Десятый зал суда в Министерстве Магии был известен не только тем, что в прошлом году в нём проходил печально известный суд над Гарри Поттером, но и считался самым большим залом суда в здании. Поэтому он обычно использовался для самых сенсационных и сложных процессов, или, другими словами, для тех процессов, которые вызывали наибольший интерес и в которых участвовал весь Визенгамот.
Надо сказать, что большинство членов волшебной Британии имели весьма смутное представление о работе собственного правительства. Визенгамот служил не только законодательным органом для принятия новых законов, но и судебным органом для суда над теми, кто нарушал указанные законы. Самым распространённым заблуждением было то, что для каждого испытания требовался весь Визенгамот, что было бы поистине громоздким, не говоря уже о том, что его члены были бы утомлены. На самом деле большинство этих повседневных судебных процессов проходило перед трибуналом членов Визенгамота, которые выполняли функции и судьи, и присяжных. Члены этих трибуналов менялись через равные промежутки времени, и они также менялись местами, так что одни и те же члены не всегда входили в одни и те же комиссии.
Кроме того, основной орган Визенгамота выполнял функцию апелляционного суда, причём апелляция была невозможна, если кого-то судили перед всем органом — в этом случае суд уже проводился высшим судом страны. Таким образом, апелляции были не совсем обычным явлением, поскольку истина могла быть легко обнаружена с Сыворотки Правды, если возникали какие-либо сомнения. Апелляции обычно подавались только тогда, когда приговор считался слишком суровым. Если возникнут какие-либо сомнения в том, что Визенгамот отменит решение, осуждённые почти всегда просто соглашались со своим наказанием, поскольку наказания за трату времени Визенгамота могли быть очень суровыми.
Судебный процесс над Гарри Поттером, безусловно, вызвал значительный интерес, отчасти из-за почти постоянного внимания к подростку, но также и из-за необычности рассмотрения такого незначительного дела на глазах у всего суда. Суды над Пожирателями Смерти, захваченными в Отделе тайн, были столь же сенсационными, поскольку в основном публика могла увидеть их собственными глазами, и среди них были сбежавшие из Азкабана всего несколько месяцев.
Что касается общественности, то многие внимательно следили за тем, как министерство под руководством мадам Боунс справляется с проблемой, особенно учитывая некомпетентность и откровенное отрицание проблемы, характерные для предыдущего министра. Не будет неправильным упомянуть, что многое зависело от исхода судебных слушаний, и не только из-за приговора, которые понесут последователи Волан-Де-Морта. Для многих, особенно среди магглорождённых, последствия апатичного подхода к проблеме может означать их бегство в более гостеприимные земли. Многие помнили ужас последней войны или принимали близко к сердцу истории, которые слышали от тех, кто её пережил. В самом деле, хотя более ревностные чистокровные отрицали, что магглорождённые выполняют какую-либо полезную функцию в их обществе, на самом деле они составляли значительную часть населения.
Альбус Дамблдор знал об этом факте. На самом деле, он провёл много лет на политической арене, выдвигая тот же самый аргумент. Дело в том, что те, кто подвергался наибольшему риску со стороны вновь восставшего тёмного лорда, не будут больше терпеть правительство, как во время его возвращения. Если они чувствовали угрозу и видели доказательства того, что правительство не способно или не желало их защитить, и массово сбегали. И хотя другие районы мира были не совсем той утопией, которую большинство надеялось найти, покидая Англию, определённо было достаточно мест, которые встретили бы их с распростёртыми объятиями. По крайней мере, куда бы они ни пошли, им не будет угрожать опасность со стороны тёмного лорда, который намеревался истребить их из-за обстоятельств их рождения.
Поскольку предстояло предать суду одиннадцать Пожирателей Смерти — Беллатриса была единственной из оперативной группы Волан-Де-Морта, сбежавшей из Министерства, — было решено судить их в течение двух дней. Это не только позволяло судить их своевременно, но неторопливо, но также позволяло осознать порочности первых обвиняемых проникнуть в сознание общественности до того, как на второй день перед судом предстанут более известные Пожиратели Смерти. Судебные процессы не всегда предавались гласности, но в таких случаях, как этот, считалось лучше выставить их на всеобщее обозрение, чтобы подсудимые были осуждены не только Визенгамотом, но и общественностью. Менее известные имена, такие как Мальсибер, Джагсон и Крэбб, подготовили почву для более громких разбирательств, признавшись под Сывороткой Правды в действиях, необходимых для получения тёмной метки, в дополнение рассказав о других своих преступлениях, которые авроры смогли вытянуть из них. Наибольший интерес вызвали более известные имена: Макнейр, Лестрейндж и Малфой, но в их случаях надеялись, что слова первых Пожирателей Смерти найдут отклик в умах тех, кто следил за происходящим, ещё больше осудив тех, кто в лучшем случае мог оказаться в тюрьме и лишиться родового имени.
Когда подошло время, Кингсли Бруствер, в своей новой должности главного мракоборца, вошёл через дверь в зал суда, сигнализируя Альбусу, что заключённый готов к вводу. По его сигналу тот встал и подошёл к кафедре.
— Дамы и господа из Визенгамота, мы ещё раз благодарим вас за ваше внимание и терпение. Я считаю, что теперь мы готовы к последнему слушанию в этом неприятном процессе. — Дамблдор сделал знак Брустверу, который терпеливо ждал, и подозвал его: — Пожалуйста, приведите заключённого.
По указанию Бруствера двойные двери в зал суда открылись, и Люциуса Малфоя, скованного цепями, ввели и посадили на то самое кресло, на котором всего восемь месяцев назад сидел Гарри Поттер. Малфой старший не был, как обычно, идеально причёсан и безукоризненно одет — его волосы спутаны, глаза налиты кровью, а его одежда, которая когда-то могла быть прекрасной, стала грязной и мятой. Но его вездесущая ухмылка превосходства всё еще сияла на его лице.
Как только его усадили, Альбус продолжил:
— Спасибо. Сейчас я попрошу Руфуса Скримджера, директора Департамента магического правопорядка, выйти вперёд и зачитать дело Министерства против мистера Малфоя.
Альбус повернулся и снова занял своё место, наблюдая, как молодой человек занял своё место за кафедрой. Скримджер внимательно посмотрел сначала на Малфоя, потом на комнату с некоторой серьёзностью, и начал читать:
— Люциус Абраксас Малфой, сегодня вы предстали перед Визенгамотом, чтобы дать ответ по обвинениям, выдвинутым против вас. Эти обвинения включают убийство, заговор с целью совершения убийства, изнасилование, похищение людей, пытки, вымогательство, подкуп государственных чиновников и воровство. Имейте в виду, что было разрешено в вашем случае использовать Сыворотку Правды и что вы будете магически вынуждены говорить правду. Вы признаёте свою вину?
