сгорая сам, свети другим

— Послушай, Чонгук, — произнес Сокджин в тот момент, когда за ними закрылись двери Сент-Аньес. Он по-прежнему был настороже, подозревающий, что следующим предметом, который Чон захочет пнуть или снести, может стать невдалеке стоящая урна, являющаяся собственностью школы, или единственный оставшийся на парковке велосипед, еще не забранный засидевшимся в библиотеке заучкой, или колесо расположенной в трех метрах от них служебной машины, или... Черт, да все что угодно могло стать тем, на чем разъяренный Чонгук решит выместить свою злость. Красноволосый мальчишка не просто подбросил поленьев в разгорающееся пламя гнева внутри детектива, он подарил ту самую искру. Чонгук вспыхнул, словно тара с горючим. Джин вздохнул и положил руку на плечо нервно достающего из пачки сигарету товарища. — Я думаю, нам стоит передохнуть. Как насчет закусочной Питерса? Говорят, две порции бекона, добавленные в бургер, делают даже самый ужасный день лучше. Чонгук шутку не оценил; он вообще будто не замечал ничего, кроме собственных мыслей. Лишь направился к машине, достав ключи из кармана, и остановился у двери со стороны водителя. Подождал пару секунд, а потом развернулся и бросил их напарнику, едва успевшему среагировать. В таком состоянии не то что машину вести — за руль велосипеда лучше даже не браться. Они ехали в тишине. До забегаловки Питерса десять минут пути, и каждую из них Чонгук потратил на обдумывание сегодняшних показаний парнишки. Жизнь этих детей словно писана по стереотипам, что стары как мир: нескончаемые тусовки, времяпровождение в компаниях, образовавшихся по чистой случайности, игнорирование наставлений взрослых и безрассудство в поведении. Но все они, эти юноши и девушки, твердят одно по одному: никто из них не виновен, погибшая была в хороших отношениях чуть ли не со всем классом... Быть может, несносный красноволосый выскочка прав? Быть может, стоит расширить диапазон подозреваемых? Руководство и педагоги? Прочие технические работники? Друзья и знакомые, приглашенные выпускниками? Нет, последняя категория явно отпадала. Жертва была найдена на территории школы, в одном из помещений. Посторонним туда вход воспрещен. Остановившись на светофоре в ожидании зеленого света, машина погрузила друзей в звенящую тишину; Чонгук вспоминал события того совершенно сумбурного дня. Если хочешь во всем разобраться, стоит обратиться к самому началу. Была полночь. В то время он как раз рассчитывал лечь спать пораньше: дело, расследование которого длилось мучительных семь месяцев, наконец было закрыто; оставалось лишь дописать последний отчет, еще раз проверив показания свидетелей, заключение судмедэксперта и чистосердечное от виновного, выстраданное тем после длительного времени, проведенного за решеткой. Семья отказалась платить залог, как, впрочем, и принимать собственного сына: только они узнали, какими фактами располагает следствие, тут же покинули участок — отреклись от родной крови, ни секунды не колеблясь. Чон не мог их осуждать. Никто не мог. Он переговаривал с Сокджином по телефону, спрашивая, готова ли папка с делом. Тот что-то лепетал, шелестя бумагой на том конце провода, когда телефон провибрировал раз, а потом еще один, и еще. Чонгук нахмурился и отвел неугомонный аппарат от уха, читая на экране оповещение о том, что их коллега находится на второй линии. «‎Повиси» — пробормотал Чон напарнику и нажал на кнопку принятия вызова. Спустя двадцать минут они были на месте. Никакого кофе из Старбакса на двоих, никакого «‎так, что тут у нас?» и криминалистов, кружащих вокруг тела в попытках не упустить ни единой детали. В такое время впору спать, а не принимать новое дело. Они встретились на входе — жутко уставшие, совсем не скрывающие осунувшиеся к концу дня лица и залегшие под глазами тени, — и зашли в школу. От былой атмосферы праздника не осталось и следа: напуганные выпускники скопом сидели в углу зала, о чем-то в страхе перешептываясь между собой, диско-шар и софиты были погашены, на смену им пришел приглушенный свет настенных ламп; у дальней стены стажер, вот уже полтора месяца проходивший в участке практику, успокаивал слабонервную девушку, только-только отошедшую от обморока. Оба были слишком изнеможены, чтобы что-либо комментировать. Вместо этого они ускорились, следуя за коллегой, ждавшей у входа, чтобы провести непосредственно на место преступления. Не заходя в и без того переполненное помещение, а остановившись в дверном проеме, они взглянули на жертву. Та лежала на боку спиной к кабинке, — вероятно, удар был нанесен спереди, с небольшого расстояния, — а возле головы в свете потолочных ламп отблескивала лужа крови — удар в висок, не иначе. «‎Удар был нанесен мужчиной ростом от ста семидесяти до ста девяносто пяти сантиметров, использовался, скорее всего, тяжелый предмет с острием. Мы предполагаем, это статуэтка — такую часом ранее вручили одному