Дневник хирургической собаки

Уже месяц я становлюсь невольным свидетелем семейных драм, разворачивающихся вокруг того двуногого, который всё ещё живёт в маме. Интересно, он оттуда вылезать-то собирается? И вообще, моя мама! Сколько можно её занимать? — Точно не Мария, не Анна и не Анастасия, Олег! Этих Маш, Ань и Насть хоть жопой жуй! — листая что-то в планшете, сказала папе мама. — Глафира? — предложил папа. — Пишут вот, что для девочки, рождённой в мае — самое оно. — Глафира — сожри зефира! — буркнула мама. — Знаешь, у меня есть знакомая из Калининграда с таким именем. И она как-то рассказывала, что у них в местном утреннем шоу в детской рубрике была ведущей кукла ворона Глафира. А передача «Ранняя пташка» называлась, что ли. Короче, её задолбали на работе называть «ранней пташкой». Она аж уволилась! Фу! — Гликерия? — В голове перья! Брагин, ну откуда ты это берёшь-то, Господи? Неужели, ничего нормального нет?! Пелагею можешь даже не предлагать! И Ефросинью тоже! — Я предлагал дочь Катей назвать, но ты ж заупрямилась, Перочинская! Тебе что-то оригинальное подавай! Вот когда ты последний раз Катю видела? — Вчера у себя на столе с опухолью мозга, — спокойно ответила мама. — Такая хорошенькая операция получилась, прям загляденье. Ну что-о-о? — поймав недовольный папин взгляд, протянула мама. — Меня Шейнман попросил её взять. Я не виновата. — Я тебя дома запру, Марина! Тебе Сашка запретила даже мимо операционной ходить! — Так Сашка со мной её и оперировала, эту девчонку. Она беременна была. — Кто? Покровская? — непонятливо переспросил папа. — Нет, Брагин, пациентка. Мы отвлеклись. — Давай Фаиной назовём. Фаина-Фаина-Фаина-Фаина-фай-на-на, — пропел папа. — Брагин, мне Фаины и на работе хватает! Ты бы ещё Ириной предложил назвать — в честь Павловой. Чем тебе Акулина не нравится? Или Агнесса, например? Или Аполлинария? — Аполлинария — больная на оба полушария, — буркнул папа. — Хотя, больные на полушария — как раз ваш профиль, Марина Владимировна. И вообще, ты не боишься, что Акулину Олеговну во дворе дразнить будут? — Кто? Елисей, Назар и Добрыня, Брагин? — Господи, как хорошо, что у меня всё-таки будет дочь! — Только чувствую я, что дочь твоя так и останется Девочкой Олеговной такими темпами. — Может, тогда Мариной её назовём? Всё равно, глаза у неё наверняка твои будут. — Ага, и будем мы обе как дуры на твоё «Марина!» прибегать! — закатила глаза мама. — Может, Маргарита? Тоже с морем связано. Жемчужина. Красиво же. — Маргошка-картошка! Чего красивого? — фыркнул папа. — Может, Анжела? Или Анжелика? — Ты бы ещё Снежану предложил! — Не, Снежана — это зимняя какая-то, а наша весной родится. О, может, Майя? Как весна. — Ма-йя! — передразнила папу мама. — Фу! Как будто что-то раздавили! А если она в конце апреля, а не в мае родится? — Ну да, такое, — почесал папа в затылке. — Батончик, — неожиданно обратился ко мне, — а у тебя какие варианты? У меня вариантов не было. Точнее, были, но Гав, Мячик, Косточка и Вкусняшка. Родителям явно не понравится. Именно поэтому я просто залез на диван рядом с мамой и положил голову ей на колени. — Понятно, — усмехнулась мама, — тут без вариантов. А если Беата? Или Виктория?

