***
В соответствии с предсказанием Гарри, Рон в тот и ещё несколько дней отстранился от них. Он не был явно раздражён; скорее, Рон казался необычно задумчивым и меланхоличным, и хотя временами он всматривался в Гермиону и казался явно недовольным, у Гарри складывалось отчётливое впечатление, что он больше думает, чем обижается. Гарри был просто рад, что от него не потребовали снова судить их, поскольку он думал, что это могло стать результатом данного происшествия. Флёр, однако, казалась неизменным утешением для Гермионы, и, учитывая действия его невесты прошлой ночью, он подозревал, что она не только хорошо знала о том, что произошло между Роном и Гермионой, но и активно давала советы подруге. Гарри надеялся, что Рон никогда не узнает об этом, поскольку он подозревал, что советы Флёр были не в его пользу. Это вряд ли могло бы расположить её к нему, независимо от того, насколько мечтательным он всё ещё иногда становился из-за её обаяния. Они сели рядом, прежняя торжественная тема разговора теперь была забыта в пользу более лёгких тем, пока Флёр не присоединилась к ним в общей гостиной. Когда они спустились в Большой зал, то обнаружили довольно неприятный сюрприз — нечто неожиданное, что заставило их остановиться и обратить на это внимание. К стене сбоку от входа в Большой зал было прикреплено несколько больших деревянных шкафчиков, запертых на большие старинные навесные замки. В каждый из ящиков была вставлена стеклянная крышка, внутри виднелись пожелтевшие пергаменты. Трое друзей посмотрели друг на друга и подошли к ящикам, заглянув внутрь ближайшего. Там было написано большим печатным шрифтом:Объявление Постановление об образовании №1 В целях собственной безопасности всем ученикам Хогвартса не разрешается применять опасные проклятия и заклинания. Любой учащийся, уличённый в нарушении данного постановления, будет отчислен.
— Что такое постановление об образовании? — спросила Флёр через некоторое время. — Я не знаю, — ответила Гермиона. — Я никогда не видела и не слышала о таком. Быстрая проверка показала, что и в других ящиках были подобные постановления, хотя ни одно из них не было столь серьёзным, как первое. На самом деле, большинство других было несколько глупыми: начиная от разрешённого количества бумаги и перьев, которые можно носить в сумке, до необходимого количества носков, которое должен иметь каждый ученик, заканчивая запретом любых «несанкционированных сладостей», хотя точно не указано, какие именно являлись несанкционированными. Трое переглянулись, прежде чем вошли в Большой зал и сели примерно около середины стола. Они завтракали, тихо обсуждая увиденное. Со временем все члены группы присоединились к ним за столом; никто из них не пропустил объявление по пути внутрь. Все согласились, что указы — работа Амбридж, и, вероятно, это была её попытка навязать власть Министерства над школой. Как сказала Гермиона, Амбридж по факту ещё ничего не сделала, кроме как отказалась их чему-то учить, и почему-то она сомневается, что именно это задумал Фадж, когда отправлял её сюда. Все согласно закивали в ответ на её заявление, но Гарри нахмурился. — Но что она задумала? Несколько глупых заявлений вряд ли позволят ей дискредитировать Дамблдора. Это был вопрос, на который никто не мог ответить. Чтобы Амбридж по-настоящему взяла под свой контроль школу — если это было её целью — ей нужно было каким-то образом покончить с Дамблдором, и никто здесь не мог понять, как она могла совершить такой подвиг. Суд над Гарри серьёзно отразился на министре, и популярность Дамблдора — не говоря уже о Гарри — не пострадала от того серьёзного удара, который получил Фадж. Ей нужно будет доказать, что он каким-то образом не подходит для этой должности или прямо нарушает школьный устав или закон Министерства — задача, которая казалась сложной, учитывая годы службы Дамблдора и его послужной список, который, по любым стандартам, был образцовым. Не то чтобы Амбридж могла просто вызвать его на дуэль — никто в здравом уме не мог счесть неуклюжую, коренастую маленькую женщину с одержимой любовью к розовому цвету равной знаменитому победителю Грин-де-Вальда. После завтрака они пошли на занятия, не желая больше думать о том, чего могла бы достичь Амбридж, но полные решимости очень внимательно за ней наблюдать. По прошествии дня Гарри обнаружил, что его разум не может оставаться сосредоточенным на таких обыденных мыслях, поскольку на горизонте маячило ещё одно, более важное событие. На следующий день должен был состояться суд над Сириусом, и всю оставшуюся часть дня Гарри всё больше и больше отвлекался. Однако не настолько отвлекался, чтобы не замечать реакции друзей. Флёр и Гермиона были, если уж на то пошло, даже более нежными и понимающими, чем обычно, в то время как большинство других его друзей — за исключением, конечно, Рона, который в основном держался особняком, — просто бормотали слова поддержки и не мешали ему думать. Гарри был благодарен за их терпение и понимание. На следующее утро его рассеянность стала ещё выше. Поскольку судебный процесс должен был начаться не раньше, чем через два часа после полудня, им всё равно пришлось посещать утренние занятия. К сожалению, в то утро были зелья, и Гарри, не желая по