Убей, борись, умри

Май 2019

У этого кресла точно имелось собственное название вроде «бержер» или «честерфилд». Кресло было огромным, как внешний долг США, основательным, как бункер времен Второй Мировой, и неудобным, как чирей на заднице. Хидан поерзал, наверное, в сотый раз, надеясь устроиться поудобней, но брюки Corneliani безбожно скользили по сидению. Единственное, что делало этот момент хоть немного лучше, − представление у рецепции. − Итак, господин Майерс, для вас забронирован улучшенный двухместный номер с кроватью кинг-сайз, и вы просите о десятипроцентной скидке, − проговорила администратор. Ни одна черта ее лица не дрогнула, но Хидан мог поклясться, девушка кипела от злости. К несчастью для нее, Какузу оседлал любимого конька и готов был биться за свое неотъемлемое право сэкономить до последней капли крови. − Я член вашего клуба. Разве мне не положено бесплатное повышение категории? − Эта опция доступна при бронировании на сайте, если у вас хватает бонусных баллов. − И еще я ветеран. У вас нет скидок для ветеранов? − Боюсь, что… − В вашем отеле не уважают ветеранов? – Какузу опасно навис над стойкой регистрации. – Вы ненавидите свободную Америку? Голосовали за Трампа? Игнорируете церковь по воскресеньям? Выступаете за то, чтобы с банкнот убрали надпись «С нами Бог»?.. Девушка уставилась на Какузу со смесью непонимания и ужаса. Данные ей инструкции гласили: ни за что не допускать скандалов. Клиент почти всегда прав, особенно если похож на денежный мешок в костюме от Anderson & Sheppard. Этих, в произведениях британских ателье, сделанных на заказ, стоило бояться сильнее, чем бизнес-планктона в Armani. На вид Какузу напоминал мешок с дерьмом, но его платежеспособность вопросов не вызывала. − Вон там, − Какузу немного подвинулся, открывая администратору обзор на кресло, в котором пытался угнездиться Хидан, − сидит мой муж Ларс Бьорн, известный виолончелист, который завтра вечером должен исполнять ведущую партию на концерте в театре Эль Рей. Хидан усмехнулся краем губ и отсалютовал девице. − Это, конечно, не Метрополитен-опера, но мы милостиво приняли приглашение организаторов и обещали выгадать время, чтобы приехать сюда… Что ж, впредь будем умнее. И, разумеется, приложим все силы, чтобы предупредить коллег вроде глубоко уважаемого господина Ангера, каких мест стоит избегать. Глаза девушки распахнулись, как от боли. Наверное, она думала, что Какузу продолжит тираду, но тот превысил недельный лимит слов и теперь готовился пожинать плоды. − Я посмотрю, что удастся сделать, − неохотно пообещала администратор. − Не забудьте о бесплатном континентальном завтраке на двоих, − добавил Какузу непререкаемым тоном. – Вы глубоко ранили наши чувства. Работница отеля, исполненная недоумения, как вообще все вывернулось под таким углом, передала ему карту с ключами. − Ваш номер 1009. Приятного отдыха. – Ее голос звучал мертво. Какузу забрал ключи и, повернувшись к Хидану, подал ему знак. Хидан сполз с монументального кресла, крякнув, взял одной рукой футляр от виолончели, а другой − ручку чемодана. − Господин Бьорн, я вызову носильщика… − засуетилась администратор. Какузу перебил ее: − В этом нет нужды. Сраный Какузу! И вот так всегда. Хидану очень хотелось поделиться своим негодованием прямо сейчас, закатить нехилый освежающий скандальчик перед девчонкой – при зрителях скандалить всегда веселей. Вот только Какузу был взвинчен с самого утра и мог сразу перейти к кровавой ярости, минуя промежуточные стадии вроде недовольства или контролируемого гнева. В лифте Хидан наконец выплюнул: − Если я твой дорогой муж и весь из себя одаренный музыкант, то какого хуя ты делаешь из меня ломовую лошадь? Сам попробуй таскать этот футляр, он до пизды тяжеленный! Какузу покосился на него, но ничего не сказал. − И тебе че, трудно хоть иногда называть меня ласково? Типа «малыш» или «сладкий»… А то в твой злобный пиздеж верится с трудом. Это мой муж, бля, смотрите все, как я его ненавижу… Какузу некоторое время буравил взглядом хромированную панель с кнопками. Потом издевательски хмыкнул: − Ты себя-то видел, малыш? Плечи шире, чем у меня. − Говнакусок, − выругался Хидан под нос, быстро и малопонятно, в одно слово − чтобы не сильно огрести. Какузу пропустил его сквернословие мимо ушей. Обычно Хидана раздражало, когда его игнорируют, но сейчас он испытал облегчение. Номер оказался весьма и весьма неплохим – угловым, с панорамными окнами и неприлично огромной ванной. Солнце подкатилось к горизонту, превратив небо в подобие слоеного коктейля – красный снизу, синий сверху, посередине фиолетовый дым. Под вдохновением от него хотелось смешать в бокале джин и тоник из минибара, опустить измученный зад в кресло и смотреть на закат, пока тот не догорит окончательно. Вместо этого Хидан стянул пиджак, бросил его на кровать и принялся расстегивать рубашку. − Видал ванну? – обратился он к Какузу, разыскивающему что-то в поставленном на багажницу чемодане. – Крутая, да? Особенно подголовники. Мне бы не помешали такие дома… Хочешь, потрахаемся после ужина? Руки Какузу на секунду замерли. Кто-нибудь другой не заметил бы, но Хидан был внимательным. − Слышал когда-нибудь, что профессиональные бойцы не занимаются сексом перед спаррингом? – отрешенно осведомился Какузу. − Но ты ведь не профессиональный боец, − возразил Хидан. Ответом ему стала тишина. Сука! − Не хочешь трахаться − мог бы просто сказать, − заметил Хидан и поморщился от того, как это прозвучало. Будто он какая-то обиженка. – Гондон ебучий. Какузу не откликнулся и на это. Хидан покачал головой. Он бы с радостью выкинул торшер в окно, чтобы привлечь внимание напарника, да не хотел узнавать, сколько стоит эта зеленая срань по краш-меню. И окно тоже. Он все-таки направился в ванную. Из-за ее королевских размеров складывалось впечатление, будто на первых порах архитектор планировал разместить здесь что-то другое, бальную залу или комнату для игры в мини-гольф, но вспомнил, что гостям нужно где-то срать. Отделка из светлого оникса, длинная, футов семи, раковина, старомодные смесители под бронзу, ванна, куда влезли бы и двое, а прямо напротив – абсолютно бесстыдная душевая кабина из стекла. И, разумеется, панорамные окна. Снова. Невольно Хидан заинтересовался, кто вообще приезжал в этот занюханный городишко, чтобы кутить в стиле Сан-Франциско и чпокаться у всех на виду. Он проверил – в мини-баре, кроме пива и соленого арахиса, хранили презервативы на любой вкус. Очаровательная забота о постояльцах. Жаль только, ему не грозило присоединиться к веселью. Хидан влез под душ. Изначально его намерения были кристально чисты: он всего-то хотел ополоснуться по-быстрому и почувствовать себя человеком. Пока он намыливался, явился Какузу, посмотрел на него, словно на танцовщицу гоу-гоу в клетке, и как ни в чем не бывало пошел отлить. Его поведение не должно было никоим образом ебать Хидана, но он отчего-то оскорбился. Когда Какузу выходил, он постарался принять наиболее соблазнительный вид. Это не сработало – Хидан так и остался в одиночку под струями воды с привставшим хуем в руке. Тут его разобрало зло: а не пойти ли Какузу лесом? Настроение окончательно испортилось, смысл в дрочке пропал – все равно бы она ничего не изменила. Ситуацию могла поправить разве что вкусная еда. Хидан покинул ванную голым. Какая, к черту, разница, что на нем, если его все равно не замечают? Он прошествовал к окну – покачивающийся член отвлекал, − встал напротив, уперев руки в бока, и окинул город долгим взглядом. Крохотные люди муравьями сновали по улицам. − Ты как по поводу пожрать? – отстраненно спросил Хидан. На столике возле телевизора заботливо оставили меню для обслуживания в номер. Ранее Какузу дал понять: чем меньше Хиданово