***
— Вы же знаете, что Дамблдор не откроет свои секреты так просто, — сказал Сириус, откинувшись на спинку кресла и устало протирая глаза. Жан-Себастьян пристально посмотрел на своего друга. — Он постарается скрыть от нас, опекунов Гарри, такое важное дело? — Он такой, какой есть, — пожал плечами Сириус. — Во время первой войны с Волан-Де-Мортом он был крайне скрытным человеком. — Вы бы сражались за человека, который не доверял вам знания, необходимые для эффективной борьбы? Хотя Сириус не оспаривал слова Жана-Себастьяна, он всё же попытался объяснить, почему следовал за директором: — Дамблдор был единственным, кто хоть что-то делал. Это были тёмные времена. Нельзя было знать заранее, кто состоял в тайном союзе с Волан-Де-Мортом, а Министерство придерживалось проигрышной тактики. Дамблдор в определённые моменты давал нам информацию, которая помогала нам бороться с Пожиратели Смерти, но самые важные секреты он хранил при себе. Даже учитывая слова Сириуса, посол не был впечатлён этим знанием. Для Жана-Себастьяна, твёрдо верящего в необходимость того, чтобы люди знали, против чего они борются и за что, такая секретность была почти непостижимой. Возможно, было бы лучше, если он увёз свою семью вместе с Гарри обратно во Францию, чтобы защитить их. Он решил подождать до окончания разговора, чтобы принять какое-либо решение, но, при учёте события вчерашнего вечера, он знал, что отказ директора быть откровенным вполне может подтолкнуть его в этом направлении. — Не думайте, что Дамблдор злой, или он намеренно скрывает то, что нужно знать другим, — снова заговорил Сириус, прерывая мысли Жана-Себастьяна. — Порой его скрытность может свести с ума. Но есть некоторые вещи, которые я считаю, что он держит при себе, потому что они имеют жизненно важное значение для наших усилий, и он не хочет дать противнику шанс обыграть нас. Он просто иногда возводит это в абсолют. — Что ж, ему лучше быть готовым поделиться с нами информацией, — твёрдо ответил Жан-Себастьян. — Если он этого не сделает, ему придётся побороться со мной, — заявила Аполлин низким, угрожающим голосом.***
Теперь Жан-Себастьян понял, что Дамблдор боролся с тьмой большую часть своей жизни, и он тщательно вёл бой и чаще всего выходил победителем. Однако он не мог допустить, чтобы такой человек был настолько замкнутым — он должен эффективно защищать не только Гарри, но и его семью, а также тех, кого Жан-Себастьян нанял в поместье. В некотором смысле, все те, кто следовал за ним сюда из Франции, рисковали своими жизнями, поддерживая его в его роли посла. А что касается Гарри, Жан-Себастьян был искренне впечатлён молодым человеком и желал ему самого наилучшего. Если в секретах Дамблдора было что-то, что его волновало, он имел право знать, и Жан-Себастьян будет проклят, если он позволит Дамблдору скрывать и хранить секреты как человек, плывущий в море по течению и держащийся за ветку. Чтобы эффективно противостоять тьме, необходимо было поделиться всей относящейся к делу информацией. В глубине души Жан-Себастьян чувствовал некоторую долю вины за то, что скрыл от Гарри пророчество, особенно вскоре после того, как пообещал открыто поговорить с ним. Это нужно было исправить. Позже последовал быстрое название пункта назначения в камин, и Жан-Себастьян и Сириус прошли через него в кабинет Дамблдора. К счастью, Жан-Себастьян убедил Аполлин остаться дома с детьми, а не сопровождать их — его жена, пускай умная и вдумчивая, обладала вспыльчивым характером, что в значительной степени было чертой её вейлского происхождения, а Жан-Себастьян сомневался в её способности сохранять спокойствие во время прослушивания информации, которую, как он подозревал, Дамблдор должен был поведать им. — Жан-Себастьян. Сириус, — поприветствовал их Дамблдор, когда они вошли в кабинет директора. Старик выглядел измученным, как будто не спал большую часть ночи. И Жан-Себастьян подозревал, что так оно и есть, учитывая новости, которые Гарри прислал ему прошлой ночью, и усилия, которые, как он знал, сделал директор, чтобы держать ситуацию под контролем. — Не могу сказать, что я удивлён вашим приходом сюда сегодня утром. — Вас это и не должно удивлять, — ответил Жан-Себастьян. — Сириус и я очень обеспокоены ситуацией, которая произошла с Гарри, и нам нужно знать, что происходит. Место, которое Гарри описал в своём… видении, звучало как Зал Пророчеств. Можно ли предположить, что его сон имел отношение к пророчеству, которое вы упоминали прошлым летом? Дамблдор кивнул. — Я подозреваю, что это так. Нагайна, похоже, разведывала и случайно наткнулась на Артура. — Но что вообще там делал Артур? — спросил Сириус. — Члены Ордена следили за залом, — ответил Дамблдор. — Хотя я не знал, что Артур собирался проверить его вчера вечером, насколько я понимаю, он работал допоздна, пытаясь выполнить некоторые дела до праздников, и решил, что сейчас самое подходящее время для этого. Я уверен, что всё в порядке. То, что Нагайна оказалась там в то же время, простое совпадение. Сириус и Жан-Себастьян переглянулись. — Тёмный Лорд охотится за пророчеством? — Я могу только предположить это. Он должен понимать, что у него нет текста целиком, и вместо того, чтобы вновь рискнуть и столкнуться с Гарри, он, по всей видимости, полон решимости узнать полное пророчество. Гарри противостоял