из подростков. Орудие убийства не обнаружено, подозреваемых и свидетелей нет» — уставшим голосом произнесла Маргарет — женщина средних лет, которая работала в участке через стенку от них, — именно она сегодня патрулировала город и прибыла на вызов в числе первых. Чонгук сжал в кулаки покоящиеся в карманах руки. Дело плохо. — Значит, будем опрашивать всех, — он потер ладонями лицо, прежде — кивнул паре парней, с кем не пересекался сегодня в участке, спросив, как скоро будет готов отчет. Получив ответ, он повернулся к Сокджину. — Сейчас я предпочел бы взять на себя бумажную работу. Разделимся? Ты соберешь данные о жертве, а я подключусь завтрашним утром, покончу за ночь с делом Хопкинса. — Тебе бы поспать, — ответил напарник, проигнорировав предложение. Чонгук усмехнулся. Поспать ему удастся разве что на том свете, что с такой работой не сложно себе обеспечить. Предложение, впрочем, пришлось обоим по душе. Той же ночью, превозмогая усталость, он все же завершил длившееся больше полугода дело и завязал на потертой папке узел из веревок — теперь уже, он надеялся, навсегда. Не хотелось возвращаться к старым делам, когда уже поспели новые. Четыре часа сна на сложенных руках, сидя за столом, пришлись организму не по вкусу. — Приехали, — оповестил его Ким. Чонгук сморгнул: теперь перед ним была пустующая парковка возле заправки да неоновая вывеска, оповещающая о том, что закусочная работает круглосуточно. Он вышел из машины, повернувшись вбок и прохрустев позвонками. Вокруг было до того пустынно, что издалека слышались сокджиновы тяжелые шаги по смешанному с дорожной пылью гравию. Оно и на руку. Отпуская подрабатывающих официантами студентов на вечерние занятия, ночью заказы принимал сам владелец заведения, потому спустя полминуты после того, как напарники заняли столик в углу, полноватый пожилой мужчина подошел к ним с протянутой в приветствии рукой и меню в сдержанных коричневых тонах. Даже его гостеприимство и широкая улыбка не спасали ситуацию. Будучи людьми простыми и вполне понимающими, как трудно дается работа в темное время суток, они не стали загружать Питерса затейливыми заказами: попросили по бургеру, большой порции картофеля фри и средней коле. Все-таки, забегаловки на то и существуют, чтобы наполнить свой желудок чем-то легким в приготовлении и приятным в употреблении. Мужчина улыбнулся и кивнул, перед уходом на кухню спросив, стоит ли добавить что-то особенное в бургер. Сокджин с хитрой ухмылкой упомянул бекон, и его поняли с полуслова. Не перенося тишину, затянувшуюся на добрых пять минут, он решил спросить: — О чем задумался? Чонгук смотрел чуть выше его плеча, не находя в себе сил перевести на собеседника взгляд. Так много мыслей крутилось в его голове, мог ли он дать ясный ответ? О чем именно он думал? О погибшей, что словно жила идеальной жизнью? Об этих избалованных подростках, будто покрывающих кого-то? О главном подозреваемом, вдруг скрывшемся прямо с места преступления и с тех пор не подававшем никаких признаков жизни? Укрылся ли он где-то? Может быть, сбежал из страны? Никто не знал. Больнее всего было то, что этого не знал сам Чонгук. Показания красноволосого выбили из Чонгука весь дух. Он так надеялся, что отведет подозрения от Юнги, надавит на выскочку, сыграв на его импульсивности, что упустил момент, когда бразды ведения диалога перенял сам Хосок. Ни за что в жизни он не простит себе того, что позволил недоноску с не обсохшим на губах молоком увидеть его насквозь, задеть за живое настолько сильно, что он потерял контроль. — Знаешь, вся эта история... она не кажется тебе странной? — Что ты имеешь в виду? ㅡ старший подернул плечом. — Уборщица, которая дружит с богатенькими детишками, непонятно откуда взявшийся парень, точно так же канувший в воду... — Канувший в воду тотчас после того, как было совершено преступление, ㅡ поправил его помощник; недовольный услышанным, второй на долю секунды скривился, что не скрылось от глаз Сокджина. ㅡ Знаешь, все это дело... — он прервался, когда старик Питерс, неожиданно быстро выполнивший заказ, поставил перед ними тарелки с едой и пожелал приятного аппетита. Ким благодарно кивнул и, дождавшись, пока тот отойдет к меловой доске, чтобы подкорректировать меню и вновь скрыться за дверями, ведущими на кухню, продолжил. — Все это дело целиком и полностью странное, непонятное. Да и что мы имеем после того, как опросили порядка пятнадцати человек? Сокджин задал вопрос по существу. Помимо друзей убитой, они опросили двух ее подруг-десятиклассниц и тех, кто находился возле места убийства в районе часа около предполагаемого времени убийства. Работа обязывала их проверить каждого, поэтому всех, кто не состоял в кругу ближнего общения Эмили Моррис, следователи допросили в общем порядке и рассмотрели на наличие алиби. Как правило, это были подростки, весь вечер находившиеся в поле зрения надзирателей-педагогов, и организаторы