***
Когда Гермиона рассказала ей о вызове в кабинет Дамблдора, Джинни нахмурилась. Что директор может хотеть от неё? Джинни не Гарри — она не проводила столько времени в кабинете директора, сколько в спальне, болтая, как старые друзья, и обсуждая стратегию, Волан-Де-Морта и всё остальное. Она была простой школьницей, хотя и состояла в клубе Гарри и, как она надеялась, была его другом. Чем она могла помочь им? — И что же он хочет? — спросила Джинни, вставая на ноги. Она украдкой огляделась и заметила, что никто, кажется, не обращает на неё никакого внимания, что было к лучшему. Вызов в кабинет директора — это не то, что ты хотел бы рассказать всему миру. — Не знаю, — ответила Гермиона. — Я просто знаю, что ему нужно тебя видеть. — Сейчас? Гермиона улыбнулась. — Тебе не придётся вставать перед ним на ковёр, Джинни. Джинни улыбнулась в ответ подруге, но инстинктивно поняла, что что-то не так. Гермиона пыталась вести себя так, будто ничего страшного не случилось, но внутри Джинни чувствовала напряжение, которое она редко замечала в другой девушке, или, скорее, напряжение, которое точно не имело никакого отношения к школьным занятиям или СОВ. Честно говоря, это беспокоило Джинни. Однако было столь же очевидно, что, хотя Гермиона могла что-то знать, она не была склонна делиться этим, предпочитая вместо этого общение, когда их никто не мог подслушать. В любом случае, так будет лучше, поскольку Джинни уже подумала, что хотела бы избежать любого открытого внимания. Поэтому она сделала единственное, что могла, — поблагодарила Гермиону и направилась к портрету. И в тот момент она получила очередной сюрприз. — Я пойду с тобой, — заявила Гермиона, заставив Джинни остановиться и приподнять бровь. — Дамблдору тоже нужно тебя видеть? На этот раз улыбка была ещё более натянутой. — Я была в его кабинете в течение последнего часа или около того. Немного растерянная, Джинни повернулась и вышла из общей комнаты, затем несколько мгновений шла по коридору, когда повернулась к подруге и бросила на неё властный взгляд. — Что происходит, Гермиона? Ты пугаешь меня всеми этими шпионскими штучками. Вздохнув, Гермиона взяла её за руку и повела к кабинету директора. — Прости, Джинни, но я больше ничего не могу сказать. — Она огляделась, и Джинни, почти неохотно, повторила за ней, только чтобы увидеть, что больше никого нет. Они оказались совсем одни. — Ты всё узнаешь, как только мы доберёмся туда. Скажем так, кое-что всплыло в связи с твоими приключениями на первом курсе. Нам нужно знать кое-что. Джинни было трудно не сглотнуть при мысли об инциденте с василиском. Она старалась по возможности не думать об этом, и хотя воспоминания уже редко вызывали у неё кошмары, мысли об этом по-прежнему были неприятны. И теперь, видимо, Дамблдору захотелось ещё раз выкопать эти воспоминания, поднять события, которые она так жаждала похоронить за непроницаемой преградой, чтобы никогда больше не выпускать их на волю. Она сможет это сделать, решительно решила она. В конце концов, Джинни гриффиндорка, училась на факультете, который гордился своей храбростью перед лицом страха. Но Джинни, несмотря на свою браваду, чувствовала, как внизу живота, как свинцовый блок, оседает пустота, и знала, что это будет нелегко, независимо от того, что скажет ей директор. К счастью, ей не пришлось долго мучиться от волнения, так как вскоре в поле зрения появился кабинет директора. Очевидно, их ждали, так как охранник-горгулья молча стояла в стороне, хотя у Джинни возникло острое ощущение, что статуя наблюдает за ней, когда она проходила мимо. Винтовая лестница была ей в новинку, так как она быстро привела их к вершине лестницы, и, как только Джинни оказалась на следующем уровне, она смогла на мгновение отвлечься, заинтересовавшись кабинетом директора. Она никогда раньше не была в кабинете, и ей было любопытно, какими атрибутами окружил себя такой знаменитый человек. Её внезапное отвлечение было подавлено в тот момент, когда она вошла в сам кабинет, когда на неё уставилось море мрачных лиц. — Здравствуй, мисс Уизли, — Дамблдор сделал всё возможное, чтобы поприветствовать её приятной дедушкиной улыбкой. — Спасибо, что присоединились к нам. — Для чего я вам нужна? — выпалила Джинни и покраснела от бестактности вопроса. Дамблдор только ласково улыбнулся ей, взмахнув палочкой и указывая на стул, появившийся перед ней. Лениво Джинни заметила, что стул стоит рядом с Гарри, а рядом с ним есть свободное место для Гермионы. — Мы получили некоторую информацию, которую нам нужно подтвердить. Уделишь нам минутку? Не решаясь ответить, Джинни отрывисто кивнула, а затем села на своё место, хотя и примостилась на краю, словно готовая бежать при первых признаках неприятностей; она даже не могла с уверенностью сказать, что не готова бежать, если новости будут плохими. Затем она удивилась, когда профессор Люпин, которого она не видела с тех пор, как он покинул школу после того, как оставил свой преподавательский пост, поднял свою палочку. — Мне нужно будет наложить на вас заклинание на мгновение, мисс Уизли. С вашего разрешения, конечно. Когда Джинни кивнула ему, профессор Люпин замысловато взмахнул палочкой, прежде чем произнести заклинание: — Эктрариус Анима Манифесто!! — Джинни ничего не почувствовала при ударе, но сразу поняла, что эффект был, так как она начала светиться белым. Однако вскоре белое сияние начало темнеть, вскоре оно стало кроваво-красным, прежде чем совсем рассеялось. Если раньше она думала, что настроение в комнате было мрачным, то теперь находящиеся были определённо угрюмыми, поскольку эффект заклинания отразился на тех, кто находился в комнате. Что, чёрт возьми, происходит?***