— Я не признаю способность вашего суда судить меня, — рыкнул Люциус. — Всё, что я сделал, было сделано на службе у моего Лорда. Он один может определить, поступил ли я неправильно. Я бросаю вызов вам и всему этому сборищу!
Говоря это, Малфой вызывающе окинул взглядом зал суда, призывая любого возразить его словам. Альбус мог бы посочувствовать заблудшему человеку, если бы он не был таким отвратительным пятном на ткани общества.
— Признаете ли
вы нашу способность судить вас или нет, дело в том, что вы находитесь под стражей в Министерстве, прикованы к стулу и обвинены в очень тяжких преступлениях. Полагаю, мне не нужно точно указывать, какие последствия вас ожидают при приговоре. — Глаза Скримджера вонзились в Малфоя, который изо всех сил старался казаться невозмутимым. — Волан-Де-Морт не правит волшебной Англией, хотя, несомненно, хотел бы. Пока он не у власти, вам придётся довольствоваться тем, что вас судят по нашим законам, а не по какой-либо коррумпированной насмешке, которую он установит вместо этого. Я спрошу ещё раз — вы признаёте свою вину?
Малфой нахмурился, но говорить отказался. Через мгновение Скримджер взглянул на Альбуса, побуждая его встать.
— Как хорошо известно суду, отказ каждого Пожирателя Смерти, которых уже судили за последние два дня, рассматривается нашими законами как признание в совершении преступления. Невольное признание вины будет внесено в протокол от имени мистера Малфоя.
Кивнув Перси Уизли, который снова стал писарем на процессах над Пожирателями Смерти, Альбус опять занял своё место.
Скримджер снова устремил свой ядовитый взгляд на Люциуса Малфоя.
— Поскольку вы не сочли нужным признать вину по собственной воле, я полагаю, что мы можем обойтись без заслушивания вашего заявления. Авроры, пожалуйста, введите Сыворотку Правды обвиняемому.
На мгновение Альбус подумал, что Люциус будет сопротивляться дозе, следуя по стопам всех своих предшественников. Он посмотрел на аврора, держащего бутылку, и, казалось, Малфой был готов возразить. Слова, однако, замерли на его губах, и он, казалось, понял, что не избежит допроса, независимо от его собственных желаний в этом вопросе. На его лице появилась гримаса, за которой последовала обычная ухмылка. Люциус больше не пытался избежать своей участи — он просто открыл рот и принял сильнодействующее зелье. Это было замечательное проявление сдержанности, и на первый взгляд показывало, что Люциус несколько цивилизованнее и умнее остальных — для человека, которого им пришлось оглушить и напоить зельем.
Скримджер подождал несколько мгновений, пока зелье подействует, прежде чем жестом приказал присутствовавшему аврору отойти от обвиняемого.
— Подсудимый, назовите своё имя.
— Люциус Абраксас Малфой, — сказал он типично бесстрастным голосом человека, принявшего Сыворотку.
Встретившись на мгновение глазами с Альбусом и министром, Скримджер начал допрос:
— Мистер Малфой, вы Пожиратель Смерти?
— Да.
— Аврор Дэнверс, пожалуйста, обнажите левую руку подсудимого.
Аврор шагнул вперёд и, схватив Малфоя за руку — не слишком аккуратно — задрал рукав выше локтя. На коже Люциуса череп и змея извивались, казалось, взволнованно, если простая метка могла быть названа таковой.
— Вы приняли эту метку по собственной воле?
— Да.
— А теперь скажите точно, — настаивал Скримджер, — вас никоим образом не принуждали принять эту метку?
— Нет.
— Вам известно, можно ли заставить человека принять метку Тёмного Лорда?
— Не знаю.
— Вы знаете кого-нибудь, кто когда-либо был вынужден принять тёмную метку?
— Нет.
— Как вы думаете, стал бы Тёмный Лорд заставлять человека принять метку?
— Нет.
— Почему?
— Потому что Тёмный Лорд никогда не примет того, кто последует за ним не по своей воле. Метка — знак, что человек добровольно избран для исполнения воли моего лорда.
— Значит, человека нельзя заставить принять метку, если он сам не хочет?
— А есть смысл задавать такие вопросы? — раздался голос членов Визенгамота.
Альбус поднял голову и увидел, что Эрастуса Эйвери, стоящего и наблюдающего за происходящим с выражением крайнего отвращения на лице. Эйвери был ещё одним из тех, кто избежал Азкабана после первой войны из-за подозрения на Империус. Он также был, как подозревал Альбус, членом ближайшего окружения Волан-Де-Морта.
— Мнение этого человека вообще ничего не доказывает, а мы уже слышали показания его товарищей. Мы знаем, что все они добровольно приняли чёрную метку. Зачем вы перефразируете старые аргументы?
— Действительно, — согласился Скримджер. — Но мы также создаем прецедент. Этот человек — один из ближайших соратников Тёмного Лорда, и его мнение жизненно важно для создания картины того, что он требует от своих последователей.
— Я согласен с Эйвери, — сказал Селвин из другой части комнаты. — Это ничего не значит, если только вы не подозреваете, что Люциус Малфой — тайный Сами-Знаете-Кто и сам пометил себя.
Нервное хихиканье прокатилось по залу, чего, несомненно, Селвин и ожидал вызвать своими словами. Скримджера, однако, настойчивые расспросы Эйвери совершенно не трогали.
— Очевидно, что Люциус Малфой
не Волан-Де-Морт. Однако наш допрос покажет, что он занимал высокое положение в окружении Тёмного Лорда, и его показания ценны при определении требований для получения метки Волан-Де-Морта. Малфой оказал медвежью услугу своим допросом, и вы, конечно, можете задавать любые вопросы, какие захотите.
Хотя лица двух Пожирателей Смерти потемнели, они больше ничего не сказали. Это была, подумал Альбус, законная линия допроса, как утверждал Скримджер, хотя на самом деле ничего не доказывающая, как указывали Селвин и Эйвери. Тем не менее, это, по мнению Визенгамота, ценный материал. Подозрение на Империус широко использовалось после первой войны в качестве защиты от судебного преследования, и фундамент, который они закладывали сейчас, имел большое значение для того, чтобы сделать эту защиту неэффективной в будущем (вдвойне, если обвиняемый будет иметь тёмную метку).
Скримджер снова обратил внимание на Малфоя.
— Мистер Малфой, ответьте на вопрос. Только те, кто предан делу, могут получить метку Волан-Де-Морта?
— Да.
— И тогда можно с уверенностью предположить, что Империус будет использован для тех, кто этого не хочет?
— Да.