лицо мелькает перед персоналом и другими постояльцами отеля, тем лучше. Хидану и самому не хотелось мелькать. Подняться в ресторан в чем мать родила ему бы точно не позволили, а тут он мог опуститься голой жопой на кресло и противно похихикать от мыслей, что когда-нибудь на том же самом месте будет сидеть почтенная матрона. Ее наверняка хватит инсульт, узнай она, что на ее платье оседают клетки Хиданова жопного эпителия. И не только жопного. У него еще яйца есть, чисто вымытые, между прочим. Меню было обычным европейским: брускетты, паста, тартар. Хидан долистал до ассортимента стейков. Нью-Йорк выглядел очень и очень неплохо. Немного масла с травами и зеленая спаржа на гриле… Хидан сглотнул слюну. − Смотри. Ништяк. – Он попытался показать фото стейка Какузу, но того больше занимала внутренняя организация чемодана. Его можно было понять: в пространстве 32 на 22 дюйма ютились костюмы в чехлах, аккуратно сложенные походные рюкзаки, ледорубы и другое оборудование, сменная обувь – в общем, куча разнообразной фигни. Вот только Хидан не хотел ничего понимать. Он встал за Какузу и, плотно прижавшись сзади, сунул меню ему в лицо: − Эй, я тут, вообще-то. И я не стеклянный, в отличие от душевой кабины. Он знал, что за этим последует. Ну, догадывался. А если совсем откровенно, именно на это и был расчет. Какузу врезал ему локтем в бок. Он дозировал силу – если бы действительно задался целью навредить, то уже отбил бы печень. Хидан на автомате отступил, но это не дало никакого преимущества. За доли секунды Какузу развернулся, скрутил его и опрокинул лицом в кровать, а после навалился сверху, удерживая Хидана собственным весом. Вдавил его руки в матрас, перехватил запястья, чтобы сподручнее было держать. Хидан перестал сопротивляться. Его почти трясло от возбуждения. Физические ощущения выкрутило на полную, как под кислотой; трение чужой одежды о кожу, громкое дыхание над ухом, чувство западни – все это подстегивало что-то внутри. Хидан слышал, как Какузу расстегивает брюки, слышал, как тот сплевывает на пальцы, перед тем как запихнуть их ему в задницу, сразу два. Он подвигал бедрами, насаживаясь сильнее. В этой блядской позе, согнутый пополам и распластанный на простыне, Хидан мог представлять себя беспомощным, и оттого его пробирало до костей. Когда Какузу вошел, он застонал, но из горла вырвался стыдный мученический скулеж. Славно, что Хидану было похуй на звуки, которые он издавал. Очень скоро они переставали иметь значение. Вот и сейчас Какузу зажал ему рот ладонью, крепко придавил щеку пальцами и принялся вколачиваться в спринтерском ритме, ни капельки не нежно. − Бля-а-а-а, − глухо протянул Хидан на одной ноте. От их яростных движений член терся о простыни даже слишком интенсивно. Удовольствие быстро стало болезненным. Немного за край. Хидан зашипел, когда ткань вновь царапнула снизу головки. Толчки в заднице, агрессивные и ритмичные, подгоняли его к финалу, еще, еще чуть-чуть, и он рефлекторно сжался вокруг буравящего его члена, кончая. Какую-то долю секунды он ничего не видел и не слышал, а если видел и слышал – то не мог этого осознать. Оргазм перегрузил нервы, Хидан выпал из реальности, а когда снова смог соображать, Какузу уже вышел из него. Он догнался в несколько торопливых движений и безмолвно спустил Хидану на покрытую испариной спину. У того не осталось сил протестовать – он просто хотел полежать в полузабытьи, а потом получить свой ужин в номер. С самым лучшим стейком, естественно. Наконец его горло перестало напоминать рассохшуюся гофротрубу, и он прохрипел: − Я ведь только помылся, мудилище ты конченое. Какузу невозмутимо застегивал штаны. − Тебе лучше помыться снова. Хидан скорчил рожу, передразнивая его. Затем вспомнил, что может и голодным остаться. Спросил по-нормальному: − Возьмешь еды? Какузу долго смотрел на него, видимо, определяя, достоин Хидан