Когда свечение исчезло, Гарри с каменным лицом наблюдал за происходящим. Они нашли ещё один крестраж. И нашли его, пожалуй, из самого неожиданного источника. — Жан-Себастьян, вы позволите? — сказал Дамблдор, указывая на камин. Хотя по озадаченному и слегка испуганному лицу Джинни было очевидно, что она понятия не имеет, что происходит, Жан-Себастьян немедленно кивнул и шагнул в камин, направившись на площадь Гриммо. Несомненно, директор подумал, что было бы лучше, если бы Уизли были доставлены в школу кем-то, кого они знали, а не просто вызвали их сюда с помощью каминной сети. Джинни, однако, не была дурой — на площади Гриммо в настоящее время проживали её родители, и когда она начала собирать кусочки пазла воедино, она повернулась к Гарри с дикими глазами, и такой он никогда раньше её не видел. — Гарри, что происходит? — спросила она со страхом в голосе. — Успокойтесь, мисс Уизли, — вмешался Дамблдор, — мы не хотели вас пугать. — Когда он заговорил, казалось, что за последние несколько минут на его плечи свалилось всё его огромное количество прожитых лет. — Я считаю, что будет лучше, если обсуждение, которое мы должны провести, мы проведём только один раз. Посол отправился за вашими родителями — давайте подождём объяснений до его возвращения, хорошо? Напрягшиеся мышцы челюсти Джинни свидетельствовали о том, что в этот момент она бы предпочла и дальше требовать ответы на свои вопросы, но с трудом сдержала себя и кивнула. Внутри Гарри всё бурлило от тошнотворного ощущения, которое заставляло желчь подниматься к горлу, угрожая задушить его своим неприятным вкусом. Было достаточно тяжело принять тот факт, что он крестраж и что ему не суждено было жить. Когда крестражем был только он, Гарри мог утешать себя знанием, что если он пожертвует собой в подходящее время, то Волан-Де-Морта можно будет победить. Но с двумя — вторым крестражем оказалась младшая сестра его лучшего друга! — ситуация неизбежно усложнялась. Как теперь они могли подстроить окончательное поражение Волан-Де-Морта, он не знал точно, но знал, что его необходимо уничтожить, чтобы мир освободился от ярма безумца. Мысль о самозваном лорде Волан-Де-Морте наполнила его горячей яростью. Этот человек уничтожал всё, к чему прикасался! А теперь он разрушал жизнь и счастье того, кто очень дорог Гарри. Нельзя больше терпеть эту сволочь! В уголках своего разума Гарри знал, что ему придётся позаботиться об этом человеке как можно раньше. Возможно, Волан-Де-Морт хорошо спрятался, а его цитадель в безопасности, но другие — нет. Ему придётся всё обдумать — наверняка найдётся способ ударить его так сильно, насколько это возможно. Ответный удар вполне справедлив — этот человек причинил ещё больше горя Гарри, не говоря уже обо всех, кого он коснулся, — и возмездие давно назрело. В разгар борьбы с гневом Гарри увидел бледную Джинни и усилием воли заставил себя остыть. Позже у него будет достаточно времени, чтобы выступить против Волан-Де-Морта. На данный момент им предстояло очень сложное объяснение, которое разрушит жизнь Джинни. Всего через несколько мгновений камин вспыхнул, и из него вышел Жан-Себастьян, а за ним сбитые с толку Молли и Артур Уизли. Дамблдор торопливо наколдовал два кресла, и они сели, явно удивившись их внезапному вызову, не говоря уже о составе собравшихся в кабинете директора. Ясно, что бы ни сказал им Жан-Себастьян, они не ожидали ничего хорошего от этого разговора. Тут же Дамблдор взял ситуацию под контроль, обращаясь к вновь прибывшим с доброй улыбкой: — Молли, Артур, спасибо, что присоединились к нам. Боюсь, мы обнаружили печальное последствие опыта Джиневры с василиском на первом курсе. — Что случилось, Альбус? — спросил Артур, и, хотя внешне он держался стойко, его страх был очевиден в том, как он держал себя под жёстким контролем. Это было так непохоже на обычно жизнерадостного человека, что Гарри почувствовал, что почти не узнаёт его. — К сожалению, просто объяснить вам всё не получится. — Дамблдор смотрел на Уизли сурово, хотя и с явным состраданием. — Это знание очень опасно, и оно защищено рядом клятв, которые не позволят вам раскрыть это знание кому-либо. Вы должны принять их, прежде чем мы сможем вам что-то сказать. — Клятвы на нашей магии? — спросил Артур, нахмурившись. — Клятвы на вашу жизнь, — был тихий ответ Дамблдора. — Это знание никогда не должно быть раскрыто — слишком много боли и страданий уже принесено, и последствия могут быть неизмеримыми для всего мира, если об этом когда-либо станет известно. Молли и Артур обменялись взглядами, теперь оба явно боялись того, что им вот-вот расскажут. Насколько понял Гарри, в нормальных обстоятельствах клятва на своей магии считалась более священной, чем клятва на жизни, потому что потерять свою магию — часть себя — считалось хуже смерти. Но клятва на жизни человека была, пожалуй, самой глубокой из всех. Если сохранность тайны зависела от жизни человека, то крайне необходимо, чтобы этот секрет и дальше был скрыт от всего мира. — Очень хорошо, — сказал Артур, хотя Гарри думал, что знает этого кроткого человека достаточно хорошо, чтобы понимать, что он предпочёл бы не обременять себя такими важными темами. — Римус, будь добр, — сказал Дамблдор, поворачиваясь к мародёру. К этому времени процесс принесения клятв был знаком Гарри, и Римус научился говорить их быстро и эффективно. Принесённые клятвы не уменьшили беспокойства Уизли, когда они узнали, что они влекут за собой. Несомненно, это будет долгий и эмоциональный вечер. Как только они поклялись, Дамблдор поблагодарил Римуса и повернулся к Артуру. — Нет