***
На следующее утро после прибытия Гарри в замок Делакур он постучал в дверь спальни Флёр, намереваясь сопроводить её к завтраку. Они дружелюбно болтали по дороге вниз и когда вошли в столовую, увидели, что пришли последними. Гарри, увидев на столе завтрак, внезапно почувствовал голод и жестом велел Флёр пройти вперёд к столу, но обнаружил, что она уже отошла от него. Он наблюдал, как она целеустремленно подошла к столу и остановилась у кресла Сириуса, уперев руки в боки, и смотрела на бывшего Мародёра. — Сириус Блэк! Сириус вздрогнул и удивлённо посмотрел вверх, а Жан-Себастьян хохотнул над сценой, разыгравшейся у них на глазах. — Я не знаю, что ты сделал, мой друг, но такой пристальный взгляд моей дочери — очень плохой знак! — Я бы не стала делать такие комментарии, папочка, дорогой, — возразила Флёр с неуместно сладкой улыбкой. — У меня также есть несколько слов для тебя. Когда Флёр сосредоточилась на другом человеке, Сириус сумел обуздать своё удивление, и он снова посмотрел на неё, и очаровательная улыбка появилась на его лице. — И что я могу сделать для вас, миледи? — Вы можете начать с объяснения, почему вы не рассказали Гарри о брачном контракте до того, как он предстал перед судом. Чего бы Сириус ни ожидал, это явно было не то. — Ну… я… я имею в виду, мы… думали, что будет лучше сохранить это в секрете, — пробормотал он. — Дамблдор чувствовал, что мы должны держать это в секрете до суда. Флёр изящно приподняла бровь. — А Дамблдор правит домом Блэков? — был её риторический — не говоря уже о лёгком сарказме — вопрос. Увидев, что Сириусу нечего сказать в ответ, Флёр продолжила: — Кроме того, я знаю, как вы, британцы, уважаете директора, но, честно говоря, я не уверена, что его вообще заботят интересы Гарри даже в глубине души. Сириус начал что-то бормотать в ответ, но разгневанная Флёр безжалостно перебила его: — Я не думаю, что он злой, Сириус, но он оставил Гарри в очень плохой обстановке на долгие годы, но наверняка мог бы найти альтернативные меры. Вздох и усталое прикрытие глаз рукой было ответом Сириуса. — Я не могу не согласиться с тобой. Я сам с ним спорил, но он был убеждён, что кровная защита Лили — лучшее средство защиты для Гарри. — От Пожирателей Смерти, — возразила Флёр, — но не от пренебрежения его опекунами. Жан-Себастьян Делакур гораздо больше знал свою дочь и понимал её настроение — в этом случае он, очевидно, чувствовал, что она серьёзно относится к своему недовольству, и попытался использовать примирительный тон: — Я полагаю, ты права, Флёр, — мы должны были сказать Гарри до суда. Просто не было времени или возможности, и, как сказал Сириус, секретность превыше всего. Но всё хорошо, и Гарри больше не обязан оставаться со своими родственниками. Я могу пообещать, что он не вернётся, пока Сириус и я опекаем его. И снова, как сказал Сириус, необходимо сохранять максимальную секретность, чтобы удивить министра и не дать ему время сформировать контр-стратегию. Аполлин, которая была поражена откровением и недовольна им так же, как и её дочь, объединила с Флёр силы против мужчин: — О, вы думали, Гарри нельзя доверить важную информацию о его собственном будущем? — спросила она с злым взглядом. Когда они столкнулись в жёстком споре с обеими членами семьи женского пола — не говоря уже о Габриель, которая, пускай она и не понимала полностью, о чём они говорили, по крайней мере знала, что речь идёт о мальчике, которому она практически поклонялась, — Жан-Себастьян, очевидно, понял, что отступление будет лучшим вариантом. — Ты совершенно права, моя дорогая. С этого момента Гарри будет информирован обо всём, что его касается. — Конечно, щенок, — вмешался Сириус, быстро улавливая слова. — Я бы сказал тебе, но ты ни на минуту не отходил от Рона и Гермионы. И также мешал тот факт, что Молли всегда кружила вокруг тебя. Ты же знаешь, какой любопытной она может быть. Гарри на мгновение задумался над словами крёстного, прежде чем кивнуть в знак согласия. — Спасибо, Сириус. Я буду признателен, если расскажешь мне об этом сейчас. — Всё расскажете, отец, — прервала его Флёр. — Я не ребёнок, и Гарри тоже — нам нужно знать, когда вот-вот должно произойти что-то важное и когда вы узнаёте какую-либо важную информацию. Гарри должен быть лучше подготовлен, чем был раньше, и для начала нужно рассказать ему всё. Этот инцидент подчеркнул тот факт, что Флёр была непростой задачкой, и Гарри решил оставить её решение на будущее. И, конечно, получать информацию своевременно было крайне нужным новшеством, — это была именно та вещь, о которой Дамблдор при всём своём хорошем отношении никогда не заботился.***
Поздно вечером во время похода по магазинам у Гарри был ещё один разговор с Флёр, в ходе которого он узнал гораздо больше о Вейлах — и о некоторых вещах, которые не стоило упоминать, ведь они могли разозлить его невесту. Было довольно поздно, и их обсуждение длилось уже несколько часов. Они уединились в спальне Флёр, куда ушли по возвращении из похода по магазинам, и там они о многом говорили. Гарри, наконец, почувствовал, что постепенно узнает Флёр. Разговор был случайным, поскольку они растянулись на её кровати и говорили обо всём и вся. Дискуссия снова перешла к Вейлам, особенно к очарованию, и Гарри, заинтересовавшись его действием, спросил Флёр, как она его использует и как от него можно защититься. — Трудно объяснить, Гарри, — ответила она после минутного размышления. — Я просто… напрягаюсь, хотя это неправильное слово. Это похоже на… проекцию ауры. Гарри задумался над объяснением. — Так это как будто ты расширяешь диапазон своих чувств или что-то в этом роде? — Не совсем. — Флёр на мгновение задумалась и пояснила: — Подумай, что происходит, когда кто-то пользуется духами — ты можешь почувствовать запах духов на несколько метров вокруг этого человека. Гарри кивнул, скривившись от отвращения. — Да, но это зависит от того, сколько ты используешь духов. Клянусь, одна девушка моего года буквально купается в них — её можно почувствовать за милю или даже больше, если ты пойдёшь с подветренной стороны. Флёр ответила радостным смехом. — Мне придётся научиться избегать её — духи меня не особо интересуют. Принцип тот же, Гарри. С очарованием я создаю ауру, которая мало чем отличается от запаха духов. Теперь, конечно, есть различия. То, что я создаю, — это не совсем запах, больше похоже на волшебное поле, смешанное с феромонами, которое воздействует на людей в разной степени. И я могу направить его в определённой степени. Например, я могла бы специально направить его на одного человека в комнате, полной людей — других мужчин в комнате это коснётся, но на них воздействие будет отличаться. — Очарование действует на женщин? — Нет, Гарри, женщины невосприимчивы к его воздействию. — А что насчёт защиты? — Некоторые, такие как ты, обладают естественной защитой, в то время как другие, которые знают ветвь магии разума, то есть окклюменцию, также получают определённую степень защиты. Другая защита — это любовь, Гарри. Её изучающий взгляд заставил его почувствовать, что он находится под пристальным вниманием. — Если мужчина влюблён в женщину, то его чувства к ней уменьшат эффект обольщения. Большая часть магии вейл в основном основана на любви, Гарри, хотя очарование, по общему признанию, больше связано с похотью, чем с любовью. И потому что вожделение является бледным ответвлением эмоции любви, истинное любящее