Heart and soul

      Если Гарри Поттер и усвоил одну вещь, так это то, что всё хорошее в его запутанной жизни обязательно уравновешивается — или перевешивается! — чем-то столь же негативным. Нельзя позволить ему быть абсолютно счастливым. Лето после четвёртого курса было, безусловно, лучшим в его жизни. Несмотря на месяц с Дурслями — они фактически оставили его одного по большей части — несмотря на дементоров и суд, и несмотря на всё, что произошло, Гарри был счастлив. Короче говоря, этим летом он нашёл своё признание и почувствовал любовь и поддержку всей семьи. Но в странном мире Гарри Поттера неудивительно, что лето в конечном итоге закончится негативной нотой — пришли известия о жабе.       Был последний день лета перед тем, как они должны были сесть в Экспресс, чтобы вернуться в Хогвартс. Невилл и Луна вернулись в свои дома накануне вечером, пообещав встретиться со своими друзьями на следующий день, в то время как Уизли уехали в Нору, хотя во второй половине дня они должны были присоединиться к Делакурам в Косом переулке, чтобы купить школьные принадлежности.        Гарри сидел в главной гостиной особняка посла, думая о предыдущем месяце, проведённом с его новой семьей, и о предстоящем учебном году. Удивительно, как изменилось его восприятие за короткий месяц после нападения дементора. Раньше он всегда был взволнован и стремился вернуться в Хогвартс, независимо от того, застрял ли он на Тисовой улице до самого конца лета или ему удалось сбежать на несколько недель — Хогвартс был единственным местом, которое он когда-либо действительно мог назвать дом. Однако в этом году, благодаря доброте Делакуров, он почти сожалел о том, что бросит их, хотя, конечно, Флёр вернётся в Хогвартс вместе с ним. Аполлин была добра, и с ней приятно общаться, Габриель была весёлой и игривой, а Жан-Себастьян стал отцом, которого Гарри никогда не знал. Даже Сириус не мог претендовать на роль отца — Сириус, с его яркой личностью и способностью видеть юмор во всём, был почти как старший брат. Про себя Гарри думал, что Сириус считал себя слишком молодым, чтобы быть отцом, и не претендовал на эту роль.        Что касается возвращения в Хогвартс, Гарри мог многое предсказать из того, с чем ему придётся столкнуться в этом году. Хотя Фадж был в определенной степени ошеломлён поражением на суде, которое он потерпел на суде над Гарри, было легко сделать вывод, что атаки министра на него и Дамблдора будут продолжаться. Пока Фадж отказывался признать возвращение Волан-Де-Морта, многие ему поверили, и Гарри был бы за это высмеян. Приятно было знать, что у него есть друзья и сторонники, которые поверили ему и будут стоять рядом с ним, что бы ни случилось.        Повседневность Хогвартса также продолжала мучить Гарри — от необоснованной ненависти Снейпа до постоянных задираний Малфоя, хотя Гарри давать слабину перед мини-Пожирателем Смерти хотел уже меньше, чем в прошлом. Маленький хорёк был проблемой, с которой нужно было разобраться как можно скорее…       Пока Гарри был погружён в эти мысли, камин вспыхнул, и по сети раздался голос директора, просящего разрешения пройти через камин. Будучи наученным Жаном-Себастьяном, Гарри немедленно подошёл к камину, дал разрешение профессору и отступил, чтобы позволить ему пройти.        — Ах, Гарри, я как раз хотел тебя увидеть, — поприветствовал Дамблдор, когда прибыл. — У меня есть новости, которые коснутся всех нас в наступающем году. Будь так любезен, позови Жана-Себастьяна и своих друзей — я был бы признателен за возможность поделиться новостями со всеми вами сразу.        Гарри согласился и вышел из комнаты, размышляя о новостях, что хотел рассказать профессор. Он был уверен, что в этом не может быть ничего хорошего.        Гарри потребовалось всего несколько минут, чтобы собрать всех жителей поместья в гостиной, чтобы узнать новости директора. С отъездом Уизли и других их друзей, а также родителей Гермионы, которые остались только на выходные, в резиденции осталась только семья Делакуров вместе с Гермионой, которая решила остаться до тех пор, пока они не вернутся в Хогвартс.        Когда вся группа собралась, Дамблдор улыбнулся им и заговорил:       — У меня есть кое-какие новости, которыми мне нужно поделиться со всеми вами. И, поскольку это может повлиять на то, что происходит в Хогвартсе в этом году, я решил, что должен сообщить вам заранее. Особенно это касается вас, Жан-Себастьян, — он кивнул главе семьи Делакур, — поскольку вы выразили мне некоторые опасения по поводу школьного обучения детей.        Жан-Себастьян сурово взглянул на Дамблдора, его лицо почти ничего не выражало.       — Ваше вступление не вызывает доверия, Дамблдор. Может, вам стоит перейти к делу?        Посмеиваясь, Дамблдор кивнул.       — Приношу свои извинения — иногда мы, старики, забываем, что более молодое поколение любит слушать нас гораздо меньше, чем мы сами любим звук собственного голоса. Дело в том, что сегодня меня уведомили о том, что Министерство назначило профессора по ЗОТИ в Хогвартсе. Гарри и Гермиона наверняка знают, что ни один профессор не продержался на этой должности больше года с начала шестидесятых.       — Но почему, директор? — спросил Гарри. — Это не значит, что это плохая должность — если честно, я думаю, что это довольно престижно.       — Так и есть, Гарри.       — Вы в курсе, что именно не так? — вмешался Жан-Себастьян. — Конечно, это не может быть совпадением.        — Я не считаю, что это совпадение, но, к сожалению, у меня нет никаких конкретных доказательств — только предположения и догадки, которые, к сожалению, соответствуют обстоятельствам.        