Heart and soul

      Эмоционально истощённый Сириус Блэк покинул Департамент Тайн после казней, желая вернуться в Хогвартс и побаловать себя стаканом огневиски, избегая всех до конца вечера. Если подумать, целая бутылка гораздо предпочтительнее, учитывая некоторые вещи, которые он услышал в тот день. Это были действительно тяжёлые два дня, и Сириус с нетерпением ждал возможности снова погрузиться в рутину преподавания и получения удовольствия от наблюдения за тем, как растёт его крестник, не говоря уже о возможностях для колкостей, которые предоставляли отношения Гарри с его прекрасными дамами. Но даже таких мыслей, хотя и приятных, было недостаточно, чтобы улучшить его настроение.       О событиях предыдущих двух дней Сириус хотел думать как можно меньше, даже зная, что они будут преобладать в его мыслях в ближайшие дни. Было приятно, что некоторые люди, учинившие столько зла, наконец-то поплатились за свои действия. Конкретные люди никогда больше не смогут навредить невиновным — по крайней мере, он утешал себя этим. Но, с другой стороны, нельзя легкомысленно приговорить человека к смерти, тем более почти дюжину, какими бы подлыми и достойными смерти они ни были. Осуждение такого рода требовало рассмотрения и тщательного обдумывания, и хотя Сириус чувствовал, что Визенгамот действовал с осторожностью и серьёзностью, факт заключался в том, что он всё ещё был вовлечён в казни людей, и это будет иметь свои последствия. Как бы ему хотелось просто забыть об этом или стать таким же бессовестным, как Люциус Малфой. Это, безусловно, пошло бы на пользу его душевному спокойствию, независимо от того, насколько морально отталкивающим это сделало бы его.       И Сириус был встревожен. Он знал Люциуса Малфоя, и особенно всех тех, кого судили, довольно давно — фактически ещё до Хогвартса. В конце концов, Люциус помолвлен с его кузиной Андромедой, или, по крайней мере, был до тех пор, пока ей не удалось сбежать, выйдя замуж за Теда Тонкса. Из-за этого он был связан с ним через их семьи, хотя большую часть времени Сириус избегал его, как избегал и остальных членов своей семьи. Даже будучи подростком, Люциус был эгоцентричным и надменным, открыто поддерживая чистокровную чепуху, которую многие в их кругу считали сродни слову Божьему.       Но независимо от того, откуда Сириус знал, что Люциус был подонком и что он, несомненно, был убийцей и даже больше — кем неизбежно становились все те, кто следовал за Волан-Де-Мортом, — он никогда по-настоящему не задумывался, насколько сильно испорчен этот человек. Он и его сообщники. Показания, которые они были вынуждены давать за последние два дня, отвратительны, и хотя Сириусу удавалось сохранять самообладание и содержимое желудка, временами это было трудно. Отсюда родилось его стремление к одиночеству.       Когда лифт открылся, Сириус вышел в атриум. Было тихо, дневные дела в основном завершены, а борьба с репортёрами закончилась некоторое время назад. Он не завидовал Дамблдору или Боунс, которые оба были в центре внимания после казни.       Пройдя по кафельному полу и отметив всё ещё не устраненные повреждения от эпической борьбы Дамблдора с Волан-Де-Мортом, Сириус направился к каминам. Он уже собирался уйти, когда увидел знакомое лицо.       — Сириус, — сказала Гестия Джонс, увидев его.       — Мисс Джонс, — ответил Сириус, преувеличенно поклонившись.       Гестия хихикнула над его галантностью, и с довольно глупой ухмылкой Сириус предложил ей руку, все мысли о возвращении в Хогвартс теперь ушли в пользу приятной компании.       — Пойдёмте вместе, мадам? Я знаю хорошую закусочную недалеко от Министерства, где мы можем купить очень вкусные гамбургеры.       Гестия ухмыльнулась ему и взяла его за руку.       — А ты хорошо осведомлён, как напоить и угостить даму?       — Нет, это на потом. Я придерживаюсь политики, что на первом свидании нельзя пить вино и ужинать.       Они вместе рассмеялись и направились к выходу.       — Так вот зачем ты меня пригласил? — спросила Гестия. — На первое свидание?       Сириус мгновенно протрезвел — он не хотел выражаться таким образом.       — Как насчёт того, чтобы назвать это встречей двух друзей, которые просто проводят время вместе? Честно говоря, я собирался вернуться в Хогвартс и засесть в обнимку с бутылкой огневиски. Но я понял, что друг — лучшая компания, чем бутылка. А завтра мне всё-таки нужно вести уроки.       Гестия бросила на него косой взгляд, который он не смог истолковать, но она заговорила и отвлекла его, прежде чем Сириус успел подумать:       — Тяжёлый день, да?       На его лице застыла болезненная гримаса.       — О, всего лишь будничная работа. Ну, знаешь, приведи плохих парней, устрой им справедливый суд, который я сам не получил, а потом послушай, какие отвратительные вещи они сделали с людьми и которые сходили им с рук за последние двадцать лет. Наконец, ты приговариваешь их к смерти и толкаешь через завесу, заканчивая как раз к обеду.       Яд в его голосе почти удивил даже самого Сириуса, но Гестия просто посмотрела на него с сочувствием, прежде чем оглядеться.       — Давай продолжим этот разговор в закусочной.       Сириус кивнул. С момента как они вышли из здания, он говорил слишком открыто. Похоже, рядом не было никого, кто бы подслушивал их разговор, но он был аврором какое-то время после войны и вырос в волшебном мире — он должен знать, что нельзя говорить о таком там, где их могут подслушать.       Они быстро прибыли в закусочную и вошли внутрь. Это было старое здание, расположенное всего в нескольких кварталах от входа в Министерство — между Министерством и Дырявым Котлом, если быть точным, — но оно было в хорошем состоянии и содержалось в чистоте. Стены украшены фотографиями различных известных людей из маггловского мира, и хотя Сириус с его ограниченным знакомством с маггловским миром не знал, кто большинство из них, он всё же помнил некоторых. Или, может быть, точнее, он помнил тех, кто запомнился ему, например, роскошную блондинку, чья фотография висела на стене у входа. Её звали… Мэрилин… как-то так. Возможно, он помнил не так много, как думал.       