простого способа рассказать вам о происходящем, поэтому я постараюсь быть ясным и кратким. Пожалуйста, воздержитесь от любых вопросов, пока объяснение не будет завершено — это будет достаточно сложно объяснить без частых перерывов. С этими словами Дамблдор начал рассказ о крестражах, а Римус часто добавлял комментарии и разъяснения к тому, что говорил директор. Они оставили обсуждение истории крестражей в стороне, так как это было действительно неважно в сложившейся ситуации. Вместо этого Дамблдор рассказал о том, для чего были предназначены крестражи, затем рассказал о том, что они изначально думали о них, и закончил путешествием Римуса и Тонкс в Египет и тем, что они узнали об их истинной природе. К концу объяснения Артур сидел прямо, закрыв лицо руками, шок на его лице свидетельствовал о том, как трудно ему было обработать и принять то, что ему сказали, в то время как Молли с белым, как только что выпавший снег, лицом, смотрела невидяще вдаль, а слёзы текли по её щекам. Сдержанность матроны Уизли на самом деле была в некотором роде неожиданностью для Гарри, так как он думал, что она более склонна к громким выражениям и активным возражениям. Джинни повернулась и начала тихонько плакать в плечо Гарри, пока объяснение подходило к концу, её тело сотрясалось от глубоких душераздирающих рыданий. Гарри, как только она повернулась к нему в своём отчаянии, обнял её и прижал к своей груди, давая утешение, какое только мог. Его собственные возлюбленные наблюдали за ним с сочувствием, хотя в их поведении не было видно ни намёка на ревность или дискомфорт из-за его физической близости с девушкой, которая не так уж тайно питала к нему симпатию. Но хотя Гарри и пытался утешить Джинни, на самом деле он не был уверен, что ему это вообще удалось. Гнев, который он отогнал ранее, вернулся в полной мере, и он обдумывал мысли, на которые, как Гарри подозревал, будут смотреть с неодобрением, если кто-то ещё в комнате узнает о них. Гарри горел холодной яростью и почти физической потребностью отомстить безумцу, устроившему такие страдания. — Что мы можем сделать? — спросил Артур, хотя взять себя в руки, чтобы просто задать этот вопрос, казалось, стоило почти титанических усилий. — Осколок души не может быть удалён, — ответил Римус с извиняющейся неуверенностью в голосе. — Так что, тогда мы просто сдаёмся? — требовательно спросил Артур, повысив голос, возможно, в первый раз на памяти Гарри. — Вы просите нас принести в жертву нашу единственную дочь ради победы над В-В-Волан-Де-Мортом? Гарри был уверен, что это был первый раз, когда Артур произнёс имя Тёмного Лорда вслух, но его гнев и замешательство явно придали мужества. Либо так, либо он довёл себя до такой степени, что даже не задумывался над тем, что говорил, несмотря на то, что запинался при упоминании имени Тёмного Лорда. — Конечно нет, Артур, — успокоил Дамблдор. — Артур, — заговорила Молли, — это касается и Гарри. Это моментально остудило пыл Артура, и он повернулся к Гарри, выглядя слегка огорённым. — Прости, Гарри. Это просто… — Поверьте мне, я прекрасно понимаю, насколько вы шокированы, — сказал Гарри, отмахиваясь от извинений. Улыбка, которая не вышла за пределы его губ, скользнула по лицу Артура, и он кивнул Гарри, отчасти в знак признательности за прощение, а отчасти, как подумал Гарри, за то, как он утешал Джинни. — Возможно, ты уже слышал, как я рассуждал на эту тему раньше, Артур, — снова заговорил Дамблдор, — но я верю, что любое волшебство можно отменить, если только мы узнаем, как это сделать. Просто иногда требуется немного изобретательности, чтобы обнаружить это. Я могу сказать вам, что не перестану бороться. Это не только затронет Гарри, которого, как вы знаете, я очень уважаю, но и потому, что принести в жертву двух замечательных молодых людей поистине бессовестно. Мы найдём ответ — это я вам гарантирую. — Как ты держишься, Гарри? — спросила Молли. И хотя в её поведении определённо можно было увидеть след знакомой материнской заботы Молли Уизли, она также явно беспокоилась о нём. Её забота согрела его и сказала ему, что какие бы трудности ни были между ними за последние несколько месяцев, он всё ещё жаждет её принятия и привязанности. — У меня было время привыкнуть к этому, — просто ответил Гарри, пытаясь развеять её беспокойство. Взгляд, который она бросила на него, был каким угодно, только не умиротворённым — Это наш Гарри, — с нежной улыбкой вставила Гермиона. — Его заученный ответ: «Я в порядке». — Возможно, но, к сожалению, в данной ситуации это действительно единственный ответ, который я могу дать. — Чувствуя потребность объясниться или, возможно, получить прощение за ту роль, которую он сыграл в трагедии Джинни, Гарри сделал паузу на мгновение, прежде чем заговорить снова: — Я сожалею о том, как это произошло. Может быть, если бы мне как-то удалось увести её в безопасное место до того, как василиск умер… Гарри замолчал, отчасти потому, что ему действительно больше нечего было сказать, а отчасти потому, что голова Джинни поднялась с его плеча, и она смотрела на него сквозь слёзы, которые всё ещё текли по её лицу, с совершенно знакомой маской недовольства. — Честное слово, Гарри! — она фыркнула. — Только ты мог подумать, что мог добиться большего успеха, чем просто убить такое опасное чудовище, как василиск. Это не твоя вина! Если кто-то и виноват, то это я, ведь я вела себя как ребёнок и позволила себе попасться в ловушку этого проклятого дневника. — Она права, Гарри, — повторила Молли за дочерью с грустной улыбкой. --Ни один здравомыслящий человек не будет считать тебя виноватым в этом. — Я так не думаю, — пробормотал