Дамблдор повернулся к Гарри и вопросительно посмотрел на него:       — Гарри, если я не ошибаюсь, ты уже знаешь личность Тёмного Лорда, не так ли?       — Том Реддл, — кивнул Гарри. — Он сказал мне, что это анаграмма для Волан-Де-Морта.        — Это действительно так, — согласился Дамблдор. — Итак, удивитесь ли вы, узнав, что Том дважды подавал заявку на преподавателя ЗОТИ в Хогвартсе?        — Волан-Де-Морт подал заявку, чтобы стать профессором? — требовательно спросил Жан-Себастьян. — Это было до или после того, как он начал свою кампанию насилия?        — Задолго до этого, Жан-Себастьян. Если бы он пришёл после, я бы не позволил ему сбежать, уверяю вас.        Выражение лица Дамблдора на несколько мгновений стало безразличным, пока Гарри обдумывал то, что ему сказали. Волан-Де-Морт в роли учителя Защиты? Он вздрогнул при этой мысли.        — Его первое заявление было подано во время пребывания моего предшественника. Директор Диппет побеседовал с ним и поблагодарил за проявленный интерес, но сказал ему, что он слишком молод и неопытен для этой должности. Он попросил Тома вернуться в следующий раз, когда вакансия будет открыта, после того, как он немного поработает в волшебном мире и разовьёт свои навыки. Я считаю, что в то время Том, пускай, возможно, и не был доволен отказом, принял совет и решил проявить себя. Второй раз он подал заявку вскоре после того, как я стал директором. К этому времени он был квалифицирован для этой должности.        — Тогда почему вы не наняли его?       Вопрос Жана-Себастьяна завис в комнате на несколько мгновений, и, хотя Гарри думал, что знает ответ, он ничего не сказал. Его мысли подтвердили следующие слова Дамблдора:        — Я не нанял его, потому что не доверял ему — что-то в нём мне показалось странным. Оглядываясь назад, я подозреваю, что к тому времени он уже хорошо практиковался в тёмных искусствах, поэтому он казался таким квалифицированным — в конце концов, те, кто сами используют тёмные искусства, имеют уникальную возможность понять их. Я уверен, что Гарри и Гермиона помнят, насколько качественно преподавал Барти Крауч-младший.        Гарри не очень нравилось вспоминать Пожирателя Смерти и то, что происходило на его занятиях, но он кивнул директору.        — Поэтому, — продолжил Дамблдор, — я снова поблагодарил Тома за его интерес, но сказал ему, что у меня есть другой кандидат с бóльшим опытом преподавания — что на самом деле было правдой — и отказал ему. Я подумал предложить ему другие должности, потому что мне хотелось держать его в школе, под наблюдением. Но опять же что-то в нём показалось мне неправильным, и я в конечном итоге решил, что, если не могу доверить эту должность, я не могу позволить ему влиять на молодое поколение с другой. На этот раз, когда ему отказали, Реддл был в ярости, хотя и попытался скрыть это за маской разочарования. Он ушёл и больше не приходил в Хогвартс. Однако с тех пор я никогда не мог нанять профессора больше, чем на год.        — Вы предполагаете, чтобы он применил проклятие, директор? — спросила Гермиона. — Я слышала о проклятых предметах или местах, но должность?..       — Очень хороший вопрос, мисс Грейнджер, — усмехнувшись, сказал Дамблдор. — Я подозреваю, что Том действительно так и сделал. В магии удивительно то, что если практик достаточно изобретателен и понимает процесс и арифмантику, лежащую в основе магии, любое существующее заклинание может быть изменено под ваше желание. Магия в целом может делать почти всё, что вы можете себе представить, если научитесь управлять ей. На самом деле, я бы сказал, учитывая количество культур в мире, которые существовали на протяжении тысячелетий, магия, которая известна нашему обществу, вероятно, составляет лишь часть огромной суммы, которая была развита в то или иное время в истории нашего существования. И это даже не говоря уже о других разумных и магических расах. Учитывая всё вышесказанное, наложение заклятия на должность не кажется чем-то невозможным, и если кому-то и удастся сделать что-то настолько эзотерическое, то это будет Том Реддл. Он очень умён и талантлив.        — Но почему? Что он от этого выиграет? — спросила Гермиона.        — Почему он делает то, что делает? — был мягкий ответ Дамблдора. — Вы также можете спросить, почему я предпочитаю синий цвет красному. У меня нет реального понимания того, как устроен разум Тома Реддла — я сомневаюсь, что даже он полностью понимает, почему он думает именно так. В данном случае, однако, я подозреваю, что есть по крайней мере два фактора, которые существенно влияют на его действия. Первый — простая злоба — Том был очень уверенным и высокомерным учеником и совершенно не воспринимал отказ. Он не изменился за эти годы. Другая причина, вероятно, заключалась в том, чтобы попытаться ослабить наше общество в целом, в рамках подготовки к захвату власти. Из-за чехарды на должности профессора Защиты, качество обучения снизилось. Если вы посмотрите на оценки СОВ за последние тридцать лет, то средние оценки по Защите упали — по сути, выпускники Хогвартса сорок лет назад способны защищаться лучше, чем те, кто заканчивает сегодня.       — Так как же нам снять проклятие? — спросил Гарри.       — Да уж, совсем несложный вопрос, не так ли? — был риторический ответ Дамблдора. — Не зная точно, как Том сделал это, контрзаклинание почти невозможно придумать Тем не менее, однако простое решение заключается в том, чтобы любой профессор проработал более одного года, таким образом преодолевая магию проклятия. Когда к концу третьего курса обучения выяснилось, что профессор Люпин оборотень, я попытался убедить его не уходить в отставку, мотивируя это тем, что его возвращение на следующий год разрушало бы проклятие. Конечно, это проклятие может использовать другие средства для обеспечения того, чтобы он не вернулся. Однако у профессора были другие, более веские причины уйти в отставку Я думал, что профессор Грюм станет тем, кто, наконец, сломает проклятие, но вы знаете, как всё вышло. Я сомневаюсь, что в этом году ситуация изменится.        — Что возвращает нас к изначальной причине этого обсуждения, Дамблдор, — вмешался Жан-Себастьян. — Я полагаю, вы сказали, что Министерство назначило вам профессора ЗОТИ?        — Ах, да. Длинное отступление, но в конечном итоге, я считаю, полезное. Министерство действительно назначило профессора по Защите, вытащив старый закон из нафталина, который был издан столетия назад. По сути, он позволяет Министерству назначать профессора, если директор не смог найти никого на эту должность. В нашем случае из-за проклятия в сочетании с инцидентом с Краучом прошлого года стало практически невозможно заполнить вакансию — я не получил никаких писем от претендентов на профессора Защиты в этом году и не смог найти желающих.       — А что насчёт аврора Грюма? — спросила Гермиона. — Разве он не сможет быть профессором в этом году?        — С возвращением Волан-Де-Морта, к сожалению, у Аластора появились другие, более важные обязанности, требующие его внимания.        Жан-Себастьян пристально посмотрел на Дамблдора.       — Дамблдор, я сомневаюсь, что это обсуждение было бы необходимым, если бы Министерство назначило бы, к примеру, компетентного аврора. Кого они назначили?       Подавив гримасу, Дамблдор кивнул.       — Вы правы. Я был бы счастлив работать со многими из наших авроров, хотя любой из них был бы огромной потерей для департамента. Однако министр не сделал даже этого выбора. К сожалению, он назначил старшего заместителя министра, Долорес Амбридж, на должность профессора Защиты.        Хотя Гарри не сразу узнал это имя, было ясно, что Жан-Себастьян и Аполлин узнали — их внезапно нахмурившиеся лица были тому свидетельством. Гарри ожидал, что Жан-Себастьян ответит, но был удивлён, когда явно рассерженная Аполлин, которая ещё ничего не сказала во время разговора, набросилась на Дамблдора:        — Амбридж? — выплюнула она. — «Эта женщина — самый мерзкий фанатик, которого я когда-либо встречала!       — Полагаю, у вас есть опыт общения с заместителем министра?        Аполлин резко кивнула.       — Она была во Франции несколько лет назад в составе дипломатической делегации, где оскорбительно высказалась о том, что вейлы — существа, которыми нужно управлять. Если бы у неё была свобода действий, все вейлы были бы заперты и изучены, но официально обозначены как нелюди. Скажите мне, почему я должна позволять моей дочери подвергаться махинациям такой отвратительной женщины?       Вытянув руку, Жан-Себастьян успокаивающе обнял жену, продолжая сердито смотреть на Дамблдора. Было ясно, что он был разгневан так же, как и его жена.       — Аполлин, по понятным причинам, увлечена этой проблемой, директор, и, поскольку наша страна является домом для многих вейл, Долорес Амбридж здесь почти персона нон грата. Вопрос Аполлин верен. Флёр и Гарри станут мишенью для её злобы, если выступление заместителя министра в ходе его судебного разбирательства может быть хоть каким-то показателем. Почему мы должны подвергать их такому испытанию и почему бы сразу не перевести их в Шармбатон?       Дамблдор широко развёл руки в знак примирения.       — Я понимаю ваше беспокойство и признаю, что мадам Амбридж… отвратительна в своих убеждениях. Однако я считаю, что вы, возможно, не думаете обо всех последствиях перевода ваших детей из Хогвартса.        Жан-Себастьян переглянулся со своей женой, прежде чем повернулся к Дамблдору с прищуренными глазами.       — Объясните.        — Всё просто. Теперь, когда Волан-Де-Морт вернулся и продолжает проявлять нездоровый интерес к Гарри, именно в интересах Гарри быть защищённым. Не обижайтесь за мадам Максим, но я не думаю, что Гарри будет защищён в Шармбатоне. Во многом это связано с уважением и страхом Волан-Де-Морта передо мной, что Гарри будет безопаснее посещать Хогвартс, и, соответственно, Флёр также будет там безопаснее, поскольку теперь известно, что она имеет связь с мистером Поттером, и её можно использовать против него.        — Я не могу с этим спорить, — сказал Жан-Себастьян через мгновение. Затем на его лице появилось лукавое выражение, и он продолжил: — Можно подумать, что вы пытаетесь похвастаться подобным заявлением, Дамблдор.       — Конечно, нет, — развеселился Дамблдор, отмахнувшись от комментария, но не без озорного блеска в глазах. — Однако это правда — пока Гарри находится в Хогвартсе, и пока я там, не думаю, что Волан-Де-Морт будет пытаться что-либо сделать, если только он не почувствует полную уверенность в победе. Мы все знаем, что Гарри — цель Фаджа, — откровенно продолжил Дамблдор. — Его неспособность дискредитировать Гарри во время суда просто побудила его изменить свою тактику. Однако считаю, что я такая же мишень, и друзей Гарри тоже не пощадят. Поэтому мы должны разработать план, чтобы противостоять намерениям заместителя министра и в конечном итоге разоблачить их, и мне понадобится ваша помощь, особенно Гарри, чтобы сделать это.       — Что мне нужно делать, профессор? — спросил Гарри. Он не собирался стоять в стороне и слушать, как взрослые обсуждают ситуацию — в прошлом он слишком часто был пассивным наблюдателем и действовал импульсивно. Он будет играть более активную роль в событиях.       Дамблдор кивнул в сторону Гарри.       — Мне просто нужно, чтобы ты был самим собой и вёл себя наилучшим образом. Во время суда Амбридж и Фадж попытались заклеймить тебя как нарушителя спокойствия, который стремится быть в центре внимания. Я не сомневаюсь, что Амбридж попытается спровоцировать тебя каким-то образом; ты должен сопротивляться реакции, пока мы работаем над тем, как обратить её против неё и министра. Наша реакция будет во многом зависеть от действий Амбридж после того твоего прибытия в Хогвартс.       — А что насчёт Флёр? — требовательно спросила Аполлин. — Эта женщина воспользуется любой возможностью, чтобы унизить Флёр, даже если она не будет нападать на неё открыто.        — Мадам Делакур, уверяю вас, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы защитить вашу дочь. Я сомневаюсь, что мадам Амбридж попытается сделать что-нибудь вопиющее, по крайней мере, не в ближайшей перспективе.       — Maman, я могу защитить себя, — сказала Флёр, пытаясь успокоить мать. — Со мной Гарри и другие наши друзья — она ​​ничего не может сделать.        — Вы точно будете в порядке, мисс Делакур, и я уверяю вас, что нет более верного друга, чем мистер Поттер.        Гарри сразу покраснел от похвалы директора, но он застенчиво посмотрел на свою невесту и заверил её, что он будет рядом с ней. Флёр оглянулась на него с широкой улыбкой на лице, но ничего не сказала, за что Гарри был ей благодарен.        В попытке сменить тему — и избавиться от смущения — Гарри спросил, кто именно такая Амбридж.       — Ты помнишь женщину в розовом, которая поддерживала Фаджа на суде? — Получив кивок от Гарри, Жан-Себастьян продолжил: — Долорес Амбридж — известный фанатик и сторонница всего, что она считает полезным для управления существами. Её определение существ включает в себя практически всё, что не является британским и чистокровным.        Гарри задумался на мгновение, прежде чем ему пришла в голову мысль, и он позволил озорной улыбке появиться на его лице.       — Она может быть мерзкой, но после того, как я четыре раза столкнулся с Волан-Де-Мортом, я не думаю, что пухлая розовая женщина-жаба — это то, чего стоит бояться.       Его шутка развеяла напряжение в комнате, как он и предполагал, и компания рассмеялась. Было ясно, что Делакуры — особенно Аполлин — всё ещё недовольны таким развитием событий, равно как и отсутствием конкретного плана противодействия тому, что Амбридж планировала для их детей. Однако было также ясно, что, не зная точной природы того, чего хотела достичь женщина, — кроме дискредитации как Дамблдора, так и Гарри, вопрос, который теперь был намного труднее решить из-за разгрома, который она и Фадж испытали на суде, — противодействовать её действиям было проблематично. Но, как отметила Гермиона, повторяя предыдущие слова Дамблдора, все они будут иметь поддержку группы, которая сформировалась за лето, и что Флёр получит, по крайней мере, поддержку близнецов Уизли в классе защиты — они будут на одном курсе. Гарри не сомневался, что остальные грифиндорские семикурсники — особенно из квиддичной команды, которых он хорошо знал, — тоже примут Флёр без малейшего колебания.        В конце концов обсуждение подошло к концу, и после того, как директор школы попросил Гарри предупредить своих друзей быть бдительными и осторожными, он ушёл, оставив Гарри наедине с собой. Он знал, что Амбридж придёт в школу, чтобы доставить ему неприятности, но почему-то эта мысль его не беспокоила. В конце концов, у них были проблемы на протяжении всего времени в Хогвартсе, и они столкнутся с этим и преодолеют её, как и все остальные.        Нет, это его друзья — и его невеста — вызывали у Гарри большее беспокойство. Они станут мишенями, чтобы добраться до него. Он был полон решимости защитить их — никто не причинит вреда его друзьям, чтобы добраться до него!

***

       За день до их возвращения в Хогвартс у Гермионы был посетитель.        Она вышла из столовой и вернулась в свою комнату, чтобы поразмыслить над изменениями, которые этим летом произошли в её отношениях и в жизни её друзей. Лето было богатое событиями, и, если бы не быстрое действие её ближайшего друга и своевременное вмешательства некоторых взрослых, результат вполне мог быть трагичным. Но что сделано, то сделано, и Гермиона решила, что нет смысла обсуждать этот вопрос.       Жители поместья должны были отправиться в Косой переулок этим утром, чтобы закупить последние принадлежности для возвращения учеников в школу, и Гермиона с нетерпением ждала этой поездки. Она знала, что друзья будут дразнить её за волнение, но ей всегда нравилась экскурсия — возвращение в школу всегда было захватывающим временем для Гермионы и возможностью учиться, не говоря уже о возможности сходить в Флориш и Блотс и покупке книг — это то, что всегда доставляло ей огромное удовольствие.       «О да», — подумала она, «Гарри и Флёр наверняка будут дразнить меня из-за моих книжных заскоков».        Особенно Гарри, который знал Гермиону лучше всех её друзей, хотя его поддразнивания были нежными и игривыми, а не подлыми и злобными издевательствами, которым она подвергалась в детстве. Гарри никогда бы не причинил ей вреда — по крайней мере, намеренно.        Когда раздался стук в дверь, она разрешила войти и не удивилась, увидев Флёр. Гермиона не только умна, но и очень наблюдательна, и она не упустила серьёзные взгляды, которые Флёр бросала на неё, не только с тех пор, как было объявлено о её помолвке, но особенно в последние несколько дней. Она знала, что Флёр была свидетелем тесного товарищества, существовавшего между Гермионой и её лучшим другом, даже если бы она ещё не услышала об их дружбе в Хогвартсе в прошлом году. Гермиона уже некоторое время ожидала, что ей придётся заверить невесту своего лучшего друга в том, что они просто друзья.        