Называй меня Марленой

      Дамиано перебирал струны на акустической гитаре Томаса, который вместе с Итаном вышел на недолгий перекур, не выдержав висевшего в воздухе тяжёлого напряжения. Виктория стояла у окна и, нахмурившись, быстро печатала на экране мобильного, отвечая на сообщения. Он не обращал внимания, что мелодия, льющаяся из-под его пальцев, не идеальна и почти не похожа на ту, которую он держал в голове вот уже который день. — Прекрати издеваться над гитарой! — не выдержав, Вик заблокировала мобильный, нервно бросив его на белый подоконник экраном вниз. — И над моими ушами тоже!       Дамиано, взглянув на неё усталыми медовыми глазами настолько агрессивно холодно, что она застыла на месте, не решаясь продолжать свою гневную тираду, молчал, вновь пытаясь воспроизвести нужную мелодию. Она ускользала от него — точно так же, как Марлена, с которой, Дамиано был уверен, мелодия связана. Игнорируя новый поток возмущения от недовольной Вик, он продолжал упрямо перебирать струны, чтобы хотя бы на короткое мгновение сблизиться с Марленой.       Было странно — связывать практически всё с той девушкой, которую он видел всего лишь два раза; Давид не был уверен, что она настоящая, не призрак, не видение, не фантазия. Но был уверен, что странные воспоминания, казавшиеся ему настолько родными, словно кто-то украл их из его головы, под любым предлогом заставил забыть, а теперь вновь даёт возможность ими насладиться, — больше, чем рваные осколки его памяти. Они — связующее звено между ним и Марленой. — Да что с тобой происходит? — Виктория практически вырвала из его рук гитару, сдерживая себя, чтобы не повысить голос и не разбить её. — Смотришь на меня так, будто я убила кого-то! Почти не разговариваешь ни с кем. Не спишь, не ешь, только куришь и пьёшь. Ты же понимаешь, что так ты долго не протянешь? — Вик, тебя это никак не касается, — хриплый голос Дамиано был отстранённо ледяным и не выражал абсолютно ничего, кроме усталости. — Я же говорил, что, как только сам во всём разберусь, расскажу вам во всех подробностях. — Нас всех это касается, Дами, — взволнованные голубые глаза, казавшиеся в окружении чёрных ресниц ещё более яркими, удивлённо скользили по его впавшим скулам и чётко очерченным покусанным губам. — Ты не просто солист, ты — наш лучший друг, и мы в праве знать… — Вик, отвали, — он закрыл глаза, чтобы не видеть, как Виктория скривилась от его слов, словно от настоящей пульсирующей боли. Она насупилась, скрыв лицо за волнистыми пшеничными волосами. — Сколько раз мне нужно сказать, что со мной всё в порядке, чтобы ты прекратила лезть не в своё дело? — Знаешь… — она сложила руки на груди, чувствуя клокочущую в груди ярость, — Дамиано никогда не позволял себе так разговаривать даже с теми, кого он на дух не переносил. Ей хотелось забраться в его голову и навести там порядок, чтобы он наконец понял — они хотят помочь не потому, что так нужно, а потому, что им не наплевать на его состояние. — Разбирайся со своими проблемами сам! Я не собираюсь после выслушивать твоё… — А я не собираюсь приходить к тебе, чтобы поплакать в жилетку, — он горько усмехнулся, старательно буравя взглядом стену напротив. Где-то глубоко внутри Дамиано чувствовал себя самым настоящим подонком, но ничего не мог с этим поделать. Он мог винить себя, но не мог сам поверить в это. Не мог поверить, что позволяет себе так разговаривать с Викторией — единственным человеком, которому он мог доверить абсолютно всё, а теперь раздражается от каждого её вопроса, в котором сквозит переживание. — Что у вас происходит? — Томас и Итан, которых ни Дамиано, ни Вик не заметили, непонимающе смотрели на двух друзей, сидящих на разных концах чёрного кожаного дивана, который находился у них в репетиционной студии. — Нас не было всего пять минут. — Спросите у самой любопытной, — Дамиано кивнул