Гарри. — Вот почему ты такой хороший человек, Гарри, — сказал Артур. — Но ты слишком много взваливаешь на свои плечи. Он повернулся к Дамблдору, и выражение его лица было полностью сосредоточено, хотя эмоции и боль всё ещё можно было разглядеть в нём. Это было несколько неуместно в поведении обычно спокойного и счастливого человека. — Амелия знает об этом? — Она знает о Гарри, — ответил Дамблдор. — Мы только что обнаружили крестраж в Джинни, прежде чем позвали вас сюда. Буду признателен, если ты проинформируешь министра о последних событиях. Артур коротко кивнул ему. — Пожалуйста, найди решение, Альбус. Мы не можем пожертвовать ни одним из них, чтобы победить Волан-Де-Морта, чего бы это ни стоило. Как только Дамблдор заверил, что всё, что можно было сделать, сделано, группа вернулась к несколько более бессвязному разговору, и Римус поделился с парой дополнительной информацией по этому вопросу, в то время как остальные тихо говорили о предметах, не связанных с трагедией. Возможно, это было чем-то вроде защиты от ужаса — если они ещё могут говорить о приземлённых вещах, значит, есть надежда. Директор, однако, сидел несколько в стороне от остальных, явно погружённый в свои мысли или, может быть, пытающийся решить стоявшую перед ними загадку. Уизли, конечно же, хотели убедиться, что их дочь здорова, несмотря на только что полученные ужасные новости. Это вполне понятно, решил Гарри. Тот факт, что часть души человека, страдающего манией величия, жила вперемешку с душой их дочери, заставил бы любого задуматься, не зная точно, как эта часть души поведёт себя. Влияет она как-то на неё? Заставит ли осколок кого-либо из них вести себя в соответствии с заложенными в них фрагментами души? Конечно, они знали, что Джинни носила этот осколок вот уже почти три года и получила убедительные доказательства того, что она всё ещё их дочь, независимо от того, что с ней сделали. Тем не менее, это было нелегко, и Молли и Артур явно пытались смириться с тем, что узнали. Мысли Гарри были поглощены чувствами, далёкими от того, что он обычно испытывал. Флёр и Гермиона — и Джинни, когда внимание её родителей было отвлечено на что-то другое, — тихо переговаривались вокруг него. Но Гарри мало участвовал и меньше слышал. Единственной мыслью, преобладавшей в его уме, была мысль о мести. Волан-Де-Морт обязательно заплатит за содеянное. В этом Гарри был полон решимости.***
Быть кротом на службе у Тёмного Лорда стало намного труднее после неудавшейся атаки на Министерство. Мало того, что Министерство развило своего рода компетентность, которой, по правде говоря, не было уже много лет, но и упорство, которое никогда не проявлялось по-настоящему. Даже во времена министра Бэгнольд, которая пользовалась очень большим уважением, многие главы отделов и те, кто работал в их отделах, занимали свои посты из-за своей фамилии или положения в волшебном обществе, а не из-за каких-либо истинных заслуг. И хотя некоторые из них, безусловно, были способными людьми, это означало, что было много и неспособных, что значительно облегчало работу. Эта проблема усугублялась ещё и тем фактом, что Фадж придерживался своего положения с целью обогащения, и, таким образом, большинство подхалимов и прихлебателей поднялись до руководящих должностей. Министерство было настолько слабым, когда Тёмный Лорд вернулся, что многие в рядах Пожирателей Смерти полагали, что оно рухнет, если нанести по нему сокрушительный удар. Но те, кто готовился к такому событию, упустили из виду одну маленькую деталь: мадам Боунс долгие годы проработала в Департаменте Магического Правопорядка, заработала репутацию стойкой и опытной, и, что, возможно, более важно, была готова и ждала своего часа к падению Фаджа. Тем не менее, Министерство должно было созреть для того, чтобы ощипать его, так как Фадж замечательно сыграл, хотя и неосознанно, в планах Тёмного Лорда, не давая Министерству признать его возвращение и следя за тем, чтобы они оставались настолько слабыми, насколько это было возможно. И всё же, когда Пожиратели Смерти устроили свою атаку, Министерству удалось устоять, хотя и с большими потерями, благодаря совместным усилиям министра, авроров и этого дьявольски мешающегося Дамблдора. И с тех пор стремление министра исправить ошибки правления Фаджа привело к тому, что ранее шатающееся Министерство стало гораздо более сильным фронтом. О, славные дни правления Фаджа и явная некомпетентность, которую продемонстрировал этот человек. Если бы только Тёмный Лорд не убил его в порыве гнева! С трудом взяв себя в руки, Бенедикт остановился и обуздал свой гнев. Правда о возвращении Тёмного Лорда уже была признана к тому времени, когда Волан-Де-Морт направил свою палочку на бесполезного министра, и ущерб был нанесён. Конец Фаджа уже был предрешён, знал он об этом или нет. Смерть этого человека даже не превратила его в мученика, настолько его поносили за слепоту и умышленную глупость. Так что, в конце концов, это никак не повлияло на дело. Нет, проблема не в этом. Настоящая проблема заключалась в том, что те, кто имел возможность влиять на события, должны были знать, что Боунс представляет собой потенциальную угрозу. С ней нужно было покончить много лет назад, и если её предшественник тоже был эффективен, то и с ним следовало бы поступить так же. Но было уже слишком поздно — Бенедикт пытался подобраться достаточно близко, чтобы убить её, но в тот раз, когда ему действительно удалось это сделать, вмешательство Дамблдора снова помешало ему. Был ещё один человек, который должен заплатить самую высокую цену за своё постоянное вмешательство в планы Тёмного Лорда. Но