Гермиона улыбнулась и предложила Флёр сесть на край кровати. Честно говоря, Гермиона не знала, почему белокурая ведьма будет беспокоиться — в конце концов, она красива и обладала гораздо большим количеством качеств, которыми могла привлечь внимание любого молодого человека. Гермиона, хотя её уверенность в себе росла, всё ещё думала о себе как о маленьком мышонке-книжном червячке. О чём могла волноваться Флёр?        Покачав головой, прогоняя эти мысли, Гермиона сосредоточилась на своей подруге. Они поговорили о мелочах несколько минут, и Гермиона с удивлением отметила попытки Флёр сохранить беседу беззаботной и дружеской. Но Гермиона узнала её за то время, которое они провели вместе, и знала, что что-то её беспокоит. Французская ведьма, хотя в целом у неё было хорошее английское произношение — намного лучше, чем она показывала на турнире, — имела привычку переходить на гораздо более заметный французский акцент, когда нервничала или была взволнована. И поскольку возбуждение в её манерах не было заметно, Гермиона могла только заключить, что Флёр из-за чего-то нервничала.        — Гермиона, я хотела кое-что спросить у тебя, — наконец сказала Флёр после их пятиминутного разговора.        — Конечно, спрашивай, — ответила Гермиона.        Флёр поёрзала ещё мгновение, прежде чем заметно набралась храбрости и посмотрела Гермионе прямо в глаза.       — Я хотела узнать больше о твоих отношениях с Гарри. Что ты чувствуешь к нему?       Улыбнувшись, что она так хорошо поняла причину волнений подруги, Гермиона сразу же решила успокоить её:       — Гарри и я — лучшие друзья.        — И?        — Как я уже сказала, Флёр, мы лучшие друзья, — повторила Гермиона, подчёркивая последние слова. — Мы очень близки, и я сделаю всё для Гарри — я знаю, что он сделает всё и для меня. Но больше ничего. У нас платонические отношения, Флёр, — мы всегда были как брат и сестра.       При этом заявлении Флёр фыркнула, и Гермиона прищурилась, глядя на подругу. Но прежде чем она смогла ответить, Флёр уже заговорила:        — Гермиона, — мягко сказала она, протянув руку, чтобы погладить Гермиону по ладони, — возможно, ты не знаешь об особых способностей вейлы, но я знаю, что ты говоришь мне неправду. Врёшь ли ты себе или мне не имеет значение, но я хочу, чтобы ты по-настоящему определила свои чувства и была как можно более откровенна. Это очень важно. Большая часть волшебного мира считает вейл чисто существами для сексуальных утех, но я могу сказать тебе, что наша магия на самом деле очень созвучна с силой любви. Я чувствую связь между тобой и Гарри, Гермиона, и я не могу отрицать это. Пожалуйста, скажи честно.        На протяжении всего монолога Флёр Гермиона чувствовала всепоглощающий ужас на почти невыносимом уровне. Флёр узнала её секрет! Как она сможет это пережить? Как она вообще сможет заставить другую девушку снова ей доверять? Гермиона знала, что её поймали — только правда поможет ей выбраться из затруднительного положения.        — У меня есть чувства к Гарри, — признала Гермиона, стыдливо склонив голову. — Я не осознавала этого до лета, когда он уже обручился с тобой, но мне он небезразличен. Но, Флёр, — умоляла она, — ты должна мне поверить — я говорила тебе, что наши отношения полностью платонические, и я клянусь, что больше ничего не было. Мы никогда не были чем-то большим, кроме лучших друзей. Гарри никогда не видел меня такой, и я сомневаюсь, что он когда-нибудь увидит — я всегда была для него не более чем сестрой.        Последнее было сказано с небольшой горечью, как будто Гермиона хотела лучшего для своего друга и искренне хотела успокоить Флёр, но она одновременно хотела, чтобы Гарри видел в ней нечто большее, чем просто «одного из парней».       Она была погружена в свои мрачные мысли, когда Флёр фыркнула и рассмеялась.       — Знаешь, — весело сказала она, — у вас, англичан, есть поговорка, которая идеально подходит к ситуации: «Любовь слепа».        — Что ты имеешь в виду? — нахмурившись, переспросила Гермиона.        Всё ещё посмеиваясь, Флёр перелезла на кровать и обняла Гермиону за плечи.       — Гермиона, ты самый умный человек, которого я когда-либо знала, но когда дело доходит до Гарри, у тебя возникает слепое пятно размером с акромантула. Ты думаешь, Гарри никогда не будет испытывать к тебе никаких чувств? Что ж, я могу тебе сказать, что он не видит в тебе просто сестру.        Гермиона прищурилась, глядя на Флёр, и отстранилась от неё.       — Он никогда не давал никаких намёков на это.       — Подросток? Мальчишка? Балбес? — тон, которым вейла дала такое легкомысленное описание Гарри, заставил Гермиону всё же захихикать. Но не защитить друга она не могла.       Она шлёпнула Флёр, пытаясь изобразить суровое выражение лица.       — Флёр! Гарри не настолько плох.       — Нет? Он сказал мне абсолютно то же самое о тебе.        Это привлекло внимание Гермионы.       — Ты спрашивала его обо мне?       — Не совсем, — успокаивающе ответила Флёр. — Мы говорили о тебе, но я только спросила его, почему он не пригласил тебя на Святочный бал, если у него не было девушки, и он так высоко ценит тебя, как он это говорит. Это был его ответ.        Гермиона задумчиво прикусила нижнюю губу.       — Он сказал что-нибудь ещё?        — Ему не нужно было говорить, Гермиона. Я чувствую его эмоции, признаёт ли он их сам или нет.       