в сторону Виктории, которая делала вид, что рассматривает узор на пёстром ковре, пытаясь сдержать подступающие слёзы обиды. — А у меня есть незаконченные дела, так что я покидаю вас. — Ты серьёзно, Дамиано? — Итан загородил ему путь, успев встать на выходе из репетиционного зала. — Уходишь, когда мы больше всего нуждаемся друг в друге. Мы закрывали глаза на твоё состояние, списывали это на переутомление и усталость, но сейчас ты просто хочешь кинуть нас ради каких-то дел. Не хочешь рассказать, что с тобой происходит? — Не горю желанием, — Давид покачал головой, непроницаемым тяжёлым взглядом буравя друга. Торкио заметно сглотнул, чувствуя себя максимально неуютно рядом с таким Дамиано. — Ещё что-то скажешь? Если нет, то я пойду. — Уходи! — в его спину прилетела небольшая мягкая подушка, которую бросила Виктория. — Не желаю тебя больше видеть! — Давай поговорим, — Итан не унимался, всё ещё стоял в проходе. — Ты же понимаешь, что я ничего тебе не отвечу? — Дамиано тяжело выдохнул, запуская ладонь в шоколадные волосы и взъерошивая их. — Мне надоели ваши вопросы, которые изо дня в день не меняются. Почему вы просто не можете принять тот факт, что мне нужно разобраться в себе? — А о нас ты подумал? — даже дрожащий голос Виктории не привёл его в чувство. Однако Дамиано понимал: всё, что он произносит, все слова, отрывисто слетающие с его губ, медленно разрушают отношения между ним и его настоящими друзьями. — Ты подумал, каково нам смотреть на тебя такого и понимать, что мы никак не можем помочь, потому что ты не хочешь принимать нашу помощь?       Томас аккуратно прижимал Вик к себе, желая успокоить, но она практически вырывалась из его рук, желая заглянуть в глаза Дамиано. Виктория, как бы ни пыталась переубедить себя, думая о нём бессонными ночами, была уверена — Дамиано сломлен. Он устал показывать всем идеальную картинку своей жизни, устал отрицать весь негатив, накопившийся за несколько лет, устал быть закрытым от всех. И Вик понимала, что пока он сам не захочет что-либо рассказать ей, Томасу и Итану, пока сам не захочет что-то изменить, они продолжат ухудшать с ним отношения своими расспросами. И если они втроём смогли справиться с невероятным напряжением и не сломаться, поддерживая друг друга, то у Дамиано, которому всегда уделялось намного больше внимания, который привык большую часть своих чувств держать внутри в себя и переживать их в одиночестве, не получилось остаться таким же. — Ты не думала о том, каково мне — жить и ничего не чувствовать? Жить и понимать, что ты просто бесцельно существуешь, — Дамиано поджал тонкие покусанные губы; его плечи, не скрытые белой майкой, заметно напряглись, словно он готовился к нападению. — Ты ведёшь себя эгоистично, Вик, думая о том, что не посвящена в какую-то мою тайну. Ты так уверена, что я что-то от вас скрываю, и тебе проще верить в свои домыслы, чем каждый день перестать донимать меня вопросами и дать мне немного времени.       Итальянские улицы полыхали жарким августовским закатом. Дамиано выдохнул, прислонившись спиной к горячей стене здания, где располагалась студия. Портить отношения с Вик не входило его в планы не только сейчас, но и в принципе он не хотел ссориться с ней по любому поводу. Он ценил каждого — и Итана, и Томаса, и Викторию — и всегда искренне удивлялся, что рядом с ним находятся настолько чистые и светлые люди, готовые пожертвовать собой ради других. И Дамиано был уверен, что его внезапная вспышка агрессии, которую он вовремя потушил, не давая пожару перечеркнуть все воспоминания и дружбу с Викторией, — не более, чем результат его нестабильного состояния.       И думать об этом было проще, чем винить себя за вылетевшие в порыве слова. Дамиано нашёл своему поведению оправдание, в которое сам и поверил, забывая, насколько сильно его слова могли ранить Викторию. Он привык думать, что она прощает ему абсолютно всё — и опоздания, и пропущенные или сорванные репетиции, и глупые прозвища, и лень, и отсутствие самоконтроля.       