***
Час спустя Гарри вошел в Выручай-Комнату. Он использовал время, проведённое в одиночестве, чтобы по-настоящему смириться с тем, что должно было произойти, и, возможно, впервые в жизни он чувствовал себя по-настоящему спокойным и непринуждённым. Такой Выручай-Комнату Гарри ещё никогда не видел — очевидно, на это утро были запланированы работы гораздо большего масштаба и сложности, которые он когда-либо видел в волшебном мире. В комнате царил полумрак, на стенах висели свечи в канделябрах, отбрасывавшие призрачные длинные тени. Плоская квадратная каменная платформа, почти похожая на алтарь, располагалась посередине комнаты, а вокруг неё на полу был выгравирован круг, достаточно широкий, чтобы окружить платформу и оставить некоторое пространство внутри для всех, кто остался внутри. А в центре всех четырёх сторон платформы, хотя и на краю круга, стоял большой незажжённый факел. Каждый, как подозревал Гарри, располагался по сторонам света. В пределах комнаты было всего несколько человек — Дамблдор и Сэмюэль, конечно, присутствовали, но вместе с ними стояли профессор Вектор и Римус, тихо переговариваясь. Сбоку стоял ряд стульев, и на них сидели Делакуры, Сириус и Джинни. То, что больше не было никого, даже Уизли, не слишком шокировало. Неопределённый характер дневной работы был таков, что они не хотели, чтобы в комнате было много зрителей, поскольку так они будут меньше отвлекаться. Все эти подробности пронеслись мимо Гарри в одно мгновение, когда он заметил двух его возлюбленных, стоящих сбоку от входа, по-видимому, ожидающих его. Он улыбнулся и пошёл, чтобы поприветствовать их, смутно заметив насмешливые взгляды, которыми обменялись между собой Жан-Себастьян и Сириус, и слегка задумчивое выражение, промелькнувшее на лице Джинни. — Привет, — сказал Гарри, приветствуя обеих девушек поцелуями в щёки. — Рад видеть вас. — Было бы неплохо, если бы нам не пришлось вообще приходить, — ответила Гермиона с явно натянутой улыбкой. — После ритуала нам больше не придётся об этом беспокоиться, — ответил Гарри, пытаясь выразить уверенность, которой на самом деле не испытывал. — Мы избавимся от души Волан-Де-Морта, а затем надерём его лысую задницу. — Я с нетерпением жду этого, — сказала Флёр, и Гарри показалось, что он мог видеть всю нежность в её глазах. — Ах, Гарри, — поприветствовал Дамблдор задолго до того, как Гарри был готов (не то чтобы он когда-либо был готов к тому, что должно было произойти). — Директор, — ответил тот. — Думаю нам пора перейти к делу. — Директор остановился и посмотрел на Гермиону и Флёр. — Вы можете сесть со своими родителями, мисс Делакур. Но я должен предупредить вас всех, — он повернулся и посмотрел на другую группу зрителей, — что, поскольку такой ритуал не проводился никогда раньше, мы не можем точно предсказать, что произойдёт. Предупреждаю вас, что вы ни в коем случае не должны вмешиваться в этот ритуал, что бы ни случилось. Последствия могут быть ужасными не только для Гарри, но и для любого, кто нарушит ритуал. Всем понятно? Хор шёпота ответил на вопрос Дамблдора, и, обменявшись быстрыми объятиями с обеими девушками — у обеих были слёзы на глазах, хотя они пытались быть храбрыми для него — они двинулись к сидящим вдоль стены. Флёр сразу же перебралась в объятия отца, а Сириус позаботился о утешении Гермионы, заменяя ей не присутствующих родителей. — Предполагаю, что я жертва? — пошутил Гарри, указывая на алтарь. Его попытка пошутить не помогла снять напряжение в комнате, хотя Сириусу удалось немного усмехнуться. — Тебе всегда есть, что сказать, не так ли, Гарри? — сказал мародёр. — Похоже, я знаю кого-то ещё, — ответил тот, подняв бровь. Сириус снова усмехнулся и отмахнулся от него. — Давай уже избавимся от частички души Волди. Я чувствую острую потребность надрать ему задницу, но мы не можем этого сделать, пока он