ему несколько раз и выжил. Должно быть, эгу Волан-Де-Морта трудно это принять. — В опасности ли пророчество? — нетерпеливо спросил Жан-Себастьян. — Может, мы возьмём Гарри, чтобы забрать его? — Я бы не рекомендовал это делать сейчас, — твёрдо ответил Дамблдор. — Нагайна, похоже, предварительно изучала территорию, а магия, защищающая пророческие сферы, древняя и могущественная. Тёмному Лорду потребуется некоторое время, чтобы обойти её. Кроме того, если мы приведём Гарри в Зал Пророчеств, это почти наверняка привлечёт внимание, и в Министерстве есть кое-какие… люди, которые ничего не знают относительно пророчества. В наших интересах сохранить это неведение. Было очевидно, что Дамблдор имел в виду Фаджа, хотя о существовании пророчества лучше всего скрывать ото всех, кто в настоящее время не был в курсе. И Жан-Себастьян не мог винить логику Дамблдора — этот человек явно всё продумал, и его рассуждения были здравыми. Это было не то, за чем Жан-Себастьян пришёл сюда, и поэтому он был более чем готов закрыть эту тему в пользу более важных вопросов. — Очень хорошо, — сказал Жан-Себастьян, получив безмолвный кивок согласия от Сириуса. — В любом случае это не то, что мы хотели обсудить сегодня утром, но хорошо, что вы держите нас в курсе того, что происходит с пророчеством. Меня больше беспокоит тот факт, что Гарри приснилось нападение, но также и то, что это не в первый раз, когда он увидел Волан-Де-Морта во сне. Не могли бы вы сказать, что вам известно об этом тревожном явлении? — Могущественные волшебники нередко могут заглядывать в будущее. Гарри обладает лёгким даром предвидения, что позволило ему стать свидетелем планов Тёмного Лорда. Было ясно, что Дамблдор уклоняется от ответа, а Жан-Себастьян не был настроен переводить тему. — Вы правы, но в данном случае этого не произошло, — ответил Жан-Себастьян, не в силах сдержать грубость и нетерпение в голосе. — Гарри ясно заявил, что не только стал свидетелем нападения, но и видел его глазами Нагайны. Какое-то время ему даже было трудно отделаться от ощущения, что он змея. Это не пророческое видение, Дамблдор, и другой раз, когда он видел Волан-Де-Морта, тоже не вписывается в ваше объяснение. Директор вздохнул и откинулся на спинку стула, устало потирая глаза. Через мгновение он надел свои очки-полумесяцы и снова посмотрел на собеседников, явно не желая участвовать в этом обсуждении. — Похоже, что Гарри имеет… связь — скажем так, за неимением лучшего обозначения, — с Волан-Де-Мортом. — И при чём тут змея? — спросил Сириус. — Нагайна — фамильяр Волан-Де-Морта, и поэтому, если у Гарри есть связь с Тёмным Лордом, то логически эта связь распространяется и на фамильяров. Ответ Дамблдора был слишком туманным, и Жан-Себастьян знал (и тот даже не подозревал), что этот человек не рассказал им всего. — Не могли бы вы подробнее пояснить, что это за связь? — Я не уверен, что будет разумно говорить об этом прямо сейчас. Жан-Себастьян взглянул на директора с резким прищуром, краем глаза заметив, что Сириус также разочарован. — Директор, — начал он очень неторопливо, но решительно, — мы с Сириусом несём ответственность за благополучие Гарри, и мы не можем выполнять эти обязанности по мере наших сил с неполной информацией. Если вы что-то знаете, я настаиваю, скажите нам. Взгляд, которым одарил их Дамблдор, был неожиданным, пронизанным разочарованием и, возможно, немного покорностью. Однако это явно говорило о том, что они убедили его поделиться с ними своими секретами. Или, может быть, они не оставили ему выбора — Дамблдор был волшебником, который привык хранить свои секреты и принимать решения, которые он считал лучшими. Но Жан-Себастьян был не из тех, кто слепо следовал за ним; если Дамблдору нужен такой последователь, ему придётся искать его где-нибудь в другом месте. Вытащив палочку откуда-то из-под мантии, Дамблдор наложил несколько заклинаний подряд. Жан-Себастьян, внимательно наблюдавший за старым волшебником, был впечатлён обширным набором чар конфиденциальности, невозмутимости и оберегами — было очевидно, что это очень важно для директора. — Я могу сказать вам то, что знаю, — жёстко начал Дамблдор, — но по большей части у меня есть только догадки на данный момент. Если я прав, то это знание могут сулить полную победу или поражение. Если бы Волан-Де-Морт узнал то, что я подозреваю, было бы намного труднее противостоять его планам. У меня должна быть абсолютная уверенность, что вы никому не передадите это знание! Жан-Себастьян повернулся к Сириусу и, увидев его согласие, снова повернулся к директору и заверил его, хотя и с оговоркой: — Я соглашусь с вами при одном условии, — наконец ответил он, отметив суровый неодобрительный взгляд директора, направленный на него. Было ясно, что он не привык к тому, что ему противоречат. — Если я не приму ваши условия, я не буду с вами ничем делиться, — заявил Дамблдор. — Этот вопрос крайне важен, и я уже против того, чтобы рассказать вам об этом, не говоря уже о ком-либо ещё. — Гарри нужно знать, Альбус, — произнёс Сириус за Жана-Себастьяна, до этого момента хранивший молчание. — И прежде чем вы начнёте говорить о том, что он ещё ребёнок и не может быть обременён такой ответственностью, имейте в виду, что он не ребёнок уже очень давно. Он более зрелый, чем Джеймс или я в его возрасте, и его