или не достоин, но все-таки проявил милосердие: − Что будешь пить? − Да пофиг. Мне главное − стейк Нью-Йорк. Но не с зеленым салатом. Со спаржей – ок, с салатом – нет. Бля… Или знаешь, пусть будет пиво. А то в мини-баре… ну, такое. − Все? – В глазах Какузу блеснуло что-то издевательское. − Все. Примерно через полчаса заказ привезли под дверь на дребезжащей тележке. К тому времени Хидан как раз успел помыться. Поели в тишине. Она не была напряженной – просто молчание двух людей, которые поневоле проводят вместе тьму времени. Какузу интересовала исключительно работа и гонорары за нее, а детали операции неоднократно обговаривались. Изредка Хидан задвигал что-нибудь поп-культурное или припоминал слухи о сослуживцах, но ни то, ни другое не вызывало отклика. Если подумать, в том, чтобы сидеть в номере отеля с видом на ночной город, есть приличное мясо средней прожарки, запивать его холодным Heineken и не говорить ни слова, таился неуловимый кайф. Подошло время сна. Какузу, как обычно, устроился на краю кровати, отвернувшись к стене. Хидан выключил свет, лег, поворочался немного. Отель был первоклассным, а вот одеяла в нем – не очень. Кому взбрело в голову закупить односпальные? С комфортом разместиться под ними не смогли бы и дети. Стоило вытянуть руку или ногу, как она оказывалась раскрытой и начинала мерзнуть. Не говоря уж о нулевом уровне защиты от монстров, таящихся в темноте. Хидан попадал в целую кучу скверных передряг, но по ночам, на границе яви и сна, почему-то вспоминал детство. Огромный старый дом, в котором он рос. Тот нуждался в ремонте, но у отца вечно не хватало то времени, то денег. Всем известно, такие вот развалюхи из дерева и кирпича имели обыкновение по своей воле издавать множество разных звуков. Днем их не замечали, но с наступлением темноты шорохи от сквозняка, скрипы в стенах и крысиная возня приобретали новый смысл. Лежа в кровати и вслушиваясь в необъяснимые звуки дома, маленький Хидан думал о том, что вокруг на мили раскинулись поля, и если зло придет, его семье никто не поможет. Теперь он сам был тем злом, которое приходит в ночи (да и в любое другое время), но детский страх перед темнотой никуда не делся. Он лишь немного изменился, пообтерся, переплавился в дискомфорт и чувство одиночества. Помаявшись еще чуть-чуть, Хидан сдался и подкатился к Какузу, уткнулся носом ему в шею сзади. Если Какузу не спал, то мог и возмутиться, но он то ли уже отрубился, то ли пребывал в крайне благостном состоянии духа. Хидана не прогнали. Он лежал на боку, вдыхая запахи чистого белья, кожи и геля из гостиничного диспенсера, и чувствовал себя под защитой другого зла, которое, несомненно, приходит, когда захочет. Его бесцеремонно разбудили в полседьмого. Звук воздушной тревоги взорвался в ушах, Хидан рывком уселся на кровати и понял, что это звонил будильник на смартфоне Какузу. − Выруби шарманку на хер, − просипел он, прежде чем рухнуть обратно на подушки. В номере до сих пор царил сумрак – слава затемняющим шторам, − только из-за приоткрытой двери в ванную пробивался свет нового дня. Спать бы еще и спать. Но стоило Хидану закрыть глаза, как Какузу сорвал с него одеяло. − Вставай. И придай себе приличный вид, ты, как-никак, виолончелист мирового класса. Бормоча под нос, что бы ему следовало засунуть себе в прямую кишку и куда отправиться после, Хидан пополз в ванную. По утрам у него обычно было говенное настроение; чем раньше приходилось встать, тем говенней. В свой идеальный день он проснулся бы после полудня, лениво перепихнулся и насладился бы зверски высокоуглеводным завтраком на терассе с видом на Босфор. Мечты-мечты. Реальность подсовывала лимоны, из которых приходилось делать невкусный лимонад, так что уже в семь пятнадцать Хидан восседал в дальнем углу ресторана на крыше отеля в костюме Hugo Boss, благоухая каким-то невероятным унисекс-ароматом с