всё ещё находится в твоём теле. — Конечно, нам лучше поторопиться, — вмешался Дамблдор без намёка на улыбку. — Если ты займёшь своё место, мы можем начать. Согласившись, Гарри подошёл к каменному блоку и сел на его край, но прежде чем лечь, он повернулся к Дамблдору и спросил: — Чего мне ожидать? — Я не знаю, чего нам ожидать, Гарри, но ты ничего не узнаешь. Первая часть ритуала погрузит тебя в транс. Хотя мы, конечно, не можем утверждать наверняка, мы надеемся, что осколок души также будет захвачен этим трансом и не сможет ничего сделать, чтобы помешать нам разорвать связь. Гарри вопросительно посмотрел на него. — Вы ожидаете, что осколок души попытается вмешаться? Я думал, что он слишком мал, чтобы что-то сделать. — Мы этого не ожидаем, — ответил Дамблдор. — Но подготовка не помешает. — Ритуал будет состоять из трёх основных частей, хотя на деле он, конечно, немного сложнее, — продолжил он, пытаясь их всех успокоить, подумал Гарри, но давая им некоторое представление о том, как развернётся процесс. — Первый этап — призыв сил покровителей элементов, чтобы они оказали свою помощь и предоставили силу, позволяющую нам разорвать связь. Именно во время этого этапа ты войдёшь в транс. Вторым этапом будет магический обряд, который вызовет связь с Волан-Де-Мортом, а третий — самый короткий — прервёт эту связь. — Кажется, у вас нет при себе ножа, — сказал Гарри, снова нервно пытаясь пошутить, чтобы снять напряжение. — Нож нам совсем ни к чему, — ответил Дамблдор с едва заметным намёком на улыбку. — Связь не физическая, и поэтому её нельзя разорвать с помощью физического объекта. Магия ритуала предоставит нам необходимый инструмент, чтобы разорвать такую же магическую связь и освободить тебя от влияния Тёмного Лорда. Всё это было очень интересно, но из-за задержки Гарри разволновался ещё больше, чем раньше. Сделав глубокий вдох, он попытался улыбнуться директору, но подозревал, что вышло криво. — Тогда давайте сделаем это.***
Поскольку Гермиона изучала много материала из разных сфер, она нашла всю концепцию ритуала по удалению крестражей увлекательной. Она косвенно участвовала в разработке ритуала, хотя с её ограниченными знаниями она быстро обнаружила, что ошеломлена всей сложностью того, что они пытались сделать. Поэтому после первых двух дней или около того Гермиона держалась подальше от комнаты, так как не хотела отвлекать их своими вопросами. В конце концов, важно было найти способ нейтрализовать крестраж, и если её присутствие помешает им реализовать эту цель, она вообще никому не поможет. Когда Гарри лёг на каменный блок, Гермиона почувствовала комок в горле, который образовался, несмотря на то, что она пыталась сосредоточиться на действии. В конце концов, это был мальчик, которого она любила, и видеть его в таком уязвимом положении, когда его судьба находится в надежных руках других, было трудно, не говоря уже о том, что это приводило в замешательство. Несмотря на то, как она была задета, когда он исчез, чтобы противостоять Нагайне, Гермиона знала, что Гарри был очень самостоятельным человеком. Видеть его таким сейчас было трудно. В этот момент Гарри случайно взглянул на неё, и Гермиона бросила ему дрожащую улыбку и одними губами произнесла: «Я люблю тебя». Гарри ответил тем же, улыбаясь ей и говоря глазами, что всё будет хорошо. Она надеялась, что он прав. Пока четверо участников ритуала шли к своим точкам вокруг каменного блока, Гермиона наблюдала за Гарри, отмечая, какое усилие он приложил, чтобы расслабиться. Веря в то, что Дамблдор был великим волшебником, повидавшим и сделавшим многое в своей жизни, и что те, кто работал с ним, сами по себе были знающими и компетентными, Гермиона заставила себя расслабиться и сосредоточиться на магическом обряде. Этот тип магии почти никогда больше не практиковался — возможно, это был единственный шанс