— И что нужно сделать, чтобы доказать, что вы достойны получения метки?
— Тёмный Лорд требует жертв.
Хотя Альбус уже знал об этом и узнал из расспроса, что сделал Малфой, чтобы получить свою метку, это всё равно вызывало у него отвращение. Более того — и что более важно — хотя Визенгамот слышал свидетельские показания во время предыдущих процессов, простое предположение о том, что Люциус совершил «жертвоприношение», заставило многих побледнеть, поскольку другие Пожиратели Смерти уже рассказали о своих ужасных действиях.
— Каких жертв он требует?
— Любых, — заявил Люциус, — пока это приносит пользу Тёмному Лорду и подпадает под правильное определение этого слова.
— Считаются ли одни жертвы лучше других?
— Да.
— Поясните, пожалуйста.
— Тёмный Лорд считает, что потеря невинности — самая достойная жертва, которую может принести проситель. Однако он примет пожертвования более материального характера или даже другие жертвы.
— Пока их можно назвать правильной жертвой?
— Да.
— Вы упомянули потерю невинности. Что вы имели в виду?
— Всё, что делает просителя более не невиновным.
— Пожалуйста, приведите Визенгамоту несколько примеров.
— Обычно потеря невиновности означает, что кандидат убил кого-то, но это также может означать переход во взрослую жизнь, как с физической, так и с психической точки зрения.
В зале суда поднялся ропот, хотя Альбус подумал, что удивляться тут нечему. Каждый из предыдущих подсудимых сообщил об убийстве, по крайней мере, как о действии, которое дало им право на тёмную метку. В комнате быстро стихло, Малфой всё ещё говорил:
— Были и другие жертвоприношения, либо сопровождавшие убийство, либо что-то заменяющие его. Кандидаты в Пожиратели Смерти насиловали — обычно магглов или случайных грязнокровок, которых нам удавалось поймать. Иногда женщины-Пожиратели Смерти отдавались Тёмному Лорду как жертвы.
Вопрос об изнасиловании уже поднимался раньше, хотя он и был неожиданным, но другой было новым, и не то, чтобы Альбус удивился этому открытию. Том Реддл был обаятельным студентом, и Альбус вполне мог себе представить его тщеславное превосходство, когда женщины предлагали ему такое.
— Но убийство считается лучшим в глазах Тёмного Лорда?
— Да.
— Почему?
— Потому что оно служит двум целям. Убийство помогает очистить мир от низших тварей, магглов и грязнокровок, но также показывает глубину преданности Тёмному Лорду.
— Очень хорошо. — Скримджер сделал паузу, оглядывая зал суда, чтобы посмотреть, есть ли у кого-нибудь ещё вопросы. Никто не принял его молчаливое предложение. — Теперь перейдём непосредственно к вашим деяниям. Когда вы получили свою метку?
— Летом после пятого курса.
К этому моменту все уже хорошо знали, что Волан-Де-Морт любил клеймить своих последователей в юном возрасте, и никто не вздохнул от удивления или возмущения. На самом деле, Альбус уже давно это знал: чем раньше человек испорчен, тем он лучше в глазах Тома Реддла, вероятно, потому, что они быстрее достигали стадии, когда делали для него буквально всё.
Несколько мгновений Скримджер с отвращением смотрел на Малфоя, прежде чем продолжил, сделав паузу, вероятно, для того, чтобы убедить членов в том, что Малфой только что признал, что он, по сути, был закоренелым преступником и убийцей с пятнадцати лет:
— Как вы вошли в контакт с Тёмным Лордом?
— Я лично знал Тёмного Лорда несколько лет, так как мой отец был Пожирателем Смерти.
— И ваш отец не оказывал на вас никакого давления, чтобы вы стали Пожирателем Смерти?
— Ожидалось, что я буду против, — ответил Малфой, — но я очень хотел. Я знал, что Тёмный Лорд потребует от меня принять тёмную метку вскоре после моего окончания пятого курса. Я потратил целый год на планирование.
— Целый год? — воскликнул Скримджер.
— Всё для милорда, — пропел Малфой. — Мне нужно было убедиться, что мой поступок приемлем для моего лорда.
— Очень хорошо. Пожалуйста, подробно расскажите суду, какие именно преступления вы совершили, чтобы получить метку.
— Со мной в Хогвартсе училась особенно отвратительная грязнокровка. Она была раздражающе умна, казалось, выставляла напоказ свой ум при каждой возможности и испытывала довольно оскорбительное неуважение к чистокровным моего уровня. Последним оскорблением было то, что она гриффиндорка.
За день до летних школьных каникул мне удалось загнать её в угол в одном из малоиспользуемых залов Хогвартса. Я наложил на неё Империус и заставил дать мне свой адрес. Затем я стёр ей память и позволил вернуться домой. Две недели спустя, когда Тёмный Лорд призвал меня и предложил метку, я привёл свой план в действие.
Альбус украдкой оглядел комнату, заметив выражение недоверия на лицах многих из присутствующих. Было очевидно, что эта отвратительная история была, может быть, и не неожиданностью, но, по крайней мере, всё ещё тревожила многих. Наверное, многие надеялись, что преступления Малфоя будут если не объяснимыми, то, по крайней мере, достаточно мягкими, чтобы его можно было оштрафовать или прибегнуть к другому мелкому наказанию. Размах его планов и тень того, что должно было произойти дальше, явно шокировали и оттолкнули многих, даже тех, кто поддерживал цели Волан-Де-Морта.
— Поскольку я был ещё несовершеннолетним и не мог аппарировать, Тёмный Лорд предоставил мне портключ в город, в котором жила грязнокровка. Я быстро воспользовался портключом и направился по адресу, который она мне дала, молча войдя в дом. Поскольку грязнокровка была самой умной волшебницей в доме и, следовательно, самой опасной, я оглушил и связал её, прежде чем провернул то же самое с остальными членами семьи. Затем я привел их всех в одну комнату, обездвижил и заставил замолчать, а после изнасиловал женщин и убил всю семью, отрезав им головы. Я оставил девушку напоследок. Выражение её глаз, когда она смотрела, как я насилую и убиваю каждого члена её семьи, было восхитительным. Я очень ясно дал понять, что именно из-за
неё я нацелился на её семью. Это была её вина. Конечно, в конце концов они всё равно бы умерли — от такой отвратительной грязи нужно избавиться на благо всех нас. Милорд был очень доволен, когда я передал ему воспоминания об этом событии. Он ещё больше впечатлился, когда я представил ему головы семейства.
К этому времени у большинства слушателей явно позеленели лица, а некоторых тошнило. Некоторым даже удавалось наколдовать вёдра, прежде чем их вырвало, хотя многим не хватило предусмотрительности. Это преступление было действительно самым тревожным, которое они когда-либо слышали. К сожалению, у Малфоя было много других историй, которые почти не уступали этой.