чувство к другому человеку превосходит соблазн и позволяет мужчине гораздо легче сопротивляться. — А что ещё может твоя магия, если она основана на любви? Флёр замялась, но храбро встретила его взгляд и продолжила: — Что ж, Гарри, партнёрские отношения вейл славятся своей силой и близостью. Если нам с тобой когда-нибудь посчастливится по-настоящему полюбить друг друга, мы станем ближе, чем может мечтать большинство нормальных пар. Если нас когда-нибудь свяжет искренняя любовь, я буду знать без сомнений, что ты любишь меня — это просто часть моих способностей. Я также могу сказать, когда другие разделяют эти эмоции. Кроме того, когда мы поженимся и станем… близки друг другу, я точно узнаю, как доставить тебе удовольствие — во мне укоренилось знание того, что требует от партнёра мой возлюбленный. Это причина, по которой вейлы ценились как наложницы на протяжении всей истории — какой мужчина не хотел бы иметь женщину, которая делает именно то, что он хочет и в чём нуждается? Гарри не был совсем уж невинным — образование, которое он получил в школе незадолго до поступления в Хогвартс, гарантировало, что у него есть хоть какие-то знания, — но не потребовалось много воображения, чтобы понять, почему иметь женщину, которая могла бы доставить ему удовольствие, хорошая идея. Разговор был немного неловким, но Гарри уже испытывал к Флёр более здоровое уважение, чем когда-либо прежде — она была более привлекательным сексуальным объектом для большинства мужчин, чем когда-либо сможет любая кинозвезда или супермодель, и всё же она была уравновешенной, уверенной в себе. И скромной, не упивающейся своей способностью поймать кого угодно. Его надежды на отношения возросли ещё больше из-за очевидной скромности Флёр. — Я понимаю, почему это может быть проблемой. Она ответила несчастным вздохом: — Да, это проблема. Мне регулярно делали предложения с двенадцати лет. Гарри моргнул. — Двенадцати?! Флёр кивнула. — Вейлы достигают половой зрелости примерно в то же время, что и нормальные девочки, но пока мы не обретём контроль, есть некоторая… утечка, скажем так. Мальчики моего возраста в Шармбатоне не имели защиты от этого. Когда я стала старше и научилась лучше контролировать силы, ситуация улучшилась, но к тому времени ущерб уже был. Для большинства из них я была всего лишь игрушкой — они давили на меня, пытаясь быть мужественными и учтивыми перед своими друзьями. Много раз у меня были мальчики, которые пытались затащить меня в чулан для мётел и обычно всячески делали мою жизнь несчастной. А поскольку я могу уверенно распознавать настоящие чувства, я знаю, что их привлекала не я как личность, а то, как меня можно использовать. Гарри нахмурился, когда он подумал о том, с чем его невеста может столкнуться в Хогвартсе. — Ничего подобного в Хогвартсе не будет, — прорычал он. — Я прокляну любого, кто что-нибудь попробует тебе сделать! С улыбкой на лице Флёр схватила его за руку и сжала. — Спасибо, Гарри, это очень мило с твоей стороны — защищать меня. Но Гарри всё равно это не развеселило. — Я хочу, чтобы ты сказала мне, если кто-нибудь что-нибудь предпримет, Флёр. Я знаю, что мы всё ещё работаем над этим, но никому не позволяй с тобой вольности. Флёр наклонила голову и снова легла, положив голову на ладонь. — Есть что-нибудь ещё, что ты хочешь знать? — Ну, было ещё кое-что… — начал он осторожно, инстинктивно зная, что его следующий вопрос, скорее всего, её расстроит. — Я понимаю, что некоторые не считают вейлу человеком… Он был прав; выражение лица Флёр быстро стало холодным, и когда она заговорила, её голос был подобен антарктическому ветру: — Я такой же человек, как ты или кто-либо ещё, Гарри, не позволяй никому говорить тебе что-либо иное. — Я никогда не думал иначе, Флёр, — ответил Гарри спокойным и рациональным тоном. — Я просто хотел знать, что ты думаешь об этом — могу тебя заверить, что ты услышишь об этом, когда мы поедем в Хогвартс — от фанатиков-слизеринцев о чистой крови, но, быть может, и других. Выражение лица Флёр быстро сменилось досадой, и она извинилась за своё негодование: — Мне очень жаль, Гарри, я не должна была так реагировать. — Это естественно, — ответил Гарри, сжимая её руку в успокаивающем жестом, возвращаясь к действиям Флёр, которые она совершила несколько мгновений назад. — Если ты не хочешь об этом говорить, ничего страшного. — Нет, Гарри, ты станешь объектом фанатизма, будучи обручённым со мной, поэтому тебе следует знать о последствиях. Она молчала, обдумывая свои слова, явно пытаясь найти правильный баланс между возмущением и истинным пониманием ситуации. Гарри молчал, давая Флёр возможность обдумать ответ и наполовину жалея, что он вообще задал этот вопрос. — Я ещё раз прошу прощения за свою реакцию, Гарри, — наконец сказала она. — Это был рефлекторный ответ на нетерпимость, с которой мне приходилось мириться всю свою жизнь, хотя я подозреваю, что она не так распространена в твоём кругу общения. — Гарри кивнул, и Флёр продолжила: — Фанатики предпочитают считать вейл нелюдями, но суть в том, что мы такие же люди, как и те, кто любит продвигать свою программу ненависти. Корни вейл восходят к сиренам греческой мифологии, хотя наше происхождение более туманное — Одиссея была первым упоминанием расы, которая впоследствии стала известна как вейлы. — Нет более ранних записей? Флёр покачала головой. — Нет, но, конечно, есть легенды, пускай и сомнительные. Некоторые говорят, что первые вейлы были результатом какого-то давно забытого заклинания, которое с тех пор потеряно во времени. Другие утверждают, что наше существование происходит задолго до того, как магия была признана талантом, до того, как было развито какое-либо обучение — даже молва. Считается, что мир давно изобиловал дикой магией, и все волшебные существа были затронуты силами дикой магии и приспособились к выживанию. В любом случае, физиологически я в точности такая же, как и любая другая женщина — независимо от истины происхождения вейл, первая из нас была человеческая женщина, которая каким-то образом была изменена магией. Всё остальное передается с того момента. — А что ты считаешь истиной о вашем происхождении? Улыбка расплылась по лицу Флёр. — На самом деле не имеет значения, что я думаю. Я человек, такой же, как и любая другая женщина. У меня просто есть несколько дополнительных способностей и более высокий шанс родить девочек, а не мальчиков. Я думаю, что это наш естественный путь сохранения вейл — поскольку нет вейл-мужчин, наша магия заставляет нас заводить девочек, что увековечивает нашу расу и способности. Население вейл в целом остаётся прежним или увеличивается совсем незначительно. Это сохраняет и человечество — ты можешь представить, что случилось бы, если бы вейла могла родить много детей? Гарри задумался на несколько мгновений, но ответ был очевиден: — В конце концов, если вейлы будут рожать только девочек-вейл, их будет всё больше и больше. — Совершенно верно. Тогда, в конечном итоге, возникнет большое неравенство в количестве полов — на каждого мальчика, рождённого от вейлы, приходится примерно девять девочек, что вызовет огромные проблемы для мира. И ты можешь себе представить, что произойдёт с таким миром, где будет много вейл? Последствия были очевидны. — Вейлы с их способностями обычно имеют преимущество в поиске партнёра. — Точно. Это займёт много поколений, но в конечном итоге, я думаю, что единственными