увидеть его в действии. Дамблдор и остальные заняли свои позиции. Директор располагался у изголовья каменной плиты, которая, как знала Гермиона, указывала на север, а Римус стоял напротив него на юге. Сэмюэль Грант, в свою очередь, занял восточный угол слева от директора, а профессор Вектор находилась на западном конце плиты. Ни у кого из четверых не было волшебной палочки, хотя Гермиона знала, что у всех они были под рукой, если случится что-то, что потребует от них быстрых действий. Некоторое время никто не говорил, и в комнате воцарилась тишина. Гермионе почти показалось, что само время остановилось на мгновение в ожидании великой магической работы, которая вот-вот должна была совершиться. Впечатление длилось всего мгновение — и заставило Гермиону почти рассмеяться, несмотря на серьёзность ситуации, — прежде чем Дамблдор, взяв на себя инициативу, начал ритуал. — Силами четырёх стихий мы призываем древние силы. Гриффиндор! Волшебник севера и покровитель стихии огня, мы взываем к тебе! При последнем слове Дамблдор махнул вперёд обеими руками, и факел перед ним ожил. Он сиял жутким, сверхъестественным светом явно более красного оттенка, чем обычный огонь. Гермиона зачарованно смотрела, как факел ревёт и шипит, поднимаясь почти к потолку, прежде чем уменьшился, сгорая до уровня, которого можно было ожидать от факела, хотя он продолжал гореть краснее, чем любой другой огонь, который она когда-либо видела. — Силами четырёх стихий мы призываем древние силы, — начал Римус ритуал. — Когтевран! Волшебница юга и покровительница стихии воды, мы взываем к тебе! Когда Римус закончил своё заклинание, то же самое произошло с факелом перед ним, хотя в его случае факел горел явно голубым оттенком. Красный факел снова вспыхнул в свете голубого, прежде чем оба снова стали гореть нормально, хотя и мерцали в странном противоречии друг с другом, как будто они питались друг другом. Следующим выступил мистер Грант. — Силами четырёх стихий мы призываем древние силы. Ле Фэй! Волшебница востока и покровительница элемента воздуха, мы взываем к тебе! Третий факел был явно белого цвета, вызывая ответные вспышки двух других факелов, прежде чем три снова успокоились, горя тем же сверхъестественным светом, что и раньше. И вот наконец настала очередь профессора Вектор. — Силами четырёх стихий мы призываем древние силы. Мирддин! Волшебник запада и покровитель стихии земли, мы взываем к тебе! Вспыхнул последний факел, окрашенный в зелёный цвет, и в ответ все четыре факела снова вспыхнули, прежде чем погасли. Глядя на горящие четыре факела, Гермиону поразило ощущение, что все они горят в каком-то ритме, хотя она не могла точно уловить закономерность в их мерцании. Комната была теперь залита светом факелов, который каким-то образом заглушал свет свечей, хотя они были в большом количестве разбросаны по комнате. Всё это имело завораживающий эффект, и Гермионе пришлось почти физически встряхнуться, чтобы избавиться от него. Как один, четверо участников подняли руки и указали на потолок комнаты, распевая как один: — Во имя четырёх точек и волшебников, которые их охраняют; силами четырех стихий изгоните мрак и омойте нас своим сиянием! Одолжите нам свою силу, чтобы мы могли победить эту гнуснейшую магию! Fiat lux! При последних словах факелы снова взметнулись вверх, но на этот раз вместо того, чтобы снова успокоиться, они превратились в четыре огненных столба разных цветов и полностью затмили своим свечением огни свечей. И в отличие от того, что было раньше, когда четыре факела почти мерцали в противовес друг другу, теперь они пульсировали в унисон, работая вместе, чтобы обеспечить силу для ритуала. Четверо участников ритуала отошли от пульсирующих столбов света и встали ближе к плите, на которой лежал Гарри, и впервые с начала ритуала Гермиона посмотрела на Гарри. Он лежал на