Однако Скримджер ещё не закончил. Он подождал, пока те, кто потерял самообладание, немного оправятся, прежде чем снова обратил внимание на Люциуса Малфоя.
— Мистер Малфой, как звали девушку, чью семью вы убили?
— Дебора Грантли.
— Аврор Грюм, вам известно об этом преступлении?
Аластор, сидевший на одном из кресел в галерее, поднялся и посмотрел на директора.
— Да, знаю. Нас вызвали, когда над домом заметили тёмную метку. Мы нашли тела членов семьи, изуродованные почти до неузнаваемости. Было трудно их идентифицировать, и мы так и не нашли ничего, что помогло бы нам определить, кто это сделал. — Оба глаза Грюма были устремлены на Малфоя с такой ненавистью, что он мог прожечь в нём дыру. — Моё старое сердце радуется, что их убийца наконец заплатит за свои преступления.
Скримджер снова повернулся к Малфою.
— Пожалуйста, расскажите суду о семье и объясните, что именно вы с ними сделали.
— Помимо родителей, было четверо детей. Дебора была старшей, у неё был брат на два года младше её, ещё одна сестра, которая должна была поступить в Хогвартс в сентябре, и младшая сестра.
— Сколько лет было самой младшей девочке?
— Я не знаю.
— Скажите примерно.
— Наверное лет пять-шесть.
— И вы также изнасиловали маленькую девочку? — раздался возмущённый голос из верхних галерей зала суда.
— Да.
Слова Люциуса вызвали новый приступ рвоты, но на этот раз Скримджер не дал передышки.
— Всего получается четыре женщины. Либо у вас невероятная выносливость, либо вы использовали какие-то магические средства.
— Я всё спланировал заранее, — заявил Люциус, и Альбусу показалось, что он уловил намёк на гордость через Сыворотку. — Я принял зелья выносливости и похоти, чтобы быть уверенным, что смогу завершить демонстрацию своей преданности своему господину.
— Что именно вы с ними сделали?
— Я использовал тёмное режущее проклятие на двух мужчинах, чтобы кастрировать их, и позволил им истечь кровью, пока я разбирался с женщинами.
— Сколько времени потребовалось, чтобы мужчины умерли?
Малфой пожал плечами.
— Мальчик умер почти сразу. Отец прожил достаточно долго, чтобы хотя бы раз увидеть, как я насилую каждую из его дочерей. Возможно, он умер до того, как я добрался до жены — я не знаю.
По залу начал подниматься возмущённый ропот. Альбус, почувствовав, что настроение Визенгамота падает, встал и жестом призвал к тишине.
— Члены Визенгамота, — заявил он, — я понимаю вашу ярость по поводу показаний мистера Малфоя, но я призываю вас всех сохранять спокойствие. Хотя слушать то, что он сделал, отвратительно,
это необходимо. Как только его преступления будут раскрыты, будет определено его наказание. Пожалуйста, подождите, вы ещё сможете выразить свою ярость.
Почти неохотно Визенгамот вскоре успокоился, и Скримджер смог продолжить:
— А что вы сделали с женщинами?
— Как я уже говорил, — продолжал Малфой своим монотонным голосом, — я насиловал их, использовал режущие проклятия на различных частях их тел, когда они слишком сильно сопротивлялись. Я также использовал Круциатус на каждой из них по нескольку раз, даже когда насиловал их.
— Вы наложили Круциатус на женщин, когда насиловали их? — раздался недоверчивый голос из верхней части зала суда.
— Да.
— Расскажите суду, почему, — приказал Скримджер.
— Потому что они восхитительно дёргались и корчились под проклятием. Это причиняло им ещё большую боль и унижение.
К этому времени ропот начался снова, и Альбус был уверен, что он ничего не может сделать, чтобы урегулировать Визенгамот. Это было далеко за пределами того, в чём признавался другие товарищи Малфоя, и настроение менялось — если Малфоя посадят в тюрьму и когда-нибудь выпустят, Альбус был уверен, что теперь в стране будет полно людей, которые будут ожидать момента, когда смогут положить конец его жалкому существованию.
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Малфой.
— Как только зелья, которые я принял, закончились, и моя выносливость начала ослабевать, я избавил всю семью от голов. Мужчины, конечно, были уже мертвы, а из женщин, я полагаю, младшие девочки уже впали в кататонию, хотя мать едва была в сознании. Я оставил Дебору напоследок. Когда она отдала мне свою голову, я с нетерпением наблюдал, как свет навсегда покидает её глаза.
Скримджер снова сделал паузу и оглядел зал суда. «Интересно, — подумал Альбус, — что даже те, кого подозревали в том, что они Пожиратели Смерти — и которые, вероятно, сами совершали подобные преступления, — выглядят тускло на фоне только что данных показаний». Скримджер подождал мгновение, прежде чем, наконец, оглянулся на Малфоя, и выражение полнейшего пренебрежительного отвращения отразилось на его лице.
— И как Волан-Де-Морт отреагировал на это?
— Тёмный Лорд сказал мне, что никогда не видел такой изобретательности и преданности. Мне сразу же была поставлена тёмная метка. — На этот раз гордость в его голосе была слышна отчётливо.
— Разве вы ничего не чувствовали, когда совершали эти отвратительные действия против этих бедных людей? — возмутилась мадам Долгопупс.
— Они были не более чем паразитами, — ответил Малфой. — Такие, как они, были не более чем пятном на нашем обществе. Они должны быть стёрты любым возможным способом. Милорд похвалил меня за то, что я удалил двух таких и предотвратил проникновение в наш мир ещё двух недостойных паразитов. Мой поступок дал наглядный урок остальным из них, что их всех ожидает.
Зал суда погрузился в потрясённую тишину. Не было никаких сомнений в том, что Малфой всегда верил в превосходство чистокровных и оказался более безумным, чем кто-либо мог себе представить. Альбусу почти желал, чтобы бывший министр был здесь, услышал признание его самого известного покровителя, узнал, что Малфой подкупал его на кровавые деньги.
— Леди и джентльмены Визенгамота, — снова заговорил Скримджер в тишине. —
Это то, чему мы, как общество, позволили избежать осуждения все те годы назад, когда Волан-Де-Морт впервые пал.
— Этому… этому… подлому, садистскому, безжалостному убийце позволяли существовать без наказания слишком долго. — Резкое обвинение Скримджера прогремело по всей комнате, достигнув стропил, и снова эхом отозвалось в комнате, как резкое и яростное обвинение против них всех. Он сделал паузу на мгновение, оглядывая комнату, кто посмеет ему возразить. Никто этого не сделал. Оказалось, что его осуждение дошло даже до тех, кто был закоренелым сторонником Волан-Де-Морта, и заставило не одну голову опуститься от стыда.