самого бала: ведущие, люди, ответственные за музыку и световые эффекты, бармены и прочие работники. Их напарники договорились пока не вводить в число лиц, с которыми предстояло непосредственное общение. Он вдавил в бургер шпажку, посмотрев на руки Чонгука, пару секунд вертевшие в руках записную книжку и наконец открывшие ее на нужной странице. На ней Сокджин увидел множество пометок, связанных между собой стрелками; некоторые слова были обведены, напротив пары-тройки словосочетаний виднелись выведенные по нескольку раз знаки вопроса. Что скрывалось за всеми этими пометками, было известно лишь самому Чонгуку. Они потратили на рассматривание записей с минуту, а когда Чон, чьей рукой была исписана вся страница, наконец открыл рот, напарник уже приготовился слушать: ровно ничего из начертанного младшим он не разобрал. — Со слов свидетелей, все произошло следующим образом: бал по случаю окончания учебного года начался в девять, — он уперся пальцем в размашистое «09:00 PM» в левом верхнем углу листа, а затем указал на последнее в череде событий число. — А приблизительно через полтора часа в мужской уборной южного крыла первого этажа школы была обнаружена жертва. Обнаружил ее некий Андреас Беллуччи: был отправлен за школьным медицинским работником, когда его подравшимся в зале приятелям потребовалась помощь специалиста. Его алиби оказалось подтверждено, поэтому не оставалось ничего, кроме как поверить его словам: спьяну он перепутал туалет с кабинетом фельдшера дальше по коридору. — Значит, уже четверо попросту отпадают. Чонгук кивнул и указал на столбец из четырёх имен: Андреас, двое его приятелей, участвовавших в стычке, и дама средних лет, ㅡ мадам Диего, ㅡ фельдшер. В медицинском кабинете установлены камеры слежения, потому ее кандидатура на роль подозреваемого также отпадала. — Верно, — Чонгук отодвинул от себя тарелку и расположил блокнот по центру стола. Ему сейчас не до еды. — Из всех опрошенных нами на момент убийства без алиби остается меньше десятка человек. Весь учительский состав — шесть человек — присутствовал на балу: стояли на входе в зал и возле сцены, контролировали, все ли в порядке с учениками. Предвыпускной класс полностью отпадает — все они, образовав круг возле стола с выпивкой, толкали тост за будущий год так долго, что едва не постарели. Подтверждено неоднократно. Наконец, выпускники. Сокджин напрягся. Выпускной класс составлял девятнадцать человек. По полученным данным, убийство произошло в интервал с половины одиннадцатого до одиннадцати. В этот период четверо из класса репетировали благодарственную речь школе за кулисами сцены, еще шестеро прогоняли финальное выступление. Остальные находились в зале. Девять человек. Девять человек, и лишь одному богу известно, чем они могли заниматься в эти полчаса. Сокджин пытался припомнить что-то о награждении. По окончании напутственного слова директора статуэтка вручалась лучшему ученику школы. Лучший ученик... кто же был этим лучшим учеником, поднявшимся на сцену и принявшим в свои руки оружие убийства? Выпускники. С этой компанией все в разы сложнее. Создают алиби лишь друг для друга, порой путаются в показаниях и, в редких случаях, агрессивно воспринимают попытку поговорить начистоту. Что-то здесь не так. — Знаешь, что забавно, Джин? — Чонгук расстегнул пару пуговиц на рубашке, оглянувшись на входную дверь, но никто даже близко не собирался тревожить старика Питтерса. И все же он понизил голос. — Все они словно договорились покрывать друг друга. И их показания крайне четко совпадают. Но вот незадача: никто из них не видел, где на момент убийства находился Юнги. — И что тебя напрягает? — Их удивительная слаженность. Не пойму, то ли они слишком ненавидят Юнги, раз хотят направить все против него, то ли слишком верны кому-то, на кого явно не должно пасть подозрение, — Чон погрузился в размышления с головой. Он вновь и вновь, как и десятки раз до этого, скользил взглядом по измученным неоднократными махинациями листам, принимался сопоставлять факты и пытаться найти дыры. Но их не было. Все выглядело слишком... чисто. Сокджин словно через толщу воды говорил что-то о том, что Чонгук свихнулся, боится посмотреть правде в глаза, слепо верит в невиновность мальчишки, но тот отмахнулся. — Что-то здесь не складывается. И Сокджин не выдержал. Сколько можно противиться истине? Он терпел абсолютно несносное чонгуково поведение на допросах, практически не протестовал, когда все его вопросы свидетелям так или иначе сводились к Юнги, который здесь абсолютно ни к черту, но его терпению рано или поздно пришел бы конец. Чон не просто повернулся, он действительно убеждал себя в неправильности очевидного. Да здесь ведь врач нужен. Сокджина эта дешёвая игра порядком подзаебала. Он взорвался, лишенный какого-либо понимания. ㅡ Ты говоришь «‎что-то не складывается», Чонгук? О, я скажу тебе, что не складывается. Твой чертов