черной смородиной, а в его наполированных ботинках удалось бы разглядеть собственное отражение. Какузу сам завязал на нем галстук (цвета вырвиглазной фуксии) и сам же продиктовал за него заказ официанту. Боялся, что Хидан что-нибудь ляпнет. Тот, вообще-то, достаточно владел собой, чтобы не спиздануть хуйни, когда это строго противопоказано, но и разозлиться как следует не мог. Ему нравилось, когда Какузу хлопотал вокруг, изображая заботливого супруга. Была в этом какая-то двойственность: с одной стороны, Хидан прекрасно знал, что Какузу ненавидит подобные игры, а с другой стороны, это действительно было приятно – если отбросить мысли о притворстве. После завтрака (яйца с двойным беконом, сосиски, сыр, виноград, круассаны и море кофе, чтобы устроить себе микроинфаркт) они чинно спустились в холл отеля со всеми вещами. Какузу расплатился наличными и накинул сверху кое-какие чаевые. При этом он едва не скрипел зубами. Хочешь выглядеть старомодным, а не странным – готовься отстегивать. − Планируете оставить чемодан в камере хранения? − осведомилась девушка-администратор. Другая, не та, что вчера. − Наш вылет через полтора часа после концерта, − отрезал Какузу. – Будет славно, если мы не опоздаем на посадку. Как понимаете, вернуться за вещами не получится. Работница отеля потупилась, сделала паузу и, зардевшись, как маков цвет, выпалила: − Господин Бьорн, не могли бы вы дать мне автограф? Слухи разлетались быстро. Не обязательно было смотреть на Какузу, чтобы почувствовать, как он напрягся. Наверняка мысленно похоронил операцию. Недоверчивый, сука. − Спасибо за интерес ко мне, но нет, − проворковал Хидан самым сладким голосом, на какой был способен. – Перед выступлением – плохая примета. Хуй знает, как на самом деле общался с фанатами этот Ларс Бьорн. Может, он был высокомерным мудилой? Операции Службы доставки планировались со всей скрупулезностью. Чико – средненький город в Калифорнии, как раз такого размера, чтобы местные жители не знали всех своих соседей в лицо. Есть муниципальный аэропорт. Удобоваримое время пути до пункта назначения. Вечером на самом деле должен был пройти концерт с участием звездного виолончелиста из Швеции, а тот на самом деле состоял в однополом браке и, скорее всего, отдаленно походил на Хидана. Неплохое алиби, если особо не отсвечивать. Они погрузились в арендованную Какузу машину. Футляр от виолончели отправился на заднее сидение. − Чтобы его не болтало, − пояснил Хидан, и Какузу благосклонно кивнул. В утренних пробках они потеряли больше времени, чем планировалось, но за чертой города смогли немного наверстать. Будь Хидан за рулем, он бы разогнался сильнее, но Какузу считал: не стоит привлекать лишнее внимание. После Юба-сити за окнами замелькали бесконечные поля. Тогда Какузу свернул на проселочную дорогу и остановился перекрутить номера. Первым делом он избавился от своего костюма ручного пошива и ботинок Bugatti. Их сменили потертые джинсы, рубашка и видавшие виды кроссовки. Хидана разморило от езды. Он кое-как выбрался из автомобиля, потер заспанные глаза, поссал, а после оперся на нагретый капот, наблюдая за Какузу. − Раздевайся, − хрипловато скомандовал тот. − Ты хочешь прям здесь? – Честно говоря, Хидан бы не отказался. Какузу закатил глаза. − Еще не взопрел? Я думал, ты ненавидишь костюмы. Хидану действительно было жарко, но не невыносимо. Пока он дремал, от этого становилось только уютней, будто его обнимал кокон из солнечного тепла. − Отвали, − пробурчал Хидан. – Я со сна хуево соображаю. Какузу запустил в него шмотками, в которые полагалось переодеться. Хидан на автомате их поймал. Это были скатанные в один рулет треники, вытянутая футболка и ветровка – наряд среднестатистического любителя вылазок на природу. Из середины свертка выпала шапка. Хидан подобрал ее и запихнул в карман ветровки, которую, в свою очередь, повязал на