оставшимися женщинами будут вейлы. Таким образом, я считаю, что способ размножения вейл защищает как популяции вейл, так и население мира в целом. Что подводит нас к другому вопросу, Гарри, — продолжила она. — То, что у нас будут только девочки, — проблема для продолжения твоего рода. — Что ты имеешь в виду? Флёр раздражённо покачала головой. — Я всё время забываю, что ты вырос не в магическом обществе. Поттеры уходят в прошлое, Гарри, прямо во времена твоих основателей. Если у нас будут только девочки, у тебя не будет сына, который будет носить твоё имя — это то, что очень важно, особенно для старых семей чистокровных. Она была права — Гарри никогда не думал об этом раньше. — Но разве девушка не может наследовать имя рода? — Да, она может, но имя Поттера не будет продолжаться, что очень важно для подходящих семей — например, возьмём Блэков. Если Сириус не женится и не родит сына, его имя исчезнет, а его роду, по крайней мере, столько же лет, сколько твоему. — Но разве семьи всё равно не вымирают? — парировал Гарри. — А у некоторых девушек в Хогвартсе нет братьев — что им делать? — Да, фамилии действительно вымирают, — согласилась Флёр. — В прошлом это могло быть связано с болезнями и войной, сколько и с рождением ребёнка женского пола. А для некоторых это не так важно. Но в высших эшелонах кругов чистокровных это очень важно. Ты происходишь от линии чистокровных. Большинство членов твоей социальной сферы, естественно, хотели бы, чтобы сын продолжил эту линию. — Так что же нам делать? У Гарри было отчётливое ощущение, что у Флёр есть определенное мнение по этому поводу, но она не стала вдаваться в подробности своих комментариев: — Есть и другие способы сохранить своё имя, Гарри, но я думаю, что мне хотелось бы пока отложить их обсуждение. Я бы предпочла продолжить знакомство друг с другом, прежде чем мы подумаем о таких серьёзных вещах. Согласившись с ней — хотя ему было любопытно, что она имеет в виду, — Гарри, тем не менее, позволил разговору перейти на другие, более лёгкие темы. Было уже очень поздно, прежде чем он наконец отправился в свою постель, чувствуя себя более чем довольным тем, что они с Флёр смогли добиться прогресса.***
Для Аполлин Делакур два дня, проведённые в компании её будущего зятя, были приятными и очень показательными. Гарри был замкнутым и тихим, в основном выражая своё мнение вдумчиво, но неуверенно, особенно когда это мнение касалось чего-то, в чём он не особо был уверен или не имел конкретных знаний. Но когда он говорил о вещах, с которыми имел опыт, его уверенность возрастала в разы, и Аполлина могла видеть в Гарри другую сторону — довольно многообещающую. Например, когда его спросили о квиддиче, Гарри ответил несколькими историями об игре и о своём опыте. Но в основе его рассказа об квиддиче лежали разговоры о полётах — и это раскрыло истинную страсть Гарри. Было ясно, что игра ему нравилась, но, по большому счёту, это был просто повод полететь на метле. Гарри был вежливым и добрым, относился ко всем окружающим с почтением и уважением, и Аполлин удивлялась, ведь его воспитали те ужасные маглы. Учитывая то, что она слышала о противостоянии с Дурслями, она ожидала, что он вырастет ожесточённым и мстительным человеком, наполненным необходимостью проявить себя. Их отношения были ещё очень хрупкими, но не смогла найти в его поведении ничего из ожидаемого. Апполин подозревала, что Гарри мог быть злым и раздражительным, как любой подросток, но истинная горечь духа, казалось, отсутствовала в его характере; Гарри, видимо, принял первые пятнадцать лет своей жизни и время, проведённое с Дурслями, с определенной фаталистической покорностью, даже когда он изо всех сил пытался влиться в семью Аполлин. Для молодого человека это был период привыкания, и Аполлин ясно видела трудности, с которыми он сталкивался, особенно когда Гарри хвалили за что-то, и его ошеломление от радушия семьи. Аполлин также подозревала, что он отчаянно пытался вписаться в эту семью не только из-за того, что однажды женится на Флёр, но и потому, что понимал, что они пошли на большой риск, поддерживая его. Аполлин не беспокоилась об этом — но всё же, семья была впечатлена (она была впечатлена) его манерами и характером. Сначала она сомневалась в брачном контракте — в конце концов, он был известным волшебником и целью одного из величайших тёмных волшебников прошлого тысячелетия. Однако теперь, когда Аполлин узнавала его, понимала прошлое и мельком увидела будущее, она не беспокоилась о том, как Гарри будет относиться к Флёр. Теперь она начала рассматривать их брак как очень удачный союз. Правда, ему всё ещё приходилось бороться с вышеупомянутым Тёмным Лордом, но на самом деле весь волшебный мир был в опасности. Она не знала, почему Гарри стал мишенью, но быстро пришла к пониманию, что он может стать великим волшебником при надлежащем руководстве. Жан-Себастьян был хорошим человеком и мог обеспечить столь необходимое мужское влияние в жизни Гарри. Вместе, как семья, они помогут молодому человеку вырасти и стать тем, кем, как Аполлин знала, он мог быть. В день переезда Аполлин сидела в спальне Габриель и думала об изменениях в их жизни, когда её муж вошёл в комнату. Чувствуя его колебание, Аполлин сузила глаза в ожидании предмета того, что он хотел обсудить. Если всё было так, как она подозревала, ему стоит промолчать. — Да, любовь моя? — она поприветствовала его, побудив его улыбнуться и подойти к ней. — Аполлин, — начал он, усевшись и взяв её за руку, — я бы хотел, чтобы ты передумала и осталась во Франции с Габриель. Аполлин раздражённо фыркнула, гадая, сдастся ли её муж когда-нибудь. — Жан-Себастьян Делакур, мы уже обсуждали это! Более слабый мужчина мог бы содрогнуться от такого неудовольствия, но её муж просто подарил ей озорную улыбку, которая всё ещё заставляла сердце сделать сальто в груди, даже после почти двух десятилетий брака. Будь проклят этот мужчина и то, что он с ней сделал! — Мы поговорили, но результат меня не удовлетворил. Значит, я должен снова попытаться, не так ли? — Наш разговор, возможно, не удовлетворил тебя, но он полностью устроил меня, — парировала Аполлина. — Если ты думаешь, что я позволю тебе подвергнуться опасности, пока я буду здесь, тебе лучше серьёзно пересмотреть свой образ мышления. — Аполлин, пожалуйста, будь рассудительной… — Нет, Жан-Себастьян, я не буду рассудительной. Мы — семья, и мы будем оставаться вместе, как семья. Мы приняли молодого человека в нашу жизнь, и я хочу оказать ему всяческую поддержку, поскольку я знаю, что ты собираешься сделать это сам. Эта поддержка не означает, что я останусь во Франции. Моё место с тобой. — Но, Аполлин, подумай об опасности — подумай о Габриель. Будет очень трудно сделать всё нужное, когда мне придётся постоянно беспокоиться о вас обеих. — Тогда тебе следовало подумать об этом, прежде чем ты решил подписать брачный контракт. Жан-Себастьян снова начал говорить, но Аполлин прижала палец к его губам заставляя его замолчать. Он был хорошим человеком — лучшим из мужчин, — но иногда он имел склонность обращаться с ней и их дочерьми, как если бы они были сделаны из фарфора. Хотя она и любила его за это, Аполлин была полностью обученной ведьмой, и у неё были способности вейлы, к которым можно было прибегнуть, если она столкнётся с какими-либо проблемами. — Жан-Себастьян, я не останусь позади, так что ты побереги дыхание. Если что-то