Что касается остального места, длинный бар с красными мягкими стульями располагался в центре комнаты в форме буквы U, а столы с синими клетчатыми скатертями и скамейки с такими же подушками, как и табуреты, завершали декор. Возможно, хозяева пытался воссоздать заведение общественного питания из прошлого и из другой части мира — по крайней мере, так сказала им Лили, когда она впервые привела сюда Мародёров летом после шестого года — и владельцы подавали лучшие гамбургеры в Лондоне. Оно также отличалось тем, что находилось в маггловском мире и, таким образом, был защищено от большинства грабежей Пожирателей Смерти — в конце концов, Пожиратели Смерти не были известны тем, что могли ориентироваться в магловском мире, и при этом они не были известны тем, что часто посещали бургерные.       Сириус направил Гестию в закусочную, и они подошли к стойке, чтобы сделать заказ, он указал своей спутнице на то, что, по его мнению, ей понравится — еда в этом заведении была немного тяжелее, чем та, к которой она обычно привыкла, к тому же она была жареной или во фритюре. Подождав всего несколько минут, пока принесут еду, они направились к столику, расположенному в дальнем углу, откуда Сириус мог наблюдать за дверью — старые привычки, похоже, отходили с трудом. Там он тайно установил заклинание, отпугивающее маглов, а также изолирующий барьер. Если бы кто-нибудь случайно их подслушал, они бы подумали, что слышат не более чем разговор о погоде.       Некоторое время они ели молча, и хотя Гестия бросила на Сириуса несколько задумчивых и сочувственных взглядов, он пропустил большинство из них. Сириус был слишком занят размышлениями о том, что, хотя за последние девять месяцев с ним обращались очень хорошо, он изменился со времён своей молодости. Разговаривать тогда было легко — по большей части он не прикладывал никаких усилий. У Сириуса определённо никогда не было проблем в общении с хорошенькими молодыми женщинами — или, точнее, с привлекательными молодыми женщинами. Теперь Сириус был уже не так уверен. О, он всё ещё умел обманывать и прибегать к флирту и намёкам, но это казалось пустым звуком. Нет, на самом деле он хотел поговорить с Гестией как с равной, и впервые в жизни Сириус не знал, что сказать.       И всё же возможно не тюрьма так сильно его изменила. Он стал старше и мудрее. По крайней мере, он надеялся, что приобрел хоть немного мудрости за эти бесконечные дни и месяцы, проведённые в аду. Хотя, если честно, скорее всего, Сириус приобрёл собачью мудрость, поскольку провёл большую часть своей жизни в своей собачьей форме, чтобы избежать милости дементоров. Или, по крайней мере, приобрёл то, что выдавалось за таковое.       — О чём задумался?       Голос спутницы вывел Сириуса из его меланхолических мыслей, и он посмотрел в глаза женщине, сидевшей напротив него. Она наблюдала за ним с равной долей заботы, сострадания и дружбы, а также несколькими другими эмоциями, которые Сириус не мог определить. Она была его другом. Сириусу казалось, что друг — это именно то, что ему сейчас нужно.       — Просто думаю об сумасшедшем мире, в котором мы живём, — признался он. — Проходят годы, меняются времена года, но кажется, что мы должны решать всё те же проблемы.       Гестия склонила голову набок и с любопытством посмотрела на него.       — Волан-Де-Морт, — ответил Сириус непреднамеренно резко. — Ты должна помнить, что я провёл годы, спрятавшись в очень маленькой камере, а остальные — в образе маленькой псины. Ход времени имел очень мало значения. Для меня первая война, и то, с чем мы имеем дело сейчас, одно и то же.       — Как ты держишься? — спросила она тихо и с некоторым сочувствием.       — Хорошо держусь, — ответил Сириус, пожав плечами. — Хотя последние два дня были… неприятными, по крайней мере, у старика Волди стало меньше прихвостней, выполняющих его приказы. И я полагаю, что это отбросит его, дезориентирует на время, поскольку они были его самыми высокопоставленными последователями.       Он откинулся на спинку сиденья, отодвинув в сторону поднос с уже съеденной едой.       — А ты? — спросил Сириус, желая на время отстраниться от событий в Министерстве. — Как ты держишься?       — Всё Министерство в смятении, — ответила Гестия с кривой ухмылкой. — Полагаю, учитывая, что у нас новый министр, этого следовало ожидать.       — Несомненно, — фыркнул он. Мысленно Сириус обдумывал события, о которых она говорила, думая о том, как произошла бойня. Или, может быть, более конкретно, как они так хорошо работали вместе, как команда. — Знаешь, — сказал он вслух, не желая больше углубляться в подобные мысли, — мне кажется, я даже не знаю, чем ты зарабатываешь на жизнь. Думаю, ты работаешь в Министерстве?       — В отделе авроров, — подтвердила Гестия.       — Ты аврор? — Сириус ответил с некоторым удивлением. Хотя это не должно быть таким уж удивительным, учитывая значительный опыт, который она продемонстрировала всего несколько ночей назад.       — Нет, я не аврор. Я работаю в отделе ресурсов. Раньше я записывала отчёты авроров о происшествиях, заявления, дачу показаний и тому подобное. Сейчас я больше занимаюсь стратегическим планированием, быстрым реагированием, дежурными списками и так далее.       — Очень важная роль. — Сириус кивнул с одобрением. — Знаешь, я сам был аврором. Я хорошо знаю, какую важную роль ваши сотрудники играют в работе отдела. Из тебя вышел бы хороший аврор — ты стояла лицом к лицу с этими Пожирателями Смерти и даже не дрогнула.       Слегка покраснев от похвалы, Гестия направила на него немного застенчивую улыбку.       — У меня были хорошие наставники. Мы с Тонкс очень близки, и она поделилась со мной некоторыми знаниями.       — Могу представить, почему вы двое подружились, — с ухмылкой ответил Сириус.       Повисла дружеская тишина, и Сириус откинулся на спинку стула, думая о том, насколько эта тишина отличалась от той, в которой он провёл много лет до этого. Тишину в Азкабане никак нельзя было назвать комфортной. И даже прежде, когда он и Мародёры были не разлей вода, они были скорее шумными, чем тихими. Даже Питер, который больше трепетал перед остальными, был скорее восторженным, чем задумчивым.       