пояс. Когда со сменой образа было покончено, Хидан переобулся в тактические ботинки, а Какузу упаковал дизайнерскую одежду в чехлы и убрал под капот, на специальную пластиковую вкладку. После они с наслаждением закурили. Небо синело сверху, чистое и безграничное, и чем дольше Хидан в него вглядывался, тем меньше ему хотелось париться над его неблагодарной работой. − Помнишь план? – спросил Какузу, прищурившись, достал откуда-то крохотную металлическую коробочку, раздавил о ее дно окурок и запихнул его туда целиком. Подсунул коробочку Хидану под нос, как бы намекая, чтобы он последовал его примеру. Какузу, конечно, заботила не чистота природы, а то, какую роль в долгосрочной перспективе могли сыграть образцы их ДНК, закинутые в большой мир. − Да помню, блядь. Чего там не запомнить-то? Их план не отличался сложностью. В целом, и история, связанная с этим заданием, была простая. Жил-был политик, господин Мэллоун. Не имеет значения, какую партию он представлял и чьи интересы лоббировал, намного интереснее, что включал его пакет недвижимости. А в него входил участок земли на территории национального парка Станислаус. С точки зрения американского законодательства это звучало как бред, однако семья господина Мэллоуна с давних времен владела этими землями и до сих пор сохранила право на некоторую их часть, пользуясь лазейками в законе, деньгами и влиянием. На обозначенном участке внутри парка построили славную летнюю резиденцию, которую берегли, как зеницу ока, причем задействована в этом была не только личная охрана Мэллоуна, но и люди из федеральной службы национальных парков. Благодаря особенностям местности, многочисленные туристы не подозревали о неоднозначном соседстве. Что еще любопытней, имение Мэллоуна не обозначалось на спутниковой карте – всю его территорию якобы занимал непролазный лес. Последний, но немаловажный момент: как и все богачи, Мэллоун любил сэкономить, поэтому система водоотведения в его резиденции медленно, но верно отравляла местные почвы. Хотя заказали его совсем по другой причине. После перекура захотелось есть. Хидан не отказался бы заглянуть в магазин на какой-нибудь заправке, но Какузу запретил. Они слишком бросались в глаза. У Какузу были его блядские шрамы, историю которых Хидан не мог выпытать, как ни старался. В большинстве случаев Какузу ходил в медицинской маске, прикрываясь аллергией на пыльцу или хер знает чем еще. Вот только мужик в маске на захолустной заправке – ебать как подозрительно. Эти тупорылые продавцы, надрессированные сопляками с отцовскими волынами, примутся тыкать в кнопку вызова полиции раньше, чем он успеет достать из холодильника бутылку газировки. Хидан и сам выглядел не лучше, спасибо батяне, который явно происходил из рода голландских колонизаторов. Хиданову белобрысую макушку было видно из космоса, а прямые солнечные лучи делали с его кожей примерно то же, что и гриль с курицей. Не повезло и его сестре, но той хотя бы досталось недалекое среднезападное лицо и стойкое желание остаться в царстве свиней, коров и выгребных ям. Ко всему прочему, она выскочила замуж в девятнадцать и успела наплодить четырех таких же бледных светловолосых пиздюков. Родители стеснялись Хидана, считали его идиотом с суицидальными наклонностями, поэтому упоенно вешали внукам лапшу на уши – мол, их дядя герой, всем бы на него равняться. Какузу достал из своих запасов бутылку воды и сэндвичи с пастрами в пластиковой упаковке. Хидан думал, они сядут есть вместе, но его долбанному напарнику все не было покоя. Он вытащил футляр от виолончели с заднего сидения и принялся засовывать его в огромный, литров на девяносто, походный рюкзак, попутно обкладывая пакетами с воздухом, чтобы сделать форму более естественной. − Эй, поаккуратнее! – воскликнул Хидан с набитым ртом. – Какого хуя ты творишь? − Виолончель будет странно смотреться в