переживания и другие недавние события значительно увеличили его тревогу. Воинственность улетучилась, снова заставив Дамблдора казаться усталым и старым. — Я боялся, что вы прибегнете к этому. Дамблдор сидел в своём кресле, по-видимому, глядя в никуда, но Жан-Себастьян мог сказать, что он яростно обдумывал ситуацию и, видимо, последствия рассказывания молодому человеку того, что, по мнению Жана-Себастьяна, им следует поведать ему. Жан-Себастьян сочувствовал ему и, учитывая, что это было очевидно серьёзным вопросом, не мог винить его за осторожность. Но это было правильно — каким-то образом, даже не зная, что Дамблдор им должен сообщить, Жан-Себастьян глубоко внутри знал, что Гарри необходимо знать эту информацию. Жан-Себастьян взглянул на Сириуса, но, пока тот ничего не сказал, покачал головой. Поскольку Сириус знал Дамблдора лучше, чем Жан-Себастьян, он решил позволить ему поразмышлять. В конце концов, Дамблдор пришёл к какому-то решению, и хотя он не выглядел счастливым из-за этого, он снова сосредоточил на них своё внимание серьёзным и решительным лицом. — Я расскажу вам то, что знаю, и согласен с тем, что Гарри следует знать. Однако, как только вы узнаете, вы скорее всего согласитесь со мной, что это следует скрыть от него. — Посмотрим, — твёрдо ответил Жан-Себастьян, — но я в этом сомневаюсь. — Вы также знаете, что всё, что вы ему скажете, он передаст вашей дочери и мисс Грейнджер? — Я подозреваю это, — признался Жан-Себастьян, — но я знаю, что Флёр может держать информацию при себе, а мисс Грейнджер произвела на меня впечатление умной молодой девушки, полностью преданной Гарри. Я думаю, мы можем доверять им обеим, они будут молчать, особенно если от этого зависит благополучие Гарри. Сириус засмеялся, соглашаясь. — Ваше право так считать. Эти двое почти не разлей вода. Если есть какие-то секреты Гарри, которые могут причинить ему боль, Гермиона будет держать их в таком же секрете, как вы или я. И, учитывая тон писем Гарри, его близость с Флёр, похоже, они приближаются к тому же уровню доверия. Я сомневаюсь, что вам стоит беспокоиться о них. Жан-Себастьян, нахмурившись, задумался над словами Сириуса. Жан-Себастьян чувствовал себя крайне неудобно, когда следил за Гарри и Гермионой прошлым летом, и иногда он видел их вместе до того, как они уехали в Хогвартс. Они были близки; Жан-Себастьян знал это с самого начала, так как Сириус говорил с ним о помолвке — он хотел знать, не прервёт ли он какую-нибудь детскую любовь Гарри, если тот заверит брачный договор. В то время как Сириус бойко посмеялся над этим, сказав ему, что Гарри ни к кому не привязан, Жан-Себастьян подумал, что его ответ был слишком легкомысленен, и это чувство не исчезло, когда он стал свидетелем взаимодействия Гарри с молодой волшебницей. Было ли между ними что-то большее, чем просто дружба? «Это не имеет значения», — решил Жан-Себастьян. Гарри вполне мог определить свой жизненный путь, и поскольку брак с Флёр действительно принёс с собой… уникальный набор проблем — как это прекрасно понимал Жан-Себастьян, — если Гарри выберет путь, отличный от того, который выбрал он сам, тогда Жан-Себастьян не мог винить его за это, особенно если он действительно испытывал чувства к девушке. Лучше не вмешиваться — Гарри можно было доверять, а Флёр была достаточно зрелой, чтобы справляться со своими собственными делами. Это не означало, что Жан-Себастьян не хотел знать, что происходит между ними, и он подозревал, что знает, кого спросить… — Очень хорошо, — сказал Дамблдор в ответ на слова Сириуса. — Но по правде говоря, чем меньше людей знают об этом, тем лучше. Жан-Себастьян, я предполагаю, что вы захотите сообщить своей жене, но кроме неё никто не должен знать. Понятно? Как только он получил требуемое обещание, Дамблдор занялся делом: — Теперь вы должны понять, что у меня нет доказательств, и я не знаю, есть ли способ получить их. Однако у меня есть ряд обстоятельств, которые довольно точно соответствуют моим подозрениям. Глубоко вздохнув, он посмотрел каждому из них в глаза по очереди и продолжил: — Я считаю, что шрам Гарри — не обычный шрам. На самом деле, я подозреваю, что в ночь убийства его родителей Волан-Де-Морт создал крестраж, который непреднамеренно поселился в шраме Гарри. — Mon dieu!* — воскликнул Жан-Себастьян в такт Сириусу: — Мерлин! Дамблдор мрачно кивнул. — Я так понимаю, вы знаете природу крестража? — Якорь души, — ответил Жан-Себастьян. — Метод, который тёмный волшебник будет использовать, чтобы попытаться обмануть смерть, вложив часть своей души в объект, тем самым не давая своей душе перейти в следующую жизнь, когда он умрёт. Чтобы позволить себе отделить часть своей души, он должен совершить самое жестокое преступление, которое является самым разрушительным для его души — он должен хладнокровно убить кого-то. — Вы серьёзно? — в ужасе воскликнул Сириус, когда Жан-Себастьян закончил своё объяснение. — Я нашёл немного о крестражах в семейной библиотеке Блэков и знал, что это как-то связано с магией души и нужно сделать что-то грязное, но я не знал, что нужно настолько ужасное. Глаза Дамблдора обратились к Сириусу, и он посмотрел на него с пылом. — В вашей семейной библиотеке есть упоминания о крестражах? — Ссылки, да. Но не более того, насколько мне известно. В конце концов, моя семья поклоняется