А ещё была Лили, единственная женщина, оставшаяся надолго в жизни Сириуса после того, как он отбросил всякую привязанность к своей семье и, в особенности, к своей матери. Все они были хоть немного влюблены в огненную женщину, Сириус не меньше остальных. Но он никогда не сетовал на удачу Джеймса — Джеймс какое-то время тосковал по Лили, прежде чем ему, наконец, удалось убедить её пойти с ним на свидание, и Сириус чувствовал только радость за своего друга. Но даже Лили, хотя у неё определённо были периоды затишья, не была тихой женщиной.       Гестия сильно отличалась от Лили. В то время как Лили была быстро текущим потоком, счастливым и бурлящим, но усеянным отмелями и порогами, полными пенящихся бурь, Гестия была спокойной и безмятежной рекой, хотя, учитывая демонстрацию, которая она устроила в Министерстве, она столь же способной на собственные бури.       — Так какие у тебя теперь планы? — спросила Гестия.       Сириус посмотрел на неё с некоторым трепетом. Хотя вопрос был достаточно невинным, он сохранил достаточно знаний о женщинах и понимание их слов, и наблюдал за языком её тела, который кричал об интересе, в то время как она изображала обратное. Очевидно, Гестия могла быть такой же прямолинейной, как и Лили.       — Преподавать в Хогвартсе, смотреть, как растет мой крёстник, и помогать ему победить Волди.       Очевидно, Гестию ничуть не смутила его очевидное замешательство.       — Очень благородные и достойные цели, — согласилась она. — Но ты подумал, конечно, о своей личной жизни.       — Я просто привыкаю к ​​тому, что свободен, а не нахожусь в бегах. У меня нет времени на такие вещи. Кроме того, зачем мне, старому каторжнику, хотеть охомутать женщину?       — Наверняка существует много женщин, которые не сочли бы это обузой.       Сириус покачал головой.       — Гестия, я думаю, мы должны закончить этот разговор и перейти к чему-то другому. Я уверен, что ты сможешь найти кого-нибудь получше меня.       — Я не просила тебя жениться на мне, Сириус, — предупредила Гестия с улыбкой, чтобы смягчить любую боль, которые могли вызвать её слова.       — Нет, и за это ты должна быть благодарна, — закатив глаза, ответил Сириус. — Я бы не хотел, чтобы ты убежала с криком.       — Если ты не заметил, я не совсем слабонервная. — Она вела себя игриво, но её глаза не отражали ничего, кроме серьёзности. — Послушай, Сириус, я знаю, что тебе нужно кое-что сделать. Я знаю, что Волан-Де-Морт вернулся и угрожает всему, что ты любишь. Я не пытаюсь силой проникнуть в твою жизнь. Я, однако, пытаюсь дать понять тебе, что ты мне нравишься, и я не считаю разницу в возрасте, историю с дементорами или твои очевидные эмоциональные шрамы чем-то, что должно нам как-то помешать. Или, возможно, ты пытаешься сказать мне, что тебе просто неинтересно?       В её последнем вопросе была определённая уязвимость, хотя Сириус всё ещё не думал, что она будет слишком уязвлена, если он категорически отвергнет её. В данный момент Гестия знала его не лучше, чем Сириус её — конечно, она не могла сформировать к нему сильную привязанность из-за столь незначительного взаимодействия. С другой стороны, Гестия, безусловно, была прямолинейна. Большинство чистокровных женщин не стали бы вести себя подобным образом, придерживаясь проверенных временем традиций, согласно которым мужчина должен сделать первый шаг.       — Ты немного напоминаешь мне жену моего друга, — задумчиво ответил он. — Я не думаю, что когда-либо слышал, но предполагаю, что ты не чистокровная?       — На самом деле я полукровка, — гордо ответила Гестия. — Мама — магглорождённая, и, пережив не самое приятное обращение в школе, да и в целом в обществе, она научила меня не принимать ни от кого оскорбления и бороться за то, что я хочу. Папа — чистокровный, так что мы жили в волшебном мире.       — Это объясняет, почему ты заговорила об этом, — пробормотал Сириус.       — О, извини, — игриво ответила она. — Возможно, ты бы предпочёл какую-нибудь симпатичную маленькую чистокровку, которая будет подчиняться тебе и будет хорошей маленькой женой на кухне.       — Ты на самом деле не понимаешь чистокровных, если так думаешь, — фыркнул он.       Игривая улыбка плясала на лице Гестии, и она ответила:       — Я знаю, что есть много чистокровных с сильной волей, но также знаю, что они не сделают первый шаг. Но наш разговор ушёл не в то русло.       Она улыбнулась ему немного грустно.       — Если ты не заинтересован, просто скажи мне — я пойму.       Сириус откинулся на спинку стула и посмотрел на неё.       — Дело не в том, что мне неинтересно. Просто сейчас так много всего происходит — я не уверен, смогу ли давать партнёру достаточно внимания.       — Тогда нам просто нужно не торопиться, — ответила Гестия с сияющей улыбкой. — Я не буду просить ничего, что ты не в состоянии дать.       Ответная улыбка Сириуса была робкой. Чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что уважает эту женщину и находит перспективу ужинов при свечах и долгих прогулок в парке привлекательной. При всей его игривой привязанности к противоположному полу, когда он был моложе, не было никого, с кем бы Сириус действительно был связан на эмоциональном уровне. Возможно, раньше он не понимал этого в себе, но независимо от того, как он чувствовал, что Азкабан… что-то повредил в нём, он действительно этого хотел. Он хотел отношений, подобных тем, которые нашёл его ближайший друг.       Хотел ли он отношений с Гестией Джонс? Теперь это был вопрос, на который он не мог сейчас ответить с какой-либо точностью. Что Сириус действительно знал, так это то, что ему хочется узнать ответ на этот вопрос. И поэтому он ответил единственным доступным ему способом, совершенно не по-Сириусовски, он был уверен, что Джеймс поддразнил бы его, если бы он был жив и стал свидетелем этого.       — Думаю, я бы хотел начать встречаться, Гестия.