плите, наблюдая за действиями участников, и, хотя он был неподвижен, Гермиона могла видеть, как он напряжён, и то, как бегали его глаза, пытаясь уловить как можно больше происходящего. Сердце Гермионы сочувствовало ему — хотя она, Флёр и все остальные его друзья и семья беспокоились за Гарри, именно ему пришлось иметь дело с крестражем, не говоря уже о неуверенности и страхе перед ритуалом. Гермиона злилась на него последние несколько дней из-за трюка, который он провернул, преследуя Нагайну, и она чувствовала, что имеет право так себя чувствовать. Но в этот момент она поняла, что Гарри действительно прав. Возможно, он действовал эгоистично, но в том, что он сделал, был и элемент самоотверженности. Он пытался обеспечить их безопасность и позволить жить без Волан-Де-Морта — и этого, безусловно, очень хотелось. Наполненная решимостью поддержать его в любом случае, Гермиона поклялась, что расскажет ему всё, что у неё на сердце. Она тоже не была идеальной во время, когда его судили, и она решила добиться большего. Гарри нужна была поддержка и небольшое руководство, а не сварливая и властная женщина, указывающая на каждую его ошибку. Гермиона тут же решила, что станет этой женщиной. — Круг, символ завершенности и совершенства, — продолжал Дамблдор, пока Гермиона думала. — Пусть свет четырёх столпов стихий наполнит это нескончаемое кольцо, наполнит его силой света и защитит нас от всех внешних воздействий. Fiat Lux! При словах Дамблдора свет от четырёх колонн, казалось, заструился вниз по полу, а от каждой из колонн свет спустился в круг, входя в него из четырёх точек и входя по контуру круга. Через несколько мгновений огни перешли в круг, но вместо того, чтобы смешаться друг с другом, каждый из четырёх цветов сохранял свою чёткость, приливы и отливы по контуру, мерцая случайными узорами, слишком быстро, чтобы глаз мог их уловить. Гермиона смотрела на эту линию и смотрела, как искрятся и мерцают огни на круге, выгравированном на полу, и она знала, что пересечь эту линию сейчас равносильно самоубийству. Спасение Гарри было в руках четырёх участников. Замкнув защитный круг, Дамблдор воздел руки над головой Гарри и начал напевать негромкое заклинание: слова неразличимы, совершенно непохожие на громкие слова, которые они использовали раньше. Когда его руки начали светиться, Гермиона могла видеть под ними Гарри, и она заметила, как его глаза, казалось, потеряли фокус и начали стекленеть. Магия ритуала делала своё дело, подавляя его сознание и вводя в транс. Пение продолжалось какое-то время, и свет от рук Дамблдора путешествовал по телу Гарри, окружая его, как гусеница в коконе. Затем Дамблдор изменил положение рук и протянул их, как если бы он держал перед собой меч. Римус, профессор Вектор и Сэмюэль Грант подошли к директору, оказывая ему свою поддержку и свою силу. И пока пение продолжалось, Гермиона заметила свет, который начал обретать форму в руках директора, простираясь примерно на три фута из его сжатых кулаков. Свет был ярко-белого цвета, он мерцал и становился всё ярче, пока Гермиона почти не почувствовала, что он жжёт её сетчатку. Свет окутывал их всех, делая их почти похожими на ангелов света. Именно в этот момент Гермиона начала осознавать что-то ещё в круге. Гарри, который спокойно полулежал на камне, начал ёрзать, его руки и ноги слегка дёргались, почти неохотно. Его голова тоже начала двигаться, слегка вертясь из стороны в сторону сквозь незрячие глаза. Низкий стон вырвался из его горла, звук, не похожий ни на один из тех, что она когда-либо слышала от своего друга, — звук, который звучал так, будто это был не его собственный голос. Казалось, что осколок души пытался спасти себя.***