пойдёт не так, мы отправим Габриель к бабушке, но я не оставлю тебя. Не надо меня закутывать в вату — со мной всё будет хорошо. Его долгий взгляд ничего не выражал, но для того, кто знал его близко, его внутренняя борьба была очевидна. — Ты не сдашься в этом вопросе, не так ли? — Нет. Жан-Себастьян посмотрел вниз и вздохнул, прежде чем снова взглянуть на жену с кривой улыбкой на лице. — Я так и думал. Что заставило меня жениться на такой волевой женщине? Усмешка, которую он получил в ответ, вызвала удивление. — Давай, Жан-Себастьян, я тебе нравлюсь такой, какая я есть — признай это. — Я… я просто хотел бы уберечь тебя от опасности. — Этого ты не можешь сделать. Подумай об этом так — если этот Волан-Де-Морт захватит Англию, как ты думаешь, где будет его следующая остановка? — Я уже обдумал это, — мягко ответил он. — Тогда ты знаешь, что даже во Франции небезопасно. На самом деле, я буду удивлена, если у него не обнаружатся шпионы, вербующие его сторонников — некоторые члены нашего общества могут быть такими же фанатичными и недальновидными, как и те, кто придерживается чистоты крови. Ты знаешь это. На самом деле, я думаю, что Габриель и я будут в большей безопасности с тобой в Англии, чем здесь. Жан-Себастьян смирённо вздохнул и наклонился, чтобы поцеловать жену в щёку, прежде чем встать. — Ещё многое предстоит сделать. Аполлин тоже встала и принялась разбирать одежду Габриель. Но перед уходом мужа ей нужно было сказать ещё кое-что. — Жан-Себастьян, пожалуйста, не поднимай этот вопрос снова — я приняла решение. Остановившись у двери, Жан-Себастьян оглянулся на неё и улыбнулся. — Я вижу. Тема закрыта, и я больше не буду о ней говорить. Довольная Аполлин вернулась к своей задаче, когда её муж вышел из комнаты.***
Остаток субботнего дня был потрачен на упаковку домашними эльфами всего семейного имущества и перевозку его в новый дом. В основном это была одежда и личные вещи, в мебели не было необходимости, за исключением нескольких предметов, включая изношенное, но удобное офисное кресло Жана-Себастьяна. Это было заботой Аполлин, которая свела их перевозимые вещи к минимуму, поскольку она провела день за переборкой одежды семьи, откладывая старые вещи, которые нужно выбросить или пожертвовать, и, конечно, следила за тем, чтобы всё необходимое для семьи было под рукой. Конечно, одежда Гарри, которая в основном была куплена накануне, была самой простой проблемой, так что её просто оставили в сумках, готовой к транспортировке. Все они были слегка тронуты меланхолией Сириуса — он всё ещё считался беглецом в глазах британского министерства и должен был остаться в замке Делакур, чтобы продолжить выздоровление и дождаться суда, который предварительно был назначен на середину следующего месяца. Тем не менее, хотя он был немного мрачен, Сириус немного подразнил своего крестника, пообещав снова увидеться с ним на суде и во время предстоящих зимних каникул. Конечным результатом дневных усилий стало то, что семья прибыла в тот же вечер рано, сложила свои вещи в выбранных спальнях и села ужинать, уставшие, но счастливые — по крайней мере, в случае Гарри — возвращению в Англию. Именно в этот момент Жан-Себастьян, приняв своего нового опекаемого и перевезя свою семью в Англию, решил, что пришло время выполнить его решение связаться с Дамблдором по поводу тайного общества, в котором он был главой. Он пробрался в свой кабинет и позвонил по камину — правильно предположив, что директор будет в своём кабинете в Хогвартсе, — попросив о быстрой встрече для обсуждения некоторых интересных вопросов. Дамблдор с готовностью согласился, предложив встретиться на Площади Гриммо, чтобы дать Гарри возможность снова пообщаться со своими друзьями. Это было сделано быстро, и всего через тридцать минут Жан-Себастьян прошёл через камин вместе с Гарри и Флёр. Они вошли в гостиную, и Жан-Себастьян остался доволен, увидев радость Гарри от вида своих друзей. Он много слышал о друзьях Гарри за последние два дня, особенно о Гермионе Грейнджер, которая в тот самый момент заключила его подопечного в крепкие объятия, такие же, когда они прибыли после суда. Было приятно знать, что у Гарри была группа поддержки, которая могла сплотиться вокруг него — он подозревал, что она понадобится в том, что должно было произойти. Единственное забота, что у него была, была мимолётной и быстро разрешилась. — Привет, ребята, — начал Гарри. — Я хотел бы познакомить вас с моей невестой, Флёр Делакур. Молчание длилось всего мгновение, прежде чем Гермиона, преодолев волнение, подошла к юной французской ведьме и поприветствовала её: — Привет, Флёр. Меня зовут Гермиона Грейнджер. Добро пожаловать на Площадь Гриммо. Жан-Себастьян облегчённо вздохнул, и его вздоху, как он заметил, вторила Флёр, пускай и гораздо тише. Его дочь нерешительно ответила на приветствие, но её улыбка была искренней и широкой. Близнецы подошли к Флёр, и каждый вычурно поклонился, и улыбнулся ей обаятельной улыбкой. — Любой друг Гарри — наш друг. — Она его невеста, Джордж. — Я не Джордж, я Фред! И я надеюсь, что она его друг. — Его друг? Разве ты не хочешь быть её другом? И не называй себя Фредом, когда мы оба знаем, что я Фред. — Ты заблуждаешься. И, конечно, я хочу быть её другом. Такие парни, как мы, выглядят намного лучше, когда у нас есть хорошенькие друзья. — Ш-ш-ш… Не говори это слишком громко. Ты рассердишь маленького Гаррикинса из-за того, что ты подкатываешь к его девушке. — Я не подкатываю к его девушке — просто пытаюсь выглядеть лучше, купаясь в свете её славы. — Ну, пока ты уверен, что все знают, что ты Джордж, когда ты дурачишься, всё в порядке. Я бы предпочёл, чтобы ты не запятнал моё имя. — Ты опять! — Что опять? Это ты упорно думаешь, что ты Фред. — Ну, тогда, я думаю, нам просто придётся вернуться к нашему старому резервному режиму. — Дред и Фордж? — Да, но помни — я Дред. — Но я… — Может, хватит? — голос Гермионы прервал близнецов. Она не то чтобы хмуро смотрела на них, но выражение её лица содержало некоторое раздражение. Она снова повернулась к Флёр, которая следила за их болтовней, переводя взгляд с одного на другого, как если бы она следила за теннисным матчем. — Это Фред и Джордж, близнецы Уизли. Не позволяйте им продолжать, они могут так болтать часами. — Ага, мы такие! — подключился один из близнецов. — Ты можешь называть нас Фред, Джордж, Дред, Фордж — нам всё равно. Флёр не могла сдержать смех над их выходками, и она заметно расслабилась, что, несомненно, было их целью их запутанного диалога. — В этом году Флёр будет посещать Хогвартс, — вступил Гарри. — Она будет на вашем курсе. Два парня посмотрели друг на друга, прежде чем повернуться к Флёр и улыбнуться ей. — Великолепно! — воскликнули они в унисон. — Если вы, ребята, закончили, есть ещё несколько человек, которых нужно представить. Гермиона повернулась к двум другим рыжеволосым детям и быстро представила их. Их ответы, однако, были, конечно, не такими радужными и тёплыми, как у близнецов. Младший сын, Рон, казался слишком косноязычным, чтобы сформулировать связный ответ — то, как Жан-Себастьян знал, Флёр была хорошо знакома, — и девушка, Джиневра, казалось, оценивала дочь Жан-Себастьяна, хмурясь. «Ага, вот оно как», — подумал Жан-Себастьян. В день суда он думал, что с лёгкостью справится с миссис Уизли и её дочкой, но у него не было возможности понаблюдать за ними. В частности, за девушкой стоит присматривать. В