***

      — Хорошо, Аларик, я тебя внимательно слушаю. Зачем ты попросил о встрече со мной?       Альбус с любопытством наблюдал за главой дома Морган, который в некотором волнении ходил из угла в угол. Такое нервное расхаживание по комнате явно не в характере для обычно спокойного и сдержанного человека. Разумеется, всё, на чем Альбус основывал это заключение, — это время, которое они провели вместе, выполняя различные обязанности Визенгамота, и случаи, когда они встречались на том или ином официальном мероприятии, будучи на совершенно противоположных концах политического спектра. Аларик имел репутацию стойкого сторонника чистокровных и в целом лишённого чувства юмора, сурового человека. Должно быть, произошло что-то важное, что пошатнуло его равновесие.       Его расхаживание взад-вперёд, наконец, прекратилось, и Аларик рухнул на своё место, обратив внимание на Альбуса, который пытался терпеливо ждать. Он был нужен ещё в школе; он начал пренебрегать своими обязанностями директора с начала приключения Гарри, и Альбус был уверен, что за время его отсутствия накопилась куча документов. И его ждала самая неприятная обязанность — он должен сообщить весть о смертном приговоре тем юнцам, чьи отцы были казнены в тот день. Кроме того, Альбус был обеспокоен тем, какой будет реакция Тома на казнь его приспешников, и почти боялся, что это повлечёт за собой нападение на сам Хогвартс, в то время как он занят в другом месте. Его присутствие в школе было необходимо, хотя бы для устрашения.       — Я считаю, что ошибся в своих суждениях, Альбус, — наконец сказал Аларик.       Альбус поднял одну бровь на это заявление.       Аларик фыркнул и уставился на него.       — Мы с тобой были политическими врагами всё время нашего пребывания в Визенгамоте, и я считаю, что мы оба понимаем друг друга. — На его лице появилась сардоническая улыбка. — Ирония здесь, конечно, в том, что ты — старший государственный деятель, но при этом придерживаешься гораздо более прогрессивной идеологии, в то время как я, относительный новичок, являюсь убеждённым консерватором.       — Спасибо, Аларик, — со смехом ответил Альбус. — Старший государственный деятель — мягкий титул по сравнению с теми, которые я чаще всего слышал от чистокровных.       — Я надеюсь, что я не из тех, от кого ты ожидаешь услышать такие эпитеты. — На лице Аларика появилась кривая улыбка.       — Нет, — согласился Альбус. — Ты всегда вёл себя, по крайней мере, вежливо.       — Не буду лгать тебе, Альбус, — продолжил Аларик. — Я чистокровный до мозга костей. Я считаю, что магглорождённым нет места в нашем обществе и что идеи, которые они приносят с собой, опасны и могут однажды привести к раскрытию существования магии магглам или, в крайнем случае, они разрушат наш образ жизни. Я считаю, что все маглорождённые должны быть лишены знаний о магии и лишены магических способностей, когда их обнаружат. Если мы так поступим, то в конечном итоге больше не будет рождаться маглорождённых, и волшебный мир сможет жить мирно, отдельно от маггловского мира.       — Я могу тебе гарантировать, что если так будет сделано, то мы подпишем смертный приговор волшебному миру, — возразил Альбус, понимая, что этот аргумент повторялся снова и снова, и, возможно, сейчас не время поднимать этот вопрос, особенно теперь, когда Аларик по своим собственным причинам решил говорить откровенно. Такого раньше никогда не случалось, и Альбус был заинтригован причинами этого человека.       — И я бы возразил, сказав, что у тебе нет доказательств, — заявил Аларик, хотя злоба, составлявшая столь важную часть большинства дискуссий такого типа, отсутствовала в его голосе. — Но я просил тебя о встрече не для того, чтобы начать спор на эту тему.       — Тогда зачем ты попросил встретиться? — Альбус посмотрел на Аларика поверх очков-полумесяцев.       Вздохнув, Аларик прижал пальцы к вискам, словно у него болела голова.       — Потому что, независимо от моих убеждений, я никогда не общался с Сам-Знаешь-Кем и его последователями. По крайней мере, до сих пор.       Это пробудило интерес Альбуса. Он никогда особо не задумывался над тем, поддерживал ли Аларик Волан-Де-Морта в прошлом. Его имя никогда не упоминалось в судебных процессах над Пожирателями Смерти после первого падения Волан-Де-Морта, и Альбус всегда предполагал, что он был сторонником — и, возможно, даже финансовым спонсором — но сам не был Пожирателем Смерти. И если это так, то он явно не единственный.       — Что именно ты имеешь ввиду? — подсказал Альбус, когда эти мысли пронеслись в его голове.       — Ко мне обратился Селвин после смерти Фаджа, и он убедил меня, что я должен быть их кандидатом на пост министра. Я колебался, зная о его связях с Сам-Знаешь-Кем в прошлом, но он уговорил меня. Он кормил меня историями о том, как Сам-Знаешь-Кто усвоил урок и как на этот раз он изменит мир с помощью силы убеждения, а не войной, как он пытался это сделать в прошлый раз.       — И ты поверил ему? — спросил Альбус.       — Да. — Аларик на мгновение остановился, задумавшись. — Теперь я задаюсь вопросом, не было ли здесь какого-то принуждения. — Он махнул рукой на заинтересованный взгляд Альбуса. — О, не от Селвина. Этот человек дерзок, но ему не хватает хитрости. Думаю, что это могло исходить от самого Сам-Знаешь-Кого — возможно, у Селвина был заколдованный предмет специально для меня.       — Честно говоря, я не уверен точно, — продолжил он, пожав плечами. — Это просто случайная мысль, пришедшая мне в голову. Я считаю себя компетентным, и, поскольку Селвин не из тех, кто может равняться со мной, я задавался вопросом, как ему удалось убедить меня. Насколько я помню, он довольно легко смог меня уговорить.       — Возможно, ты прав, — медленно ответил Альбус. — Волан-Де-Морт, — он проигнорировал дрожь Аларика при упоминании имени, — очень проницателен и опытен. Устроить такое, безусловно, вполне ему под силу.       Аларик склонил голову.       — Несмотря на это, меня уговорили, и я позволил выдвинуть себя.       — Ты Пожиратель Смерти? — Альбус знал, что его вопрос был несколько резким, но, похоже, Морган собирался, по крайней мере, сбить Волан-Де-Морта с толку, и Альбусу нужно было точно знать, с чем он имеет дело.       