какой-либо причине обрушить на себя гнев Снейпа, заставил себя хотя бы немного уделить внимания его занятию. К счастью, в тот день Зельеварения не было — в понедельник обычно занимались варкой, тогда как в четверг была теория и подготовка, — поэтому Гарри не пришлось пытаться создать работоспособное зелье, которое, как он знал, в сложившихся обстоятельствах потерпело бы грандиозный провал. И Снейп, возможно, понимая беспокойство Гарри — или, возможно, всё ещё помня его недавний срыв, — в основном не трогал его. Одно событие, которое удивило большинство присутствующих студентов, произошло в конце урока. Очевидно, под конец урока изменения в обычном поведении Гарри были замечены весьма нежелательным человеком. — Эй, Шрамоголовый, — раздражающий голос Драко Малфоя разнёсся по комнате, пока ученики собирались. — В чём дело? Твоя потаскуха тебя бросила? Гарри резко развернулся, мгновенно забыв о необходимости контролировать свои эмоции. Он был готов вбить зубы Малфоя ему в глотку, когда другой голос прервал его: — Достаточно, мистер Малфой. Весь класс остановился и повернулся к мастеру зелий. Снейп правда защищает Гарри Поттера? Не менее удивлён был и сам виновник беспорядка. Глаза Малфоя были широко открыты, а челюсть готова с грохотом упасть на пол. — Профессор… Бровь Снейпа приподнялась, пресекая все попытки отпрыска Малфоев возразить. — Что-то непонятно? В моём классе нельзя использовать неприемлемые выражения. По лицу Малфоя сразу прошло несколько эмоций, из которых был шок, растерянность и ярость. В конце концов он отвернулся от профессора, который только что осадил его, возможно, впервые, и бросил книги в рюкзак с гораздо большей силой, чем требовалось. — Крэбб! Гойл! Уходим! — рявкнул он, выходя из класса, заставляя двух «телохранителей» поспешить за ним. Гарри повернулся к профессору Снейпу с максимально бесстрастным лицом и кивнул ему, заметив, что тот смотрит на него. Единственным ответом Снейпа был его напряжённый кивок, прежде чем он повернулся и скрылся в своём кабинете, мантия развевалась за его спиной. — Никогда не думал, что увижу такое, — выпалил Рон. Полностью согласившись с ним, Гарри сопроводил своих друзей из класса в Большой зал на обед, размышляя о словах Снейпа, сказанных Малфою. Очевидно, летучая мышь всё ещё вела себя как нельзя лучше; в противном случае он просто сел бы и с ликованием наблюдал за противостоянием. Однако от внимания Гарри не ускользнуло то, что Снейп отчитал Малфоя только за его язык, а не за высказанные чувства. Ясно, что изменения ещё не зашли так далеко. Через час трое друзей попрощались со всеми и направились к кабинету Дамблдора, откуда они направятся в Министерство. Поначалу Дамблдор не хотел позволять Гермионе присутствовать. Флёр он разрешил, потому что её отец был вовлечён в суд, и она была невестой Гарри, но Гермиона не была родственницей Гарри или Сириусу. Однако, директор был вынужден отступить, когда Гарри указал, что она была неотъемлемой частью спасения Сириуса в конце третьего курса и, таким образом, связана с ним. Они прибыли в кабинет, ответив на приветливое приветствие Дамблдора, и мгновение спустя, после быстрого путешествия через каминную сеть, все они шли в Министерстве к залам судебных заседаний на десятом уровне. «Совсем другое дело видеть зал суда с галереи», — подумал Гарри. В последний раз, когда он был в этой комнате, он сидел в центре, и времени осматривать окрестности совсем не было. Однако одна вещь, которую он смог обнаружить, — так это совсем другая атмосфера, она сильно отличалась от двухмесячных воспоминаний. Во-первых, атмосфера непримиримости, которую Фадж привнёс в суд над Гарри, сменилась любопытством. В конце концов, Сириус Блэк какое-то время был довольно крупной фигурой в волшебной Англии. По слухам, он был предателем Поттеров и, соответственно, Мальчика-Который-Выжил, который затем сбежал не только из Азкабана, но и из Хогвартса, когда его должны были подвергнуть поцелую, а затем его невиновность была объявлена на суде Гарри. Уровень интереса к этому делу был невероятно высоким. Как только они сели, вошёл Жан-Себастьян. Найдя их, он подошёл и обнял дочь, а затем хлопнул Гарри по спине и кивнул Гермионе. — Вы все сегодня выглядите… нетерпеливыми, — сказал он с ухмылкой. Гарри не мог избавиться от охватившего его чувства застенчивости, заставившего Жана-Себастьяна рассмеяться. — Не волнуйся, Гарри. Сегодня Сириус выйдет из зала суда свободным человеком. Как ты помнишь, я уже видел, как его допрашивали под Сывороткой Правды. Я знаю, что он невиновен. Гарри закатил глаза на своего нового защитника, но Жан-Себастьян просто ухмыльнулся и оставил их, чтобы присоединиться к Дамблдору. — Он прав, Гарри, — мягко сказала Гермиона с его стороны. — Не о чем беспокоиться. С другой стороны Флёр протянула руку и взяла его за ладонь. — Сыворотку Правды невозможно обхитрить, Гарри. Гарри с благодарностью кивнул за их поддержку. Но это не помогло ему перестать нервничать.***