По ходу ритуала Флёр начала чувствовать себя очень неуютно. Атмосфера, заряженная магической энергией, высвобождаемой в комнате, становилась гнетущей по мере того, как ритуал продолжался. Казалось, будто из комнаты выкачали воздух. Наблюдая, она заметила то же самое, что видела Гермиона, но по мере того, как пение продолжалось, а высота голоса становилась выше, борьба Гарри усиливалась. Его голова начала дёргаться взад-вперёд, и, хотя его руки и ноги не сдвинулись далеко со своих мест, видно было, как напрягаются мышцы на руках и ногах Гарри, когда он пытался вырваться из своих оков. Но больше всего пугали его стоны, вырывавшиеся из его горла, и сдавленные крики. В этот момент давление в комнате только увеличилось, поскольку луч света в руках Дамблдора начал принимать более чёткую форму. Он выглядел почти так, как если бы это был меч, сделанный из света. Вскоре началось ещё кое-что. Хотя Флёр не могла видеть это, так как оно было бесформенным, начала выстраиваться линия, уходящая от плиты, на которой лежал Гарри, всё выше. Линия сияла — если так можно выразиться — чёрным светом, который, казалось, не поддавался никаким попыткам рассмотреть её и идентифицировать. На самом деле, Флёр обнаружила, что если она пыталась сфокусироваться на линии, то её взгляд соскальзывал с неё, и она могла только мельком увидеть её краем глаза. Уже по тому, что она смогла рассмотреть, можно было сказать, что это что-то отвратительное, поскольку это говорило об тёмной энергии и подчинении. Должно быть, это связано с Тёмным Лордом. В тот же миг глаза Гарри, которые почти полностью закрылись, распахнулись, и его резкие движения прекратились. Он смотрел прямо перед собой широко раскрытыми глазами, хотя Флёр каким-то образом знала, что он ничего не видит. И поверх контуров его лица, казалось, наложилось другое лицо, затемняя их и делая его похожим на двух людей сразу. Флёр знала это лицо, хотя видела его раньше всего один раз, и даже тогда оно было лишь искажённой насмешкой над первоначальной версией. Это было лицо лорда Волан-Де-Морта. С губ Гарри сорвался вопль, хотя Дамблдор и остальные продолжали петь, их голоса становились всё выше в ответ на растущее напряжение. Затем вопли резко прекратились, и, к всеобщему удивлению, изо рта Гарри раздался голос. — Мальчик умрёт, — сказал голос. Слова настолько потрясли Дамблдора, что он почти остановил пение. Но хотя он остановился на почти незаметное мгновение, он продолжил, мрачно заставляя свой рот формировать слова. Остальные трое были в таком же положении. — Мальчик умрёт! — прошипел голос, его звук был смесью голоса Гарри и более глубокого, более зрелого голоса. — Остановитесь, или мальчик умрёт! От меня невозможно избавиться! Флёр знала, что пытается сделать осколок души, но она была также потрясена, как и все остальные, что ему удалось добиться даже такого небольшого контроля над Гарри. Сбоку Флёр услышала тихое хныканье, повернула голову и увидела Джинни, прижавшуюся к её, Флёр, отцу. Её глаза были широко открыты и следили за сценой, разыгравшуюся в комнате, и она дрожала и дёргалась, хотя её глаза были ясными. Осколок души в Джинни, казалось, реагировал на магию, высвобождаемую в комнате, хотя, похоже, он не мог оказать на неё никакого реального влияния. Флёр была благодарна за это маленькое чудо. — Отпустите меня! — Голос Гарри, наложенный на другой голос, эхом разнёсся по комнате, вернув внимание Флёр к драме, разыгравшейся в кругу. Тело Гарри снова корчилось, словно борясь за то, чтобы освободиться от рабства. Певцы мрачно продолжали, их голоса становились всё громче и громче, пока в комнате не зазвучало эхо от их непрекращающихся слов. Меч из света в руках Дамблдора теперь был почти чётко очерчен, это был длинный прямой клинок из блестящей стали с выгравированными на боках рунами, которые светились огненным оттенком. Но с каждой минутой атмосфера становилась всё более гнетущей, и Флёр стало трудно дышать. — Режьте связь! — воскликнула она тихим голосом, и слова