мальчишка подозревается в убийстве, а ты все никак не можешь это принять! Вышло так резко и так громко, что пожилой Питерс, у которого уже ощущались проблемы со слухом, выглянул из-за ведущих в кухню дверей, обеспокоенно спросив, все ли в порядке. Едва Чонгук повернулся к нему, чтобы уверить, что волноваться не стоит, как напарник ударил по столу с такой силой, что ладонь прижгло, а все предметы, лежавшие на поверхности, подлетели в воздух и упали обратно со звоном. Прошипев грозное «смотри на меня», Сокджин направил на него указательный палец. Чонгук уставился на напарника огромными глазами. ㅡ Что, думал, я не догадаюсь? — по звенящей тишине зала разносилось гулкое биение сердца. Или это было лишь в ушах? — Это ведь он заваливался к тебе среди ночи, пока мы работали над делом, из-за чего ты, бесстыдник, сбрасывал звонки, а потом лгал, что отключили электричество? Он звонил тебе без конца, когда ему было нужно, и ты раз за разом срывался, будто оголодавший, независимо от того, где и с кем ты был? Где ты откопал его, Чонгук? В списке уголовников за прошедший год? Со стороны все это чертовски походило на сцену ревности из глупого бульварного романа. Но кто бы знал, как осточертело это Сокджину. Он приходил на работу не для того, чтобы видеть, как некогда хладнокровный и сверх меры ответственный детектив допускает одну за другой оплошности на ровном месте, игнорируя свои обязанности и сроки их исполнения. Он ездил на задания не для того, чтобы выполнять работу за двоих, прикрывая чонгукову влюбленную ветреную задницу, неспособную встать вовремя лишь потому, что вместо сна всю ночь ухлестывал за мальчишкой. Из раза в раз он уверял себя, что это всего лишь чувства, ㅡ чувства делают людей мягче, окрыленнее и рассеяннее, но они не дают такого эффекта всю жизнь, потому спустя время все должно вернуться на места. Но оно не вернулось, и Киму было чертовски больно смотреть на то, как один из лучших детективов на его памяти, способный держать себя в узде в любой ситуации, становился тряпкой, когда дело доходило до красивой задницы. Верно, это был Юнги. Каждый чертов раз. Потому что, стоило ему только поманить пальцем, Чонгука вело, и он в предвкушении следовал за добычей, наплевав на свой статус и ожидания людей вокруг. Чонгук грустно усмехнулся. Сокджин был прав. Рано или поздно любой бы догадался, что у него кто-то появился. И как же дерьмово шутит судьба, раз предпочла столкнуть их при таких обстоятельствах. Он хорошо помнил тот день, когда все это началось. Сайт знакомств. Дерьмо, какая же банальщина. Но Чонгук, вечно занятый работой, порой тоже нуждался в разрядке. Поэтому он дал добро на встречу с парнишкой, когда тот откопал его в недрах приложения и предложил встретиться; в тот пасмурный день в начале октября в комнате дешевого мотеля они провели незабываемую ночь, договорившись иногда видеться ради секса без обязательств. Чонгук считал бы себя полным придурком, если бы пошел на такие риски не подумав. Потому установил правила: никаких рассказов о себе, в том числе безобидной, на первый взгляд, информации о месте учебы или работы и семье, никакого нагружения друг друга проблемами. Они встречались, трахались, иногда выпивали после ㅡ по заверениям Юнги, тот уже достиг совершеннолетия, но Чонгук, являясь настырным в таких вещах, все же попросил предоставить удостоверение. Права Юнги, благодаря которым Чон узнал еще и его фамилию, были тому подтверждением. — Ты прав, — Чонгук смотрел другу прямо в глаза. На лице — ни единой эмоции. Пустота. И лишь надломленный голос выдавал то, что за маской хладнокровия находился настоящий, живой человек, уставший от жизни и обделенный теплом. — Это всегда был он. Но, клянусь тебе, Джин, со мной в жизни не случалось ничего лучше, чем Мин Юнги. Мы просто трахались. Встречались, делали все, в чем нуждаемся, а потом забывали друг о друге на неделю или даже две. Я даже не знал, где он учится и учится ли вообще. Такой был уговор. Просто секс. «‎Я не знаю, в какой момент он стал мне небезразличен» — осталось неозвученным. Сокджин понимал. Конечно, он понимал. Их работа означала отсутствие семьи (а если она все же была, значит, отсутствие в ней), отсутствие друзей, отсутствие кого-либо, кто тебе дорог. Потому что это делает тебя уязвимым. Ведь такова человеческая сущность — искать лишь каплю тепла, лишь на мгновение, а потом привязываться и страдать, когда между сохранением этого и чем-то другим встает выбор. Или когда это используют против тебя. Поэтому физические потребности физическими потребностями, а о своей безопасности стоило заботиться в первую очередь. И в первую же очередь до́лжно было сохранять хладность крови. — Должно быть, этот мальчишка прочно въелся тебе под кожу, ㅡ бесцветным голосом проговорил напарник. О, Чонгуку хотелось кричать от того, насколько правдивы эти слова. Что-то в парнишке зацепило его, и, он был убежден, еще не