этот момент дверь в комнату открылась, и вошёл директор, радостно приветствуя всех. Когда любезности были завершены, Дамблдор пригласил Жана-Себастьяна в ближайший кабинет. Уверенный, что о его дочери позаботятся Гарри и его друзья, Жан-Себастьян согласился, и вскоре они покинули комнату. Их первоначальный разговор состоял из любезностей и обсуждений ситуации, перемежающихся одобрительными высказываниями Дамблдора по поводу участия Жана-Себастьяна в жизни Гарри. — Я рад слышать, что юный Гарри осваивается в своей жизни с вашей семьёй, — наконец заявил Дамблдор, услышав, рассказ Жана-Себастьян последних нескольких днях. — Я верю, что для него будет полезно увидеть воочию, как живёт волшебная семья. Жан-Себастьян пронзительно посмотрел на директора. — Я должен признать, что не могу понять, почему вы оставили Гарри с этими маглами. Я слышал об их обращении с ним, но даже в этом случае я был не готов к тому, чему стал свидетелем. Они относились к нему так, как будто он был заразен, Дамблдор. Ему отказывали в малейших проявлениях любви и привязанности. Я поражен тем, что он вырос таким, какой есть сейчас. В тот момент Альбус Дамблдор выглядел на все свои сто четырнадцать лет. Он провёл рукой по глазам и помассировал виски, прежде чем снова взглянуть на своего собеседника и тяжело вздохнуть: — К сожалению — или, возможно, к счастью, — вы не знаете, каково было здесь после войны, Жан-Себастьян. Страна праздновала, но — хотя Волан-Де-Морт потерпел поражение — всё ещё оставался некоторый вопрос относительно того, кто поддерживал Тёмного Лорда. Некоторые Пожиратели Смерти были очевидны и хорошо известными сторонниками с неопровержимыми доказательствами их соучастия и такие как Лестрейнджи, Масильбер и Крауч-младший, были легко осуждены. Они по сей день находятся в Азкабане. — А Малфой? Я так понимаю, что он был замешан не меньше всех. — И я боюсь, что вы правы. Тем не менее, неизвестно, совершил ли Малфой какие-либо преступления, хотя, несомненно, многие уверены, что он совершал их под мантией Пожирателя Смерти. Его и других, таких как Уолден Макнейр, было труднее определить, даже пускай мы знали об их участии и, что более важно, о том, что они финансировали операции Волан-Де-Морта. Жан-Себастьян недоверчиво посмотрел на Дамблдора. — Тогда почему не использовался Сыворотку Правды? Я помню, как в то время сообщалось, что её использование было отклонено, но причины не были ясны. — Это было не так просто, как вы думаете», — ответил Дамблдор с задумчивым выражением лица. — Мы были в замешательстве, даже после поражения Волан-Де-Морта, и наша система правосудия была в упадке. Министр одобрил использование Сыворотки, но, поскольку Визенгамот служит судебной ветвью нашего правительства, они смогли отменить её распоряжение. Следовательно, такие люди, как Малфой, смогли заявить о влиянии проклятия Империус и успешно избежать Азкабана. К сожалению, я не был в то время главой Визенгамота, и хотя я был его членом в течение многих лет и имел определенное влияние, я не смог сдвинуть Визенгамот с этого катастрофического курса. — Но почему Визенгамот фактически ограничивал свою способность вершить правосудие? — Потому что фракция чистокровных была обеспокоена тем, что они потеряют своё влияние в силу того факта, что многие из их членов поддержали Волан-Де-Морта. Они могли просить, подкупать и угрожать остальной части Визенгамота отказаться от использования Сыворотки Правды, заявив, что это «нарушение прав его наиболее авторитетных членов». Объяснение имело смысл и соответствовало тому, что Жан-Себастьян помнил в то время. Репортажи из Франции были и неполными, и хотя Волан-Де-Морт попал в заголовки французских газет, волшебная Франция в то время в значительной степени довольствовалась тем, что рассматривала ситуацию как британскую проблему. Для Жана-Себастьяна это выглядело скорее как коллективное решение засунуть голову в песок и игнорировать ситуацию, которая потенциально могла стать огромной международной проблемой, а не просто британской. В чём он не был уверен, так это в разумности решения отдать мальчика в семью его тети. Несомненно, Дамблдор мог найти кого-нибудь, кому можно было бы доверять, чтобы вырастить мальчика. — А Гарри? — подсказал он. — Гарри представлял собой уникальную проблему, — ответил Дамблдор. — В идеале, я бы поместил его рядом с Сириусом, но, учитывая тот факт, что мы все считали Сириуса предателем, я не знал, с кем его оставить. Признаюсь, в то время в моих мыслях была некоторая паника — в конце концов, если Сириус, который был к Джеймсу ближе, чем брат, мог быть предателем, то любой мог быть им. Так что я поместил его в семью, которая, как я был уверен, не связана с Пожирателями Смерти — зная отвращение Дурслей к магии, я понимал, что они будут держать его в безопасности от Пожирателей Смерти до тех пор, пока это возможно, поскольку был воздвигнут сильный набор защит, чтобы держать его присутствие в секрете. Я использовал защиту кровного родства Лили как средство для установки защиты, которая будет оберегать Гарри от обнаружения любым враждебным магом. Это должно было быть временным, пока я не найду другое решение. — Так что случилось? — поинтересовался Жан-Себастьян. Он начинал понимать, что нахождение Гарри у Дурслей было неудачной цепочкой обстоятельств, а не бездушным отречением от дома, которого он боялся. По крайней мере, он надеялся, что это так — было бы катастрофой, если Дамблдор окажется ненадежным. Этот человек был слишком важен для будущего боя, не говоря уже о том, что дети Жана-Себастьяна будут находиться под его началом большую часть года. — Именно тогда и появилась вторая проблема, — пожал плечами Дамблдор. — Я не мог предсказать мгновенную известность мальчика и во что может вылиться излияние сочувствия и поддержки. За ночь поступили петиции и заявки на предоставление ему жилья, зарегистрированного десятками, и я не мог рискнуть, чтобы кто-то менее заслуживающий доверия получил опеку над ним — это означало бы катастрофу. — Вы думаете, они бы его убили? Лицо Дамблдора стало задумчивым. — Это был один из возможных исходов. Был и другой, и оба полностью зависели от того, сколько информации Тёмный Лорд дал своим приспешниками. — Что вы имеете в виду? — Он — или, по крайней мере, его родители — были известны как жертвы самого Тёмного Лорда. Поэтому, если это всё, что было известно, тогда, я думаю, что его воспитывали бы, прививая идеалы чистокровных. — Но они вербовали на основе чистоты крови, а Гарри не чистокровный. — Они не были так предвзяты, как они хотели, чтобы все думали, — опроверг Дамблдор. — Всё, что требовалось для приема, — это продемонстрировать достаточный уровень личной преданности Волан-Де-Морту, жажду власти и некоторый уровень чистоты крови. Они не принимали маглорождённых, но любого, у кого был хотя бы один магический родитель, приветствовался с определёнными ограничениями. В этом был определённый смысл. В конце концов, кем бы ни был Волан-Де-Морт, он не был глуп, и ограничить его набор всего десятью процентами населения при попытке захватить нацию было бы в высшей степени недальновидным. — Тогда Гарри в руках бывших Пожирателей смерти стал бы проблемой. — Причём в большей степени, чем кажется, — ответил Дамблдор. Затем он взмахнул палочкой, и серия заклинаний конфиденциальности обрушилась на дверь и стены, эффективно сделав их невозмутимыми и