В маленькой боковой комнате рядом с главным залом суда ждал Сириус Блэк, и хотя он не осознавал этого факта, он нервничал не меньше, чем его крестник. Сириус знал, что он невиновен — он цеплялся за эту истину с почти фанатичным рвением с тех пор, как очнулся в Азкабане. Мысль о его невиновности, наряду с защитой, которую обеспечивала ему анимагия, сохраняла его в здравом уме все эти годы. Конечно, Лунатик и Сохатый утверждали бы обратное… Улыбаясь, Сириус подумал о своих друзьях и о том, как они планировали встряхнуть мир и сделать его лучше. Их уникальное происхождение: Джеймс с его статусом наследника старого и уважаемого рода, Сириус — мятежный отпрыск исторически мрачного рода и Римус, отвергнутый обществом из-за обстоятельств, от него не зависящих, дало им возможность понять — по крайней мере, они так думали — пороки их общества. Мир должен измениться, иначе он рискует увязнуть в анархии. Несмотря на то, что с момента смерти Джеймса прошло много лет, и острая боль, вызванная его кончиной, со временем притупилась, Сириус всё ещё чувствовал дыру там, где когда-то был Джеймс, и он знал, что Лунатик чувствовал то же самое. В некотором смысле Гарри начал заполнять эту дыру, хотя Сириус знал, что он никогда не сможет сделать это в полной мере. Гарри отличался от Джеймса и, следовательно, занимал другое место в сердце Сириуса. Но, возможно, все их мечты ещё живы. Гарри был ярким и исключительным человеком, и, возможно, с его помощью, не говоря уже о поддержке его славы и влияния, которые были немаловажными, они всё ещё могли осуществить свои мечты. Гарри, как был уверен Сириус, ещё не начал думать о том, что произойдёт после того, как Волан-Де-Морт будет побежден; все его мысли и энергия были направлены на эту единственную цель, не говоря уже о необходимости пережить грядущие трудности. Сириус, основываясь на планах, составленных им с друзьями, хотел изменить общество и был уверен, что как только он поделится своими мыслями, его крестник согласится. Здесь даже не упоминался энтузиазм, который приносила маленькая маглорождённая, с которой он всегда общался. Она, без сомнения, увидит ещё более ясно этого Гарри, что волшебный мир должен измениться, если они хотят выжить и покончить с условиями, которые способствовали возвышению нескольких предыдущих тёмных лордов. Однако одно Сириус знал больше всех остальных: Джеймс и Лили всё ещё следили за своим сыном сверху. И он знал, что их самым большим желанием было, чтобы, несмотря на его ошибки — в частности, погоню за Петтигрю, когда он должен был заботиться о Гарри, — Сириус наконец взял на себя роль защитника Гарри, и чтобы Лунатик также играл большую роль в жизни молодого человека. И Сириус был полон решимости стать защитником Гарри. После того, как его объявят свободным, конечно… Вернувшись обратно к делу, Сириус подумал о предстоящем суде. Судебный процесс в магическом мире не были таким же, как в маггловском, как он слышал от Лили. Магические суды были более действенными и эффективными, чем аналогичные у маглов, так как была возможность использовать магию для выяснения правды. На этом суде будет полный состав Визенгамота, и хотя у Сириуса будет адвокат — Жан-Себастьян согласился взять на себя эту роль, поскольку они решили, что Дамблдор будет более полезен при проведении судебного процесса в качестве Верховного Чародея — доказательство невиновности обвиняемого не входило в его обязанности. Если процесс достаточно важный или сенсационный — а он был в избытке по обоим причинам — применение Сыворотки Правды санкционировалось, и подсудимый должен был сам осудить себя или оправдать. К сожалению, недопустимым было убеждение Сириуса в том, что Питер — предатель. Человек мог говорить только то, что считал правдой, поэтому Сыворотка Правды не могла использоваться для дачи показаний против кого-либо ещё. Другими словами, Сириус не был Питером, и, поскольку он не был им, он не мог знать его мысли, чувства или мотивации, и поэтому только Питер мог осудить себя под влиянием Сыворотки. Факт, что Сириус присутствовал, когда Лили наложила Фиделиус, и видел, как она сделала Петтигрю хранителем тайны, был бы решающим, как и последующие события, приведшие к смерти Поттеров. Однако, поскольку Сириус немедленно покинул Джеймса и Лили и вернулся только после их смерти, он не мог с уверенностью сказать, что хранитель тайны не был изменен ещё раз. В конце концов, они использовали один способ введения в заблуждение — кто мог сказать, что Джеймс и Лили не использовали его ещё раз? Однако его показаний было достаточно для того, чтобы выдать ордер на арест предательской крысы. Когда-нибудь его заставят заплатить за свои преступления против Джеймса и Лили. По мнению Сириуса, это было Мародёрское правосудие — за предательство будет применено самое суровое наказание. Дверь открылась, и в комнату вошла аврор — одна из тех, кого бы Сириус хорошо знал, если бы не сидел в Азкабане. — Сириус, пора, — сказала Нимфадора Тонкс, её волосы меняли цвет от торжественно-чёрного до платинового блонда. — Привет, Дора, — ответил он. Она пристально посмотрела на него, без сомнения задаваясь вопросом, не является ли это её новым прозвищем, специально придуманным, чтобы дразнить её. — Что, предпочитаешь, чтобы я называл тебя Нимфи? — спросил Сириус, посмеиваясь. — Конечно, нет! — отшатнулась Тонкс, отчего Сириус только громче рассмеялся. — Тогда тебе придётся смириться. Это гораздо лучше, чем нелепо требовать, чтобы тебя называли по фамилии. Выражение