скоро отпустит. Спонтанность, азарт, абсолютное безрассудство... Да, он помнит, как все это безбожно заводило его. В один из дней, в день той самой четвертой встречи, когда Чонгук проснулся с осознанием того, что сегодня с утра и до глубокой ночи будет заниматься лишь бумажной волокитой, он отверг всякие сомнения насчет надобности пробежки. Потому он встал, выпил стакан воды, натянул на себя футболку и спортивные шорты, вышел на улицу навстречу прохладе и легко бегом направился к парку на окраине города, лишь на территории которого ускорился, набирая привычный темп. Во Франции зима была в разгаре, но слой утреннего снега был настолько мал, что проминался под подошвой спортивных кроссовок и тут же исчезал. Подмерзшая земля своей непривычной твердостью словно подталкивала выжать из себя максимум сил этим утром. Ритмичная песня в наушниках прервалась тогда, когда он завершал второй круг по парку. На экране высветилось имя Юнги. Чонгук нахмурился и глянул в левый верхний угол, где часы отсчитывали жалкие минуты до преодоления отметки шести часов утра. Даже школьники не просыпаются в такую рань. Он остановился, принимая звонок. — Только не говори мне, что трахаешь кого-то прямо сейчас, пока я сгораю от желания тебя увидеть, — тяжелое дыхание, которое он при любом раскладе не успел бы выровнять за считанные секунды, выдавало, что Чон не спит и уж точно не находится в состоянии покоя. Он усмехнулся, ощущая приятное потягивание в животе. — Где ты? — спросил он невпопад, пытаясь отогнать ненужные перед рабочим днем мысли. — На кухне, сижу на новом стуле из кожи буйвола, а хотелось бы на твоем члене, — бесстыдник ровно захихикал в трубку, а желудок Чонгука, проигнорировав этот жест, совершил кульбит. Старший посмотрел на наручные часы. Его пульс, кажется, ничуть не изменился: он по-прежнему дышал так, словно пробежал марафон, а не три километра, которые насчитал сенсорный циферблат. — Если поднимешь свою прекрасную задницу и возьмешь одного из водителей отца, сможешь воплотить мечты в жизнь, — Чонгук развернулся, собравшись возвращаться. «‎Слишком скучно» — услышал он в ответ и нахмурил брови. — Тогда что ты предлагаешь? В следующую же секунду Юнги сбросил. Ничего не понимающий Чонгук, впереди у которого весь день за просиживанием штанов на стуле в участке, бегать за мальчишкой не собирался, а вот пробежать еще парочку километров, чтобы взбодриться и прогнать занявшие разум мысли о Мине, был очень даже за. Потому, посильнее воткнув наушники, он нажал на телефоне кнопку play и побежал в направлении дома. Когда спустя двадцать минут он, приятно уставший и изрядно вспотевший, захлопнул за собой входную дверь и кинул телефон, запутанный в тонкие провода, на тумбочку в прихожей, тот провибрировал. Чонгук, принявшийся стягивать с себя футболку, подошел, чтобы взглянуть на экран. юнги, 6:23 am: через сорок минут. сквер возле дворца лоншан. поторопись, хочу успеть на макзавтрак Юнги — настоящая заноза в заднице. Но, стоило признать, чертовски притягательная и интригующая заноза. Чонгук управился за двадцать минут: сходил в душ, переоделся в рабочую форму, выпил чашку кофе и собрал в кожаный портфель необходимые для сегодняшнего дня бумаги. Он оставил напарнику сообщение на голосовую почту, — просто чтобы тот позлился, пока разберется, как его вообще послушать, — и содержание его было буквально «‎Ким Сокджин, говорит детектив Чон. Прошу Вас захватить кофе и ланч, день обещает быть долгим». Наверняка, тот будет проклинать его по дороге на работу. Будучи в хорошем расположении духа с самого утра, он решил поиграть на только на сокджиновых нервах. Он припарковался у дворца как раз за пару минут до истечения данного ему времени. Через минуту в сквер вошел Юнги — дьявольски красивый Юнги в легком ㅡ дерьмо, атласном? ㅡ костюме и джинсовке сверху. Он покрутился у входа, прошелся до лавки, посидел на ней порядка трех минут, а потом вновь подошел ко входу и взял в руки телефон. «‎Где ты?» — было написано на экране Чона пару секунд спустя. А вслед за ним и «‎я сейчас уйду, черт возьми, ненавижу, когда меня заставляют ждать». Чонгук усмехнулся. Он набрал номер парнишки. — Чонгук, клянусь, если ты не... — Видишь полицейскую машину? — на лице Юнги была растерянность. Конечно, он заметил ее с первых же секунд, стоило только подойти к скверу. Мальчики с головой на плечах всегда подмечают такие незначительные детали. Но так ли это незначительно в данный момент? Быть может, в этот час решалась его судьба? Чонгук его сдал? Неужели он узнал о поддельных правах? Его повяжут? Что, прямо здесь и сейчас, так нелепо и глупо? — Вижу, — слабо отозвался он, пока, всеми силами стараясь не показывать виду, искал подходящие пути отступления. — Подойди. Было глупо бежать сейчас. Шерифу хватило бы меньше четверти минуты, чтобы вылететь из машины и ринуться за ним. Отрыв был бы незначительным, и коп нагнал бы его спустя