заставившими замолчать. Жан-Себастьян приподнял бровь при виде действий директора, но Дамблдор просто улыбнулся ему. — То, что я собираюсь рассказать вам, не должно выходить за пределы этой комнаты. Хотя я не верю, что кто-то нас слушает, я не могу рисковать — близнецы Уизли, в частности, известны как гениальные изобретатели и сумели раскрыть некоторые впечатляющие секреты за свою короткую жизнь. Жан-Себастьян посмотрел на директора. Хотя его слова о близнецах были несколько лёгкими и слегка забавными, в его поведении не было веселья. Что бы он ни рассказывал, он считал это критически важным для безопасности Гарри — этого было достаточно, чтобы убедить Жана-Себастьяна последовать его примеру. — Вам нужна магическая клятва? Дамблдор одобрительно кивнул. — Спасибо за предложение, но нет — я хорошо знаю вас по нашему взаимодействию в МКМ, и я верю, что вы преданы защите Гарри. Вашего слова будет достаточно. — Тогда оно у вас есть. — Очень хорошо. Причиной, по которой Гарри стал целью Волан-Де-Морта, было пророчество, данное мне, когда я проводил собеседование с кандидатом на должность профессора Прорицания весной до рождения Гарри. Лицо Жана-Себастьяна нахмурилось. — Я должен признать, что мало верю в гадание — вы уверены, что это было истинное пророчество? — Я сам был свидетелем этого, — ответил Дамблдор. — Я тоже мало пользуюсь этой ветвью магии в целом, но она не использовала свои приспособления, делая это предсказание. Это был классический случай, когда провидица входила в транс, произносила пророчество и не вспоминала его впоследствии. Оно было записано в зале пророчеств. Если вы помните, пророчества сохраняются самой древней и могущественной магией — как только я подтвердил его существование там, я знал, что это было истинное пророчество. Существование пророчества не было бы проблемой, если бы Волан-Де-Морт никогда не узнал о нём. К сожалению, молодой Пожиратель Смерти случайно услышал часть его за пределами комнаты. Конечно, он немедленно побежал к своему хозяину. чтобы сказать ему то, что он слышал, но, не услышав всего предсказания, Волан-Де-Морт начал действовать совершенно иначе, чем если бы он знал недостающие части. Это было всё, что сказал Дамблдор… и хуже, чем ожидал Жан-Себастьян. Тем не менее, остались вопросы без ответа. — Но как вы узнали об этом, если Пожиратель Смерти немедленно отправился к своему хозяину с информацией? — Я знал его, — просто ответил Дамблдор. — Он был молодым идеалистом и считал — правильно, на мой взгляд, — что в волшебном мире есть много вещей, которые необходимо изменить. К сожалению, он выбрал не тот двигатель изменений и заплатил свою цену. Осознав значение того, что он начал, он понял планы Волан-Де-Морта и немедленно пришел ко мне и признался во всём. С того времени он был двойным агентом — шпионом в лагере Волан-Де-Морта, который остаётся в этой роли по сей день. Итак, предатель стал причиной смерти друга детства Жана-Себастьяна. Он уже знал о Петтигрю и мечтал провести правосудие над крысой, но этот человек привёл события в движение. Горящий огонь вспыхнул в его сердце, и он впился взглядом в директора. — Кто это был? Покачивая головой, Дамблдор пристально посмотрел на своего товарища. — Нет никаких причин делиться этим с вами, и есть все основания держать это при себе. Ради его защиты и для бесценной информации, которую он приносит мне, особенно с возвращением Волан-Де-Морта, я должен держать его личность в секрете. Жан-Себастьян смотрел на Дамблдора, его эмоции бурлили. — Как вы можете быть уверены, что этот человек тоже не играет с вами? — У меня есть основания ему верить, — тихо ответил Дамблдор, его глаза вспыхнули от раздражения. — Я много чего совершал и делал ошибки, Жан-Себастьян, но никогда не думайте, что я глуп. Как только Пожиратель Смерти пришёл ко мне, я убедился, что он сговорчив, и обеспечил его лояльность — он ежедневно рискует своей жизнью и доказал свою ценность. Всё ещё недовольный отказом Дамблдора назвать имя, Жан-Себастьян коротко кивнул. — Я хочу знать, когда что-то изменится, — потребовал он, на что Дамблдор кивнул. — Что это за пророчество? — Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… Рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца… Когда слова провидицы заполнили комнату, казалось, что холод в воздухе пробрал до самых костей Жана-Себастьяна. Стиль речи был соответствующим пророчествам, наполненных неясными ссылками и предсказаниями, которые можно было понять по-разному, и Жан-Себастьян мог только предположить, что это было истинное предсказание, когда было исследовано свидетельство Дамблдора о его происхождении. — Это действительно туманный прогноз, — наконец, подумав, заявил Жан-Себастьян. — В самом деле, это так. Но если его изучить, я думаю, можно составить более ясное представление о том, что он предсказывает. Первые строки неясны, в них говорится только о том, что ребёнок родится у тех, кто трижды сталкивался с Тёмным Лордом и выжил, и что он родится незадолго до конца июля. — А что насчёт сентября? Это был седьмой месяц по римскому календарю. Глаза Дамблдора в ответ сверкнули. — Я подумал об этом. Однако из-за того, что до сентября оставалось ещё несколько месяцев, а другие требования не могли быть выполнены, я пришёл к выводу, что это должен быть июль. Было два мальчика, которые соответствовали всем требованиям — Гарри Поттер и ещё один. В тот день Пожиратель Смерти услышал только первые две строчки, иначе действия Волан-Де-Морта, вероятно, были бы совершенно другими. Третья строка доказывает, что пророчество было сделано о Гарри — когда Волан-Де-Морт напал на Поттеров в тысяча девятьсот восемьдесят первом году, он оставил Гарри со шрамом, который «обозначил его как равного себе». Он мог напасть на другого мальчика, но по причинам, которые может раскрыть только сам Волан-Де-Морт, он решил атаковать Поттеров. Я могу только предположить, что другой мальчик был бы следующим, если бы ему это удалось. — А сила, о которой Тёмный Лорд не знает? — Неясно, — ответил Дамблдор. — Однако я считаю, что эта сила должна быть силой любви. Волан-Де-Морт никогда не знал любви в молодости, и я считаю, что он не понимает её силы или того, на что большинство людей пойдёт, чтобы защитить своих близких. Единственное свидетели той ночи мертвы, за исключением маленького мальчика, который, возможно, не мог вспомнить, что произошло, а тем более понять это. Собирая по кусочкам произошедшие события, я предположил, что Лили Поттер наложила на своего сына защиту на основе крови, которая была запечатана её смертью, поэтому Гарри пережил смертельное проклятие. Объяснение имело определённый смысл — в мире было много старых и забытых заклинаний, и вполне возможно, что мать могла использовать одну из самых сильных положительных эмоций, чтобы защитить своего сына. — Значит, эта «сила, которую он не знает» была израсходована? — Необязательно, — возразил Дамблдор. — Гарри, несмотря на детство с Дурслями, кажется, обладает удивительной способностью к любви. И не забывайте, что ваша дочь участвует в уравнении — разве силы вейл не основаны в основном на любви? От слов директора у Жана-Себастьяна снова пробежал холодок. Неужели он неосознанно предоставил Гарри средство для окончательного поражения Тёмного Лорда? А какую роль должна была сыграть его дочь? Суждено ли каким-то образом ей вместе с Гарри победить Тёмного Лорда? Возможности