сорвались с её губ почти неохотно. — Разрежьте её и покончите с этим злом! Это могло привести к концу жизни её возлюбленного, но Флёр прекрасно знала, что Гарри не хотел бы так жить — всегда жить как якорь для жизни сумасшедшего. Его мужество и убеждения никогда не допустили бы такого, что, как она подозревала, в значительной степени привело к действиям Гарри в отношении Нагайны. Внезапно пение прекратилось, и три участника ритуала, поддерживающие его, шагнули прочь от Дамблдора, оставив директора одного у изголовья плиты Гарри. Подняв руки, высоко держа меч, он воскликнул: — Во имя света, мы изгоняем тебя. Прочь, в адское пламя, где тебе и место! Одним быстрым движением он опустил меч, разрезав пополам линию тёмной энергии возле головы Гарри. В яркой вспышке мерцающего света лезвие рассекло потемневшую энергию, словно пламя, прожигающее паутину. Осколок души вскрикнул ртом Гарри, а затем Гарри упал на плиту, совершенно неподвижный. В комнате воцарилась тишина, столбы света погасли, а круг света исчез. На мгновение Флёр задумалась, действительно ли осколок души был побеждён. Затем внезапно вокруг Гарри начала появляться тьма. Флёр двинулась вперёд, недоумевая, что за новая чертовщина творится, когда заметила, что тьма была не вокруг него, а исходила от него, как будто текла из самого его существа. Миазмы вытекли через его кожу и собрались вокруг него, и на мгновение они закружились, как если бы их подхватил жуткий ветер. Низкий вой поднялся из тьмы, который, казалось, изо всех сил пытался сохранить свою связность, но вой стих, и в то же время чёрные миазмы начали рассеиваться. Через мгновение они исчезли. Дамблдор и остальные доковыляли до стульев, расставленных вдоль стен, по их усталым лицам стекал пот, но Флёр не обращала на них внимания. Её взгляд был прикован к фигуре Гарри, возложенной на каменном алтаре, словно принесённой в жертву, чтобы утолить голод какого-то злого бога. Одним движением Флёр и Гермиона поднялись и поспешили к Гарри, не обращая внимания ни на что, кроме необходимости быть рядом с ним. Когда Флёр опустилась на колени рядом с ним и посмотрела в его любимое лицо, она заметила, что он, казалось, мирно отдыхал: она ещё никогда не видела такого безмятежного выражения на лице своего возлюбленного. Она неуверенно протянула руку и погладила его лоб, отметив холод и липкость его кожи сквозь блестящий пот. В этот момент он казался почти мёртвым.***
Неуверенно, как будто пытаясь подняться с какой-то огромной глубины, Гарри пошевелился и наконец очнулся. Казалось, не было части его тела, которая бы не болела, и он чувствовал себя грязным, как будто он искупался в слизи флоббер-червя. Моргнув по-совиному, он открыл глаза и не увидел ничего, кроме большого пятна света, хотя и тусклого, перед взором. Он попытался встряхнуть головой, как будто сбрасывая липкое вещество, поселившееся внутри, но его голова тут же взорвалась от боли, а с губ сорвался вздох. — Гарри? — голос вторгся в его сознание, и он услышал стук в голове. Инстинктивно Гарри повернулся на звук, и его глаза превратились в щёлочки. Образ его прекрасной невесты поплыл перед взглядом, и Гарри вцепился в него, как утопающий в самую маленькую соломинку. — Флёр? — пробормотал он. — Он очнулся, — услышал он её слова, пропитанные огромной любовью. В комнате послышались поздравления, но Гарри сосредоточился на том, чтобы оставаться неподвижным, не желая, чтобы боль пришла вновь. Прошло совсем немного, кажется, прежде чем напряжение спало, оставив ужасную усталость, но, тем не менее, без боли. Когда он подумал, что готов встать, Гарри перекатился на бок и, подтянув под себя руку, приподнялся на каменной плите. Он шире открыл глаза, чтобы увидеть силуэты двух своих возлюбленных, смотрящих на него с заботой и преданностью. Позади них он мог видеть других людей, которые