это тоже было другое дело — Бенедикт был уверен, что Тёмный Лорд что-то задумал для директора Хогвартса. В тот воскресный вечер Бенедикт был там, чтобы расследовать ещё одно дело, которое потенциально могло нанести серьёзный удар по непрекращающимся усилиям Тёмного Лорда свергнуть Министерство и установить на его место здравомыслящий режим. В последнее время всё шло трудно. Мало того, что нападение на Хогсмид было неожиданно отражено и было обнаружено очевидное существование предателя, но и поддельные авроры, укрывшиеся в отделе авроров, впоследствии притихли. Эти кроты должны были предупредить Тёмного Лорда о том, что его планы относительно Хогсмида были скомпрометированы, предотвратить разгром в деревне и спасти не только убитых и захваченных Пожирателей Смерти, но и их союзников-гигантов и оборотней. Почему не предупредили? Почему они не связались с Тёмным Лордом ещё до нападения на Хогсмид? Ответы на эти вопросы заключались в том, почему Бенедикт оказался в Министерстве поздним воскресным вечером, когда он предпочёл бы быть дома, потягивая стакан огневиски. Бенедикт снова проклял Министерство и его внезапно поднявшуюся эффективность. То, что раньше было относительно простым делом, теперь было сопряжено с опасностью. Он был человеком Тёмного Лорда в Департаменте Магического Правопорядка, и ему не нравилась мысль о том, что его разоблачат как Пожирателя Смерти, но это был приказ Тёмный Лорд, и у него не было другого выбора, кроме как подчиниться. Когда Бенедикт вошёл в офис правоохранительных органов в тот вечер, он заметил, что там было мало людей, чего он и ожидал, учитывая поздний час и тот факт, что это были выходные. Там, конечно же, присутствовал постоянный контингент авроров, несколько вспомогательных сотрудников, заполнявших отчёты, и другие сотрудники службы безопасности здания. Но, как начальника подотдела, его присутствие было хорошо известно, и, кроме обычных приветствий, его присутствие не представляло особого интереса. Войдя в офис отдела ресурсов, Бенедикт огляделся, пытаясь увидеть, нет ли там кого-нибудь в такой глубокую ночь. Их офис всегда был в определённой степени заполнен персоналом, так как те, кто принимал отчёты авроров, всегда были на дежурстве, но они использовали офисы ближе к тем, где обитали авроры. Офис, который занимался стратегическим планированием, составлял списки дежурных и других, и скорее всего был пуст из-за того, что сейчас поздний вечер воскресенья. Или не совсем. — Бенедикт, — поприветствовала его молодая блондинка, и даже когда он изобразил на лице улыбку, он выругался про себя, что она здесь. — Гестия, — ответил Бенедикт с напускной приветственной улыбкой. — Что вы делаете здесь так поздно? — Я просто пришла посмотреть кое-что — ничего серьёзного. Бенедикт кивнул. — Мне нужно самому разобраться с делами. Однако не буду вам мешать. — Хорошо, босс, — ответила Гестия. — Я всё равно собиралась идти домой. Это была музыка для его ушей, и он кивнул и одарил её более искренней улыбкой. Когда она вернулась к своим делам, Бенедикт какое-то время наблюдал за Гестией, прежде чем опомниться и отойти от неё к своему кабинету. Гестия всегда представляла собой уникальную проблему. Возможно, она была более вспыльчива, чем большинство женщин, которые ему нравились, но она также была очень привлекательной — достаточно привлекательной, чтобы Бенедикт много лет хотел переспать с ней. К сожалению, она отвергла его предложения, и Бенедикт остался с разочарованием от того, что хочет её, зная, что ему придётся ждать подходящий момент. Обычно у него не было бы никаких угрызений совести против того, чтобы взять её силой и стереть память, но в этом случае он решил, что это не стоит значительного риска. В конце концов, она была очень способной, и если что-нибудь случится, Тёмный Лорд потеряет своего осведомителя в отделе, что привело бы его в ярость, особенно если он узнает о том, что всему виной его сексуальное влечение к этой женщине. Но время всё-таки было на его стороне. Как только Тёмный Лорд утвердится в Министерстве, Бенедикт сможет брать её когда захочет. Тёмного Лорда так или иначе не заботила бы судьба одной незначительной женщины, особенно если бы её забрал себе один из его любимых Пожирателей Смерти. Бенедикт на мгновение погрузился в свои мысли, наслаждаясь идеей сделать с Гестией всё, что он пожелает. Он позаботится о том, чтобы она сожалела, что отказывала ему всё это время, и получит двойное удовольствие, учитывая тот факт, что, судя по слухам, теперь она резвится с предателем крови Блэком. Это сделает конечный результат намного слаще. Но сейчас было не время для таких мыслей. Бенедикт знал, что ему нужно сосредоточиться на своей задаче, иначе он рискует быть обнаруженным. Неудачи Тёмный Лорд не потерпит, настолько трудно стало ему угодить. Кроме того, учитывая судьбу недавно захваченных Пожирателей Смерти, Бенедикт может даже не прожить достаточно долго, чтобы его хозяин наказал его. Пытаясь казаться занятым, Бенедикт провёл несколько минут в своём кабинете, ожидая, когда Гестия уйдёт и он сможет заняться обыском. Менее чем через пятнадцать минут, когда он подтвердил, что его коллеги больше нет в офисе, он приступил к своей задаче. Первым делом нужно было посмотреть записи, и он начал их быстро просматривать, надеясь найти какое-нибудь упоминание о судьбе двух замолчавших Пожирателей Смерти. Но хотя он потратил некоторое время на изучение информации за последнюю неделю, никаких упоминаний о Сандерсоне или Томпсоне найти не удалось. Если Бруствер и обнаружил их двуличие, то он не сделал никаких записей об этом факте. Поскольку сделать он