тьме уже несколько столетий. — Они должны быть уничтожены, — решительно заявил Дамблдор. — Знание этой магии должно быть искоренено любой ценой, чтобы не дать другим воспользоваться ею. Подняв руки в знак согласия, Сириус сказал: — Я согласен с вами, Дамблдор. Когда я был там в прошлом году, я просмотрел книги, чтобы занять себя. Всё, что связано с тёмной магией или чем-то, что я считал проклятым, отставил в сторону и изолировал от семьи. Этого достаточно, пока у нас не будет времени провести более тщательное расследование. — Согласен, — сказал Дамблдор, прежде чем снова переключить свое внимание на насущный вопрос: — Я очень удивлён, что вы оба знаете о крестражах. — Я какое-то время был директором французского МКМ, — ответил Жан-Себастьян. — Знания об опасной магии, такой как крестражи, было частью работы. — Я понимаю. Но я уверен, что теперь вы понимаете, почему эта информация должна храниться в секрете. — Понимаю, — начал Жан-Себастьян, в нём начал накапливаться гнев. — Но я должен признать, что мне интересно, почему вы никогда не рассказывал об этом Гарри. — Что я должен был сказать, Жан-Себастьян? — рявкнул Дамблдор. — Я не мог точно сказать одиннадцатилетнему, только прибывшему в Хогвартс, что, по моему мнению, в нём частичка души сумасшедшего. Кроме того, я не уверен в этом полностью и не хотел обременять его, тем более я пока не знаю, как удалить крестраж. — Полагаю, что ничего, — с некоторой неохотой согласился Жан-Себастьян. И он должен был признать, что директор прав. Но теперь ситуация изменилась, и Гарри стал лучше понимать суть проблемы; кроме того, молодой человек заслуживает того, чтобы узнать, что так сильно повлияло на его жизнь. Но вы действительно верите, что его можно удалить. — Любой магии можно противостоять, Жан-Себастьян, — прорычал Дамблдор, переходя к образу профессора. — Вы должны это знать. Я ещё не нашёл способа удалить крестраж, но это не значит, что его не существует. И с тех пор, как я начал подозревать это, я не бездельничал — я взял каждую книгу о тёмной магии или эзотерическом контракт душ, который я смог найти, и исследовал все зацепки, которые мне удалось обнаружить, в попытке найти контрзаклинание. Недавно я получил в качестве подсказки ещё нескольких книг, на которые я возлагаю большие надежды. — Итак, Гарри — крестраж, и пока он не освободится от него, Волан-Де-Морта нельзя убить, — резюмировал ситуацию Сириус. — Ну, это чертовски здорово. — На самом деле это заблуждение, — заявил Жан-Себастьян. Когда Сириус искоса посмотрел на него, он объяснил: — Ничто не мешает уничтожить физическое тело Волан-Де-Морта, просто он не может умереть, пока не исчезнет крестраж. — Это может быть даже хуже, — мрачно ответил Сириус. — И, к сожалению, Сириус, я считаю, что всё намного хуже, — заявил Дамблдор. — Ещё хуже? — воскликнул тот. — Как может быть хуже? — Я не верю, что шрам Гарри — единственный крестраж, созданный Тёмным Лордом, — тихо ответил Дамблдор. Пока Жан-Себастьян и Сириус со страхом смотрели куда-то в стену, директор достал маленький ключ и открыл ящик сбоку своего стола. Он извлёк из него небольшой дневник и положил его на стол между ними. Он был маленьким и чёрным, а его страницы были деформированы. В центре его была большая дыра, казалось, будто обложку и страницы прожгли чем-то. Он был обуглен и изодран, и со стула, на котором он сидел, Жану-Себастьяну показалось, что он может уловить миазмы зла, сочащиеся из испорченной книги, почти как далёкий запах мёртвого животного, оставленного гнить в помещении на жарком летнем солнце. — Это крестраж? — мягко спросил Жан-Себастьян. — Было крестражем, — поправил Дамблдор. — Это дневник, который Гарри уничтожил на втором курсе после того, как убил василиска. Я считаю, что это — первый крестраж, который Волан-Де-Морт создал за годы своего пребывания в Хогвартсе. Жан-Себастьян сразу всё понял. — Mon dieu! Сколько этих мерзостей он создал? — У меня есть только догадки и предположения, — ответил Дамблдор. — Но учитывая то, что я знаю о Тёмном Лорде и его навыки в нумерологии, я могу предположить, что он использовал бы значимое число. — Это будет означать три, семь или тринадцать, — кивнул Жан-Себастьян. — Верно. — Подождите минутку, — прервал его Сириус. — Как он мог сделать так много? Создание крестража раскалывает душу. После первого у него будет только половина души, четверть после второй, восьмая после третьей и так далее. Как он мог разделить её столько раз? — Ах, и так считает большинство, — ответил Дамблдор. — Но, к сожалению, ваше предположение — ещё одно заблуждение. Никто на самом деле не знает природу души наверняка, и я не хочу возражать, но даже если часть души отколется от остальной части, вы не сможете предположить, что она разделена ровно пополам. Мои исследования показывают, что на самом деле душа разбита на множество более мелких частей, и одна из них отводится для создания крестража, а остальные остаются в теле. Через некоторое время эти части снова срастутся, хотя душа, лишённая своей части, меняет человеческий облик создателя каждый раз, когда он создаёт другой крестраж. Учитывая ситуацию и то, что сказал им Дамблдор, Жан-Себастьян знал, что потенциально не существует предела крестражей, которые мог создать Волан-Де-Морт, кроме его собственной воли продолжать