столпились рядом в попытке осмотреть его. — Это сработало? — спросил он после секундного колебания. — Вот это правильный вопрос. Гарри поднял взгляд и увидел, что Дамблдор приближается к нему, а Римус и остальные следуют за ним. Каждый из них выглядел так, словно по ним прошлась венгерская хвосторога. Другими словами, они выглядели так же, как и сам Гарри. — Хотя, учитывая то, что мы видели всего несколько минут назад, я бы сказал, что, скорее всего, мы всё сделали правильно. — Дамблдор оглянулся немного назад, где стоял Римус. — Римус? Если хочешь, давай раз и навсегда определим, увенчались ли успехом наши усилия. Кивнув, Римус достал палочку из мантии и начал сложное заклинание обнаружения крестражей. Пока он это делал, Гарри с трудом принял сидячее положение, а его девочки отошли от него, чтобы заклинание подействовало. Молясь всем известным богам, Гарри ждал, пока Римус завершит заклинание, которое раскроет его судьбу. Когда заклинание поразило его, и Гарри начал светиться белым, он оглядел себя, с тревогой ища любые признаки красных полос, которые почти сразу же покрыли его в прошлый раз. Но его аура оставалась ослепительно белой и не была омрачена никакими другими цветами. Мгновение спустя свет смягчился и исчез, оставив после себя тишину в комнате. Которая длилась всего мгновение. Сириус издал громкий вопль и бросился вперёд, подхватив Гарри и поставив его на ноги, прыгая вокруг и пританцовывая от радости. — Сработало! Это сработало! — воскликнул он. Его слегка детское поведение нарушило тишину в комнате, и вскоре Гарри окружили другие люди, поздравляющие его от всей души. Как только Сириус отстал от Гарри — или точнее его отодвинули — Аполлин подошла ближе, обняла его и сказала, как она счастлива, что Гарри наконец освободился от ужасного проклятия. Жан-Себастьян шагнул вперёд и по-мужски хлопнул его по спине с такой широкой улыбкой, которую Гарри когда-либо видел на его лице. Римус, усталый, но сияющий, поздравил его. И Джинни Уизли, счастливая и полная надежд, вцепилась в него и вполголоса сказала, как она счастлива, что решение найдено. Профессор Вектор и Сэмюэль Грант, которых Гарри знал не так хорошо, держались в стороне и просто тихо поздравили его. А потом две его девушки — две самые замечательные девушки в мире — оказались рядом с ним, обняв его с обеих сторон, держа его настолько крепко, будто никогда не отпустят, и шепча ласковые слова. Гарри знал, что он самый счастливый парень во всем мире, которому выпала возможность быть с ними обеими. Те несколько коротких мгновений Гарри никогда не помнил полностью. Спустя годы он будет вспоминать в основном чувства и впечатления, а не конкретно сказанные слова. Но во время беды ему достаточно было вспомнить те ощущения избавления и облегчения, которые оставались с ним на протяжении всей его жизни, и помнить, что какие бы беды ни постигали его, он способен найти выход, как благодаря силе собственной решимости, так и благодаря любви окружающих его людей. С этими воспоминаниями он всегда чувствовал, что может вызвать в воображении патронуса, который будет способен изгнать каждого дементора в мире обратно в самые глубины ада. Как только поздравления стихли, Дамблдор подошёл и заключил Гарри в свои объятия, чем шокировал его — он никогда не видел, чтобы директор был тактильным человеком. Когда он отстранился и посмотрел на Гарри, тот заметил, что у пожилого человека на щеках следы от слёз, а борода местами подозрительно влажная. — Ах, Гарри, — сказал Дамблдор, — хорошо, что ты избавился от осколка. Я благодарен, что нам удалось это сделать благодаря нашей силе и изобретательности. Но давайте не будем забывать, что у нас есть ещё один. — Он повернулся и ласково улыбнулся Джинни, которая покраснела в ответ. — Однако, скажу за всех нас, что ритуал такого масштаба достаточно проводить раз в