— Мистер Малфой сегодня должен рассказать о многих других преступлениях, — продолжил Скримджер более низким, но не менее возмущённым тоном. — Помните об этом, пока он продолжает рассказывать о своих преступлениях. Помните, что мы, как общество, не смогли принять меры, чтобы гарантировать, что он не продолжит убивать, насиловать, калечить и пытать во имя своего хозяина. Слушайте его слова и постыдитесь.
Руфуса Скримджера не считали красноречивым человеком; он был больше человеком действия. И всё же Альбус не мог остаться равнодушным к его страстным словам. Казалось, никто не мог. С этим открытием, в сочетании со словами самого обвиняемого, Альбус понял, что словесная война была выиграна ещё до того, как она началась.
***
Показания Люциуса Малфоя продолжались в течение следующих двух часов, он продолжал рассказывать о стольких своих преступлений, сколько следователи смогли раскрыть. Откровения этого человека вызывала отвращение у большинства присутствующих, и было ясно, что что бы ни случилось, он не выйдет из этой комнаты свободным. Малфой так или иначе был замешан почти во всех крупных преступлениях, и в особенности во всех, в которых его обвиняли ранее. Многие другие действия, которые он совершил, были столь же отвратительны, как и его первое преступление, и к концу его показаний большинство слушавших уже спокойно реагировали на весь тот распущенность и порочность, о которых говорил Люциус.
Слушая его первоначальное признание, Амелия пришла в ярость. Её брат и его семья погибли от рук этих животных, и хотя их судьба не была такой ужасной, как у других, Амелия всё ещё чувствовала беспомощное чувство бессилия, которое она испытала, когда узнала, что её единственный брат был убит вместе со своей семьёй, и только маленький ребёнок выжил в этой бойне. Эти отвратительные люди не заслуживали жизни. Благодаря удивительно сильным и страстным словам Скримджера Амелия обнаружила, что ей была дана возможность гарантировать, что каждый из них заплатит цену за содеянное.
Как только Малфой закончил давать показания, ему дали противоядие и удалили из комнаты. Он держался стойко, когда его выводили, хотя было ясно, что это было, по крайней мере, частично показухой. То, как многие из его бывших сторонников не встречались с Малфоем взглядом, должно быть, точно подсказало ему, как были восприняты его слова.
Приговор был предрешён: всякий здравомыслящий человек, у которого была совесть или нет, мог прийти к выводу, что его действия были не чем иным, как гнусной работой чудовища, маскирующегося под цивилизованного человека. И те, кто соглашался с Люциусом Малфоем в принципе или на деле, едва ли могли заявить об этом перед всем миром. Даже Селвин — он был на удивление молчалив и держался стойко во время показаний своих товарищей — осмелился бы сказать что-нибудь в его защиту.
Когда заключённый вышел из зала, Скримджер ещё раз сделал паузу, как бы оценивая настроение Визенгамота.
— Вы все слышали показания Люциуса Малфоя, слышали отчёты о его деяниях из его собственных уст. Хотя я не могу представить, чтобы кто-то оправдывал его действия, я задам вопрос Визенгамоту. Есть ли в этом зале кто-нибудь, кто верит, что Люциус Малфой
невиновен в предъявленных ему обвинениях?
На этот раз, в отличие от предыдущего суда над Сириусом Блэком, не было ни одного, кто даже только собирался высказаться в пользу этого человека.
— Прошу прощения у участников процесса за грязные подробности, которые я раскрыл во время допросов за последние два дня. Это было, мягко говоря, отвратительно, но я считаю, что всем нам необходимо понять, с чем мы имеем дело. Я также благодарю вас всех за то, что прислушались к своей совести и действовали в наилучших интересах всего волшебного мира. А теперь я предоставляю слово нашему уважаемому Верховному Чародею.
Поклонившись, Скримджер повернулся и отошёл от кафедры, к ней подошёл Дамблдор и посмотрел на Визенгамот.
— Уважаемые члены. Что касается обвинений против Люциуса Абраксаса Малфоя, я прошу вас всех объявить свой вердикт. Если вы считаете, что мистер Малфой виновен, поднимите и зажгите кончик своей палочки.
Хотя приговор был очевиден, Амелия была удовлетворена тем, что никто не воздержался от вынесения обвинительного приговора Люциусу Малфою. Даже у тех, кого подозревали в том, что они Пожиратели Смерти, не было другого выбора, кроме как встать и проголосовать вместе с остальными. Другого варианта не было.
— Похоже, обвинительный вердикт единодушен, и поэтому я объявляю Люциуса Абраксаса Малфоя виновным по всем пунктам обвинения, в соответствии с теми приговорами, которые были вынесены его соотечественникам, другим десяти Пожирателям Смерти, — серьёзным голосом сказал Дамблдор.
Когда он замолчал, на этот раз зал замолчал вместе с ним — в конце концов, это не был неожиданный вердикт, учитывая всё, что они слышали за последние два дня.
— Тогда мы перейдём к вынесению приговора, — заявил Дамблдор.
Зная, что это её сигнал к действию, Амелия встала.
— Верховный Чародей, позвольте сказать мне кое-что.
— Конечно, госпожа министр, — ответил Дамблдор и с коротким поклоном отошёл от кафедры.
Амелия заняла своё место за деревянной конструкцией и остановилась, чтобы осмотреть помещение. Возможно, это было немного необычно для действующего министра просить обратиться с Визенгамотом таким образом в уголовном процессе, но Амелия подумала, что она обнаружила больше любопытства, чем раздражения по поводу её незначительного нарушения обычной процедуры. Фадж был министром более десяти лет, с усмешкой подумала Амелия, и некоторые из его поступков, в том числе судебный процесс по обвинению в использовании магии несовершеннолетними и изменение времени и места судебного разбирательства практически без уведомления, не входили в число его самых необычных проступков.
— Члены Визенгамота, — начала она после того, как на мгновение обдумала, что хотела сказать, прояснив свои мысли и решив, как изложить свою позицию, — благодарю вас за ваше присутствие сегодня и ваше снисхождение. Я думала позволить Визенгамот следовать своему обычному судебному процессу в отношении этих людей, но я поняла, что не могу молчать.
Дело в том, что в последние несколько дней мы услышали преступников, отвратительных закоренелых убийц и головорезов, которые рассказали нам о своих различных преступлениях. То, в чём признались эти люди, служа своему так называемому лорду, должно наполнить всех не только отвращением и ужасом, но и праведной яростью!