В ответ Аларик закатал левый рукав, обнажая безупречно чистую кожу.       — Я не Пожиратель, и меня бы не убедили принять метку, особенно если бы мне сказали, что для неё требуется совершить. — Он поморщился. — Я полагаю, что в моём случае требуемой «жертвой» были бы деньги, пожертвованные для дела, что явно меньшее из зол, что я мог бы совершить. Узнав, что некоторые другие — особенно Малфой — сделали, чтобы получить свои метки, я бы полностью отказался от сотрудничества.       Он тяжело вздохнул и ещё раз помассировал виски рукой.       — И именно это побудило меня поговорить с тобой сегодня. Я подозреваю, что Волан-Де-Морт пытался сделать из меня министра-марионетку, используя кого-то, кто соглашался — в целом — с его целями, кто был приемлем для других и имел шанс быть избранным. Я подозреваю, что это, по крайней мере, одна из причин, по которой ты выдвинул кандидатуру мадам Боунс.       Альбус склонил голову.       — Однако я уверен, что был бы настоящим министром только на то время, которое потребовалось бы самому Сам-Знаешь-Кому, чтобы нанести мне визит. Если бы я отказался принять тёмную метку, я бы был вынужден выполнять его приказы и, вероятно, со мной случился бы «несчастный случай», как только он почувствовал, что может избрать кого-то, кто будет делать то, что ему сказали. Несмотря на это, я прозрел благодаря услышанным нами показаниям. Я всегда подозревал, что Малфой и другие совершали преступления — они были известными Пожирателями Смерти, независимо от того, как сильно они твердили про Империус, а силы Сам-Знаешь-Кого не были белыми и пушистыми во время первой войны. Но я никак не ожидал, что они опустятся до такой мерзости.       В голосе Аларика сквозила искренность, и Альбус, даже без пассивной Легилименции мог сказать, что Аларик не говорит ничего, кроме правды.       — Ничто не могло подготовить меня к тому, что было сказано за последние два дня. — Его глаза метнулись от пола к глазам Альбуса, и выражение его лица было полно ярости. — Я поддерживаю разделение магического и маггловского миров, в том числе выселение магглорождённых в маггловских мир, и я считаю, что это лучший путь для будущего роста нашего общества. Но Волан-Де-Морт придерживается совершенно другого взгляда, и я никогда не мог его поддержать. Независимо от того, что я считаю, что магглы по своей сути уступают волшебникам, а магглорождённые не намного лучше, они всё равно люди! Никто не заслуживает того, чтобы над ними совершались… такие… мерзкие действия, которые делали Люциус Малфой и ему подобные. Их смерть была справедлива — такие мерзавцы, как они, не заслуживают жизни!       — И поэтому ты поддержал их казнь? — спросил Альбус. Это начало обретать смысл, и хотя этот человек не сделал фундаментальных изменений в том, во что верил — а Альбус сомневался, что когда-нибудь это произойдёт, — по крайней мере, теперь он видел Волан-Де-Морта таким, какой он был на самом деле. Оставалось надеяться, что в Визенгамоте было больше тех, у кого были такие же взгляды, независимо от идеалов, которые они поддерживали.       — Да, — подтвердил Аларик. — Меня тошнило от многих из них, особенно от Люциуса Малфоя. Мир стал лучше без них.       Глубоко вздохнув, он собрался с силами и посмотрел на Альбуса с непроницаемым выражением лица.       — Что касается причины, по которой я попросил об этой встрече, первая причина в том, что я хотел сообщить тебе о своих чувствах по этому поводу. Вторая… — он сделал короткую паузу, прежде чем снова собраться с духом. — Опять же, мы находимся на противоположных плоскостях политического спектра, и в некотором смысле я с трудом могу понять, чего я хочу от тебя. Но Волан-Де-Морт представляет большую угрозу, и с ним нужно разобраться. Ты можешь рассчитывать на мою поддержку, пока он и его последователи не будут уничтожены, как бешеные собаки.       — Предлагаешь формальный союз? — спросил Альбус, хотя думал, что Аларик не зайдёт так далеко.       Он покачал головой, подтверждая предположение Альбуса.       — Я не думаю, что это необходимо, и это по крайней мере вызвало бы недоумение у некоторых. Нет, я просто имею в виду, что буду поддерживать тебя и министра в ведении этой войны и не буду пытаться вам мешать. Я не изменил своих политических взглядов и считаю, что один только этот факт сделал бы более тесный союз между нами в лучшем случае проблематичным. Есть и другие, которые думают так же, как и я.       Это было определённо лучше, чем Альбус надеялся до того, как начались допросы Пожирателей Смерти, но, возможно, и меньше, чем он мог ожидать от того, кто так радикально изменил позицию. Тем не менее, если в залах Визенгамота будет на одного врага меньше, это только облегчит выполнение плана Амелии.       — Ты же понимаешь, что ты станешь мишенью?       Аларик откинулся на спинку кресла и кивнул.       — Я уверен, что так и будет. Но наши семейные обереги, хотя и не такие прочные, как в Хогвартсе, всё же старые и крепкие, и я уже договорился об их улучшении, и теперь вся моя семья будет носить аварийные портключи. — Он остановился и улыбнулся. — Моя старшая внучка должна начать учиться в Хогвартсе в следующем году, и я хочу убедиться, что она поступит туда.       Альбус улыбнулся — разговоры о детях и Хогвартсе всегда доставляли ему величайшее удовольствие.       — Ах да. Должно быть, Брайни — дочь твоего старшего сына?       — Да, — подтвердил он. — Она счастливый ребёнок и крайне сообразительна. Я думаю, она попадёт на Когтевран.       Обсудив важные темы, двое мужчин поговорили о предстоящем учебном году, а также о внуках Аларика, прежде чем расстаться. Со вздохом Альбус снова обратился к предстоящему долгу после ухода собеседника. Он бы и не подумал, но время, проведённое за обсуждением, было приятным, ещё раз доказав, что все, независимо от политических или социальных наклонностей, всё же люди, и что хорошо бы ему не судить их, пока не узнает ближе.       Но Хогвартс ждал, и с этой мыслью Альбус направился к камину. Четверо юных слизеринцев станут главами своих семей примерно через год, когда достигнут совершеннолетия, но хотя Альбус надеялся, что судьба их отцов станет для них предостережением не идти по их стопам, он очень боялся, что оно возымеет прямо противоположный эффект. Он действительно очень этого боялся.