больше ничего не мог, Бенедикт выскользнул из архива и сел за стол, размышляя, что ему теперь делать. Благоразумие подсказало ему вернуться в логово Тёмного Лорда и сообщить, что он ничего не нашёл. Но благоразумие в данном случае было не совсем мудрым советчиком из-за непредсказуемого настроения Тёмного Лорда в последнее время. Тёмный Лорд наказывал гораздо сильнее, чем когда-либо в прошлом, и Бенедикт вовсе не был уверен, что и сам избежит подобной участи. Наверняка должен быть способ выполнить его приказ. Затем его осенило — если только эти двое не были казнены немедленно и без надлежащего суда — что крайне маловероятно, — тогда их поместят в безопасное место. А поскольку известно, что Тёмный Лорд переманил на свою сторону дементоров, Азкабан нельзя было считать безопасным местом. Единственным другим местом, где они могли содержать заключённых, если только они не создали какую-то другую секретную тюрьму, есть камеры под Министерством на том же уровне, что и залы суда. Нервничая, Бенедикт подумал о риске подтвердить своё заключение, если сам спустится на уровень зала суда. Его, несомненно, будут охранять, но, возможно, ему это сойдёт с рук, если он будет выглядеть официально. Это было рискованно, но возвращаться к Тёмному Лорду с пустыми руками — тоже. Именно эта мысль и привела его к решению. Бенедикт быстро вышел из кабинета, взяв с собой несколько страниц пергамента, чтобы всё выглядело официально. Он пересек ДМП и подошёл к дежурным аврорам, ответив на их приветствия, когда попытался покинуть этот район. — Бенедикт! — сказал Энрике Гонсалес, дежурный руководитель секции. — Уже довольно поздно. — Мне просто нужно было кое-что изучить, — весело ответил Бенедикт. — Впрочем, думаю, теперь я пойду домой. В конце концов, завтра рано вставать. — Очень хорошо, — ответил Гонсалес. — Однако только что поступил новый приказ, и мне придётся попросить вас обнажить руку. Хотя его непосредственным инстинктом была паника, Бенедикт тщательно скрыл свою внезапную тревогу. — Обнажить руку? — спросил он легко. — Что нашло на Бруствера? — Просто удостоверение, что все, кто работает в здании, не имеют тёмную метку, — был ровный ответ другого человека. — Отряд авроров был проверен несколько дней назад. Бенедикт едва сдержался, чтобы не вздохнуть от удивления. Очевидно, именно поэтому оба аврора замолчали — их разоблачили и взяли под стражу. Тёмный Лорд должен об этом узнать! Но сначала ему нужно сбежать, а для этого ему нужно ускользнуть от Гонсалеса и трёх авроров, которые смотрели на него, пока он колебался. Очевидно, их было слишком много, чтобы он мог справиться самостоятельно, поэтому ему нужно было быстро сбежать. — Вы говорите, что корпус авроров прошёл проверку? — мягко спросил он, изображая умеренный интерес к новостям. — Верно. Главы отделов и остальные сотрудники Министерства скоро тоже будут проверены. Но Бруст решил, что мы должны начать проверять рабочих, которые пришли сегодня по любой причине. — Ну же, Гонсалес, — начал уговаривать Бенедикт. — Вы не можете подозревать меня. Я работаю в этом отделе уже много лет. Я такой же Пожиратель Смерти, как и вы. — Я, конечно, надеюсь, на это, — был твёрдый ответ Гонсалеса. — Но приказ есть приказ. Мне нужно попросить вас обнажить руку. Как только мы установим факт, что у вас нет метки, вы сможете поклясться, что не поддерживаете Сами-Знаете-Кого, и можете идти дальше по своим делам. Именно тогда Бенедикт нанёс удар — он взмахнул рукой, вытащил палочку и быстро выпалил Редукто, который взорвал ближайший стол в щепки и осыпал четверых мужчин осколками. Уклонившись в сторону, чтобы избежать ответного огня, Бенедикт бросился к лестнице, зная, что преследователи отстают от него всего на мгновение. Ему пришлось спуститься по лестнице и добраться до камина, прежде чем они смогли его поймать. Он уже подходил к лестнице, когда раздался голос: — Петрификус Тоталус! Застигнутый врасплох и не успев уклониться от появившегося с близкого расстояния заклинания, Бенедикт почувствовал, как заклинание ударило его в грудь, сбив с ног, а руки и ноги прижало по бокам. Он приземлился на пол, услышав, как его палочка выкатилась из его рук, проклиная своё невезение за то, что столкнулся с кем-то. Мгновение спустя перед глазами появилось лицо, Гестия Джонс смотрела на него сверху вниз с выражением интереса. Через мгновение подбежали преследовавшие их авроры и начали обсуждать ситуацию. — Так-так, что тут у нас? — он услышал голос Энрике Гонсалеса. — Бенедикт Яксли — кто бы мог подумать? Хорошо, что ты была рядом, Гестия. — Он казался немного подозрительным, когда вошёл в офис, — ответила Гестия. — Я никогда раньше не видела, чтобы он приходил на выходные. Энрике явно было любопытно. — И что же ты сделала? — Я наложила на себя дезиллюминационные чары и наблюдала, как он просматривает записи, а затем последовала за ним сюда. Когда вы столкнулись с ним, я встала рядом с выходом, чтобы я смогла вырубить его, если он попытается сбежать. — Хорошо, что ты была рядом, — одобрительно ответил Гонсалес. — Хотя он, скорее всего, не прошёл бы мимо охранников у каминов. Бенедикт почувствовал, как рукав его пиджака грубо задрали, обнажая метку Тёмного Лорда. Он потерпел неудачу. — Ну, Пожиратель Смерти, похоже, удача отвернулась от тебя. У меня есть милая уютная камера, ожидающая, когда ты поселишься прямо рядом с другими отбросами. И вскоре Бенедикт оказался в ловушке в камере рядом с одним из пропавших без вести авроров. Тёмный Лорд не был бы доволен ни в малейшей степени.***