Входная дверь громко хлопнула, закрывшись за Дамиано. Злившийся на себя за несдержанность, на Вик за длинный язык, на Томаса за молчание, на Итана за нерешительность, он скинул тяжёлые чёрные ботинки, на ходу переубеждая себя не бросать мобильный в стену, чтобы немного снять напряжение.       Громко выдохнув, Дамиано опустился на широкую кровать, аккуратно застеленную ранним утром, когда и он, и Марлена покинули спальню. Раскинув руки, он чувствовал, как свободная льняная рубашка белого цвета начала сжимать грудную клетку, не давая нормально дышать. Он ловил ртом воздух, облизывая сухие губы; грудь высоко вздымалась, тяжело опускаясь.       Закрыв медовые глаза, Дамиано прокручивал в голове события прошедшего дня — тяжёлая репетиция перед важным выступлением, очередная глупая ссора с Вик и нервно выкуренная пачка сигарет. Они снова не сошлись взглядами не только на песню, но и в порыве чувств едва не кричали в лицо друг другу, что ненавидят всё происходящее.       Виктория была единственной, кроме Марлены, кто понимал Дамиано и принимал его со всеми недостатками, ни за что не осуждая и не высмеивая. И Давид иногда мог переходить все границы в общении с ней — потому что Вик прощала ему абсолютно всё.       Только не в этот раз. Виктория превратилась в маленькую фурию, доказывая свою точку зрения. Они громко кричали друг на друга, не пытаясь даже выслушать другое мнение и не принимая его, едва не разрушили интерьер репетиционной. Вик в порыве разбила пустую пивную бутылку, яростно сверкая голубыми глазами. Итан и Томас, не желая быть свидетелями очередной ссоры, быстро ретировались на улицу, сказав, что хотят выпить кофе.       Тёплая маленькая ладонь коснулась его лба, убирая волнистые пряди шоколадных волос. Дамиано вздрогнул, но не открыл глаза; поймав тонкое запястье, он оставил на тонкой просвечивающей голубоватыми венами коже несколько коротких поцелуев и резко потянул девушку на себя. Звонкий смех наполнил комнату, и Давид впервые за день улыбнулся, открывая глаза и видя перед собой Марлену.       Хрупкая стройная девушка аккуратно забралась в его объятия. Дамиано тут же успокоился, выбросив все мысли из головы; их тут же заполнила Марлена, занимая собой всё его внимание. Положив голову на его грудь, она слушала его бешеное сердцебиение и успокоившееся дыхание.       Дамиано вдыхал аромат сочных абрикосов, перебирая медные шелковистые пряди, окончательно приходя в себя. Рядом с Марленой он всегда находил спокойствие и умиротворение; она наполняла его силами для новых свершений. — Снова поссорились с Вик? — тонкие тёплые пальцы едва ощутимо поглаживали обнажённую грудь Дамиано, отчего его кожа покрывалась мурашками. Получив положительный ответ, Марлена оставила поцелуй в области сердца. — Из-за чего на этот раз? — Виктории кажется, что я не полностью выкладываюсь на репетициях, — Дамиано проник под лёгкую футболку, пробегаясь по острым рёбрам Марлены. — Она требует от меня невозможного.       Не желая продолжать разговор, он потянулся за поцелуем. Марлена не сопротивлялась — наоборот, с огромным удовольствием отвечала на пылкий поцелуй. Он посасывал её губы, на вкус похожие на сладкие абрикосы, увлекаясь, спускался с горячими поцелуями на тонкую шею, оставляя едва заметные следы, вновь возвращался к её губам, углубляя поцелуй.       Его руки оглаживали тонкую талию Марлены, её плавные изгибы, от которых он сходил с ума, округлые бёдра, скрытые плотной тканью чёрных свободных джинсов. Дамиано терял голову, когда её тёплые ладони, сквозь которые сочилась нежность, касались его груди, нетерпеливо расстёгивая мелкие пуговицы на льняной рубашке, очерчивали татуировки на рёбрах.       