***

      Альбус был прав в своих опасениях, но не то чтобы Драко мог об этом знать.       Драко сидел в гостиной Слизерина и кипел. Он получил эту новость совсем недавно, когда его, Крэбба, Нотта и Гойла вызвали в кабинет директора. Он был удивлён, увидев там свою мать вместе с матерями своих друзей, и ожидал услышать известие об освобождении отца. Ничто не могло подготовить его к правде.

***

      — Драко… — нерешительно начала его мать. Она остановилась и запнулась, и Драко задумался, что происходит. Он никогда раньше не видел свою мать в таком состоянии — она всегда была спокойна и контролировала свои эмоции, а сейчас перед ним стояла бледная, потрясённая женщина.       Они сидели в неиспользуемом классе недалеко от кабинета директора, столы здесь стояли в беспорядке и всё покрывал толстый слой пыли, она закружилась в воздухе, когда они открыли дверь. Нарцисса Малфой очистила от грязи два стула, чтобы они могли сесть, но прервалась. Она казалась взволнованной.       — Что случилось, мам? — требовательно спросил Драко. — Отца ещё не выпустили?       Её реакция довела его беспокойство до критической отметки — она закрыла глаза и сглотнула, из уголка её глаза скатилась слеза. Что-то здесь было явно не так.       Наконец Нарцисса собралась с духом и открыла глаза, чтобы посмотреть на сына, и на её лице появился испуг.       — Драко, твоего отца не освободили. Нелегко мне это говорить, но он был казнён за свои преступления.       — Что? — прошептал Драко. — Это не может быть правдой. — Мысленно он яростно отрицал, эхом голос разносился снова и снова. Его отцом был Люциус Малфой! Он был ведущим членом общества и чистокровным самого высокого положения! Дамблдор и его последователи не могли осмелиться убить его отца!       — Драко, — снова начала его мать, и на этот раз она, похоже, в какой-то степени овладела собой, — твой отец мёртв. Они использовали Сыворотку Правды, и ему пришлось рассказать обо всех преступлениях, которые они смогли обнаружить. Некоторые из ужасных вещей, которые он совершил… я никогда не знала о них…       — Мне всё равно, что он сделал! — воскликнул Драко. — Я уверен, что он сделал всё необходимое, чтобы служить Тёмному Лорду и продвигать наши ценности.       Лицо Нарциссы стало суровым.       — Драко, если бы ты знал об ужасных вещах, которые он совершил…       — Неважно, что он сделал! — закричал тот. — Я уверен, что сделал бы то же самое на его месте! Я уверен, что сделаю то же самое, если Тёмный Лорд прикажет!       Нарцисса закрыла глаза и на мгновение глубоко вздохнула. Драко был сбит с толку её поведением — наверняка она была так же зла, как и он. Как это могло произойти? Неужели союзники его отца в Визенгамоте предали его, не высказавшись в его пользу? Неужели все они на суде предали Тёмного Лорда и его отца?       — Послушай меня, Драко, — взмолилась Нарцисса. Она протянула руку и схватила его за плечи, выводя из мыслей об убийстве и заставляя посмотреть ей в глаза. — Директор предложил разрешить тебе и твоим друзьям вернуться домой на несколько дней. Однако Тёмный Лорд приказал, чтобы ты оставался здесь.       Она вздохнула и откинулась на спинку стула, выглядя намного старше, чем можно было предположить по её годам.       — Твоего отца протолкнули за завесу, поэтому тела нет, и, следовательно, погребение не требуется.       — Мама, ты же не собираешься просто так предать его забвению, — запротестовал Драко. — Жизнь отца следует прославить. Он был великим человеком.       Его мать колебалась — немного, но это подсказало Драко, что она не согласна с его словами. Он не мог понять её. Его мать всегда была предана его отцу, и он был уверен, что, несмотря на то, что они были женаты по контракту, они разделяют взаимную привязанность, если не любовь. По крайней мере, их всегда объединяло общее видение будущего, а также преданность самому Драко.       — Не могу поверить в то, что слышу, мама, — обвиняющим тоном произнёс Драко. — Ты своим поведением предаёшь память отца.       — Драко, твой отец много сделал на службе у Тёмного Лорда. — Нарцисса сделала паузу на мгновение, прежде чем продолжить с решимостью: — Я никогда не знала и доли его деяний. Да, я знала, что его руки не были чисты, но я никогда не догадывалась, до каких глубин он опустился.       Драко раздражённо фыркнул, но его мать была непреклонна.       — Я понимаю твой скептицизм, Драко, но сейчас не время для этого. Мы установим надгробный камень на семейном кладбище этим летом после твоего возвращения из Хогвартса. А пока ты останешься в школе, как приказал Тёмный Лорд — я ничего не могу с этим поделать. Но умоляю тебя — узнай, какой на самом деле была жизнь твоего отца, и хорошенько подумай о своём будущем.       — Ты хочешь, чтобы я предал Тёмного Лорда? — недоверчиво спросил Драко. — Должен ли я предать всё, за что боролся мой отец?       — Ты не знаешь и половины того, за что ратовал твой отец, — отрезала она. Затем сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Драко, я очень хорошо знаю, каковы твои взгляды и убеждения, и я знаю, что мне не удастся уговорить тебя отказаться от них. — Глаза Нарциссы затуманились, и она, казалось, пыталась успокоиться. — Всё, о чём я прошу, — это действовать очень осторожно. Твоего отца больше нет. Ты — всё, что у меня осталось от него. Я не хочу тебя терять. Пожалуйста, не делай ничего, что может подвергнуть тебя опасности.