заповеднике. − Блядь, вот как ты до всего этого додумываешься? – восхитился Хидан и откусил еще. Сэндвич оказался вполне приличным, даром что из супермаркета. − Просто у меня есть мозги, − надменно заметил Какузу. Его брови приподнялись и опустились, что, по всей видимости, значило: «Выкуси». − Ой, лососни, а? Затем Какузу все-таки заменил номерные знаки на орегонские. Можно было снова отправляться в путь. Оба долго молчали. Какузу упивался самодовольством, а Хидан тоскливо смотрел в окно на пейзажи, успевшие до сраки ему надоесть за первую половину дороги. Было бы здорово снова задремать хоть ненадолго, но теперь Хидану всюду было неудобно. Зад ныл от длительного сидения, колени полностью его поддерживали. Хидан подвигал кресло так и сяк, организовал себе пространство для ног, но его дурацкий организм хотел покончить с этой сидячей пыткой. − Во внутреннем кармане рюкзака есть переговорное устройство и наушник. Я дам тебе сигнал, понял? – инструктировал Какузу. Вот же занудство. − Да, папочка. − Поговори мне тут. − Есть, сэр. Так лучше? Какузу ухмыльнулся, не отводя взгляда от дороги. Да, так определенно было лучше. Внезапно внимание Хидана привлек навигатор. Он уставился на него, сведя брови, и какое-то время следил за движением стрелки на экране. Первоначальное подозрение крепло с каждой минутой. − Ты едешь не туда. Какузу продолжал невозмутимо ехать вперед. Сразу видно, как высоко он ставил Хиданово мнение. − Ты едешь не туда! – повторил Хидан громче, а, не получив ответа, заграбастал смартфон и принялся крутить карту. Изображение перевернулось, маленькая схематичная трасса протянулась под тем же углом, что и в реальности… Наконец стало понятно, что Какузу едет в правильном направлении, просто его сраный навигатор настроен криво. – А-а-а… Хидан попытался поставить смартфон на место, но Какузу проворчал: − Сначала верни, как было. − Да блин, ты меня благодарить должен за то, что я сделал все по-человечески! – Хидан-таки приладил смартфон на держатель. На это Какузу скривился и начал прижиматься к обочине, чтобы встать и со всей педантичностью подстроить карту под себя. − Предпочитаю, когда север на севере, а юг на юге. − Но так, блядь, ничего не понятно! Как ты вообще ориентируешься, если карта вывернута наизнанку?! Какузу наградил его взглядом: «Ты почти меня достал». Почти – потому что для случаев тотальной ярости у него был особый взгляд. У Какузу вообще была богатая мимика, но это выяснялось со временем, методом наблюдения, как в процессе жизни с котом узнаешь, что его морда может выглядеть по-разному в зависимости от того, доволен ли он, зол или голоден. Хидан считал себя избранным: он неплохо разбирался в микровыражениях Какузу. Впрочем, это никак не влияло на его поведение и все, что вырывалось у него изо рта. − Лучше изучи карту заповедника в своем навигаторе. Ты запомнил маршрут? – Какузу как ни в чем не бывало продолжил поучения. − Я отметил точку с необходимой высотой. − Да, да, спасибо-пожалуйста. Я иногда думаю, ты весь такой охуенный и всемогущий, планируешь на сто шагов вперед, прям господь боженька, а потом ты открываешь ебальник, и у меня все падает, − Хидан поскреб ногтем еле заметную царапину на крышке бардачка. – Когда нам заплатят, я улечу на Ибицу, сниму бунгало и пять… нет, шесть телок, чтобы забыть всю эту хуету как страшный сон. Буду бухать, трахаться, жрать хамон с дыней… Он выдал это, прекрасно зная, что взбесит Какузу, но не мог отказать себе в удовольствии. Иногда его буквально раздирало, как хотелось нащупать невидимые грани, проверить, насколько далеко простирается терпение напарника. Поначалу ему позволялось меньше, поэтому каждый, каждый чертов раз Хидан ликовал, отмечая крохотные изменения. − И это все, о чем ты мечтаешь? – подвел итог Какузу, неприятно осклабившись. − Ну… да. Наверно. Хидан мечтал о другом, но это никого не касалось.