лица новокрещеной Доры стало ещё мрачнее. Но она ничего не сказала, только жестом указала ему на дверь. Сириус встал и пошёл к двери, остановившись, когда подошёл к своей кузине. — Спасибо, Дора, — сказал он. — Я с нетерпением жду возможности узнать тебя получше. Она склонила голову набок. — Моя мать всегда хорошо отзывалась о тебе, Сириус. Она никогда не верила, что ты виноват. Сириус улыбнулся. — Я всегда говорил, что Анди лучшая из сестёр. Спасибо. Обернувшись, он вышел через коридор в зал суда, высоко держа голову, в то время как Дора и ещё один аврор окружили его с обеих сторон. Чувствуя, как взгляды всех в зале устремились на него, Сириус, взывая к духу старого Мародёра, дерзко помахал министру, а затем улыбнулся Гарри и двум девушкам рядом с ним. Молодой человек несколько нервно ответил на улыбку, но в его глазах светилась настоящая надежда. Сириус тут же поклялся быть достойным надежды своего крестника. Министру явно поведение обвиняемого не понравилось. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, раздражённо глядя на представление Сириуса. Министр не имел никакого политического влияния в то время, когда Сириуса посадили — он не был министром, когда Сириус был заключён в тюрьму, и поэтому не мог быть привлечён к ответственности, кроме как из-за халатности, мешавшей кому-либо из высокопоставленных лиц пересмотреть дело, но тогда был бы виновен не он один. Оказалось, что недовольство министра больше связано с его связью с Гарри Поттером. Всё, что приносило пользу Гарри, было в его глазах проклятием. Подойдя к центру зала, где ждал Жан-Себастьян, Сириус сразу заметил, что кресло с цепями, которое он помнил ещё когда был аврором, куда-то исчезло, и его заменил деревянный стул с прямой спинкой. Он вопросительно поднял бровь, глядя на Жана-Себастьяна. — Я бы не позволил Гарри сидеть в этом унизительном кресле; как вы думаете, я позволю вам это сделать? — добродушно спросил он. — Я удивлён, что Фадж дал разрешение. Жан-Себастьян фыркнул с некоторым пренебрежением. — У него не было особого выбора или каких-либо реальных причин для возражения. Из-за вашего отсутствия вы не в курсе, что этот суд — чистая формальность. Мадам Боунс чувствовала, что в ограничениях нет необходимости, поскольку вы сами сдали себя суду. — Не зря она мне понравилась, — сказал Сириус, улыбнувшись мадам Боунс. Она вернула улыбку, прежде чем вернуться к разговору с Дамблдором. Когда Сириус занял своё место на стуле, в зале воцарилась тишина, и всё внимание переключилось на Верховного Чародея, который встал, чтобы начать заседание. — Леди и джентльмены Визенгамота, я полагаю, что мы готовы начать. Я призываю суд к порядку. — Он посмотрел на Сириуса с лёгкой улыбкой на лице. — Благодарю за присутствие на суде. — Конечно, Верховный Чародей, — ответил Сириус. — Я очень заинтересован в том, чтобы моё имя было очищено, и я вернул себе место в обществе. — Очень хорошо. Мы начинаем. — Дамблдор указал на мадам Боунс. — Директор, если позволите. Мадам Боунс поднялась и заняла место перед кафедрой. — Сириус Орион Блэк, вы предстали сегодня перед Визенгамотом Великобритании, чтобы ответить по предъявленным вам обвинениям. Эти обвинения включают в себя предательство Джеймса Поттера, Лили Поттер и Гарри Поттера Тому-Кого-Нельзя-Называть, что вызвало смерть Лили и Джеймса. Вам также были предъявлены обвинения в убийстве Питера Петтигрю и тринадцати магглов во время вашей схватки с вышеупомянутым Питером Петтигрю. Как вы считаете, виновны ли вы? — Невиновен по всем обвинениям, мадам директор. — Мистер Блэк, — она внимательно посмотрела на него через монокль, — вы осознаете, что применение Сыворотки Правды будет санкционировано, и вы должны будете подтвердить свою невиновность? — Да. — Глаза Сириуса на мгновение затуманились, когда он вспомнил своего погибшего друга. — Джеймс Поттер был моим самым близким другом в детстве, а Лили к седьмому курсу стала мне сестрой. Я бы лучше подставился под смертельное проклятие, чем причинил вред кому-нибудь из них. Мадам Боунс подождала ещё несколько секунд, прежде чем подозвать авроров: — Тогда очень хорошо. Аврор Долиш, пожалуйста, принесите Сыворотку Правды. У Сыворотки была причуда — или, возможно, так и было задумано, — если принять сначала противоядие, оно вместе с зельем образовывало высокотоксичную смесь, от которого человека можно было бы спасти только в том случае, если его тут же осмотрит высококвалифицированный целитель или дадут безоар. Поэтому испытуемого не проверили сначала на противоядие — симптомы были слишком хорошо известны. Откинув голову назад, Сириус позволил аврору капнуть ему на язык необходимые три капли. Он почувствовал эффект немедленно — он всё ещё командовал своим телом и знал, что происходит, но любая ложь, которой он мог воспользоваться, просто исчезла из сознания. Он не мог даже придумать новую, поэтому Сыворотка Правды была настолько могущественной — она не влияла на речь получателя, скорее она влияла на их разум, волю и бытие, и ни одно известное зелье или сила воли не были в состоянии победить её. Сириус сосредоточился на мадам Боунс, когда она смотрела на него. Через мгновение она удовлетворилась тем, что зелье подействовало, и приступила к