поражали воображение, и Жан-Себастьян на мгновение удивился, что сам не видел этого. — Итак, вы верите, что сила проявилась в ночь, когда Волан-Де-Морт был побеждён… часть пророчества и всё ещё сыграет определённую роль. — Если кратко, то да. Могут быть и другие фрагменты, которым ещё предстоит сыграть, но они должны проявить себя в подходящее время. Поразмыслив ещё немного, Жан-Себастьян подумал, что он понял, почему директор поступил именно так. — И тот факт, что в пророчестве конкретно говорится, что один из них должен умереть, означает, что оно не относится к той ночи, когда были убиты родители Гарри. — Совершенно верно, — подтвердил Дамблдор. — Термин «победить» предполагает, что если Гарри выжил в ту ночь, когда Волан-Де-Морт был побеждён, пророчество могло сбыться. Тем не менее, четвёртая строка говорит, что им суждено встретиться и что однажды один из них должен убить другого. Что бы ни случилось в ту ночь, несомненно, Волан-Де-Морт «умер» не от руки Гарри — это была жертва его матери, по крайней мере, я так думаю, что привело к его падению. — Это значительное количество предположений, на которых основывается вся ваша стратегия. В ответ на его заявление Дамблдор пожал плечами. — Это так, но возвращение Тёмного Лорда, похоже, подтверждает теорию. Известно, что Волан-Де-Морт утверждал, что он ушёл дальше по пути к бессмертию, чем кто-либо другой, поэтому я считаю, что он не был действительно убит той ночью. Он определённо стал бестелесным, но на самом деле он не был побеждён. Гарри — единственный, кто может убить его окончательно. Хотя Жан-Себастьян опасался принимать такое туманное предсказание за чистую монету, он знал, что времени для размышлений над ним не было. Интерпретация Дамблдора, безусловно, казалась верной, и на данный момент казалось, что лучше всего быть осторожным и действовать так, как будто это буквальная правда. — Есть ещё некоторая неясность, но она, безусловно, правдоподобна. — Ах, к сожалению, мой друг, все пророчества таковы, — с апломбом согласился Дамблдор. — Мы никогда не можем быть уверены в этом до тех пор, пока события не завершатся. Мы можем основывать свои действия только на том, во что мы верим, и мы должны адаптироваться по мере того, как того требуют события. — Гарри знает? — Жан-Себастьян знал, что его вопрос был прямолинейным, но, хотя он уже знал ответ, хотел знать, почему эта информация была скрыта от него. — Нет, я не сказал Гарри, — ответил Дамблдор и продолжил, прежде чем Жан-Себастьян смог сделать какие-либо дальнейшие комментарии: — Это тяжёлое бремя для молодого человека. Я считаю, что Гарри в высшей степени способный и уверенный в себе, но я не думаю, что он готов к этому. — Когда же вы хотите сказать ему тогда? Дамблдор подумал несколько мгновений, прежде чем ответить: — Я думал посмотреть, как у него продвинутся дела в этом году, а затем рассказать ему на его шестнадцатилетие. Многое будет зависеть от его уровня зрелости и от того, верю ли я, что он справится с этим. Хотя Жан-Себастьян всё ещё не был убежден, он понял точку зрения директора. — Я пообещал ничего не скрывать от Гарри — моя дочь очень настаивала на этом. Тем не менее, я считаю, что в этом случае вы можете быть правы. Но ему нужно сказать, Дамблдор, и скорее раньше, чем позже. — Я буду думать об этом дальше. Жан-Себастьян кивнул. — В таком случае, я думаю, нам следует поговорить о моей цели приезда сюда сегодня вечером. Дамблдор взмахнул рукой, и Жан-Себастьян продолжил: — Я хотел бы больше узнать об Ордене, который вы создали. — Вы хотите присоединиться? Жан-Себастьян покачал головой. — К сожалению, я ещё недостаточно знаю об этом, чтобы определять свои действия. Если это то, что я подозреваю, то вполне могу присоединиться, но сначала я хотел бы узнать больше, посетить несколько встреч и в целом посмотреть, как вы разбираетесь с вещами, прежде чем я возьму на себя какие-либо обязательства. — Это было бы приемлемо, — кивнул Дамблдор. — Я сформировал Орден, чтобы напрямую сражаться с силами Волан-Де-Морта во время первой войны, когда стало очевидно, что Министерство было… так сказать, менее чем эффективным в борьбе с Тёмным Лордом. Мы выполняли множество действий, таких как сбор разведданных, сражения и обеспечение безопасности. Я реформировал его с учётом предстоящего конфликта и набирал новых членов — я не верю, что сейчас министерство будет более эффективным, чем оно было пятнадцать лет назад. Следующее собрание состоится здесь в следующую субботу, и вы можете приехать, если хотите. — Я буду здесь, — подтвердил Жан-Себастьян. — Конечно, как французский посол, я буду ограничен в том, что могу сделать открыто, но если я решу присоединиться, вы можете быть уверены в моей полной поддержке. — Конечно. — Это подводит нас к ещё одному вопросу — я разговаривал с Гарри и считаю, что ему было бы целесообразно пройти специальное обучение. Я не думаю, что того, чему он научится в школе, будет достаточно для того, с чем ему придётся столкнуться. — Отличная идея! — одобрил Дамблдор. — В любом случае я планировал начать его тренировки в этом году. Полагаю, вы хотели начать раньше? Когда Жан-Себастьян подтвердил, что это было его намерением, Дамблдор продолжил: — В таком случае, могу ли я предложить Аластора Грюма в качестве тренера? Я сомневаюсь, что вы могли бы найти кого-нибудь более знающего, особенно за такое короткое время. Жан-Себастьян знал о репутации этого человека. Он испытал момент беспокойства, зная, что Грюм был изображён человеком, который организовал захват Гарри и возвращение Тёмного Лорда во время Трёх Волшебников, но это было быстро прошло. У Гарри не могло быть причин не доверять самому человеку. — Аврор Грюм будет приемлемым вариантом. Пожалуйста, свяжитесь с ним и узнайте, согласен ли он. Если да, пусть он свяжется со мной, и мы сможем всё обсудить. Их разговор закончился, Жан-Себастьян встал, пожал Дамблдору руку и вышел из комнаты. Теперь он был вооружен важнейшими знаниями, которые помогут ему в обеспечении безопасности и выживания Гарри, и он намеревался использовать их с пользой.***
Хотя Гермиона была счастлива видеть своего друга, она не могла не чувствовать напряжения и беспокойства. Не то чтобы она была за него не рада — это было далеко от истины. На самом деле, хотя Гарри никогда не рассказывал друзьям подробности своей жизни, она догадалась, какой была его жизнь. Делакуры, казалось, были находкой для Гарри, и она была рада, что он нашёл признание и привязанность в хорошей и любящей семье. Нет, то, что привело Гермиону к её нынешнему состоянию беспокойства, было частью её, хотя она оставила ту позади много лет назад. Проще говоря, Гермиона была напугана и неуверенной. Часть её всё ещё была застенчивая молодая девушка, единственными друзьями которой были те, кого она находила на страницах своих любимых книг. И хотя она говорила себе, что ведёт себя глупо и что Гарри испытывал такое же отсутствие друзей, как и она, Гермиона всё ещё не могла избавиться от сохраняющегося страха, который она испытывала, видя, как он общается с Флёр и остальными его друзьями. Разумеется, Гарри никогда бы не оттолкнул её теперь, когда у него появилась невеста. Но хотя в глубине души она знала, что Гарри не из тех, кто бросает людей по прихоти, её голова не слушалась, и Гермиона беспокоилась. Теперь он казался намного счастливее — его лицо действительно сияло, когда он говорил, подшучивал