***

В общем, войны эти не прекращались, иногда к ним присоединялся и приходящий к нам в гости дедушка, а в пустующей до этого комнате, где папа делал этот странный ремонт (ну, когда меня у дедушки оставили и я обижался) стали появляться какие-то вещи. Сначала это была куча коробок, которую вместе с папой заносили какие-то дяденьки. Потом из этих коробок появились какие-то детали, которые я, конечно же, захотел погрызть, но услышал от мамы строгое «Нельзя!». А ещё к этим деталям прилагалась куча каких-то блестящих штук, пакетик с которыми я разорвал, чтобы погонять их по всей комнате. Нет, мальчик-то я воспитанный, вы не думайте, просто люблю всякие блестяшки. Ну и к тому же, «нельзя» мне не говорили. Но папа потом ругался: — Батон, будешь сейчас сам шурупы везде собирать! Дать бы тебе по жопе, террорист хвостатый! Что такое шурупы я так и не понял, но всё, что раскидал и что папа не собрал, я ему обратно подкатил, чтобы он больше меня не ругал. Не люблю, когда ругаются. Потом родители притащили кучу одинаковых пакетов и ещё какие-то коробки. В одной из них было что-то отдалённо напоминающее ванну. И это что-то было поставлено в ванной комнате. Я, будучи созданием любопытным, конечно, поспешил в эту уменьшенную копию нормальной ванны залезть и понял, что как-то немножко она мне не по размеру. Хвост торчал, да и мыться или плавать было как-то негде. Неудобно, короче. А может, это такая большая поилка? Ну, чтобы уж точно водички хватало… В итоге, папа сказал, что это вообще не мне купили. Я было расстроился (ну как это, что-то купили и не мне?), но мама объяснила, что у них с папой скоро появится дочка (интересно, это съедобно?), которая сейчас у неё в животике прячется (от кого, а самое главное, зачем? И как она вообще туда попала?) и это для неё. Захотелось обидеться. Но мама меня погладила и животик мне почесала. А потом ещё и поцеловала. И как после этого на неё обижаться? Уж очень она у меня ласковая. Интересно, а когда папа на неё обижается, она ему тоже животик чешет? А потом с дивана начали подушки пропадать. Даже моё любимое сердечко с руками куда-то делось! Нашлись они, когда я как-то пришёл папу будить. Оказалось, что он зачем-то ими маму обкладывает, подушками этими. Зачем — не очень понятно, голова-то у мамы одна (или я чего-то не знаю?). Тем же вечером папа принёс какую-то непонятную колбасу. Правда, колбаса эта была прям о-о-очень длинная и мягкая, как подушка. И все подушки на диван обратно вернулись, а мама стала на этой штуке лежать. И папу очень хвалила, что он ей такое принёс и целовала. Я тоже решил на эту колбасу прилечь. Да, я папу бы тоже хвалил и целовал, если бы он мне такую штуку купил. Мягко, удобно. Кайф, в общем. Но папа меня ругать начал, сказал, что это мамино и что «чего это ты тут разлёгся, жопа меховая?». А мама сказала, что папа мне тоже такую купит. И погладила меня. Пришлось, короче, папе мне такую же покупать. Правда он, полежав на маминой, стал думать о том, чтобы и себе такую подушку купить (он что, тоже беременный, как и мама?).

***

Примирение оказалось временным и, после споров о том, где будут стоять шкаф, кроватка и пеленальный столик (это что ещё за звери такие?), а ещё где будет сидеть огромный плюшевый медведь, которого папа зачем-то купил, снова разгорелись споры о том, как будут звать эту непонятную дочку, сидящую внутри мамы. — Евгения? — предложила мама. — Чтобы про Неклюдова постоянно вспоминать? — скривился папа. — О, придумал! А давай, если она первого мая родится, Даздрапермой её назовём! — Чего-о-о? — «Да здравствует Первое мая», чего! — Брагин, ты дурак совсем?! Ещё бы Кукуцаполь предложил! — Чего-о-о? — «Кукуруза — царица полей», чего! — Мари-и-ин, — протянул папа, глядя на маму щенячьими глазами (я на неё так смотрю, когда вкусняшки выпрашиваю или курочку), — а может, всё-таки Катя?