допросу. — Пожалуйста, назовите своё имя. — Сириус Орион Блэк. — Очень хорошо, мистер Блэк. Вы в ночь на тридцать первое октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года предали Джеймса, Лили и Гарри Поттера Сами-Знаете-Кому с намерением убить их? — Нет. — Сириус хотел сказать больше, но сила Сыворотки Правды заставляла его отвечать только на заданный вопрос. — Вы были хранителем тайны? — Нет. — Почему вы не захотели стать их хранителем? — Джеймс и я думали, что я — очевидный выбор, — ответил Сириус, счастливый, что наконец смог рассказать свою историю. — Мы дали всем понять, что я хранитель тайны, но в последний момент сделали хранителем Питера Петтигрю. — Почему вы сделали это? — Обманный манёвр. Сами-Знаете-Кто охотился бы за мной, в то время как Питер мог скрыться. Никто никогда не заподозрит, что Джеймс доверил свою безопасность Питеру, поскольку он не был известен, как хороший или храбрый волшебник. — Вы действительно присутствовали при наложении чар? — Да. — А как насчёт обвинений в убийстве Питера Петтигрю? Вы убили его? — Нет. — Тогда как он подстроил всё так, чтобы казалось, что он мёртв? Что случилось во время боя? — Когда я загнал Питера в угол, он держал свою палочку за спиной. Он кричал на меня, обвиняя в предательстве Джеймса и Лили, и наложил проклятие, которое пробило трубу и вызвало взрыв, убивший маглов. Затем он отрезал себе палец, чтобы всё выглядело так, будто остальная часть его тела была уничтожена взрывом, и аппарировал. — Почему вы не сказали это аврорам, которые вас задержали? — Я был дезориентирован взрывом, и к тому времени, когда я пришёл в себя, я уже был в своей камере в Азкабане. Мадам Боунс долго смотрела на него, прежде чем продолжить: — А как насчёт вашего побега из Азкабана? Почему вы сбежали? И если вы могли сбежать, почему вы так долго сидели там? — Я впал в отчаяние, когда узнал, что Питер Петтигрю рядом с Гарри. Именно это отчаяние заставило меня попытаться сбежать. — Как вы узнали об этом? — прервала мадам Боунс. — Во время ежегодного визита министра в Азкабан он оставил мне копию своего Ежедневного Пророка. Я видел фотографию Питера Петтигрю с Уизли, и зная, что он будет в Хогвартсе в этом году, я должен был быть ближе к Гарри, чтобы защищать его. — Кажется, я помню тот выпуск, — нахмурилась мадам Боунс. — Фотография семьи Уизли была на обложке, но было очевидно, что человек, которого считали мёртвым более десяти лет, не мог открыто появиться на фотографии. Но вы утверждаете, что видели его? — Да. — Объясните, пожалуйста. — Питер Петтигрю — крыса. Я видел его на фотографии сидящим на плече Рональда Уизли. Директор задумчиво кивнула. — Вы хотите сказать, что Питер Петтигрю жил как крыса с семьей Уизли с момента его так называемой кончины? — Я не знаю, как и когда он стал жить с Уизли. Однако я уверен, что это был он. — Но почему вы так уверены? — настаивала мадам Боунс. — Я много раз видел его в форме крысы, мадам Боунс, — ответил Сириус, и в его голосе прозвучала сухость, несмотря на Сыворотку. — Кроме того, у него также не было пальца на левой передней лапе, — там, где Питер отрезал себе палец. Я также видел его в Хогвартсе в человеческом обличье. — Значит, вы пошли в Хогвартс, чтобы защитить Гарри? — Да, но также поймать или убить крысу, если получится. — Давайте вернёмся к вашему побегу. Как вам удалось сбежать? — Я принял анимагическую форму и протиснулся сквозь решетку камеры. Её брови приподнялись. — Вы тоже анимаг? — Да. — Какая у вас форма? — Чёрный грим. — Это совершенно не смешно, — сухо ответила мадам Боунс. — Грим по имени Сириус Блэк — немного не то, что можно спланировать. Вы согласны? — Да, — сказал Сириус. — Мои друзья достаточно часто дразнили меня из-за этого. — Что вы сделали дальше? — Я избегал дементоров — что было несложно, поскольку они практически игнорировали меня в виде собаки — а затем выплыл на берег. — Так вы уклонялись от дементоров, посланных поймать вас? — Да. Прекратив на этом допрос, мадам Боунс оглядела зал, прежде чем остановиться на Дамблдоре. — Верховный Чародей, я считаю, что у меня больше нет вопросов, которые я хочу задать мистеру Блэку, хотя я бы попросила встретиться позже, поскольку я хотела бы задать ему ещё несколько вопросов, которые, возможно, не должны быть обнародованы. Кроме того, я бы порекомендовала начать поиски местонахождения Питера Петтигрю. Дамблдор встал и подал знак Долишу, который немедленно ввёл противоядие. Сириус сразу же почувствовал, что желание говорить правду ослабевает. — Я полагаю, что предоставленная мной информация была тем, что вы искали? — нахально спросил он. Волна смеха прокатилась по собравшимся, и глаза Дамблдора безумно блеснули. — Думаю, да, мистер Блэк. Затем взгляд Дамблдора скользнул по залу суда. — Есть ли кто-нибудь, кто желает сказать что-нибудь до того, как мы проведём голосование? Хотя Дамблдор обратился ко всей комнате, он направил свой взгляд на Фаджа, который, хотя он, казалось, был менее чем доволен происходящим, не сделал никаких комментариев — очевидно, что никаких вспышек от министра за всё время допроса не было. — В таком случаев свете показаний мистера Блэка под действием Сыворотки Правды я предлагаю снять с него обвинения. Я считаю, что доказательства