовала, — это небольшая деталь, которая совершенно не важна, учитывая обстоятельства. Отец одарил её снисходительной улыбкой. — Я думаю, ты не будешь недовольна молодым человеком, которого я выбрал для тебя. Флёр посмотрела на своего отца, несколько расстроенная тем, что он не перешёл к делу и не сказал ей, с кем она обручена. С ещё одной веселой улыбкой её отец наконец смягчился. — Твой жених — Гарри Поттер. Ошеломлённая Флёр уставилась на отца. Никогда бы она не поверила, что её отец обручит её не только с иностранным волшебником, но и с одним из самых известных в волшебном мире. Гарри Поттер! — Флёр? — Но, папа, я его почти не знаю. — Ты встречалась с ним, да? — По кивку Флёр он продолжил: — Я никогда не встречался с ним лично, но из того немногого, что я видел на том турнире, он казался серьёзным, компетентным молодым человеком, и он удивительно хорошо держался в данных обстоятельствах. Его крёстный отец, хотя я полагаю, он может быть и предвзятым в своём мнении, говорил об этом молодом человеке исключительно хорошее. Флёр обдумала всё что сказал отец, уверенная, что он считал, что поступает так, как считал правильным. Зная, что она сделала с Гарри, Флёр не могла не согласиться с оценкой отца. Конечно, были волшебники и похуже, с которыми она могла быть связана. Но Жан-Себастьян Делакур никогда не стал бы связывать её с кем-то просто ради политической выгоды — он слишком сильно любил своих дочерей. — Я знаю, что это неожиданно, и это не то, чего ты хотела, ma cherie, но ты знаешь, как я беспокоюсь за тебя. Могло быть намного хуже, не так ли? И она знала, что это могло быть. Как вейла, Флёр знала, что многие мужчины будут искать с ней встреч из-за её красоты и статуса вейлы. Бремя разделения тех, кто интересовался Флёр как личностью, и тех, кого интересовала лишь вейла, всегда было сложным и неопределённым. Конечно, судя по тому, что она знала о Гарри Поттере, он не был из тех, кто будет использовать её таким образом. — Да, отец, — прошептала она, — могло быть и хуже. — Это одна из причин, по которой я решил заключить этот контракт. Я доверяю рассказу о твоём молодом человеке, который мне дали, и я верю, что он будет хорошо относиться к тебе По общему мнению, Гарри ненавидит свою славу и желает нормальной жизни, и я надеюсь, вы оба сможете построить её вместе. На самом деле, мне кажется, что у вас двоих одна и та же проблема: ты не можешь быть уверена, привлекает ли мужчину в тебе ты сама или то, что ты вейла, а мистер Поттер не может быть уверен, привлекает ли девушку сам по себе или это из-за его славы. Кроме того, учитывая то, что мне сказали о нём, я думаю, тебе будет очень хорошо с ним. По крайней мере, это лучше, чем как многие чистокровные просчитывают все на века наперёд для заключения брачного контракта. Флёр покраснела и улыбнулась отцу. — Я понимаю, папа, и я ценю тот факт, что ты так хорошо заботишься о нас с Габриель. — Я только хочу, чтобы ты и твоя сестра были счастливы, Флёр, — ответил он, наклоняясь вперёд и опираясь локтями на стол, пристально глядя на свою дочь. — Всё, о чём я прошу, — это непредвзято относиться к своему жениху и дать ему шанс. Я думаю, ты будешь приятно удивлена. Хотя Флёр была всё ещё несколько шокирована, тем не менее, согласилась, что на данный момент это единственное, что она может сделать. К тому же, после того, как она преодолела своё первоначальное впечатление о Гарри, она была заинтригована его героизмом и храбростью. — Я дам ему шанс, папа, — согласилась Флёр.***
Спустя два дня после разговора с отцом Флёр всё ещё была обеспокоена. С тех пор, как она встретила молодого человека, её мнение несколько изменилось — от раздражения и снисходительности, которые она чувствовала по отношению к нему, когда Гарри неожиданно вошёл в приемную после инцидента с кубком, до уважения, которое она неохотно испытала, когда он справился с драконом, к благодарному восхищению, которое она испытала, когда он появился из вод озера… Эмоции Флёр по отношению к молодому человеку были в состоянии постоянного изменения с того момента, как она встретила его. А теперь она была с ним почти помолвлена. И это тревожило. И всё же она знала, что её отец был прав насчёт Гарри — он был недоволен своей славой и хотел покоя. Молодой человек, который спас её сестру и помог Флёр в лабиринте, когда у него были все основания игнорировать её в погоне за призом, никогда не будет плохо обращаться с ней и выставлять её в качестве трофея. Другой частью её меняющихся эмоций была перспектива провести последний год обучения в Хогвартсе, покинув знакомые залы Шармбатона и войти в священные залы старейшей школы в Европе в качестве ученицы, а не посетителя. Она неоднозначно относилась к этой мысли: с одной стороны, Флёр уходила от понятного ей к неизвестности, с другой она немногое теряла. У неё было несколько друзей в Шармбатоне, и никто из них не был особенно близок — к сожалению, в результате её наследия. В некотором смысле Хогвартс мог бы быть даже лучше, поскольку там у неё потенциально были бы хотя бы дружба и поддержка её суженого. Да, конечно, лучше было смотреть в будущее и надеяться на лучшее, чем хандрить по поводу внезапного изменения статуса. Небольшой хлопок отвлёк Флёр от размышлений. Отведя взгляд от окна, она увидела маленькое существо, которое присоединилось к ней в комнате. — Госпожа Флёр, хозяин идёт со своим гостем. Вас ожидают в гостиной. Флёр улыбнулась домовому эльфу. — Уже иду. Спасибо, Кэппи. Эльф ухмыльнулась и исчезла, оставив Флёр последний раз взглянуть на себя в зеркало, прежде чем выйти из комнаты. Пришло время встретиться с суженым.