После того, как выяснилось, что Джинни крестраж, казалось, что Гарри ещё больше ушёл в себя. Он исчез сразу после того, как дискуссия в кабинете директора подошла к концу, и, хотя Гермиона и Флёр пытались выяснить его местонахождение, им не повезло. Выручай-Комната была пуста, его обычные прибежища были пусты, и они даже не могли использовать карту, чтобы найти его, так как Гарри начал носить её с собой, чтобы, они были уверены, никто не мог использовать её, чтобы найти его. На следующее утро — в воскресенье — Гарри снова появился за завтраком, и, хотя две девушки пытались уговорить его рассказать им, где он был прошлой ночью, он отмахнулся от всех их попыток, предпочитая просто игнорировать их вопросы, чем оправдываться. Для всех окружающих он старался вести себя так, как будто всё в порядке и всё было как всегда. Конечно, это не обмануло даже его близкий круг друзей, не говоря уже о Гермионе и Флёр, которые уже знали, что его беспокоит. Разоблачения предыдущего вечера добавили ещё один уровень сложности к ситуации. Внимание привлекал не только чрезмерно задумчивый и молчаливый Гарри, но и Джинни Уизли, всегда отличавшаяся жизнерадостным нравом и яркой личностью, тоже вдруг стала угрюмой. На следующий день она время от времени пыталась казаться счастливой, но чаще всего её поведение отражало поведение Гарри. Позже в тот воскресный день некоторые из окружающих начали замечать, как вела себя Джинни, и любопытные взгляды показали, что были те, кто проводил связь между поведением этих двоих. Ещё ничего не было сказано, но становилось ясно, что что-то неладно, и не только с Гарри. Что же делать в этой ситуации, обе девушки не знали. То, что Гермиона знала о своём друге, удручало — в прошлом он временами был угрюмым и капризным, и ему не нравилось, когда другие вмешивались или беспокоили его выражением сочувствия или даже поддержки. Он всё ещё был нежен с ними обеими, когда им удавалось загнать его в угол, но выражение его лица можно было счесть только задумчивым, а его внимание было более отстранённым, чем в прошлом. Гарри тяжело переживал это и в результате дистанцировался от них, и, учитывая ситуацию, было трудно придумать что-то положительное, чтобы попытаться его подбодрить. Но ещё хуже, с точки зрения Флёр, было впечатление, что Гарри сдался. О, он не стал думать о самоубийстве и не отказался от борьбы с Волан-Де-Мортом. На самом деле, если уж на то пошло, он демонстрировал признаки впечатляющего упорства в отстаивании их дела против Тёмного Лорда. Дело было скорее в том, что он приобрёл фаталистический вид, который, казалось, вытеснил любую возможность найти решение его головоломки. Он издавал все соответствующие звуки всякий раз, когда кто-то из них упоминал о возможности того, что Дамблдор или Римус найдут лекарство, но в его глазах было видно, что у него нет никакой надежды на то, что решение когда-либо будет найдено. Что касается, несомненно, связанного с этим вопроса, то, как только Гарри был найден тем воскресным утром, Гермиона тоже начала отступать, хотя это было вызвано не фаталистическим принятием или чувством острой безнадежности. Вместо этого Гермиона немедленно отправилась в библиотеку, и её можно было найти там до конца дня, копающуюся в пыльных старых фолиантах и малопонятных текстах, она явно пыталась найти ответ на проблему. Флёр казалось, что они оба погрузились в себя, когда ситуация начала казаться безнадёжной — Гермиона вернулась к своим книгам, а Гарри — к своему задумчивому молчанию. Флёр удалось вытащить Гермиону из библиотеки на ужин, но как только они закончили есть, она тут же вернулась, где и оставалась до последнего возможного момента перед комендантским часом. Таким образом, только Флёр должна была попытаться вразумить Гарри. По иронии судьбы, когда она шла по школе, бдительно наблюдая за своим женихом после ужина в тот вечер, Флёр чувствовала, что тоска, которую она сама испытала на прошлой неделе, и её последующий разговор с Гарри и его подтверждение его чувств к ней дали ей определённое понимание того, что он чувствовал. Это также придало ей решимости — поскольку они младше её на два года, Флёр знала, что её товарищи ещё не дошли до такой степени, чтобы справляться с событиями такого рода так же хорошо, как она, наделённая ещё парой лет драгоценного опыта. Флёр должна была возродить в этих двоих оптимизм и, возможно, что более важно, удержать их вместе. Возможно, это была её роль в их отношениях, лениво подумала Флёр про себя, — она нужна, чтобы держать двух других в равновесии, и держать их вместе. Может быть, Флёр была голосом рациональности в уравнении. Теперь она действительно не верила в это. Если бы Флёр никогда не появилась в жизни Гарри, она полагала, что Гарри и Гермиона вполне бы справились вместе. Тем не менее, если она сможет поддерживать их позитивный настрой, это поможет им в долгосрочной перспективе — в конце концов, люди работали намного лучше, если у них был позитивный настрой. Но сейчас было не время думать о таких вещах. Гарри было больно, и ему нужна была помощь Флёр. Она была полна решимости предложить её ему и показать, что надежда ещё есть, какой бы безрадостной ни казалась ситуация. — Как ты? — тихо спросила она, пока они шли по коридорам. — Я в порядке, — невозмутимо ответил Гарри, и на мгновение Флёр увидела явную игривость в его голосе. Однако она быстро исчезла сменившись вездесущей угрюмостью. Флёр пристально посмотрела на него. — Мне кажется, ты знаешь, что на мне это не сработает, — ответила она, тщательно контролируя свой голос и оставаясь твёрдой. — Этот заученный ответ никогда не срабатывал ни с кем, кто хорошо тебя знает. Не понимаю, почему ты пытаешься им пользоваться. Вместо ответа Гарри лишь