достаточно убедительны, чтобы оправдать его без голосования. Кто против? Сириус усмехнулся Верховному Чародею. Провозглашение его невиновности путём всеобщего одобрения считалось более предпочтительным, чем единогласное голосование, поскольку доказательства были сочтены настолько неопровержимыми, что голосование не требовалось. Никто никогда не подвергнет сомнению его реабилитацию, а размер министерских репараций будет значительно больше. Когда никто не заговорил, Дамблдор ударил молотком по столу. — Оглашаю приговор. Сириус Блэк, мы признаём недействительными все предъявленные вам обвинения. Со стороны Гарри раздался радостный возглас, и Дамблдор позволил себе снисходительно улыбнуться ему. — Я не буду задерживать вас надолго, так как я понимаю, что сегодня вечером будет настоящий праздник. Однако есть ещё один вопрос, который нужно обсудить. В ходе сегодняшних свидетельских показаний мы узнали, что вы нарушили закон по крайней мере в одном случае. За то, что вы не зарегистрировались как анимаг, наказанием обычно является пребывание в Азкабане. Но в свете времени, которое вы там провели, я считаю, что мы можем признать, что вы уже отбыли свой приговор. Однако суд даст вам шестьдесят дней, чтобы вы явились в Министерство и зарегистрировались как анимаг, в противном случае против вас могут быть приняты другие меры. Вам всё понятно? — Да. — Что касается возмещения ущерба за ваше несправедливое заключение, возможно, нам следует рассмотреть этот вопрос в другое время. Вы согласны? Сириус ухмыльнулся и посмотрел на министра, который выглядел так, словно проглотил что-то несъедобное. — Я считаю это приемлемым, Верховный Чародей. Пожалуйста, сообщите мне о подходящем времени, и я встречусь с вами и министром. И, мадам Боунс, — продолжил он, обратив внимание на директора правоохранительных органов, — я был бы более чем счастлив встретиться с вами в любое удобное время. Пожалуйста, пришлите сову, и мы договоримся. Мадам Боунс кивнула, а Дамблдор оглядел зал. — Желает ли кто-нибудь добавить ещё что-то? И снова, после минуты молчания, Дамблдор ударил молотком и отпустил собравшихся. Встав со стула, сияющий Сириус обнял своего крестника, когда тот подбежал к нему в тот момент, когда прозвучал звук молотка. — Привет, малой! ещё не потерял веру в меня? — В тебя нет, — ответил Гарри. Он многозначительно посмотрел на Фаджа. — В него да. — Даже он связан законами. Он может попытаться обойти их, но, в конце концов, процедура была предельно чёткой, и он ничего не мог сделать, чтобы сорвать её, не испортив себе репутацию. — Я просто счастлив, что всё кончено, — сказал Гарри. — Я тоже, малой. Я тоже.***
Они вновь собрались в поместье посла вскоре после того, как Сириус помиловали, и их угостили праздничным ужином, приготовленным домовиками Делакур. Атмосфера была праздничной, и компания смогла расслабиться после того, как призрак охоты за Сириусом исчез. Среди тем, обсуждавшихся в тот вечер, были события начала учебного года, которые представляли особый интерес как для Сириуса, так и для Делакуров. И хотя они оба были недовольны выходками мадам Амбридж — и, в меньшей степени, профессора Снейпа — они также были довольны тем, как студенты до сих пор справлялись с делами, и поддержкой, которую оказал им директор. Сириуса особенно интересовал отчёт о противостоянии Гарри со Снейпом и то, как Снейп сделал выговор Драко в то самое утро. Он предупредил их, чтобы остерегались сального мерзавца — он не думал, что этот человек будет нормально вести себя и дальше, и вряд ли он изменился хоть в какой-то степени. Тот факт, что до сих пор всё шло хорошо, не помешал взрослым снова предостеречь подростков и напомнить им, что они доступны в любое время, если любой из профессоров станет серьёзной проблемой. Также было принято решение, что Сириус вернётся во Францию, чтобы продолжить лечение и реабилитацию в связи с многолетним недоеданием и психическими расстройствами, от которых он страдал во время пребывания в Азкабане. В частности, Гарри был недоволен тем, что Сириуса не было поблизости, но, как указал Жан-Себастьян, Гарри придётся вернуться в школу, а Сириус всё равно не сможет быть поблизости. Сириус пообещал, что встретится с ними на Рождество, и выразил надежду, что сможет вернуться в Англию к наступлению Нового года. Он также сказал Гарри, что надеется как можно скорее взять на себя его опеку и начать выполнять обязанности, которые Джеймс и Лили возложили на него. Излишне говорить, что это предложение было принято Гарри с большим энтузиазмом. Вечер был для всех приятным, и по всей усадьбе разносились смех и приподнятое настроение. Однако, поскольку всё хорошее имеет свойство заканчиваться, их время в тот вечер подошло к концу, когда директор забрал студентов для возвращения в Хогвартс. Попрощавшись, они вернулись в школу через камин. Это был хороший день — один из лучших, по мнению Гарри.***