Амелия остановилась и оглядела зал суда. Участники были словно прикованы к своим местам, их глаза прикованы к ней, а уши прислушивались к её голосу. Амелия даже могла видеть намёк на слёзы в некоторых глазах. Она всегда считала Визенгамот корыстной и бесчувственной группой, за исключением тех случаев, когда дело касалось их собственных интересов. Однако сегодня стало ясно, что мало кто остался равнодушным к тому, что произошло.
— Сколько жизней людей были безвозвратно изменены этими людьми? — воскликнула она. — Сколько жизней оборвались раньше времени и при самых ужасных обстоятельствах? Как долго мы позволяли этой раковой опухоли бесконтрольно расти в нашем обществе?
Я считаю, что мы не можем больше допустить, чтобы это продолжалось. Пришло время нам, как лидерам нашего общества, раз и навсегда заявить, что такая грязь, как эти люди, больше не будут терпеться. Настало время для нас навсегда занять твёрдую позицию и действовать в интересах
всего нашего общества. Я предлагаю, чтобы мы наложили самое суровое наказание на этих людей за преступления, которые они совершили. Давайте протолкнём их всех через арку и покончим с их злодеяниями.
Амелия смотрела, как присутствующие переваривают её слова. Не было ни протестов, ни несогласия; казалось, что это было ожидаемое предложение. Смертный приговор был не то чтобы обычным явлением, но и не неслыханным. Для подобных преступлений это не могло быть неожиданностью, хотя сами Пожиратели Смерти, вероятно, ожидали, что их просто бросят обратно в Азкабан, где Волан-Де-Морт сможет снова их освободить.
Тиберий Огден встал и показал, что хочет говорить, и Амелия жестом позволила ему начать.
— Госпожа министр, я полагаю, что мы все можем согласиться с тем, что преступления, совершённые этими людьми, особенно жестокими, и, пожалуйста, не думайте, что я говорю от их имени. Я просто хочу быть уверенным в курсе, по которому мы движемся, и, зная вашу личную историю с последователями Сами-Знаете-Кого, я хочу убедиться, что это не повлияет на ваше суждение. — Это был разумный вопрос.
— Как кто-то может быть уверен, что он полностью объективен? — риторически спросила Амелия. — Да, смерть моего брата и его семьи повлияла на мою жизнь, и не проходит и дня, чтобы я не думал о них. А моя племянница Сьюзен — ежедневное напоминание о том, что могло бы быть, если бы зло Волан-Де-Морта и его последователей не было. Однако я считаю, что все, кто совершает подобные преступления, должны быть привлечены обществом к ответственности за свои действия. Напомню вам, что ни один из этих людей не был причастен к убийству моего брата и его семьи.
Амелия посмотрела на пожилого мужчину, провоцируя его возразить ей, но Огден только кивнул и продолжал смотреть на неё.
— Но даже больше, чем семья моего брата, мои мысли больше связаны с Деборой Грантли и её семьёй. Вся семья была убита, и с ними были совершены ужасные действия, и все это для того, чтобы убийца-садист мог угодить другому убийце-садисту. Должны ли мы дать таким, как Люциус Малфой, ещё один шанс совершить такой мерзкий поступок в будущем?
— Министр Боунс, — заговорил Аларик Морган, — мы не можем приговаривать людей к смерти, чтобы предотвратить будущие преступления.
— И я не предлагаю, что мы будем предотвращать их, — ответила Амелия. — Но я считаю, что подробности этих дел говорят сами за себя. Некоторые могут назвать это ветхозаветным судом, но я искренне считаю, что эти люди отравляли наше общество до такой степени, что, если мы не ответим самым суровым наказанием из возможных, мы окажем всем нам медвежью услугу. Мы
должны привлечь этих людей к ответственности в равной мере за тяжесть их преступлений.
— Если позволите, министр Боунс, — сказал Сириус.
Амелия жестом разрешила ему говорить, гадая, что он скажет. Как человек, которого незаконного осудили на многолетнее тюремное заключение, Сириус вполне может по-другому отнестись к её ходатайству.
— Спасибо. — Сириус повернулся и обратился к залу: — Я считаю, что министр права в данном случае. Эти люди заслуживают смерти. Поступить иначе — значит предать тех, кому они причинили вред своими действиями, не говоря уже о тех, кто погиб, сражаясь против их зла. Если мы не можем проявить твёрдость и осудить этих людей за то, что они сделали, то мы разрешим другим пойти по их стопам. Мы разрешим Волан-Де-Морту принять более смелые действия, если мы не сделаем то, что должны.
— Не ожидала услышать это от
вас, Блэк, — прервал его Селвин с насмешкой.
— Возможно, — любезно согласился Сириус. — Полагаю, что вы все учитываете моё время, проведённое с дементорами. — Его тон был добродушным, но его поведение серьёзным. — Я не могу спорить с этим — если бы министр Багнолд и директор Крауч решили, что я достоин другого обращения, то меня бы здесь сегодня не было, и я не смог говорить с вами. Но вы должны признать, что ситуация явно отличается от моей. Надо мной суд не проводили. Эти люди суд прошли. Если бы они не были достойны смерти, их собственные слова оправдали бы их, как мои оправдали меня. Порочность их преступлений оставляет нам один выход. Мы должны поступить так, как предлагает министр, и взыскать окончательную цену за их преступления.
Сириус снова сел, и Амелия с облегчением посмотрела на него.
— Что думает Верховный Чародей? — спросил Тиберий Огден, глядя на Дамблдора.
Тот, хотя и неохотно, по мнению Амелии, встал и повернулся лицом к Визенгамоту. Не было сказано ни слова, всё внимание было приковано к уважаемому волшебнику. Дамблдор был известен как пацифист, который уважал неприкосновенность жизни и предпочитал примирение мести, несмотря на поражение Гриндевальду много лет назад. Вот тот, кто мог бы, если бы захотел, сорвать её предложение.
— Уважаемые члены Визенгамота, я полагаю, вы все слышали, как я провозглашаю преимущества доктрины о прощении в этой самой комнате, и я должен сказать, что верю в то, что каждому должна быть предоставлена возможность искупить свои проступки и научиться жить лучше. К сожалению, я считаю, что люди находятся за пределами каких-либо разумных ожиданий искупления.
Вздохнув с облегчением, Амелия позволила себе немного расслабиться.
— Наступил час, когда дела человека дошли до такого предела, что мы не в состоянии до него достучаться. Если эти люди проявляли хотя бы намёк на раскаяние в своих действиях, которое не было мотивировано страхом возмездия или ужасом от того, что их разоблачат, тогда я решил бы по-другому. Они не чувствовали ничего. Они вели себя вызывающе во время допроса. Мы должны отдать их на суд любому божеству, существующему за пределами этой жизни.