стремиться к своему «бессмертию». — Значит, он мог создать много крестражей. — Я так не думаю, — ответил Дамблдор. — Хотя, конечно, я не могу предсказать с какой-либо степенью точности, сколько информации он смог найти относительно крестражей, он может поверить в то, что сказал Сириус о том, сколько души потребляется при создании крестража. По крайней мере, я думаю, что он был бы осторожен при создании, учитывая эффект, который оказывается даже при одном разе на человеке. Я считаю, что слишком много крестражей сделало бы создателя почти неузнаваемым как человек, и, вполне возможно, полностью сумасшедшим. Волан-Де-Морт боится смерти и хочет жить всегда, но не за счёт своего рассудка. — Тогда три или семь? — спросил Сириус. Дамблдор кивнул. — Я предполагаю, что их семь, включая ту часть, которая всё ещё находится в его теле. Если бы их было три, то на Гарри и дневнике он бы остановился. Я подозреваю, однако, что он использовал различные заколдованные предметы, имеющие большое значение для создания — его крестражи, почти как трофеев. Я ищу какое-либо подтверждение своим подозрениям, но у меня нет более конкретной информации, чтобы поделиться с вами в настоящее время. По крайней мере, я также подозреваю, что Нагайна, его фамильяр, тоже крестраж. Похоже, он имеет больше контроля над змеёй, чем над простым фамильяром. — Но тогда это могло быть причиной, по которой Гарри мог видеть во сне змею, — воскликнул Жан-Себастьян. — Если в них обоих есть крестражи… — Это возможно, — признал Дамблдор. — Но в любом случае несущественно. — Так что вы собираетесь делать? — спросил Жан-Себастьян, зная, что он полностью поддержит всё, что задумал Дамблдор. — Я продолжу искать крестражи Волан-Де-Морта и уничтожу их, когда найду, — сказал им Дамблдор. — Тем временем, однако, у нас есть другие важные задачи, которые необходимо выполнить: убедить министра в возвращении Тёмного Лорда и перевести министерство на военное положение, чтобы противостоять ему — это занимает первое место в списке дел. — Как будто у нас есть хоть какая-то надежда на это, — проворчал Сириус себе под нос, и Жан-Себастьян мысленно согласился с ним. — Обструкционизм Фаджа усложняет задачу, но мы должны упорствовать, если хотим противостоять Тёмному Лорду, — сказал Дамблдор. — Но более важен тот факт, что секрет крестражей должен быть защищён. Связь Гарри с Волан-Де-Мортом — потенциально очень опасное звено, и оно должно быть скрыто, если он захочет узнать секрет. Я не верю Тьме. Лорд ещё не знает о связи, но если он узнает о ней и о том, что мы знаем о его крестражах, это может иметь катастрофические последствия. — Окклюменция? — Одним словом, да. Если Гарри проявит себя, он должен быть достаточно опытным и очень быстрым, чтобы противостоять всему, кроме сосредоточенной лобовой атаки, которая может быть сделана только в том случае, если они находятся в непосредственной близости друг от друга. Я могу заставить его начать работать с Северусом когда он вернётся в замок после Нового Года. — Альбус, вы в своём уме? — запротестовал Сириус. — Снейп страстно ненавидит Гарри, и я мог бы добавить, что эта ненависть взаимна, и это правильно. — Я знаю, что они недолюбливают друг друга, Сириус, но я считаю, что Северус наиболее способен к Окклюменции. И если я прикажу ему сделать это, я верю, что он отбросит свои чувства и сделает то, что я прошу. Он желает, уверяю вас, поражение Волан-Де-Морта так же, как и мы. — Нет, — возразил Жан-Себастьян. — Сириус прав, и я не позволю этому человеку иметь больше власти над Гарри, чем у него уже есть. — Жан-Себастьян, я понимаю вашу сдержанность в отношении Северуса и его отношений с Гарри, — сказал Дамблдор успокаивающим тоном. — Но Северус очень опытен и более чем способен научить его должным образом. Я не могу сделать это сам, так как у меня слишком много других вещей, с которыми нужно разобраться — Северус действительно единственный выбор. — Не единственный выбор, — не согласился Жан-Себастьян. Пришло время проявить твёрдость — нельзя позволять Снейпу наставлять Гарри в столь деликатном и критическом вопросе. — Флёр может научить его. Она изучает Окклюменцию уже несколько лет и теперь достаточно опытна — я начал обучать её до того, как она пошла в школу. Я поговорю с ней и попрошу её научить Гарри, когда он вернётся в Хогвартс. Даже Дамблдору пришлось признать, что это был превосходный план, поскольку, независимо от того, какое влияние он имел на Северуса Снейпа, Гарри, по логике вещей, было бы легче учиться у кого-то, кому он доверял. Они договорились, что Жан-Себастьян подойдёт к Флёр, чтобы заручиться её помощью, и что они начнут, когда вернутся в школу на Новый год. — Тогда я считаю, что у нас есть план, — заявил Дамблдор. — Есть, — ответил Жан-Себастьян и взглянул на Дамблдора понимающим взглядом. — Когда вы собираетесь сообщить Гарри? — Я считаю, что лучше подождать до Рождества, — неохотно ответил Дамблдор. Жан-Себастьян знал, что Дамблдор надеялся, что обсуждение изменило мнение о необходимости сообщить Гарри, но должен был отдать ему должное за то, что он больше не препятствовал им. — Это будет первое Рождество Гарри с вашей семьёй, и я бы предпочёл подождать, чтобы обременять его этим. Мы же не хотим испортить ему удовольствие от праздников. Это само по себе говорило Жану-Себастьяну, что, какие бы ошибки Дамблдор ни делал с Гарри в прошлом, он в глубине души заботился о наилучших интересах мальчика. Они согласились, что ничего не потеряют, если подождут ещё десять дней или около того, и оставили этот вопрос, и вскоре он и Сириус отправились обратно в поместье посла, а оттуда Сириус — в Замок Делакур. Жан-Себастьян устало сидел в кресле за своим столом, обдумывая всё, что узнал этим утром. Вся ситуация внезапно стала более сложной, и он ничего не мог с этим поделать, хотя каждый его инстинкт требовал от него оставить Англию и защитить свою семью. Но его путь был уже определён, и честь — не говоря уже о его чувстве преданности к Гарри и его собственном здравом смысле — диктовала, что он должен придерживаться этого пути.***