В Хогвартсе Рон Уизли был не в таком праздничном настроении, как его друзья в поместье посла. Если говорить откровенно, то в тот момент он чувствовал раздражение. Гермиона, девушка, о которой Рон мечтал большую часть прошлого года, и, наконец, набравшись храбрости, сразу отвергла его. Конечно, его эго было подорвано, но ещё больше Рон чувствовал себя разбитым. Почему он ей не понравился? Гермиона отрицала это, но Рон не был настолько слеп, что не видел, что она чувствовала. Он был уверен в том, что Гермиона всё ещё питает чувства к Гарри. Дело в том, что Рон очень завидовал своему лучшему другу. Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, победитель Волан-Де-Морта и весь такой знаменитый парень имел привязанность к той девушке, которую хотел любить Рон Уизли. Всё это было так несправедливо, тем более что Гарри ничего не мог с этим поделать, будучи обручённым с Флёр Делакур. Небольшая часть разума Рона придиралась к нему, говоря, что это не совсем так. В конце концов, Гарри мог иметь более одной жены, и хотя Гермиона была маглорождённой, и поэтому ей нужно было действовать осторожно в этом вопросе, он не удивился бы, если её любви к Гарри достаточно, чтобы помочь ей преодолеть социальное недовольство многожёнством, и она согласится стать второй женой. Каким образом Гарри вообще повезло? Такая красавица, как Флёр, уже попала в его руки, и Гермиона, такая прекрасная девушка, влюбилась в него. Но несмотря на то, что ревность Рона усилилась, ему было стыдно за себя. Гарри был не из тех парней, которые господствуют над остальными — на самом деле, совсем наоборот. Он никогда не хотел своей славы; она была ему навязана. И если Гермиона действительно любила Гарри, то Гарри был парнем, который действительно заслужил такую девушку, как она, как бы ни было больно признавать это Рону. Чем больше Рон думал об этом, тем больше убеждался, что он ничего не может поделать. Поднять шум из-за отказа Гермионы означало рискнуть не только её дружбой, но и дружбой Гарри. Он был уверен, что Гарри не потерпит, чтобы кто-то причинил вред Гермионе, будь то лучший друг или нет. И последнее, чего хотел Рон, — это повторение прошлого года… Но кто знает? Может быть, Гермиона была только увлечена Гарри. Может, она перерастёт это. В конце концов, ей было всего шестнадцать; сколько людей действительно нашли настоящую любовь в столь нежном возрасте? Эта мысль прозвучала для Рона как пустота. Гермиона была очень зрелой во многом не по годам, не в последнюю очередь из-за её интеллекта и эмоциональной зрелости. Хотя её чувства всё ещё могут оказаться не чем иным, как подростковой страстью, Рон чувствовал, что это было нечто большее — всегда им было. Они были втроём с той ночи Хэллоуина в течение первого года, но по правде говоря, Рон всегда подсознательно знал, что он вращается вокруг них двоих, а не трое вращаются вокруг друг друга. Это всегда были Гарри и Гермиона, и, скорее всего, были бы только Гарри и Гермиона, если бы не вмешивался контракт о помолвке с Флёр. Нет, чем раньше Рон примет реальность, тем лучше, поскольку это позволит ему вернуть всё в норму. Приняв такое решение, он загордился своей эмоциональной зрелостью — это, безусловно, гораздо лучше, чем он вёл себя в прошлом году. Кроме того, последние слова Гермионы, сказанные ему об их совместимости, всё ещё эхом отзывались в его голове. Она права? Когда придёт время, ему придётся подумать об этом более подробно, но её отказ пока казался чересчур грубым. Позже для этого будет достаточно времени. Мысли о событиях прошлого года снова заставили Рона задуматься. Гермиона была права — хотя Гарри сразу же простил его, они никогда не обсуждали случившееся, и теперь он мог видеть, что это повлияло на их отношения. И хотя он знал, что будет неудобно, он должен поговорить с Гарри об этом и извиниться за своё поведение. Больше ничего не поделаешь. Придя к такому решению, Рон почувствовал себя лучше, чем за последние несколько месяцев. Он подождёт подходящий момент, но поговорит с Гарри. Гарри заслужил это как его самый близкий друг. Ещё раз обратив внимание на происходящее вокруг, Рон увидел, что общая гостиная выглядела довольно пустой. Было уже поздно, и хотя он думал дождаться возвращения Гарри, теперь Рон чувствовал, что, может быть, ему лучше пойти спать. Завтра он снова присоединится к группе. Он собирался подняться с дивана, когда Фред и Джордж сели по обе стороны от него, с их обычными улыбками. Рон подозрительно оглядел двух шутников — обычно, когда они так улыбались, у них в рукаве было что-то болезненное или неловкое. — Добрый вечер, Рон, — сказал один. — Как ты себя чувствуешь в этот прекрасный вечер? — сказал другой. Рон впился взглядом в своих братьев. — Чего вам надо? — Эй, разве можно так говорить с любимыми братьями? — Как будто он нам не доверяет, Фордж. — Хм… Как думаешь, почему он так к нам относится? — Пожалуйста, хватит, я собирался лечь спать, — пожаловался Рон, зная, что, если он позволит, они могут шутить почти бесконечно. — Мы не будем отказывать тебе в твоём прекрасном сне, Ронни. Но последние пару дней ты казался немного подавленным и отстранённым. — Мы думали, что можем чем-нибудь помочь. — Я в порядке, — грубо ответил Рон. — Ничего такого, чего не вылечит немного сна. К сожалению, два шутника не поняли намёк. — Я думал, что ты будешь вести себя так, будто ты на вершине мира, Рон, — сказал Дред, так как другой из близнецов уже назвал себя Форджем. По правде говоря, обычно не имело значения, какой из близнецов был кем, поскольку они обычно отвечали на имена друг