Дамиано думал о том, что лучшее, что случилось с ним за сегодняшний день, — поцелуй с Марленой. Она — в принципе, лучшее, что с ним случалось. — Ты же понимаешь, что Вик нервничает перед конкурсом? — сбитое дыхание Марлены наполнило спальню, пока Дамиано, нависая над ней, покрывал её выступающие ключицы поцелуями. — Это не повод ссориться с каждым, кто, по её мнению, внезапно начал меньше выкладываться на репетиции, — игривые медовые глаза встретились с искрящимися малахитовыми. — Мы находимся в студии все вместе, не репетируем втроём или вдвоём. Мы только и делаем, что готовимся к конкурсу, а в свободные часы думаем, как не налажать, поддавшись стрессу. — Послушай, Дами, — тёплые маленькие ладони легли на его небритые щёки, — Виктория очень переживает из-за конкурса и старается сделать всё, чтобы вы одержали победу. Уверена, она не думает, что ты хуже кого-то выкладываешься в студии или же вообще не хочешь репетировать. — Но она говорит об этом, — Дамиано упрямо смотрел на девушку, желая закончить разговор. — Вик говорила это и Итану, и Томасу, и мне. — Это не повод ссориться, — Марлена поджала губы, облизывая их и привлекая этим его внимание. — Виктория не желает ни с кем из вас ругаться, но ей кажется, что вы все, и она в том числе, недостаточно много репетируете… — Ты прекрасно знаешь, что мы проводим в студии целые дни, вырываясь домой лишь на ночь, — медовые глаза укоризненно смотрели на Марлену. — Людям свойственно стремиться к совершенству, Дами, — она приподнялась на локтях, и расстояние между их лицами сократилось до минимума. Дамиано вновь замер, желая поцеловать её губы. — Виктория боится, что вы окажетесь недостаточно хороши для победы, и всеми силами старается добиться идеального выступления. Уверена, что она так же относится к себе. Она не будет довольна собой, пока вы не выиграете. — Ты права, — он выдохнул, потянувшись к её губам, — нужно извиниться перед Вик за эту глупую ссору. — Дами, я знаю, как тебе сложно принимать поражение, — Марлена пробежалась пальцами по его губам и щетинистому подбородку, — и знаю, что ты репетируешь до тех пор, пока не засыпаешь на ходу. Знаю, как ты оттачиваешь своё исполнение, делаешь нужные акценты до тех пор, пока не будешь доволен. Но вы — группа, и вы работаете вместе. Вы — семья, и не стоит идти на поводу у своих эмоций, с каждой глупой ссорой разрушая отношения. — Спасибо, — Дамиано улыбнулся, всё же втягивая Марлену в поцелуй.       Нежный и аккуратный, он был наполнен благодарностью и любовью. Дамиано знал, что только лишь Марлена может разложить всё по полочкам в его голове. Только лишь у неё получается переубедить его и дать нужный совет. — Я приготовлю тебе зелёный чай с мятой, — она выбралась из его крепких объятий, поправляя взъерошенные медные волосы и одёргивая футболку. — Сейчас тебе необходимо спокойствие. — Рядом с тобой я всегда спокоен, — Дамиано со вздохом от разлуки в несколько минут сидел на кровати, снимая с себя белую льняную рубашку.       Марлена, послав ему воздушный поцелуй, отправилась в сторону кухни. Он слышал, как щёлкнула кнопка электрического чайника, как открылась дверца навесного шкафчика, где хранился разнообразный чай, как бурлила вода в чайнике, закипая. Дамиано, отправившись за Марленой, остановился в проходе.       