над близнецами, и каждый раз, когда он смотрел на Флёр, казалось, что они общаются на другом уровне. Как могла она — Гермиона Джейн Книжный червь Грейнджер — когда-либо надеяться на конкуренцию с сияющей красотой Флёр Делакур, богиней, вейлой и чемпионом Турнира Трёх Волшебников? Её мир был сосредоточен вокруг Гарри с тех пор, как они вместе поступили в Хогвартс — как Гермиона справится, если он уйдет от неё? Трио перестанет существовать, и ещё один её друг тоже уйдёт. Именно Гарри держал троицу вместе, Гарри преодолел разрыв между Гермионой и Роном. Если бы его исключили из уравнения, Гермиона почти не сомневалась, что Рон поначалу будет наслаждаться шансом выиграть её, прежде чем быстро потеряет интерес, увидев, что у них нет ничего общего. Она останется без друзей и одна, как и раньше. Гермиона не знала, как долго она наблюдала, как её друзья смеются и шутят, но её сдержанность недолго оставалась незамеченной. Вскоре она увидела, как Гарри украдкой поглядывает на неё с любопытством, в его чертах видно беспокойство. Гермиона покраснела и попыталась скрыть своё беспокойство под видом безразличия, но Гарри был её другом уже пять лет — он знал её лучше, чем кто-либо другой, и почти чувствовал её беспокойство. Он оторвался от других друзей и обратил своё внимание на Гермиону с вопросительным выражением лица. — Гермиона, ты в порядке? Она неловко постаралась избежать его внимания, но Гарри был рядом, терпение и привязанность волнами покатились от него. Её сердце растаяло при виде его, и Гермиона немного расслабилась, хотя её голова всё ещё отказывалась сотрудничать. — Я в порядке, Гарри, — наконец выдавила она дрожащим голосом. — Я так не думаю, — нахмурившись, возразил Гарри. — А почему бы тебе не сказать мне, что тебя беспокоит? Не в силах отвлечь его, Гермиона выпалила первое, что пришло ей в голову: — Ты всё ещё мой друг, верно? На лице Гарри промелькнул полный спектр эмоций — от недоверия до замешательства, подозрений и, наконец, до веселья. — Гермиона Джейн Грейнджер, о чем ты, чёрт возьми, говоришь? — Затем он подмигнул ей и продолжил дерзким тоном: — Я хотел сделать это целую вечность! Обычно моё полное имя используешь именно ты! — Гарри Джеймс Поттер! — Гермиона насмешливо отругала его, тем самым заставив их обоих рассмеяться. — Серьёзно, Гермиона, — сказал Гарри, когда они оба успокоились, — ты действительно думала, что эта перемена в моей жизни изменит что-нибудь в отношениях между мной и тобой? Гермиона чувствовала себя неловко из-за того, что когда-либо сомневалась в нём, но в пределах своего разума она всё ещё чувствовала, что её страхи оправданы. — Гермиона, — прервал её мысли Гарри. — Ты ведь знаешь, что ты мой лучший друг, не так ли? Это изменение в моей жизни, но я надеюсь, что между нами никогда ничего не встанет. Ты была единственным человеком, который всегда был рядом со мной. Ты была там до конца, когда я столкнулся с Квирреллом и камнем, дала мне ключ к секрету василиска, а затем полетела со мной на Клювокрыле на третьем курсе. И я даже не могу описать, насколько ценной была твоя поддержка в прошлом году, когда даже половина членов моего собственного факультета была сердита на меня за то, что я запятнал честь Гриффиндора своим участием в турнире, а другая половина поздравила меня с нарушением правил. Ты была единственной, кто безоговорочно верила мне. Ты вообще понимаешь, что ты для меня значишь? Покрасневшая Гермиона, тем не менее, схватила своего ближайшего друга и крепко обняла его, на что ответил с ещё большим пылом. Облегчение, которое она испытала, было неописуемым, и Гермиона почувствовала, как слёзы текут из уголков её глаз. Гарри, отстранившись, заметил её слёзы и вытер их подушечками больших пальцев, при этом нежно улыбаясь ей. — Теперь давай не будем больше об этом говорить, хорошо? Гермиона радостно кивнула, рада удовлетворить его просьбу. В этот момент дверь открылась, и вошли Дамблдор и мистер Делакур. Гермиона заметила любопытный взгляд французского посла в их сторону, но была слишком счастлива, чтобы сделать что-нибудь, кроме как улыбнуться в ответ. — Гарри, Флёр, пора возвращаться в поместье, — заявил мистер Делакур, обращаясь к своим подопечным. — Да, Жан-Себастьян. — Прежде чем мы уйдём, не хотел бы ты спросить своих друзей, не хотят ли они присоединиться к тебе? Кивнув, Гарри повернулся к своим друзьям. — Жан-Себастьян готовится к тренировкам для меня и Флёр и сказал, что Рон и Гермиона могут присоединиться ко мне. Хотите, ребята? Их ответы были мгновенными и воодушевлёнными, и Гермиона сияла от благодарности за его постоянную поддержку и мысли о ней. Но среди группы был один, кто не был доволен развитием. Джинни с тоской смотрела на Гарри, и, хотя она ничего не сказала, выглядела обиженной тем, что её тоже не пригласили. Всё ещё чувствуя себя неловко из-за постоянного нежелания Джинни бросить его, Гермиона, тем не менее, сочувствовала молодой девушке. Она прочистила горло и заговорила застенчиво: — Простите меня, мистер Делакур, — начала она. — Поскольку мы все в опасности, почему бы нам не открыть тренировочную группу, чтобы включить в неё других? Таким образом, у Гарри всегда будет группа его друзей, которые будут поддерживать его и защищать, если потребуется, а остальные из нас получат повышение квалификации, которое поможет нам в будущем. Мистер Делакур посмотрел на неё с полуулыбкой на лице. — Я понимаю, почему они называют вас самой умной ведьмой вашего поколения, мисс Грейнджер. Гермиона почувствовала, как её щёки вспыхнули от его комплимента. — Но я соглашусь, только если вы будете звать меня Жан-Себастьян, как ваш друг. Радостно улыбнувшись, Гермиона кивнула в знак согласия. Жан-Себастьян повернулся к Гарри. — Я уверен, что аврор Грюм сможет взять на себя ещё несколько учеников. Все Уизли могут присоединиться, и если есть другие, пожалуйста, дайте нам знать, и мы организуем их включение. И это было сделано — Гермиона осталась довольна итогом вечера. Она по-прежнему будет ближайшим другом Гарри и будет участвовать в его жизни. Её прежние страдания теперь казались глупыми и ребяческими, и когда она подумала об этом, она поняла, что Гарри никогда бы не бросил её. Тем не менее, было сильным облегчением узнать, что её страхи напрасны.***
Был ещё один человек, который был свидетелем событий вечера, но не мог найти такого же удовлетворения в его результатах. Рон слышал разговор Гермионы с Гарри, и его друзья были слишком близки, как казалось Рону. В конце концов, он осознавал тот факт, что Гарри, как последнему Поттеру, почти требовалось взять вторую жену — осознание этого пришло вскоре после того, как его друг ушёл в последний раз, заставив его самодовольство довольно стремительно исчезнуть. Он отчаянно пытался помешать Гермионе стать второй женой. Тот факт, что им было всего пятнадцать, не проникал в его сознание — прямо тогда необходимость держать их отдельно была первостепенной. Вдобавок Рона несколько обидело, что Гарри назвал Гермиону своим лучшим другом — это его титул по праву! Как посмел Поттер претендовать на такую нелепую вещь? Когда в нём накапливались возмущение и грусть, Рон подумал о Гермионе и о том, как он мог бы помешать Гарри сделать шаг против неё. Ему придётся самому быстро двигаться и добраться до неё, прежде чем Гарри сможет сделать то же самое с ним. Это соревнование с парнем, которое Рон не имел желания проигрывать.