***

      Даже сейчас Драко с трудом мог поверить в то, как вела себя его мать. Она, казалось, осуждала действия отца, и Драко чувствовал, что едва узнаёт её.       Он намеревался избегать газет, желая сознательно игнорировать любую информации о том, как пресса и Визенгамот изображали жизнь отца, но обнаружил, что его любопытство невозможно подавить. Сказать, что он был удивлён некоторыми вещами, на которые намекала газета, было бы правильно, но, подумав об этом, он понял, что его отец был прав. Магглы, грязнокровки и им подобные — не исключая тех, кто их поддерживал — чума для общества. Их нужно изгонять всеми возможными способами. На самом деле, он разделял почти ту же проблему, что и его отец, в отношении существования некой приводящей в бешенство грязнокровки…       Нет, независимо от того, что писали в газетах или что говорила его мать, он, Драко Малфой, будет помнить Люциуса Малфоя как великого человека и любящего отца. Он не поверит словам своих врагов. Он будет верен своему отцу и Тёмному Лорду и сделает всё возможное, чтобы воплотить в жизнь отцовское видение будущего волшебного мира.       И это включало в себя его личную месть. Ибо Драко знал, кто виноват в этих событиях: Поттер. Пришло время полукровке расплачиваться за свои грехи. Единственным хорошим событием дня было то, что директор освободил их от занятий в тот вечер из уважения к их горю. Это было прекрасно, так как это дало Драко время, чтобы усовершенствовать свой план.       Так что в тот вечер, когда его друзья подошли к нему, Драко сорвался на них. У Крэбба и Гойла было почти одинаковое выражение непонимания, смешанного с гневом, в то время как глаза Нотта заметно покраснели. Драко не жалел, что он выплеснул свои эмоции, но сам отказался поддаваться им. Ярость была более полезным инструментом, чем печаль или отчаяние.       — Вы ничего не будете делать, — огрызнулся Драко, когда Нотт спросил его, что они собираются с этим делать, примерно в третий раз, хотя он, честно говоря, не считал. — Дамблдор по-прежнему контролирует Хогвартс, так что чем меньше вы знаете о плане, тем лучше.       — Драко, мы не собираемся просто отсиживаться, — холодно сказал Тео.       — Нет, мы не будем просто отсиживаться. Но я тот, кто будет действовать. А вы должны держаться в стороне и убедитесь, что не поставите под угрозу план.       Его друзья, казалось, были не в восторге от его настойчивости, но Драко сейчас было всё равно. Им нужно просто смириться. Что касается Драко, пора было напомнить Поттеру, с кем он имеет дело. Урок будет очень болезненным. Драко знал, как начать.       Если бы кто-нибудь посмотрел ему в глаза в тот момент, он бы увидел в их глубине поразительное сходство с отцом. Да, Драко Малфой был похож на своего отца больше, чем кто-либо мог предположить.

***

      — Не могу поверить, что их действительно казнили, — воскликнул Гарри, прочитав заголовок на обложке специального выпуска Ежедневного пророка.       Гермиона с некоторым отвращением швырнула свою копию газеты.       — Учитывая, что они натворили, они, безусловно, заслужили.       — Я знаю, — ответил Гарри, указывая на бумагу. — Но ты же знаешь, насколько продажен Визенгамот. Я думал, их просто отправят в Азкабан. Это не первый раз, когда Счастливчик Люси уклоняется от расплаты за свои преступления.       — Я думаю, что как только они точно узнают, что сделали Пожиратели Смерти, никто в зале не рискует голосовать за Азкабан, — тихо сказала Флёр. — Любого здравомыслящего человека затошнит от зверств, совершённых этими людьми.       — Думаю, я знаю, почему Волан-Де-Морт был так зол.       Оно пришло сразу после обеда — сильное чувство ярости и недоверия, которое пробилось в разум Гарри. Он стал достаточно искусен в окклюменции, чтобы вообще отгородиться от Волан-Де-Морт, но временами на него всё ещё действовали сильные эмоции. Честно говоря, в последнее время их становилось всё больше и больше, как будто Волан-Де-Морт терял тщательно сохраняемый контроль над своими эмоциями. Хорошо, что он не обнаружил этой связи, хотя Гарри был уверен, что пару раз он был близок. Он содрогнулся при мысли о том, что сделает этот человек, если когда-нибудь обнаружит связь.       — Малфой станет ещё опаснее, чем обычно, — тихо прокомментировал Рон с противоположной стороны стола.       Глаза Гарри почти невольно обратились к слизеринскому столу, но Малфоя и его друзей там не было. На самом деле, они вообще не спускались к обеду и почти не показывались после скандала в гостиной Слизерина.       — Нам придётся внимательно следить за ним, — ответил Гарри, внимательно глядя на своих друзей. — Теперь, когда у него нет папы, которому он мог бы пожаловаться, он возьмёт дело в свои руки.       Ропот согласия пронёсся среди тех, кто находился поблизости, и вопрос был временно закрыт в пользу продолжения изучения информации, содержащейся в Пророке. Он не вдавался в какие-либо конкретные детали, заметил Гарри, но было достаточно легко читать между строк. Люциус Малфой и его союзники были садистами, ублюдками-убийцами, и без них мир стал намного лучше.       Но Гарри не стал лгать себе. У Волан-Де-Морта было много других садистских ублюдков-убийц на побегушках. Они нанесут ответный удар. Совсем скоро.