Во всяком случае, подтверждение чувств Гарри — или, по крайней мере, утверждение о них Флёр — Гермиона приняла более болезненно, чем подозрение в их существовании. Это заставило её вспомнить время, которое они провели вместе в прошлом, и влечение, которое она чувствовала, неуклонно росло, почти буквально с тех пор, как Гермиона впервые встретила его. Она в какой-то степени знала, что Гарри неудобно выражать свои эмоции, отчасти из-за того, как с ним обращались его родственники, но также и потому, что он просто не был человеком, который явно выказывает свои чувства. Возможно, если бы она проявила инициативу и показала ему, насколько она заинтересована…        Но нет — во всяком случае, это могло бы ещё больше ухудшить положение. Если бы они сблизились так, как Гермиона надеялась, вступление в силу этого брачного контракта ещё болезненнее отдалило бы их. С момента объявления Гермиона изо всех сил старалась принять ситуацию, поскольку она ничего не могла с этим поделать, но никогда не проклинала его помолвку, как в тот момент.       Но это было то, с чем она ничего не могла с этим поделать — Гермиона ​​не потеряет друга, с которым стала очень близка, и не рискует, что Флёр скажет ей, что она больше не может видеть Гарри. Его дружба имела для неё слишком большое значение, чтобы она могла подумать об этом, даже если ей никогда не разрешат стать для него кем-то большим.        — Как бы то ни было, это ничего не меняет, — заявила Гермиона. — Что бы Гарри ни чувствовал ко мне, он слишком благороден, чтобы смочь когда-либо так предать тебя. И тебе не о чем беспокоиться, Флёр. Я…        У Гермионы перехватило дыхание, и она почувствовала ком в горле и слёзы на глазах. Безжалостно она заставила себя восстановить самообладание и посмотреть в лицо своей подруге, которая, как она отметила, смотрела на неё с сочувствием.        — Я осознала, что испытываю к Гарри чувства, как бы не хотела я их отрицать. Однако я никогда бы не подумала о том, чтобы вмешиваться в твои с ним отношения, и я знаю, что вам двоим будет хорошо вместе. Поверь мне, Флёр, — сердце Гарри настолько велико, а ты такой замечательный человек, что я не сомневаюсь, что он преодолеет все свои чувства ко мне и со временем полюбит тебя.       — Спасибо, Гермиона, — ответила Флёр. — Я искренне благодарна за то, что смогла подружиться с такими замечательными людьми, как ты и Гарри. В моём прошлом близких друзей было трудно получить, а тем более сохранить. Однако я хотела бы продолжить эту дискуссию.        Гермиона нахмурилась — тон Флёр был совершенно спокойным, и она не выглядела сердитой или даже обеспокоенной тем фактом, что подруга только что призналась в чувствах к её жениху. О чём она думала?        — Я не уверена, что есть ещё что-то, о чём нужно поговорить.       — Удовлетвори мое любопытство, пожалуйста, — ответила Флёр с улыбкой. — Я хотела бы знать, как много ты знаешь о брачных законах между волшебниками в этой стране. На самом деле, обычаи в волшебном мире настолько старомодны, что, я думаю, ты не заметишь большой разницы между законами любой из западноевропейских стран.        Гермиона осторожно посмотрела на подругу. Флёр не пыталась говорить о том, что у Гарри может быть несколько жён, не так ли?        — Гермиона, — произнесла Флёр с большой нежно, — ты в курсе, что выбор Гарри не ограничивается только мной, как его женой? У него есть возможность взять другую жену, если я одобрю её.        Потрясенная тем, что она догадалась о намерениях Флёр, Гермиона уставилась на подругу.       — Флёр! — она запнулась. — Ты предлагаешь…? Ты действительно могла бы подумать о том, чтобы поделить Гарри с кем-то ещё?        Она проигнорировала тот факт, что Флёр не только предложила именно это, но и предложила поделиться с ней Гарри.        — Ах, значит, ты в курсе.        — Я слышала об этом, да, — отрезала Гермиона. — Ты не ответила на мой вопрос».        — Дай угадаю — тебе сказала Джиневра Уизли. Я права?        — При чём тут это?        — Ничего, — признала Флёр. — Но с таким же успехом она может забыть об этом — если бы я одобрила вторую жену, это определенно была бы не она.        Разговор зашёл куда-то не туда, и Гермиона расстраивалась из-за своей подруги. Однако, набравшись, видимо, небольшого запаса терпения, Гермиона устремила взгляд на Флёр и попыталась защитить другого друга:        — Джинни неплохой человек, Флёр.        — Нет, но она немного фанатична. Из всех людей ты должна знать, как сильно Гарри ненавидит свою славу.        — Да, но Джинни меняется. Когда мы разговаривали, я сказала ей, что ей лучше попытаться стать его другом, чем второй женой.       Флёр фыркнула.       — Хороший совет.       — Ты всё ещё не ответила на мой вопрос, Флёр.       — И я все равно не соглашусь, — ответила французская ведьма с ухмылкой, которую Гермиона сочла дерзкой. — Во-первых, хотя я признаю, что уже имею представление о твоём мнении по этому поводу, ты можешь сказать мне, готова ли ты поделиться со мной Гарри?        Прищурившись, Гермиона впилась взглядом в Флёр, прежде чем решила, что та ответит гораздо быстрее, если сдастся.        — Честно говоря, Флёр, я не знаю, — призналась Гермиона. — Я имею в виду, что если бы я была достаточно влюблена в кого-то, полагаю, могла бы разделить его с кем-то ещё, но я не могу сказать, ведь пока не была в этом положении. Я была воспитана с верой, что такие отношения — ошибка. Теперь ты ответишь на мой вопрос?        Сопутствующий взгляд Гермионы на Флёр, по-видимому, показался французской ведьме забавным, поскольку она сразу же начала смеяться. Еще немного «пободавшись» взглядами с Флер, Гермиона резко сказала:       — Флёр, не могла бы ты быть серьёзнее?        — Прости, Гермиона, — сказала Флёр, когда её хихиканье стихло, и его сменило на серьёзное выражение, совершенно несовместимое с её прежним шутливым тоном. — Ты должна понять, что для меня это тоже сложно, и я полагаю, что моё веселье — это мой способ справиться со стрессом.       Сразу поняв, что Флёр над ней не смеётся, Гермиона протянула ладонь и похлопала её по руке.       — Я не понимаю, почему мы вообще ведём этот разговор, Флёр. Ты только что обручилась с Гарри и уже пытаешься найти для него вторую жену? Быть может, вам стоит сначала свыкнуться друг с другом?        — Возможно, — вздохнула Флёр. — Но мои чувства говорят мне обратное, Гермиона. Я считаю, что ты испытываешь очень глубокие чувства к Гарри, и если я права, то разлучить тебя — даже при условии, что никто из нас не виноват — было бы ошибкой.        — Но мне всего лишь пятнадцать лет, Флёр! — раздраженно сказала Гермиона. — Немного рановато, чтобы искать единственного мужчину, которого буду любить.        Слова Гермионы были полны сарказма, и она намеревалась сообщить подруге, что она ещё молода и у неё достаточно времени, чтобы найти кого-нибудь ещё. К сожалению, следующие слова французской ведьмы показали, что она приняла их не так, как хотела Гермиона:        — Возможно, нет, Гермиона. Но нельзя сказать, что ты не нашла любви на всю жизнь. Да, люди развиваются эмоционально и физически с возрастом, но нельзя сказать, что чувство любви, которое человек испытывает в молодости, не так важно, как чувства взрослого. Гарри обладает удивительной способностью любить, Гермиона, и всё, что я чувствую от вас обоих, говорит о том, что вы полностью совместимы и уже разделяете огромную глубину эмоций. И я должна сообщить тебе, что я не единственная, кто заметила вашу близость и совместимость. Моя мать тоже заметила и подтверждает мои наблюдения — ты и Гарри почти идеально подходите друг другу. Вы оба будете дураками, если отбросите возможность отношений.        С одной стороны, Гермиона не могла поверить в то, что предлагала подруга. Гарри с Флер уже были связаны контрактом, заключённым её отцом и Сириусом. Возможно, если бы она пыталась заманить его в ловушку и знала, что единственный способ заинтересовать его — это как бы часть договора, это обсуждение могло бы иметь немного больше смысла. Но тогда, в этом случае, Гермиона по умолчанию одержит верх, и у неё не будет особых стимулов делить Гарри с Флёр. Конечно, это было нечто большее, чем просто вера Флёр в то, что Гарри и Гермиона испытывают друг к другу чувства.       — Флёр, не могла бы ты ответить на мой вопрос? — спросила Гермиона. — Ты спросила меня, не хочу ли я поделиться с Гарри, и линия обсуждения, кажется, предполагает, что ты готова поделиться им, но я на самом деле не слышала твои мысли по этому поводу.        Флёр вздохнула и отвернулась.       — Гермиона, ты должна знать, что вейлы ценились в прошлом как наложницы или любовницы — это часть моего наследия.       — И ты всё ещё избегаешь моего вопроса, — сказала Гермиона с некоторым раздражением. — Это всё в прошлом, Флёр, хотя, как ты отметила, волшебный мир в социальном плане далеко отстаёт от мира маглов, я уверена, что он зашёл достаточно далеко, и тебе не придётся беспокоиться о том, что тебя принудят к такому типу отношений. Не скажешь ли ты мне, почему ты поднимаешь этот вопрос, и что ты чувствуешь по этому поводу? Ты действительно хочешь поделить со мной Гарри?        Хотя французская ведьма склонила голову, думая, Гермиона могла сказать, что она тщательно обдумывала свой ответ. Она слегка заламывала руки и почти незаметно покачала головой, пока тишина продолжалась. Хотя она была явно взволнована, Гермиона не перебивала её, зная, что ей нужен ответ от подруги.        Когда Флёр наконец заговорила, её голос был низким, но в то же время твёрдым и уверенным:       — Честно говоря, Гермиона, я никогда не ожидала, что окажусь в такой ситуации. Я понимаю историю своего наследия, но я всегда хотела найти мужа, который любил бы только меня, а я — его. Я думаю, что я нашла мужчину, которого могу полюбить. Мы с Гарри очень совместимы — не совсем так, как ты с ним, но тем не менее.       — Тогда почему мы ведём этот разговор? — мягко спросила Гермиона. — Он твой, Флёр. По условиям этого контракта он твой! Как ты сказала, Гарри обладает огромной способностью любить других, и если вы так совместимы, как ты думаешь, он скоро полюбит тебя. У нас нет причин даже обсуждать это.        Флёр ответила вздохом.       — Возможно, ты права, но здесь на карту поставлено нечто большее, чем просто мои собственные желания. Да, я хочу быть счастлива в своей жизни, но я также хочу, чтобы Гарри был счастлив, и я не могу избавиться от ощущения, что счастье Гарри зависит хотя бы частично от тебя. Ты его первая, настоящая любовь. Я не хочу, чтобы он возмущался, что я стою между вами.        Гермиону не могло не тронуть самоотверженность Флёр и её забота Гарри.       — Флёр, я действительно не думаю, что Гарри так поступил бы, хотя я рада, что ты заботишься о моём лучшем друге так же сильно, как и я.       — Я действительно волнуюсь о Гарри, хотя я до сих пор не очень хорошо его знаю. Однако на карту поставлено не только счастье Гарри. Я так полагаю, что ты уже прочитала некоторые сведения о вейлах?        Покраснев, Гермиона признала, что это так, и несколько печально подумала о том, что её репутация книжного червя опередила её — либо это, либо её подруга уже очень хорошо её знала.       — Я не смогла найти много информации ни в одной из своих книг. Я подумала, что поищу дополнительную информацию, когда мы сегодня пойдём во Флориш и Блоттс.       Флёр презрительно фыркнула.       — Единственное место, где ты вообще можешь найти какую-либо информацию, — это книга о волшебных существах, и даже она, скорее всего, будет неполной или совсем неправильной. На континенте есть более точная информация, поскольку существует гораздо больше вейл — особенно во Франции. Я тебе скажу, чтобы сэкономить время. Вейлы — по сути люди с особыми характеристиками, но когда у нас появляются дети, они всегда чистокровны…       Обдумывая услышанное, Гермиона подумала о том, что она знала о вейлах. У неё было очень мало опыта с ними — он ограничивался Флёр и её сестрой, а также вейлой на Чемпионате Мира в прошлом году. И хотя информации, которую она смогла найти, была скудной, она отметила отсутствие упоминания о вейлах-мужчинах. Это навело на мысль…        — Значит, вейлы всегда женщины? — спросила Гермиона вслух. — А дети мужского пола у вейл — обычные мальчики?        — Я думала, ты это поймёшь, — одобрительно кивнула Флёр. — Ты права — все мои дети женского пола будут вейлами, тогда как любые мальчики будут нормальными человеческими мужчинами, хотя они, вероятно, будут довольно привлекательными. Однако есть ещё один момент, который очень важен для нашего обсуждения. Женщинам-вейлам очень трудно забеременеть — вейлы с одним ребёнком большая редкость, что уж говорить про двух и более. Что ещё более важно, более девяноста процентов всех детей, рождённых от вейлы, — девочки.       — А Гарри — последний представитель из своего рода… — выдохнула Гермиона, сразу увидев дилемму.        — Совершенно верно. Если я единственная жена Гарри, очень велики шансы, что имя Поттеров умрёт вместе с ним, что является одной из причин, почему я поднимаю этот вопрос — если у него должна быть вторая жена, чтобы носить его имя, почему бы не выбрать тебя, ту, которую он уже любит? Если бы ты была связана с ним романтическими отношениями, помимо меня, было бы меньше попыток претендовать на положение со стороны других дам, стремящихся заполучить себе кусочек Мальчика-Который-Выжил. Поверь мне, есть много чистокровных семей, которые не связаны с Волан-Де-Мортом, но достаточно осведомлённых о вейлах — или в скором времени узнают — которые верят, что они выиграют от союза с Поттерами. Гарри может добиться большего успеха — ты верная, храбрая, невероятно умная, и он, очевидно, тянется к тебе, не говоря уже о том, что ты знаешь настоящего Гарри, а не боготворишь Гарри-легенду. Я считаю, что ты идеальна для него.       Гермионе пришлось признать, что всё это имело смысл. Аргументы Флёр были логичны и хорошо продуманы, и, хотя она выросла в немагической семье и поэтому не считала отсутствие мужчины-наследника проблемой — в конце концов, она была единственным ребёнком своих родителей — она ​​знала, что в магическом обществе это было очень важно во многих отношениях.       Всё сводилось к тому, сможет ли она разделить мужа с другой женщиной; зная, что часть его сердца и тела принадлежит кому-то другому. Сможет ли она это сделать? На данный момент Гермиона понимала, что она не может правдиво ответить на этот вопрос — ей потребуется значительное количество времени, чтобы обдумать такое важное решение. Затем возник вопрос касающийся её родителей: что они скажут о том, что она вышла замуж за человека, у которого больше одной жены? Её родители ни в коем случае не были набожными христианами — они хоть и не были верующими христианами, соблюдали традиции на Рождество и Пасху, благополучно забывая о них на всё остальное время. Однако они выросли в западном обществе, где многожёнство считалось аморальным. Она не могла достоверно предсказать их реакцию, но знала, что они, по крайней мере, точно не будут счастливы. В конце концов, они, вероятно, примут это, так же как они наконец признали тот факт, что она волшебница. Ещё более пугающим было то, что Гермиона чувствовала, что с годами ускользает от родителей из-за того простого факта, что она ведьма — это была ещё одна вещь, которая потенциально могла вбить клин между ними ещё глубже.       — Твои аргументы имеют смысл, — сказала она наконец очень медленно, не торопясь обдумать свои слова и точно определить, что она хотела сказать. — Я понимаю, Флёр, но хотя часть меня хочет воспользоваться шансом, есть вещи, которые меня сдерживают.        Флёр смотрела на неё с сочувствием, и когда она заговорила, её голос был очень мягким и нежным:       — Гермиона, я не прошу тебя посвятить всю жизнь Гарри прямо сейчас. Как ты отметила, ты всё ещё очень молода, и для тебя ещё очень рано принимать такое важное решение в своей жизни. Но я не хотела откладывать разговор по двум причинам: первая — я хочу, чтобы ты подумала об этом. Независимо от того, что мне подсказывают мои чувства, нет никакой гарантии, что ты и Гарри захотите быть вместе, даже если бы я не входила в это уравнение. Мой дар помогает видеть некоторые вещи, но я не могу предугадать желаний человека. Моя помолвка с Гарри, очевидно, усложняет потенциальные романтические отношения с ним. Я понимаю твои колебания и хочу, чтобы у тебя было достаточно времени подумать над этим, прежде чем принять решение. Вторая причина в том, что я хочу уберечь тебя от ошибки, не пытайся заполнить пустоту от «потери» Гарри тем, кто совершенно тебе не подходит. Другой сделает тебя несчастной, и ты слишком сильно мне нравишься, так что не могу допустить, чтобы ты тратила свою жизнь попусту.        Хотя Флёр не называла никаких имён, Гермиона знала, что она говорила о Роне, и, честно говоря, она не могла сказать, что подруга ошибалась. Гермионе действительно нравился Рон. В большинстве случаев он был хорошим и верным другом, и даже когда он позволял своей ревности взять верх над собой, можно было рассчитывать, что в конце концов он успокоится.        Но Гермиона также знала, что, какие бы чувства Рон ни испытывал к ней, романтические отношения между ними никогда не продлятся долго. Их ссоры, расходящиеся цели и приоритеты, а также совершенно противоположные личности могут привести к катастрофе. Слова Флёр ещё больше прояснили это в её сознании — её и Рона как пары никогда не будет.        — Я понимаю, — сказала Гермиона вслух. — Я подумаю об этом.       — О большем я и не прошу.