У Гарри был целый день, чтобы наверстать упущенный сон и смирение с видением, которое он видел, и Гарри проснулся в четверг утром, чувствуя себя намного лучше, чем накануне. Мысль о том, что его втянули в разум большой агрессивной змеи-мутанта, всё ещё пугала, но он смог хотя бы утешить себя тем фактом, что это принесло пользу. Он искренне любил мистера Уизли и был счастлив, что смог чем-то помочь отцу своего друга. Фактически, Гермиона прибыла с родителями в поместье в тот день, и Гарри получил разрешение от Жана-Себастьяна навестить его сегодня, прежде чем они должны были отправиться во Францию на следующий день. Гермиона прибыла с портключом поздно утром с родителями, Делакуры приветствовали их в поместье. Гарри, конечно, был взволнован, увидев свою подругу, хотя они были разлучены всего несколько дней, и очень ждал приближающихся праздников — он просто знал, что это будет лучшие каникулы, которые у него когда-либо были. — Вау, кто-то взволнован! — сказала Гермиона со смехом, когда Гарри закончил своё довольно энергичное приветствие. — Я всегда рад тебя видеть, Гермиона, — с усмешкой ответил Гарри. Он повернулся, чтобы вежливо поприветствовать её родителей, и ответ был проявлен с такой же теплотой. Её родители, Уильям и Элизабет, были дружелюбны и открыты и настояли на том, чтобы не было «мистера или миссис Грейнджер», вместо этого сказав Гарри, что он должен называть их по именам. Уильям был высоким, стройным и спортивным, и в нём чувствовалась определённая уверенность, не говоря уже о небольшом запугивании любого, кто, возможно, полюбит его маленькую девочку в ближайшие годы. Мысль, что если желание Флёр исполнится, и в конечном итоге попадёт на роль запуганного Гарри, было не слишком утешительной. Стало ещё неудобнее, когда Гарри подумал о том факте, что в христианском мире маглов моногамия была общепринятой практикой в течение многих лет, и что они вряд ли как-либо примут такое соглашение. Элизабет, напротив, была тёплой, дружелюбной и чрезвычайно привлекательной, не говоря уже о том, что она была точной копией Гермионы: с такими же каштановыми волосами и тёплыми карими глазами, с таким же ростом и чертами лица. Хотя, если быть полностью верным, Гарри предположил, что это Гермиона была точной копией Элизабет, а не наоборот. После нескольких минут вежливого разговора трое подростков в сопровождении Габриель, которая шла за ними, извинились и вышли из комнаты, чтобы узнать о событиях последних нескольких дней. В первые несколько дней отсутствия у Гермионы ничего примечательного не произошло; в основном она была занята тем, что проводила время с родителями и покупала рождественские подарки, хотя была непреклонна в том, чтобы сказать (дабы не испортить сюрприз), что она купила для них на Рождество. Гарри прекрасно понимал, что она не собиралась делиться с ним такими сведениями, но он всё равно дразнил её по этому поводу, заслужив в ответ притворно-серьёзный упрёк. Когда разговор зашёл о том, что произошло в усадьбе, он стал намного серьёзнее. Его объяснение сна и действия, которые он предпринял, чтобы проинформировать директора и опекуна о нападении, вызвали сочувствие Гермионы и немного углубили поклонение герою со стороны Габриель, которой не удалось выманивать у него эту историю накануне. Она была более чем встревожена тем фактом, что проспала всё это волнение, несмотря на протесты Гарри о том, что он хотел бы, чтобы этого никогда не случалось. — Это ужасно, Гарри! — Гермиона сочувствовала, когда он закончил свой рассказ. — Но, слава богу, вы смогли помочь мистеру Уизли. — Да, я думаю, это плюс моего видения. — Всё будет хорошо, Гарри. Помни, мы с Флёр позаботимся о тебе. Волан-Де-Морт не посмеет что-либо сделать! — Почему? — Гарри поддразнил с усмешкой. — Ты бы изучила его до смерти, если бы он попробовал что-нибудь? Гермиона презрительно фыркнула. — Чтоб ты знал, что я более чем способна отшить его заклятием, если он не будет вести себя прилично. Разговор был лёгкомысленным, но он предоставил Гарри именно то, что ему было нужно — снятие стресса и лёгкое подшучивание над очень серьёзной ситуацией. Гарри подозревал, что Гермиона хорошо знала, что ему нужно, и предоставила это намеренно. Она была таким хорошим другом — он не знал, что бы он делал без неё. Позже в тот же день группа, в которую входили Гарри, Гермиона, Флёр и Жан-Себастьян, собралась у камина, чтобы переместиться в Святой Мунго, где лежал Артур Уизли и который должен был быть выписан на следующий день. Гарри с нетерпением ждал встречи с этим весёлым