***

      Лорд Волан-Де-Морт гордился своим интеллектом, спокойным, рациональным поведением и способностью продумывать возможные проблемы. Его боялись, это правда, и он не терпел дураков и вопиющие неудачи. Его последователи знали об этом, и это помогало мотивировать их на выполнение порученных им задач быстро и эффективно.       Однако он также был осторожен в назначении наказания тем, кто его подвёл, по-настоящему наказывая только тех, кто заслужил из-за небрежности или отсутствия усилий. Не стоило чрезмерно терроризировать тех, кто присягнул ему. Это плохо сказывалось на моральном духе и поощряло дезертирство, приходилось тратить драгоценные ресурсы на поиски дезертиров. В конце концов, Волан-Де-Морт не мог терпеть предательства.       Вот почему вид Тёмного Лорда, крайне разъярённого, раздающего пыточные проклятия всем, кто попадал в его поле зрения, был таким удивительным для его подчинённых. Хотя, если честно, это можно было предсказать, учитывая события дня.       Как только его последователи научились не беспокоить его, Волан-Де-Морт сидел на своём троне тишине, размышляя, взбешённый судьбой своих последователей. Честно говоря, он был поражён тем, что Дамблдор так разыграл ситуацию. Он и подумать не мог, что старику хватит духу приговорить столько людей к смерти, несмотря на их поступки. Если бы Корнелиус Фадж всё ещё занимал пост министра, вряд ли такой приговор был бы вынесен. Тот факт, что результатом прекращения полномочий Фаджа и казни его людей стал его собственный импульсивный поступок, не облегчал проглатывание горькой пилюли.       План Волан-Де-Морта был прост. Подождать, пока Визенгамот осудит его приспешников, приговорит их к Азкабану, а затем он освободит их ещё раз. Он делал это раньше и был абсолютно уверен, что сможет сделать снова.       Теперь Тёмный Лорд остался без большей части своего ближайшего окружения, так как большинство его приближённых Пожирателей Смерти были вовлечены в операцию в Министерстве. Это был серьёзный удар по его усилиям — таких людей, как они, трудно заменить, поскольку их замена не будет иметь той истории, которую он разделял с людьми, которых они заменят. Они должны быть обучены предвидеть его желания. Это та ещё головная боль, учитывая, что он должен был готовиться захватить волшебную Британию.       Но Волан-Де-Морт не позволит этой неудаче остановить его. В прошлом он сталкивался с более серьёзными проблемами и смог их преодолеть — эта не была исключением. Министерство всё ещё находилось в движении после избрания нового министра. Возможно, теперь пришло время привести в действие план, который он задумал во время своего изгнания. Да, мир должен чувствовать последствия его неудовольствия и знать, что переступить ему дорогу означало вызвать его гнев.       Он поднял глаза и заметил Беллатрису, стоящую у входа и молча наблюдающую за ним. После смерти остальных Беллатриса стала его ближайшим и самым доверенным советником. Северус был ещё одним, но его положение в Хогвартсе требовало дистанции, а из-за фиаско в Министерстве доставляемые им сведения теперь вызывали подозрения. О, Волан-Де-Морт не сомневался в его верности — те, кто приходил к нему, не убегали, — но, похоже, Дамблдор понял, что его верный шпион, возможно, не так уж и лоялен, как он думал. Каждая часть информации, которую Северус сейчас приносил ему, теперь должна быть обработана с величайшей осторожностью.       С Беллатрисой такой необходимости не было. Она всегда была его самым преданным и фанатичным последователем. Даже сейчас, когда другие убежали от его праведной ярости, она спокойно стояла рядом, терпеливо ожидая, когда он восстановит контроль. Волан-Де-Морт знал, что она с радостью примет от него пыточное проклятие, если он сочтёт это необходимым, даже несмотря на то, что она всё ещё оправлялась от ран, полученных в Министерстве. Никто другой не мог сравниться с ней.       — Беллатриса, — мягко позвал он.       — Милорд, — ответила она, приближаясь к нему, словно паря в воздухе.       — Пришло время показать миру последствия неповиновения. Полагаю, что теперь захват волшебной Британии продолжится.       Белла склонила голову, её глаза загорелись фанатичным ликованием.       — Министерство падёт, милорд. Я обещаю вам.       — Прекрасно.       Ещё раз Беллатриса поклонилась, а затем повернулась, чтобы уйти, её шаги были быстрыми и уверенными — целеустрёмленными. Если бы все в его рядах были такими же компетентными и энергичными, как Беллатриса, он бы давно победил.       Но это не так, и не следует забывать, что многие из них были не более чем инструментами, которыми Волан-Де-Морт мог распоряжаться по своему усмотрению. Теперь это было так, поскольку те, кто был с ним дольше всех, были преданы смерти.       Волан-Де-Морт насильно отогнал эти мысли, размышляя над тем, что сказал предатель крови Сириус Блэк, когда Люциуса Малфоя вели к завесе. Намёк на пророчество снова наполнил Волан-Де-Морта яростью из-за того, что ему помешали. Очень жаль, что пророчество было утеряно, поскольку Волан-Де-Морт был уверен, что оно содержит информацию, жизненно важную для его дела. Возможно, наверное, что одного из соратников Дамблдора можно… убедить раскрыть то, что им известно о пророчестве. Но это означает, что ему нужно, чтобы один из них попал в его руки. Блэк был под защитой, пока он в Хогвартсе, и похищение одним из его приспешников пускай и было возможно, было сопряжено со многими рисками и с неопределённой выгодой, учитывая склонность Дамблдора хранить свои знания в секрете. Вряд ли есть ещё кто-то, кроме Блэка, кому доверили бы эту информацию. Нет, несмотря на то, насколько важным было пророчество, Волан-Де-Морт попытается осуществить похищение только в том случае, если ситуация станет критической, а знание — необходимым.       Тех, кто поддерживал Поттера, нужно заставить заплатить. Их всех надо заставить заплатить, и чем раньше, тем лучше.