На обеденном столе стояла прозрачная кружка, в которой заваривался зелёный чай. Марлены не было ни в кухне, ни на маленьком балкончике. Воздух был наполнен ароматом свежей мяты без намёка на сочный запах спелых абрикосов. — Что тебе сказала Вик? — Итан прислонился спиной к стене, следуя примеру Дамиано, и вытащил из кармана чёрных широких брюк пачку сигарет, в которой он хранил и зажигалку. — Сейчас она уверяет Томаса, что не плачет, но мы знаем, насколько она ранимая. — Снова спрашивала, что со мной происходит, — он непринуждённо пожал загорелыми плечами, словно ничего не случилось, взяв протянутые Итаном сигарету и чёрную зажигалку. — Я уже объяснял, что сначала должен сам во всём разобраться, прежде чем рассказывать вам. — Но мы, возможно, могли бы тебе помочь, — Итан втянул никотин, щурясь от последних золотых лучей. — Мы же не бросаем друг друга даже в самых сложных ситуациях и всегда доверяем, помнишь? — Помню, — Дамиано кивнул; губы сами по себе слегка растянулись в улыбке, а в области сердца едва ощутимо ностальгически тепло кольнуло. — Вик заставила каждого подписать «Десять правил лучших друзей».       Итан неловко улыбнулся, переводя взгляд с Дамиано на тлеющую сигарету. Глупый листок, на котором уже начали выцветать четыре неровные подписи, оставленные чёрной ручкой, он всё ещё хранил в деревянной шкатулке, которую ему когда-то подарила Виктория.       Дамиано всегда был для Итана примером. Он действовал по своему плану, не сбиваясь с нужного пути, не подвергая свои действия сомнению и добиваясь абсолютно любых целей — хоть преодолеть вечернюю лень и выйти на прогулку, хоть продолжать репетировать, когда усталость берёт верх, хоть победить на песенном конкурсе. И Итан сразу же заметил, что с Дамиано что-то не так, — когда тот зашёл в студию с пустым взглядом. С настолько безразличным ко всему, от которого Торкио стало не по себе. Словно из Дамиано за одну ночь высосали желание жить и наслаждаться каждым мгновением, оставив поглощающую пустоту, которая с каждым днём растёт в его груди. — Я не хочу давить на тебя, как делает это Вик, — Итан вновь скользил взглядом по Дамиано, следившим за солнцем, окрасившим улицу в тёмное золото, — но и не хочу, чтобы ты всё скрывал от нас и ещё больше отдалялся. Я верю, что, как только придёт время, ты обязательно всё расскажешь. — Я стал абсолютно безразличен ко всему, — Дамиано бросил окурок на тротуар; угольки полыхнули алым, встретившись с асфальтом. — Мне всё равно, что происходит в мире вокруг, всё равно, что происходит со мной. Вик права, что я медленно убиваю сам себя, но я уже давно не чувствую себя живым — потому что я ничего не ощущаю. Иногда мне кажется, что я спокойно могу убить человека, и даже после этого меня не будет грызть совесть. — Не говори так, — Итан не был готов к его откровению, но внимательно слушал, запоминая самые важные детали. — Но это действительно так, — Дамиано поправил шоколадные волосы, убрав передние волнистые пряди за уши. — Мне плевать, что вы волнуетесь за меня, плевать на своё будущее, плевать на свою жизнь, потому что всё, что я ощущаю, — что я мёртв изнутри. Не может человек жить с такой пустотой внутри. — Ты же не собрался?.. — Нет! — он отрицательно покачал головой. — У меня осталось ещё одно незаконченное дело. И я уверен, что всё сразу станет лучше, я начну чувствовать, получу ответы на все свои вопросы, как только я найду её… — Девушку? — Итан нервно крутил в руках незажжённую сигарету. Впервые за последние несколько лет он боялся, что Дамиано замолчит, прекратит свой рассказ, который позволил бы ему хоть как-то понять ситуацию. — То есть всё дело в девушке? — И да, и нет, — Дамиано старательно прятал глаза. Внезапно он ощутил себя неловко, словно оказался полностью обнажённым посреди шумной площади, наполненной туристами. Привыкший к отсутствию чувств, он нахмурился, стараясь успокоить своё учащённое дыхание и бешеное сердцебиение. — Я не уверен, что она существует, потому что видел её всего два раза. Но эти два раза были настолько яркими, что мне остаётся только одно — найти её. — Тебе нужна помощь? — Итан смотрел на закатное солнце, щурясь от тёплых лучей, путающихся золотыми лентами в его тёмных волосах, рассыпавшихся по плечам. — Я хочу сам разобраться во всём, — голос Дамиано звучал отстранённо, но уверенно. Именно в этот момент он начал верить, что сможет найти Марлену, — Итан вдруг придал ему уверенности в своих действиях и целях. — Одна просьба: ничего не говори Вик и Томасу. Пока что им не нужно это знать.       