пару мгновений, ведь спорт — не его стезя. Юнги медленным шагом начал движение по направлению к машине. По мере того, как он приближался, черты лица водителя становилось все отчетливее, фигура — все больше похожа на чонгукову. Когда расстояние стало меньше метра, за лобовым стеклом стала различима ухмылка. Наконец, дверь захлопнулась. В салоне теперь стало слишком тесно для двоих. — Итак, — Юнги, не поворачивая на него головы, небрежно закинул ногу на ногу, бесцеремонно пачкая обивку. Чонгук не подал виду, что его это волновало, но челюсти сжал. — Ты коп. Ответом послужила усмешка. Чон повернул ключ в замке зажигания, по заднице мальчишки пронеслась вибрация движка; спустя считанные секунды они тронулись с места. Юнги начинал паниковать ㅡ это выдавали его шарящие по панели управления машины глаза, ㅡ но на его лице не дрогнул ни один мускул. Он в машине с копом, которым оказался парень, трахающий его уже с месяц. Великолепно. Просто интересно, что будет дальше. Они объехали сквер, выехали на дорогу и перестроились на правую полосу шоссе. Юнги подозревал, что в скором времени они свернут на путь, ведущий в более безлюдное место, чем оживленная утренним движением проезжая часть. По крайней мере, на это были возложены надежды: в потоке машин он ощущал себя более неуютно, нежели наедине с Чонгуком в какой-то забытой богом дыре, даже если теперь он знал, что тот ㅡ блядский фараон. Спустя три-четыре минуты он решил нарушить молчание. — Слушай, мне не нужны проблемы, — краем глаза водитель заметил, что чужая ладонь легла на ручку двери. Голос Юнги стал более высоким. — Думаю, тебе тоже, поэтому довези меня до центра или типа того, а потом высади, и, так уж и быть, я не стану рассказывать отцу о том, что какой-то больной ублюдок в погонах, любящий помладше, увез меня не пойми куда на своей служебной тачке. Будь уверен, я запомнил номера. — Какие могут быть проблемы? — Чонгук остановился на перекрестке, немного повернул голову к окну, взглянув в зеркало заднего вида, а затем вернувшись к обратному отсчету светофора. — Мы оба взрослые люди, встречающиеся лишь для того, чтобы потрахаться. По взаимному желанию и согласию. Или это не так? Юнги неуверенно кивнул. Он совершенно не понимал, чего ожидать от этого человека. Обычное их времяпровождение вовсе не включало в комплект разговоры, а уж тем более пустую трату времени, которое могло быть направлено на что-то действительно полезное. — Я не соглашался на секс с шерифом, черт возьми, — наконец, он повернул на водителя голову. — А я не соглашался спать с малолеткой, — спокойно произнес Чон, не возвращая ему взгляд, и, когда отсчет свелся к нулю, свернул на более пустынную дорогу. Как и предполагалось. Юнги замолк. В его голове начинала складываться картинка. Без тени сомнения, Чонгуку не составило труда пробить его по базе данных. Теперь ему было известно имя, возраст, сведения о семье и месте обучения. Ему, блять, было известно все. Даже то, что в десять лет его поймали на краже шоколадного батончика из киоска. Чонгук заглушил мотор, когда колеса машины коснулись песка по обочине. Минова рука на дверце сжалась сильнее. — Что ты собираешься делать? Сдашь меня отцу? Доложишь директору? — Брось, — Чонгук расстегнул верхние пуговицы рубашки и бросил взгляд на зеркало заднего вида, убеждаясь, что они на дороге одни. Затем он продолжил, переходя на запонки. — Мне плевать, кто ты. Это наше правило, помнишь? Просто я не удержался, решив узнать о тебе больше. Виноват. Исправился. — Исправился? — Теперь ты знаешь немного обо мне. Все честно, — запонки едва поддавались напору. — И что ты собираешься делать? — вторил себе же Мин. — То, зачем ты позвал меня. Трахнуться, а потом отвезти тебя на МакЗавтрак. С одним условием: мы поеди́м в авто — ненавижу светиться. Юнги был так зол, что позволил себе схватить чужую руку: сжал свои пальцы на запястье, оторвав чужие от орудования над манжетами, и яростно взглянул в глаза. Его длинные серьги качнулись от того, как резко он дернул Чонгука на себя. Оставалось только поражаться чонгуковой невозмутимости, когда к его лицу приблизились, всматриваясь в глаза, а его взгляд лишь метнулся на приоткрытые чужие губы и вернулся обратно к потемневшим от злости омутам, полным недоверия. Он, подло воспользовавшись близостью, потянулся к Юнги для поцелуя, но тот отпрянул, едва не влепив наглецу пощечину — уберегло лишь то, что его руки, сжимавшие чужие запястья, оказались перехвачены и сжаты одной лишь широкой ладонью шерифа, который, свободной рукой воспользовавшись механизмом для регулировки положения сидения, отодвинул его немного назад и откинулся. Непокорный Юнги негласно объявил капитуляцию: подался за притянутыми к чужому телу руками и, прошипев себе под нос пару-тройку проклятий, пока перебирался через коробку передач, оседлал чонгуковы крепкие бедра, промежностью проехавшись аккурат по его паховой