день. В конце концов, это было очень утомительно. Повторим его завтра? Джинни застенчиво улыбнулась и кивнула, показывая своё согласие. — Очень хорошо. Я предлагаю всем нам пойти отдохнуть, чтобы оправиться от испытания и набраться сил, чтобы мы могли повторить его завтра снова. Септима, Римус, Сэмюэль, — примите мою сердечную благодарность за сыгранные роли. Я позабочусь о том, чтобы вам выдали несколько перечных зелий. Давайте хорошенько выспимся перед завтрашним испытанием. По комнате прокатился шёпот согласия, и группа начала расходиться, но не обошлось без новых похлопываний по спине, рукопожатий и широких улыбок. Джинни сразу же ушла, чтобы найти своих родителей, которые, как знал Гарри, с нетерпением ждали новостей об успехе ритуала, в то время как большинство остальных покинули комнату по одному и по двое. Вскоре в компании своих возлюбленных остался только Гарри. — Ну, я чувствую себя так, словно меня сбил грузовик, — пошутил Гарри, вызвав улыбки у обеих девушек. — Не могу не согласиться, что выглядишь ты похоже, — ответила Флёр в тон ему. — Надеюсь душ работает. Я почти уверен, что воняю так, будто пробежал марафон. — Прежде чем мы уйдём, Гарри, — заговорила Гермиона, — я просто хотела тебе кое-что сказать. Кивнув, Гарри подождал, пока она заговорит, и увидел, что Гермиона — самоуверенная и бойкая Гермиона — с трудом подбирает слова. Гарри задавался вопросом, о чём она хотела поговорить, и как раз собирался спросить её, как та вдруг выпалила: — Прости меня, Гарри. Подумав с мгновение, Гарри решил, что речь идёт об «Инциденте с Нагайной», который стал своего рода запретной темой между ними. Он хотел прервать её, но вместо этого решил, что будет лучше, если Гермиона скажет то, что она хочет, прежде чем они будут говорить об этом дальше. Конечно, он чувствовал, что эту тему им нужно оставить в покое, и хотя он понимал мнение девушек по этому поводу, он не чувствовал, что был полностью не прав. — Я сожалею о том, как отреагировала, и о том, как мы вели себя с тобой в кабинете Дамблдора на следующий день. — Гермиона замолчала и посмотрела ему в глаза. — Я была зла и обижена, и, что более важно, боялась, что ты пострадаешь. Но это не оправдывает мою реакцию. — Мы отреагировали, — вставила Флёр. — Мы обе вели себя так. — Я знаю, — просто ответила Гермиона. Гарри глубоко вздохнул и посмотрел в глаза двум девушкам. — Я понимаю, но мне было больно от этого. Вы знаете, что я очень люблю вас обеих. Но я думаю, что нам нужно немного поработать над нашими отношениями. Я уже говорил вам обеим, что иногда мне кажется, что вы не слушаете меня и не цените моё мнение. Я хотел бы быть равноправным партнёром в наших отношениях, хотя я, конечно, понимаю ваш гнев, когда я ошибаюсь. Покраснев, Гермиона опустила взгляд в пол. — Я знаю, что иногда бываю немного… напористой. Нежно улыбнувшись ей, Гарри пошутил: — Ведёшь себя как босс? В этот раз она закатила глаза. — Ты не называл меня боссом с первого курса. Обычно так говорит Рон. Гарри пожал плечами. — В этом есть доля правды. — Я знаю, Гарри. И я обещаю поработать над этим. — Никто из нас не совершенен, — сказала Флёр. — Аминь, — сказал Гарри, наклонился вперёд и прижался губами к губам Гермионы, говоря ей, что всё прощено, и обещая исправиться. Ему показалось, что ответ Гермионы был её собственным обещанием. Затем он повернулся и сделал то же самое с Флёр. Поцелуи были очень целомудренными и короткими, но от этого не менее сладкими. — Пошли, — сказал Гарри, поднимаясь на ноги, хотя и немного шатаясь. — Я ужасно хочу помыться и избавиться от порчи Волан-Де-Морта раз и навсегда. — С этим мы все согласны, — со смехом сказала Флёр. И все трое покинули комнату, направившись к башне Гриффиндора. Гарри казалось, что после долгой тёмной ночи взошло солнце, и будущее стало гораздо светлее, чем когда-либо прежде.