Оттолкнувшись от стены, Дамиано, даже не посмотрев на Итана на прощание, отправился в сторону своего дома, закурив новую сигарету. В голове вновь засела Марлена, скромно улыбаясь и поправляя медные волосы.       Находясь в мыслях где-то между вопросами «Что нужно делать, чтобы найти Марлену?» и «Как рассказать всё Виктории, чтобы она не решила, будто сошёл с ума?», он едва не сбивал прохожих с ног, засматриваясь на свои пыльные тёмно-вишнёвые ботинки, тяжело опускающиеся на брусчатку. Невидящим взглядом он осматривал людей, сливающихся в единое серое пятно. Но стоило Дамиано на секунду выбраться из омута своих мыслей, как его словно пронзило током — Марлена стояла у маленького цветочного магазина, рассматривая белоснежные пионы. Совсем такие же, какие Дамиано дарил ей в своём видении.       Перейдя с быстрого шага на бег, он лавировал в потоке встречных людей, то и дело задевая их плечами. На возмущённо отправленные ему вслед возгласы и вопросы, куда он направляется не видя дороги, Дамиано никак не реагировал, приближаясь к цветочной лавке. Взмах медных волос в волне алого заката в нескольких метрах от него ослепил его настолько, что он закрыл глаза, остановившись.       Короткое платье цвета морской лазури, грубые чёрные ботинки, так похожие на его, переливы серебряных браслетов на тонких запястьях, длинные пальцы, украшенные разнообразными кольцами, покусанные розовые губы, бледная кожа, на фоне которой выделялись россыпью веснушки на щеках, малахитовые глаза, с теплом и всепрощающей надеждой смотрящие на мир и людей вокруг, слегка спутанные на концах медные волосы с двумя короткими прядями спереди, которые выбивались и падали на лицо. Это точно Марлена — Дамиано не сомневался в этом. Слишком чётко впечатался её образ в его память.       Внезапно он понял, что серебряная цепочка с крестом, которую оставила Марлена — то ли нарочно, то ли случайно — на брусчатке в их прошлую встречу, лежит в кармане его брюк. Дамиано носил её с собой как талисман — почему-то поверил, что подвеска сможет принести ему удачу и показать путь к Марлене. И цепочка стала бы предлогом для нового разговора.       Распахнув глаза, Дамиано понял, что стоит посреди полной людьми площади. Людям вокруг было плевать, кто он и почему так себя ведёт, — они направлялись по своим делам, не обращая внимания на других. Выдохнув, он нервно сжал ладони в кулаки, направляясь к цветочной лавке. Марлены уже не было — и весь мир словно потерял свою яркость. Закатное солнце не было таким золотым и тёплым, брусчатка — не такой горячей и серой; люди окончательно превратились в размытые тёмные пятна.       Звон колокольчика вывел Дамиано из мыслей. Он смотрел в сторону цветочного магазина и держался, чтобы не выпустить из груди крик невыносимой боли. Из лавки только что вышла рыжеволосая девушка, совершенно не похожая на Марлену. Но он упрямо решил посмотреть на неё вблизи — и плевать, что подумает незнакомка. — Девушка! — Дамиано сам едва не испугался своего хрипло дрожащего голоса. — Вы обронили цепочку.       План был прост: показать ей подвеску в виде креста, которую оставила Марлена, и увидеть её реакцию. И Дамиано боялся каждого исхода. Хорошего — потому что не знал, как она отреагирует на встречу; плохого — потому что боялся подтверждения, что точно сошёл с ума.       Девушка замедлила шаг, обернувшись. Воздух наполнился запахом бордовых роз, букет которых она держала в руках. Никакого аромата созревших абрикосов Дамиано не почувствовал рядом с ней и с болезненным облегчением выдохнул. — Извините, но вы ошиблись, — голос девушки был совсем не таким, как у Марлены, — сиплым и низким, а не переливами звонких колокольчиков. — Я сегодня без украшений.       