области. Он уселся, не забыв поерзать задницей, и попытался вырвать руки, в чем потерпел поражение. Запястья ныли от сильной хватки. Стоило признать, это заводило. Будь он проклят, если не сыграет в эту игру достойно. — Что прикажете, господин Чон? — приняв правила, сладко спросил он, облизываясь. Ему нравилось смотреть на шерифа свысока, пусть и в таком весьма невыгодном положении. Последний, однако, крайне удивился, заслышав свою фамилию, которой партнеру ни разу не озвучивал. Ее упоминание было настолько неожиданным, что рот приоткрылся; младший, словно разыгрывавший спектакль лишь ради этой цели, воспользовался возможностью и резко приблизился, от чего второй врезался затылком в подголовник. Меж их лицами оставалось не больше пары сантиметров. Вопреки ожиданиям Чонгука, восседающий на нем Мин оставил легкий влажный след на щеке, совсем рядом с его губами, и приступил к прокладыванию дорожки поцелуев к уху. Опустившись точно под угол челюсти, он прошептал в самую кожу. — Думал, только ты такой любопытный? Следующее движение бледных рук уже не было ничем сковано: чонгуковы ладони опустились на спину мальчишки, слегка натолкнув на себя так, чтобы носом он, Чонгук, уткнулся в чужую шею, на которой выступили мурашки оттого, что теплые прикосновения грубовато очертили линию талии, зацепившись за ремень по пути к ягодицам. Как только Юнги почувствовал, что его слегка приподняли легшие по округлому контуру пальцы, сминавшие мягкую кожу, он пару раз качнул тазом, потираясь о твердеющий член под ним. В районе его ключиц Чонгук, не смея выражать секундную слабость, втянул в рот тонкую кожу, прикусывая зубами. — Прекрати дразнить меня, — глубоким голосом произнес он. Ему вдруг стало так невыносимо сложно дышать: в ушах набатом отдавалось собственное бешеное сердцебиение, чужое тело будто перекрыло доступ к кислороду своей тяжестью. «Господин Чон» все еще не покидало его мыслей. — Прекрати строить из себя альфу, — парировал Юнги, наконец опустив руки на тяжело вздымающуюся под ним грудь; он принялся за начатое шерифом дело — за расстегивание его рубашки. Белоснежной и, вероятно, старательно отутюженной, но такой ненужной в данный момент. Когда с ней было покончено, он позволил себе вольность — очертил контуры поджарого тела ладонями, а потом, слишком нетерпеливо схватившись пальцами за увесистую пряжку на классических штанах, расстегнул молнию на них. Он предпочитал не думать о том, что расстегивал служебные штаны, в которых старшему, должно быть, полагалось отработать сегодняшнюю смену, поскольку это усиливало желание. Помутненный взгляд стража порядка был сосредоточен лишь на деятельных руках Мина, приспустивших белье и обхвативших основание члена. Чонгук плавился под умелыми прикосновениями мальчишки: тот действовал то тягуче медленно, то резко и остервенело; каждый миг его словно настигала смерть и одновременное с ней перерождение. Темные, с поволокой глаза скользили по чужому телу в те редкие моменты, когда не были прикрыты от удовольствия: это и стало главной ошибкой, понял шериф после того, как кобура пистолета оказалась пуста, а дуло его — приставлено к пульсирующей на шее вене — аккурат под линией челюсти. Юнги растянул губы в улыбке, завидев, как дернулся чонгуков кадык. Глаза устремились друг на друга; оба знали, кто сейчас на коне. Чонгуку стоило трижды подумать над словом или действием в сторону хитреца. — И что ты собираешься делать? — с издевкой произнес он. Было сложно признать, но его это чертовски заводило — член дернулся под тяжестью сжимающих его пальцев, и они оба это почувствовали. — То, зачем я позвал тебя. Трахнуться, а потом поехать на МакЗавтрак, — Юнги понизил голос, растянув уголок губ в едкой ухмылке: победной и совершенно беспощадной. Он вел, и ему это чрезвычайно нравилось; никто в этой машине не был против пистолета у челюсти Чонгука. Вот только последний, зная про введенный в эксплуатацию sig sauer pro 2022, срок службы которого истекал в следующем году, хрипло прошептал «осторожно — барахлит временами», повернув голову на десяток градусов, чтобы посмотреть Юнги прямо в лицо. Тень страха на нем не задержалась ни на секунду; вместо этого ствол оказался снят с предохранителя, нарушив тишину, разбавляемую лишь отдаленными звуками проезжающих по шоссе машин. — Знаешь, учеными доказано, что щелчок предохранителя заменяет сорок минут беседы. Признаться честно, меня это уже порядком утомило. Я просто хочу член в своей заднице, поговорим за завтраком. — Тогда, может, уберешь пушку у меня из-под носа и разберешься с этим? Помнится, ты очень рвался час назад, — и в тот момент, пока глаза младшего были заняты зрительным контактом с ним и не сосредоточены на чем-либо еще, Чонгук ловким движением дернул чужую руку, выбивая из нее пистолет и заламывая назад, за спину. Холод стали, контрастирующий с жаром кожи, несомненно, был особо приятен для шерифа, но