волшебником. Они прибыли в больницу, и их направили в комнату, в которой находился мистер Уизли. Пока они шли, Гарри с интересом оглядывался, отмечая белые стены и узкие коридоры. За исключением отсутствия электронного оборудования, которое было бы неотъемлемой частью любой современной больницы, больница Святого Мунго не сильно отличалась от любой больницы, которую он видел в мире маглов. Они завернули за угол и подошли к палате мистера Уизли, и пока они шли, дверь открылась, и в коридор вышла миссис Уизли. Её лицо озарилось искренним удовольствием при виде Гарри, хотя он заметил, как её глаза сузились, когда она взглянула на его товарищей. Рядом с собой Гарри почти почувствовал, как Гермиона напряглась, когда она увидела мать Рона — в конце концов, она не видела её с тех пор, как прибыл печально известный громовещатель, и Гарри знал, что её чувства к Молли Уизли стали несколько менее доброжелательными. Молли не признала товарищей Гарри — вместо этого она полностью проигнорировала их и подошла к Гарри с широкой улыбкой на лице, широко раскинув руки для одних из своих печально известных объятий. Аккуратно уклонившись от неё, Гарри поднял руку и, поймав взгляд Жана-Себастьяна, жестом велел ему пройти впереди него в палату. Тот, казалось, уловил его смысл, и вывел Гермиону и Флёр из коридора, оставив Гарри с растерянной и слегка взволнованной миссис Уизли. — Гарри? — спросила она, слегка нахмурившись. — Что-то не так? — К сожалению, да, миссис Уизли. Она улыбнулась ему и похлопала по руке. — Что случилось? Я сделаю всё, что смогу, чтобы помочь. — Я, конечно, надеюсь, что вы сможете, — ответил Гарри. Он сохранял спокойствие в голосе, даже когда говорил, зная, что ей, скорее всего, не понравится то, что он скажет. Но хотя ему было всего пятнадцать, и она, несомненно, подумала бы, что он слишком много возомнил о себе, ей нужно было это услышать. — Видите ли, миссис Уизли, я не мог не заметить вашего довольно холодного приветствия не только по отношению к моей невесте, но и к моей лучшей подруге. Её глаза сузились, и она посмотрела на него с некоторым оскорблением. — Уверяю тебя, я не была настроена недоброжелательно. — Нет, — согласился Гарри, — но вы были настроены недоброжелательны к ним, особенно к Гермионе, — и это доказывает громовещатель, который вы ей послали. И вы не извинились перед ней за то, что публично унизили её в Большом зале на глазах у всех студентов. — Гарри Поттер! — завизжала Молли. — Я не допущу, чтобы ты огрызался на меня! Тебе всего пятнадцать лет, и ты должен помнить своё место. Я растила в тебе хорошего человека! — Вы не растили меня, миссис Уизли, — тихо ответил Гарри. Она была ошеломлена до такой степени, что почти физически отступила на шаг, и её лицо помрачнело. — Мне очень жаль, миссис Уизли, но это правда. Я провёл две недели с вашей семьёй до второго курса и ещё две до четвертого. Мне очень жаль, но четыре недели из пятнадцати лет моей жизни не означают, что вы меня воспитали. Молли буркнула на это, но не смогла придумать ничего, чтобы опровергнуть его утверждение, поскольку это была простая правда. Вместо этого она посмотрела на него и резко сказала: — Ты должен быть более благодарен за то, что мы приняли тебя и относились к тебе, как к одному из наших! — Я очень благодарен, — сказал Гарри. — Мне очень нужны были друзья, и ваша семья их обеспечила. И хотя это было ненадолго, вы также создали любящую, заботливую среду, и я очень ценю это. — Но теперь, когда у тебя есть семья, — обиженно выплюнула она, — богаче, чем Уизли, ты решил нас бросить. Я этого ожидала. — И именно здесь вы ошибаетесь, — ответил Гарри, всё ещё сохраняя самообладание, но придавая своему тону нотку стали. — Я по-прежнему считаю Рона одним из моих лучших друзей, а с лета Джинни стала для меня большим другом. Я не думаю, что мне даже нужно упоминать близнецов — даже если вы думаете, что они дикие и лишены серьёзности, они — лучшие друзья, на которых парень мог бы надеяться. Меня бы здесь не было, если бы я «бросил вас». — Тогда почему ты так относишься ко мне, молодой человек? — Потому что вы причинили боль моему другу и не извинились, и вы продолжаете обращаться с моей невестой, как если бы она была отбросом. Ничто не может быть дальше от правды, — подчеркнул Гарри. — Флёр и её семья — одни из лучших людей, которых я когда-либо знал, и для меня большая честь, что она стала моей невестой. Хотя Молли ничего не сказала, её оскорблённость была очевидна в жёсткой позе и неодобрительном взгляде. Гарри не хотел её оскорблять или унижать, но он был более чем готов обвинить Молли в её поведении. Это был знак того, насколько он изменился. Старый Гарри Поттер никогда бы не говорил так с матерью своего друга; это было бы слишком похоже на разговор с его дядей — то, чего следует избегать любой ценой из-за его нрава. — Миссис Уизли, я хочу поддерживать хорошие отношения с вашей семьёй, и я думаю, что поддерживаю их по мере своих сил. Но я также прошу вас отнестись к моим словам с уважением, коего они заслуживают, и извиниться перед Гермионой. Пока вы не сможете это сделать, я не думаю, что нам есть, о чём мы можем поговорить. — Я полагаю, ты хочешь публичных извинений? — обвинила миссис Уизли удручённым тоном. — Может быть, мне послать другой громовещатель с извинениями или купить рекламу