— А если нет такого божества? — раздался голос с верхних ярусов комнаты.
Дамблдор посмотрел на галерею, на того, кто говорил. На его лице не было ни намёка ни на что, кроме серьёзности и лёгкой грусти.
— Тогда мы должны предать их забвению, которого они вполне заслуживают.
С этими словами он оглядел комнату, в которой воцарилась тишина. Было много задумчивых лиц, некоторые полны страха, а некоторые — беспокойства. Ясно было то, что мало кто остался равнодушным.
Через мгновение Дамблдор посмотрел на Амелию, но она покачала головой, показывая, что ей больше нечего сказать. Верховный Чародей снова обратил свой взор на членов Визенгамота.
— Спасибо всем, кто выступил сегодня. Теперь я прошу Визенгамот вынести своё решение. Те, кто голосует за приговор подсудимых к смертной казни, пожалуйста, зажгите кончик своих палочек и поднимите их. Те, кто считает, что оправдано менее суровое наказание, оставьте свои палочки опущенными.
Прошло мгновение, прежде чем в зале появилось какое-либо движение. Оно началось медленно и набирало скорость по мере того, как всё больше и больше участников начинали поднимать свои палочки. Конечно, были те, чья поддержка ожидалась: Августа Долгопупс, чей сын и невестка, наконец, приблизились к отмщению за их смерть от рук братьев Лестрейнджей; Тиберий Огден, верный и мужественный союзник на протяжении многих лет; Альбус Дамблдор, который только что высказал своё мнение перед всем Визенгамотом; и Эльфиас Дож, давний друг и сторонник директора, хороший, хотя и сварливый человек. Но были и другие сторонники, которых совсем не ожидали, такие как большинство представителей нейтрального блока и, что, пожалуй, наиболее удивительно, Аларик Морган, бывший кандидат на пост министра, который, как оказалось, делал всё возможное, чтобы помешать им. Амелия гадала, в чём же заключалась его игра.
Когда голоса были подсчитаны, Амелия почувствовала, как её напряжение спало — приговор был принят гораздо двумя третями голосов, а то и больше, необходимыми для санкционирования казни.
— Итак, Визенгамот принял решение, — произнёс Дамблдор. — На данный момент я хотел бы сделать одно последнее предложение. Угроза в лице Волан-Де-Морта реальна, как он доказал всего несколько коротких месяцев назад. Мы не можем рисковать тем, что эти люди снова будут освобождены их хозяином. Я предлагаю, чтобы осуждённые были казнены сегодня.
Амелия отметила, что в глубине Визенгамота раздалась какофония голосов, в основном среди более тёмных семей. Она не могла не задаться вопросом, заключался ли план Волан-Де-Морта в ожидании, пока его последователи будут приговорены к заключению в Азкабане, прежде чем осуществить спасение. У него не было причин подозревать, что их казнят, учитывая их положение и влияние в обществе. Если бы их казнили сегодня, как предложил Дамблдор, у Волан-Де-Морта не будет возможности добиться их освобождения.
— Я не буду участвовать в таком варварстве, — проревел Селвин в шуме.
— Что, запах крови вдруг начал вызывать у вас отвращение, Селвин? — насмешливо ответил Сириус, отчего мужчина возмущённо вздохнул. — Учитывая ваши прошлые… связи, я бы подумал, что это будет как раз в вашей части.
— Вы даже не достойны моего внимания, предатель крови, — усмехнулся Селвин в ответ.
— И я ожидаю, что однажды вы присоединитесь к своему приятелю Люциусу в комнате смерти.
В зале поднялся коллективный вздох — оба мужчины только что совершили серьёзное нарушение этикета в Визенгамоте.
За кафедрой Альбус заговорил прежде, чем разногласия успели обостриться дальше:
— Давайте будем вежливы друг к другу.
Селвин заворчал и бросил на Сириуса злобный взгляд, но неугомонный мародёр лишь ухмыльнулся в ответ.
— Если есть ещё желающие высказаться по этому поводу, пожалуйста. — Когда никто не изъявил желания высказаться, Дамблдор продолжил: — Хорошо, мы проголосуем за предложение. Опять же, все, кто выступает за немедленную казнь, поднимите палочки.
На этот раз ответ был намного быстрее и оказался почти таким же, как и предыдущее голосование. Прецедент был нарушен. Пожиратели Смерти будут казнены в этот же день.
***
Чего бы ни ожидал Сириус Блэк, дело было не в том, что Пожиратели Смерти так быстро заплатят за свои преступления. Апелляция мадам Боунс не была неожиданной, как и тот факт, что им удалось добиться обвинительного приговора. В конце концов, их преступления говорили сами за себя, и Сириус уже имел представление о том, что именно раскрыли следователи, о чём Альбус прямо сообщил ему.
Теперь, когда заключенных всей группой вели обратно в комнату, Сириус позволил себе ощутить нотку удовлетворения от того, что они наконец-то заплатят за совершенные ими преступления. Наконец, Джеймс и Лили получат некоторую меру справедливости за то, что с ними сделали, даже несмотря на то, что ни один из этих осуждённых не наложил заклинание, которое оборвало жизни его друзей. Но они, приняв и поддержав Волан-Де-Морта и превратив его в страшного Тёмного Лорда, сыграли свою роль.
Сириус изучал их, пока они шли в зал суда, чтобы предстать перед Визенгамотом. Они казались уверенными в себе — даже немного дерзкими, если можно так выразиться. Они были убийцами, и все они, очевидно, очень доверяли Волан-Де-Морту. Он их хозяин, верно? Однажды он избежал смерти и вернулся, чтобы снова начать терроризировать мир; почему бы ему не вытащить своих подчинённых из их нынешнего затруднительного положения?
Улыбаясь ленивой и дерзкой ухмылкой, Сириус поймал взгляд Люциуса Малфоя и едва сдержался, чтобы не сделать довольно вульгарный жест в адрес высокомерного чистокровного. Да, Люциуса Малфоя ждало очень грубое пробуждение.
Когда заключённых остановили, Дамблдор, как Верховный Чародей, поднялся, чтобы объявить приговор Визенгамота.
— Пусть обвиняемые выступят вперёд. — Эскорт авроров подтолкнул мужчин вперёд, и они неохотно встали лицом к кафедре. — Люциус Малфой, Огастес Руквуд, Рудольфус Лестрейндж, Растабан Лестрейндж, Антонин Долохов, Магнус Мальсибер, Джеральд Гойл, Винсент Крэбб-старший, Уолден Макнейр, Антонио Джагсон и Иуда Нотт, Визенгамот рассмотрел ваши дела на основании данных вами показаний. И принял решение, что вы все признаны виновными по всем обвинениям, которые были выдвинуты против вас.