пожал плечами. Флёр подняла бровь, но больше ничего не сказала, позволяя языку тела показать, что он всё ещё не ответил на её вопрос и что она готова ждать его ответ. Наконец Гарри вздохнул и отвернулся от неё. — Я делаю всё, что могу, Флёр. Прости, но это всё, что я могу тебе сказать. Они шли молча ещё несколько мгновений, и поскольку Гарри, казалось, боролся с чем-то, Флёр молчала, ожидая, что он заговорит. — Я просто ужасно зол на Реддла, — наконец сказал он в тишине. — Я имею в виду, что он уже сделал всё, что мог, чтобы разрушить мою жизнь. Теперь он разрушает чужую. Это был типичный Гарри. Он был потерян и несчастен, когда узнал, что его собственная часть души Волан-Де-Морта не может быть удалена, но большая часть его гнева была направлена на тот факт, что Джинни оказалась в похожей ситуации. В глубине души он был бескорыстным человеком, больше заботившимся о других, чем о себе. Это было одной из причин, благодаря которым его так легко было полюбить. Конечно, такое отношение также могло быть источником раздражения, потому что он был склонен время от времени доводить своё бескорыстие до крайности. Но это были мысли для другого раза. Флёр сознательно отодвинула их на задний план и снова сосредоточилась на Гарри. — Ты знаешь, что мы все делаем всё возможное, чтобы решить эту загадку, верно? Гарри снова вздохнул. — Я знаю, и я ценю это. — Но, похоже, у тебя мало надежды. И в этом была суть проблемы, и независимо от настроения Гарри, Флёр была уверена, что он и сам это понимает. Но Гарри избегал любого словесного ответа. Вместо этого он просто пожал плечами и продолжил идти. — Гарри, поговори со мной. Пожалуйста. — У меня мало надежды, — ответил он, чётко сформулировав то, чего она ожидала с самого начала. — Древние, создавшие крестраж, не могли придумать способ избавиться от него; как у нас есть шанс? — У нас есть очень талантливые и знающие люди, работающие над этим, — ответила Флёр, сдерживая свой гнев. Не стоило позволять себе расстраиваться из-за Гарри сейчас, учитывая то настроение, в котором он сейчас находился. — Кроме того, у нас есть более чем три тысячи лет опыта и магического развития, на которые мы можем опереться. Я думаю, что у нас больше шансов решить эту проблему, чем у древних. Ответа не последовало. Он как будто не слышал её, хотя она очень хорошо знала, что он слышал каждое слово. — Тебе нужно поверить, Гарри. — Вера — товар, с которым у меня мало опыта, — ответил Гарри, и в его голосе прозвучал первый намёк на раздражение. — Возможно, ты просто никогда не давал ей шанса. — Послушай, Флёр, — сказал Гарри, останавливаясь и беря её за руку, — я благодарен за всё, что ты, Гермиона, и все остальные сделали для меня. И я люблю тебя ещё больше за то, что ты такая сильная и то, что ты не даёшь мне сойти с ума. В том-то и дело, что я не знаю, можно ли что-то сделать. Я надеюсь, что Дамблдор что-нибудь найдёт, а если найдёт, то я буду приятно удивлён. Но вынужден предположить, что ничего нельзя сделать. Реддл должен пасть, и если для этого нужна моя смерть, то я не буду колебаться. — А Джинни? На лице Гарри появилось печальное выражение, и он опустил голову. — Я ничего не могу поделать с Джинни, и я не могу говорить ей, что ей чувствовать или что ей делать. — Но я обещаю тебе, — Гарри поднял глаза, и она увидела огонь решимости в его глазах, — я сделаю всё возможное, чтобы увидеть поражение Реддла. Это я могу тебе обещать. Флёр посмотрела на него, заставляя себя быть сильной, хотя сердце у неё болело в груди. — Ты когда-нибудь думал о том, что будет со мной и Гермионой, если ты пожертвуешь собой, чтобы победить его? Выражение полного сострадания охватило его, и он шагнул вперёд и схватил Флёр за плечи, глядя на неё с любовью. — Душевная боль не вечна, Флёр, независимо от того, что написано в сказках. Я уверен, что ты с Гермионой найдёшь другого, кого сможешь полюбить, если я не выживу. Когда-нибудь вы обе станете замечательными женами и матерями. Я надеюсь, что это произойдёт со мной, но я знаю, что у двух таких замечательных девушек, как вы, не возникнет проблем с поиском других мужчин, которых они будут любить, и которые будут любить вас в ответ. — Я не сдамся, Флёр, — тихо добавил он. — Я просто хочу убедиться, что что бы ни случилось, Волан-Де-Морт будет побеждён. Он должен быть побеждён, иначе никто не будет в безопасности. Хотя её ничуть не успокоили слова Гарри, Флёр инстинктивно знала, что в этот день она не получит от него ничего более существенного. Она шагнула вперёд и положила голову ему на плечо, представив на мгновение, что она в безопасности в его объятиях и что ничего из этого — Волан-Де-Морта, Пожирателей Смерти или чистокровных фанатиков — не существует. Они стояли в такой позе некоторое время, не обращая внимания на прохожих и любопытные взгляды, которыми их одаривали. Наконец Гарри отстранился и поцеловал её в лоб. — Пошли. Давай вернёмся в гостиную и продолжим обниматься на одном из диванов. Я уверен, что это будет намного удобнее. Так они и сделали. Но хотя Гарри держал её большую часть вечера — и обнял одной рукой Гермиону, когда она появилась незадолго до комендантского часа, — было произнесено очень мало слов. Флёр знала, что на каком-то уровне Гарри получал от их близости столько же утешения, сколько и она от него, но она также знала, что его сознание было где-то далеко от того дивана в гостиной Гриффиндора. Где-то его разум блуждал тёмными тропами, наполненными планами, тёмными лордами и сражениями с непреклонным врагом. Где-то Гарри замышлял свержение тёмного лорда, и Флёр боялась, какую форму в конечном итоге примет его замысел.