в Пророке? — Как вы это сделаете, конечно, ваш выбор, — сказал Гарри. — Но я не думаю, что необходимо унижать себя. Но нужно принести извинения непосредственно Гермионе, как бы вы это ни сделали. Высказавшись, Гарри кивнул матери своих друзей и вошёл в палату, оставив Молли в коридоре, опустившую глаза и уставившуюся в пол. Настроение в палате было несколько напряжённым, поскольку присутствующие Уизли — помимо мистера Уизли, близнецов, Джинни и Рона — подозревали, почему Гарри задержался. Его лёгкое приветствие всех присутствующих помогло снять часть стресса, в то время как ответ мистера Уизли и его склонность к весёлости во многом помогли восстановить равновесие в палате. — Ну вот и наш герой! — пошутил мистер Уизли, широко улыбаясь Гарри. Слегка покраснев, Гарри ответил: — Я не герой, мистер Уизли. Я просто смог послать вам помощь. — Ах, но ты для меня герой, Гарри. — Он наклонился вперёд и протянул руку, которую Гарри крепко сжал в своей. — Спасибо, что снова пришли на помощь мне и моей семье. Я очень ценю это, молодой человек. — О, Гарри, ты тоже мой герой! — один из близнецов заговорил фальшивым голосом поклонника. — Просто очаровательно! — воскликнул другой. — Мы так благодарны за твою мужественность и склонность спасать нас от монстров! — Но я действительно думаю, что ты всё сделал неправильно. — Верно подмечено, Гред, — продолжил первый, лукаво подмигнув брату. — Ты должен первым убить зверя. — А потом уехать в закат с прекрасной девушкой. — Девушка у тебя уже есть, — сказал Гред, лукаво подмигнув Флёр. — Но у тебя впереди ещё кое-что! Мистер Уизли покачал головой, глядя на своих сыновей-близнецов. — Разве вы двое никогда не можете серьёзно относиться к чему-либо? Даже к спасителю вашего отца? — Конечно, можем, — согласился Фордж. — Но напряжение в комнате нужно было сбросить, — согласился Дред. — Ты спасён, всё хорошо, и пора отпустить мрак! — Хэй, ребята, — сказал Гарри, демонстративно игнорируя их игру. Он также поприветствовал Рона и Джинни, прежде чем сел на ближайший стул. — Как вы себя чувствуете, мистер Уизли? — На самом деле, сейчас довольно хорошо. Завтра меня выпустят, так что я буду дома как раз к Рождеству. — Рождество в Святом Мунго! — заговорил один из близнецов. — Это было бы очень плохо. — На этот раз я должен согласиться с тобой, сынок. К счастью, мне не придётся это испытать. Тактично, поблагодарив Гарри за помощь, мистер Уизли решил оставить этот вопрос в покое, что было настоящим облегчением для Гарри. В конце концов, он не чувствовал себя так, будто совершил что-то героическое — он просто видел что-то во сне и действовал в соответствии с этим. На его месте любой мог бы поступить так же. Визит продолжался некоторое время, и хотя при других обстоятельствах атмосфера могла быть мрачной, по большей части чувствовалось веселье. Мистер Уизли рассказал о своём недавнем интересе к магловским хитростям, близнецы были их обычными неудержимыми шутниками, и все они смеялись и разговаривали. Рон и Джинни лично поблагодарили Гарри, после чего рассказали о своих планах на Рождество. Встреча подходила к концу, когда дверь в палату мистера Уизли открылась, и вошла миссис Уизли в сопровождении высокого рыжеволосого человека, который очень походил на мистера Уизли. — Билл! — Гарри поприветствовал его, нежно вспомнив прошлый год, когда Билл приехал в Хогвартс, чтобы посмотреть третье задание. — Привет, Гарри, — сказал Билл, когда подошёл и схватил Гарри за руку, заключив его в грубые объятия. — Ещё раз спасибо, спортсмен. Похоже, тебе недостаточно сражаться с василисками и драконами — теперь ты пришёл на помощь моему отцу. — Я мало что сделал, Билл, — сказал Гарри, смущённо покраснев. — Ты сделал достаточно, Гарри, и это главное. Кивнув, Гарри принял похвалу и сменил тему. Билл был для Гарри как старший брат, которого очень любили, и он ценил его готовность оставить эту тему, как и его отец. По чему Гарри не скучал, так это по тому, как часто Билл украдкой кидал взгляды, когда думал, что Флёр не смотрит, хотя, честно говоря, Гарри запомнил подобное поведение этого человека в прошлом году, которое было у него перед третьим заданием. Он явно не интересовался его интересами и, очевидно, знал, что Флёр теперь обручена с Гарри. Но было также очевидно, что он был немного очарован молодой французской вейлой, и Гарри задумался, что могло бы случиться, и если бы Флёр вернула его интерес, и ситуация стань другой. Поскольку Билл вёл себя сдержанно, а Гарри прекрасно понимал, какой интерес вызвала его невеста, он ничего не сказал, хотя и выразительно посмотрел на Флёр, когда на него никто не смотрел. Посетители остались всего на несколько минут, прежде чем извинились, желая счастья в праздничный сезон и обещая снова встретиться на экспрессе. Когда они уходили из палаты, Гарри размышлял о своей дружбе с необычной семьёй. Они действительно оказали ему помощь и любовь, когда он в ней нуждался, независимо от того, что он сказал миссис Уизли — или, возможно, в соответствии с ними. Он будет надеяться, что миссис Уизли увидит мудрость его слов — если ему позволят проявить такое тщеславие и посчитать свои мысли «мудростью», — и извинится. Она была его первой матерью, которую он когда-либо имел, и он предпочёл бы поддерживать с ней хорошие отношения. Только время покажет.