Развернувшись, она оставила Дамиано наедине со своими мыслями. Медные волосы, но совершенно другого, более тёмного оттенка; голубые, практически прозрачные глаза, обведённые дымкой серых теней и подводки цвета мокрого асфальта; слегка неровно накрашенная алая помада — противоположность естественной, почти не пользующейся косметикой Марлены.       «Не могло мне показаться!» — Дамиано резко развернулся, быстро шагая к цветочной лавке. Не обращая внимания на проходящих мимо девушек, явно узнающих в нём участника популярной группы и пытающихся заполучить хотя бы лёгкую улыбку в их сторону, он на мгновение остановился у витрины, смотря на белоснежные пионы. С усилием потушив в себе желание купить их все, он зашёл в магазин; колокольчик громко звякнул, оповещая продавца о новом посетителе. — Добрый вечер. Чем я могу вам помочь? — из-за прилавка вышла женщина лет сорока в зелёном фартуке с названием магазина, мягко улыбаясь ему. — У нас есть розы, лилии, тюльпаны… — К вам заходила рыжеволосая девушка, которая интересовалась пионами? — Дамиано резко перебил её, едва не испугав тяжёлым взглядом упрямых медовых глаз. — Несколько минут назад девушка с рыжими волосами купила букет бордовых роз, — женщина, нахмурившись, пристально рассматривала его. — А пионы? Мне нужна девушка, которая выбирала белые пионы, — его скулы от напряжения заострились; понимание того, что он увидел в рыжеволосой девушке Марлену, слишком сильно било по мыслям. — Нет, такой девушки не было, — она отрицательно покачала головой, пожимая плечами. Женщина чувствовала себя неуютно рядом с Дамиано, взгляд которого сумасшедше блуждал по свежесрезанным цветам, останавливаясь на пионах.       Кивнув в знак благодарности, Дамиано покинул магазин, сразу же закуривая. Горечь от сигарет на языке помогала ему видеть дорогу, не проваливаясь в свои мысли, которые полностью занимала Марлена.       Он начал видеть Марлену в каждой девушке, похожей взмахом медных волос, переливающихся золотом на солнце, или россыпью едва заметных веснушек на щеках и носу. Он неосознанно сравнивал каждую с той, которую за две встречи и два коротких отрывка чьих-то воспоминаний — Дамиано не мог назвать их стопроцентно своими — смог посчитать идеальной. Той, у которой точно получится ему помочь найти нужный путь.       Единственный вопрос, который не давал ему покоя, — почему он так зациклился на Марлене? Дамиано был настолько уверен, что именно она сможет помочь найти ему нужные ответы, что не рассматривал даже другие причины своего нынешнего состояния. Ему было плевать, что Марлена, возможно, не существует; что она, возможно, фантазия его отравленного алкоголем и никотином мозга; что она, скорее всего, просто видение. Дамиано знал, что у него есть серьёзные проблемы со здоровьем — сказывались изматывающие гастроли и репетиции до идеально отточенных движений, скрипящего от сухости горла и почти сорванного голоса. И его отсутствие чувств — побочное действие сложного режима.       Только Марлена вряд ли была фантазией или галлюцинацией — серебряная цепочка с крестом была тому подтверждением. Он прекрасно помнил ощущение тёплой маленькой ладони, вдохнувшей в него на несколько коротких мгновений волнение, словно он — подросток, впервые державший за руку девушку, которая ему нравилась, и ощущение счастья, разлившегося внутри цветным огнём.       Глупая гонка с целью найти Марлену заставила Дамиано почувствовать себя живым. И даже если в конце его ждёт разочарование — вдруг её действительно не существует, — он точно не будет опускать руки.       Дамиано не заметил открытую входную дверь в свой дом. Привычным движением неаккуратно сбросив ботинки, он прошёл в кухню, чтобы выпить стакан воды, и замер в проходе, едва не выронив мобильный, который держал в руках, на ходу набирая сообщение с извинениями для Виктории.