мальчишка слишком заигрался; куда больше он нравится ему с заведенными за спину руками, коленями уперевшийся в днище машины, лицом прижатый прямо к наполовину высунутому из-под белья вставшему члену. Он, зарывшись пятерней в чужие темные волосы, за тонкие пряди удерживал Юнги в таком положении в течение нескольких секунд — пока откидывал на заднее сидение оружие, вылетевшее из неумелых рук. Они могли вытворять более приятные вещи, нежели угроза их жизням. Мин, распаленный тем, к каким жестким мерам заставил прибегнуть шерифа, провел носом по длине — лишь там, где кожа еще была покрыта хлопком, а потом вытянул язык, очерчивая контур голого участка, отдающего пульсацией витиеватых вен. Не отрываясь, Юнги приподнялся, разведя чонгуковы колени шире, устроился удобнее и с отдачей начал сосать — то мокро, грязно и быстро, пуская скапливающуюся во рту слюну по члену, то почти не двигая ртом, когда обводил толщину языком, прослеживая сплетение крупных вен. Он позволял толкаться себе в глотку резкими, точными движениями бедер, позволял удерживать за волосы, фиксируя голову в одном положении и вбиваясь до упора, пока сам стонал от наслаждения, пуская вибрацию прямиком до щемящего сердца Чонгука. Когда его потянули наверх, он влажно поцеловал чужие губы. Не отличаясь особым терпением, он спустил штаны Чона вместе с бельем, избавил себя от одежды и вновь устроился на бедрах старшего. Чонгук не заставил себя ждать: скользнул пальцами меж ягодиц, к удивлению обнаружив, что мальчишка был подозрительно хорошо растянут. Он оставил на его шее поцелуй и вошел, не тратя времени на подготовку. Кожа партнера пахла гелем для душа — вполне понятно, чем Юнги занимался ранее, пока по телу скользила вода. И все же, тот немного прошипел, так резко ощутив в себе член практически насухую. Он отмахнулся от обеспокоенно спрашивающего, в порядке ли он, Чонгука и, с силой стиснув его плечи пальцами, приподнял бедра, начав размашистые движения. Он мог контролировать процесс и без пушки в руках. На нежности распыляться на приходилось: резкие, словно отточенные движения посылали по коже разряды удовольствия, чувства оголялись, точно провода, снятые с изоляции, яркие всполохи под веками не позволяли прикрытым глазам окунуться в темноту. Юнги стонал, не скупясь на искренность, в рассинхрон с чонгуковыми вздохами. Мин ударил шерифа в плечо, когда тот сжал его талию в предупреждающем жесте, не позволив кончить. «Мне на живот» — приказал он, ссылаясь на то, что салон служебной машины, в которую в течение дня может сесть кто угодно помимо него самого, должен быть чист. Чонгук услышал обиженное «зануда» уже после того, как простонал в сгиб миновой шеи от удовольствия, изливаясь. Его семя слилось с чужим, окатившим кубики чонгукова пресса горячими каплями. Юнги рухнул на чужое тело, позволил сильным рукам обнять его спину на считанные секунды, а потом сморгнул темноту, накрывшую его вместе с оргазмом, с глаз и приподнялся. «Мудак» — заключил он, с сожалением смотря на свой валяющийся в чонгуковых ногах дорогущий шелковый костюм. В тот день они впервые завтракали вместе. Юнги так понравилось, что он пообещал отрабатывать съеденные калории в самых разных позах, если Чонгук почаще будет вывозить его в какую-нибудь глушь с утра пораньше и трахать до фейерверков перед глазами. Они никогда не говорили об этом после, но что-то в их отношениях поменялось. Чонгук не знал, было ли всему виной то, что они открылись друг другу ㅡ не сильно, но достаточно, чтобы стать ближе, ㅡ или то, что они стали прибегать к времяпровождению, отличимому от секса, и поняли, что так тоже неплохо. Но с тех пор они позволяли себе поход в бары или забегаловки ㅡ прямо по типу той, в которой они с Сокджином сидели прямо сейчас, ㅡ и не стыдились этого. Тема личной информации по-прежнему не поднималась: обоим было достаточно того, что они уже нарыли не особо честным путем. Поэтому да ㅡ Юнги засел глубоко под кожу и не собирался оттуда выходить, даже если был главным подозреваемым в деле. Чонгук находился перед сложнейшим в жизни выбором, и точно знал, что он окажется не в пользу обязанностей, что несет звание. Отец, отпахавший сорок лет своей жизни шерифом в соседнем городе, снес бы его голову с плеч, если бы все еще ходил по этой земле. ㅡ Да, хорошо, ты прав, ㅡ Чонгук посмотрел на тарелку с остывшей едой и поморщился: аппетит бесследно пропал. ㅡ Юнги имеет для меня огромное значение, но я отрицаю его причастность, потому что знаю его. Он бы этого не сделал. Черт, да у него кишка тонка, говорю тебе. Чонгук верил в свои слова. Он действительно был уверен в том, что Мину подобное не под силу. Юнги ㅡ человек не той натуры. Чонгук обладал достаточными знаниями в психологии поведения, чтобы распознать убийцу, тем более при близком контакте. Ведь даже если во вторую очередь он ㅡ бесстрастность, давшая слабину, в первую очередь он ㅡ мастерство и острый ум.