Сириус внимательно следил за любой реакцией и был сильно разочарован, так как большинство мужчин сохраняли невозмутимость, пока им объявляли приговор, и только Гойл тяжело сглотнул и закрыл глаза. От Люциуса Малфоя, за которым специально наблюдал Сириус, не исходило ничего, кроме лёгкой гримасы, несомненно, из-за ущерба, нанесённого его драгоценной репутации, а не каких-либо угрызений совести.
— Более того, я хотел бы сообщить вам об отвращении этого органа к показаниям, которые вы так неохотно давали. — Дамблдор сделал паузу и посмотрел на одиннадцать мужчин, в его неодобрительном взгляде было видно отвращение и презрение. — Вы все перешли границы любого цивилизованного существа и с лихвой заслужили отвращение общества. Что касается приговора, который должен быть вынесен за ваши гнусные преступления, по решению этого органа вы должны быть доставлены в комнату смерти в Департаменте Тайн и отправлены через завесу. Приговор — смертная казнь, и он должен быть приведён в исполнение немедленно.
Это привлекло внимание Пожирателей Смерти, и Сириус впервые увидел реакцию большинства из них. Много кто побледнел, а на некоторых лицах появилось выражение ужаса. Возможно, неудивительно, что самая открытая и эмоциональная реакция была у Люциуса Малфоя.
— Что? — закричал он, как только смысл этой фразы дошёл до его сознания. — Как вы смеете? Разве вы не знаете, кто я?
— Вы предатель цивилизованного общества и убийца, помимо всего прочего, — с отвращением ответил Дамблдор.
— Мой хозяин узнает об этом! — закричал Малфой, хотя Сириус уловил в его голосе отчаянную истерику. — Он будет штурмовать главные двери…
— Вы сказали своё слово, мистер Малфой, — сказал Дамблдор ледяным тоном, опуская палочку. Заклинание тишины снова навело порядок в зале суда. Затем он посмотрел на других Пожирателей Смерти. — Есть ли у кого-нибудь из вас какие-либо заявления, которые нужно сделать до того, как приговор будет приведён в исполнение? Может быть, будет уместно заявление о раскаянии в том, что вы сделали?
— Вы не получите от нас такого удовольствия, — проворчал Растабан Лестрейндж. — Работа нашего лорда будет продолжаться ещё долго после того, как мы умрём. Однажды он очистит землю от грязнокровок и магглов, и мы станем героями в его новом порядке.
— Думаю, мне есть сказать по этому поводу, мистер Лестрейндж.
Он выжидающе посмотрел на Пожирателей Смерти, но никто больше не попытался заговорить; Лестрейнджи, Малфой, который уже не пытался говорить, Макнейр и Долохов вызывающе смотрели на Визенгамота, в то время как остальные казались контуженными.
— Очень хорошо, — наконец сказал Дамблдор, прежде чем сделал знак аврорам. — Отведите заключённых в комнату смерти и держите их там до прибытия Визенгамота.
***
Через несколько мгновений Сириус направился к завесе вместе с более чем половиной Визенгамота. Отсутствовали те, кого подозревали в том, что они Пожиратели Смерти, или те, кто ссылался на Империус во время первой войны. Учитывая присутствие Дамблдора и значительного отряда мракоборцев Министерства было ясно, что силы Волан-Де-Морта не предпримут никаких спасательных операций в последнюю минуту. Эти люди умрут здесь сегодня, и благодаря этому мир станет более безопасным местом.
Пока они стояли перед завесой — мародёр нашёл место рядом с ней, чтобы стать свидетелем ухода Люциуса Малфоя из этого мира, — Сириус с некоторым беспокойством посмотрел на арку. Хотя Министерство изучало такие вещи, он полагал, что на самом деле мало что известно о завесе и о том, где именно появятся Пожиратели Смерти, когда их протолкнут сквозь неё. Его близость к ней сильно беспокоила. Рваная чёрная вуаль, нависшая над аркой, колыхалась и трепетала на неощутимом ветру, и, если прислушаться достаточно внимательно, станет казаться, что ты слышишь шёпот жутких голосов. Однажды Сириусу почти почудилось, что он слышит голос Джеймса среди шёпота, от которого по его спине пробежали мурашки. Он надеялся — верил, — что однажды снова увидит своего друга, и Сириус с нетерпением ждал того дня, когда мародёры с радостью отправятся в загробную жизнь. Но он не хотел, чтобы это случилось так скоро; он надеялся на долгую жизнь, наблюдая за сыном Джеймса, наблюдая, как он растёт и проживает свою жизнь в счастье. Из этого также следовало, что Сириус надеялся, что это поможет искупить его ошибки в ту ночь, когда были убиты Джеймс и Лили, но это была скорее мысль его подсознания.
Узников вводили по одному, скованных цепями, и проталкивали через завесу. Казалось, что некоторые ожили в последние несколько мгновений, когда они боролись со своей судьбой, в то время как другие встречали её более спокойно. Как ни странно, это всё были не те люди, которых ожидал Сириус.
Наконец привели Люциуса Малфоя, последнего из приговорённых. Он дико оглядел комнату, явно пытаясь начать спорить, и в то же время отчаянно надеясь, что есть кто-то — кто-нибудь — кто вытащит его из затруднительного положения. Конечно, все его сообщники предпочли не приходить сюда, и никто из тех, кто сейчас находился в комнате, не протянул бы руку, только толкнул бы через арку.
Когда Малфой приблизился к завесе, борясь со своими оковами и аврорами, которые заставляли его идти вперёд, Сириус не смог сопротивляться с последним выпадом против человека, который невольно был связан с ним узами родства и которого он ненавидел годами.
— Ты грязный убийца, — прорычал он светловолосому Пожирателю Смерти. — Надеюсь, ты сгниёшь в аду за содеянное.
Люциус Малфой устремил свой взгляд на Сириуса, и его рот изогнулся в последней усмешке.
— Ты скоро присоединишься ко мне, Блэк. Тёмный Лорд позаботится об этом. Ты и твой жалкий маленький крестник оба сдохните.
— Может быть, я
присоединюсь к тебе, — дружелюбно согласился Сириус. — Но я подозреваю, что Волди меня там изобьёт.
— Ты заблуждаешься, если думаешь, что сопляк может победить величайшего Тёмного Лорда всех времён, — отрезал Малфой.
— Не думаю, — усмехнулся Сириус. — Разве ты не слышал? Есть пророчество, которое предсказывает, что мой крестник надерёт задницу твоему хозяину. Желаю приятной загробной жизни.
Малфой не ответил. Он перестал сопротивляться и только ухмыльнулся Сириусу, пока его вели к завесе. Через мгновение авроры толкнули его вперёд, и он исчез, и его больше никто не видел.