друга и, казалось, думали они совершенно одинаково. — Почему? — Ну, ты ведь пользовался книгой, которую мы тебе дали, верно? — ответил Фордж. — К настоящему времени восхитительная мисс Грейнджер должна быть готова есть из твоих рук. Рон насмешливо фыркнул. — Да, ваша дурацкая книга не сработала. Глаза Дреда расширились при признании. — Ты уже пригласил её на свидание? — Да, и она отказала, — проворчал Рон, всё ещё расстроенный этим. Близнецы переглянулись и начали ухмыляться друг другу, мгновенно насторожив Рона. Если они обманули его этой книгой… — Эй, что происходит? Почему вы двое так улыбаетесь? — Ничего особенного. — Нет, совсем ничего. — А я тогда Мерлин. Давайте, ребята, признавайтесь. И снова близнецы взглянули друг на друга в той странной манере, которая предполагала, что они разговаривают без слов. К этому времени Рон начал немного раздражаться, но близнецы, похоже, заметили это и попытались успокоить его. — Мы должны отдать тебе должное, Рон, — сказал Дред с ухмылкой. — Мы не думали, что ты способен на такое. — Мы думали, что ты несколько месяцев бездельничал, прежде чем, наконец, набрался смелости пригласить её на свидание. Ты действительно нас удивил. — Не видел смысла ждать, — пожал плечами Рон. — Нет, я не о том. В истинно гриффиндорском стиле ты рванул вперёд, несмотря на то, что у тебя практически не было никаких шансов. — Ты почти напомнил нам своих любимых Пушек. Они делают то же самое — они безраздумно рвутся вперёд, всё чаще и чаще проигрывая. Все они настоящие гриффиндорцы, хотя и не самые яркие представители нашего факультета. — Я подозреваю, что в них также может быть слишком много от Пуффендуя. — Не говоря уже о полном отсутствии чего-либо похожего на мастерство. Но, наверное, это необходимое условие при вступлении в Пушки. Первый близнец мудро кивнул в ответ на слова своего оппонента, но на этот раз Рон проигнорировал оскорбление в адрес своей любимой команды. — Чт… Что вы имеете в виду, без шансов? — запинаясь, спросил он. Фордж глядел на него так, будто брат был особенно глупым флоббер-червём. — Ты же не думал, что Гермиона согласится? — А почему нет? — возмущённо пробормотал Рон. — Потому что вы такие разные, — вмешался Дред. — Вы ссоритесь, спорите и жалуетесь друг на друга — ваши отношения не продлились бы долго. Гермиона проклянёт тебе прежде, чем ты успеешь дать клятву. Сощурившись, Рон впился взглядом в своих братьев. — Если вы думали, что у меня нет шанса, зачем дали мне эту тупую книгу? Вы хотели, чтобы я поставил себя в неловкое положение? — Я смертельно ранен твоими мыслями о нас, Ронни, — заявил Дред, театрально положив руку на сердце. — Что мы такого сделали, чтобы ты так о нас подумал? — сказал Фордж. Когда Рон не перестал прожигать их взглядом, они почти одновременно вздохнули. — Ну, я полагаю, из-за наших прошлых действий ты относишься к нам с подозрением. — Но в этот раз мы не думали делать ничего плохого. — Тогда зачем дали книгу? — Чтобы у тебя была возможность выбраться из ситуации, — сказал Дред. — Иначе ты бы крутился как белка в колесе, прежде чем дал возможность пристрелить себя. — Таким образом, мы помогли обрести тебе уверенность в себе и помогли избавиться от этого болезненного эпизода. — Не говоря уже о том, что книга дала тебе представление о том, как вести себя с девушками, которое ты можешь использовать в следующий раз. — Хотя мы бы порекомендовали тебе научиться вести себя так всегда, а не только перед девочками. — Мне кажется, ты должен благодарить нас за нашу помощь. Рон не знал, возмущаться или громко рассмеяться над их непочтительным поведением. Они подставили его, дали книгу и надежду, всё время ожидая, что он потерпит неудачу. Рон хотел рассердиться — отчаянно хотел выпустить пар — но каким-то образом обнаружил, что не может найти в себе воли сделать это. Близнецы могли разыграть абсолютно любого человека, и Рон подумал, что ему следовало с подозрением относиться к их кажущейся щедрости. Отчаяние, похоже, сделало его беспечным. — Я думаю, что в следующий раз, когда я встречу вас, я верну вам эту книгу — кину прям промеж глаз. — В таком случае целься в Фреда — это была его идея, — сказал Фордж. — Эй, я отчётливо помню, что это была твоя идея, Джордж! — сказал Дред. Рон, однако, просто прогнал их: — Хорошо. Вы, двое, повеселились. А теперь валите! — Ладно, — сказали они, вставая. — Нам лучше уйти и забрать наш выигрыш. Близнецы повернулись, чтобы уйти, но сделали всего пару шагов, прежде чем рот Рона догнал его мозг. — Выигрыш? — Да кое-кто имел глупость поспорить, что Гермиона будет с тобой. — Зная вас обоих, мы сделали ставку и собираемся получить неплохую прибыль. Сверкнув одинаковой улыбкой, близнецы развернулись и пошли прочь, предположительно, чтобы забрать свой вышеупомянутый выигрыш. Рон снова оказался в незавидном положении: он не знал, смеяться ему или плакать. В конце концов, он не сделал ни того, ни другого — он был слишком утомлён и слишком сильно хотел, чтобы этот день закончился. Он поднялся с дивана и поплёлся вверх по лестнице, ещё раз поклявшись никогда ничего не принимать от близнецов, будь то их помощь или другие обоюдоострые подарки. Результаты их помощи гарантировали сокрушительное уничтожение его гордости.