Убей, борись, умри

Сентябрь 2018

Хидан ненавидел Канаду. В прямом смысле ненавидел – не так, как люди на словах ненавидят дождливую погоду или бобы натто, а на деле просто предпочли бы им что-то другое. Нет, Хидан испытывал к Канаде по-настоящему сильное, неизбывное чувство отвращения. Начало этому положила школьная экскурсия в Квебек, на которую Хидан отправился в тринадцать лет, но паскудно заболел и был изолирован от остальных. Пока Хидановы одноклассники тайком бухали добытый всеми правдами и неправдами ром, сам он отлеживался в номере с лихорадкой. Все красоты Квебека прошли стороной, равно как и веселье. Немало воды утекло с тех пор, но Канада не изменяла своей уебищной манере. По календарю была середина сентября, а по внешним признакам – конец декабря. Хидан не проверил прогноз погоды и оказался в центре долбанного снежного шторма в кожаной куртке, джинсах в облипку и кедах Converse, которые вроде тоже претендовали на звание кожаных, но промокли буквально за минуту после встречи со стихией. С собой у него не было ничего теплее водолазки, потому что Какузу вызвал его из Буэнос-Айреса. Эта вонючая дыра тоже не будила светлых чувств, но там хотя бы было тепло. Поначалу Хидан думал забить на говенную канадскую погоду: местные отлично на нее забивали, выбегая из дома в шортах, сланцах и пуховиках нараспашку. К несчастью, он не умел игнорировать холод. Не то чтобы в его родной Южной Дакоте обходилось совсем без зимы. Зима там была, и температура к Рождеству опускалась до -10 по Цельсию, что Хидан находил бесчеловечным. Торонто встретил его форменной подставой с -5, которые ощущались как -20, восемью дюймами снега за сутки, транспортным коллапсом и ветром с ледяными плевками в лицо. Какузу скинул Хидану указание подъехать к отелю в центре – чему-то из сети Marriott, − и он послушно отправился туда прямо из аэропорта. Погода испоганила все: Uber удалось вызвать с горем пополам, тачка прибыла с опозданием, гремя бодрой попсой, и продолжила путь еще медленней, застревая через метр. В иной день Хидан полаялся бы с водилой из-за попсы, но не сегодня. Однажды его высадили на обочине, когда он чересчур зарывался, сейчас бы он не перенес такого аттракциона. Липкий холод ощущался даже внутри натопленного салона, он проник под кожу и поселился там, как паразит. В этом крылась некоторая польза: Хидан опасался, что после семнадцати часов пути отрубится в неподходящем месте, особенно в тепле. Но тепла не осталось. В этой омерзительной стране его попросту не существовало. Когда Хидан добрался до места назначения, снег повалил беспощадней. Отель сиял и лучился в подступающих сумерках, но Какузу четко оговорил: не заходить и ждать у входа для персонала. Если станет совсем невмоготу, набрать его. Первые минуты ожидания показались Хидану приемлемыми. Да, снег оседал на его волосах и ресницах, сыпался за воротник куртки, а колени, черт возьми, продувало, но он мог это терпеть. Все изменилось довольно скоро, когда пальцы ног в дурацких отсыревших кедах начали терять чувствительность. «Интересно, что будет, если я откинусь от этого дубака? – задумался Хидан с нездоровым весельем. – Кто-нибудь позвонит в неотложку, или вежливые канадцы просто обступят мой труп и будут бесконечно извиняться?». Он выудил из кармана смартфон, весь мокрый от снега, и набрал Какузу. Тот долго не отвечал – пару раз вызов улетел в голосовую почту. − Давай, сукин ты сын… − пробормотал Хидан, ухом придавливая смартфон к плечу и грея руки друг об друга. Наконец вызов приняли. В динамике щелкнуло, и, прежде чем Хидан получил возможность излить негодование, Какузу сказал: − Тебе откроют. На этом связь оборвалась. Хидан досадливо прищелкнул языком: − Этот ублюдок смерти моей хочет. Он подождал еще, наблюдая сквозь стеклянные стены отеля за тем, что творилось на первом и втором этажах лобби для персонала. Люди в униформе сновали туда-сюда: горничные в черном, стюарды в синем. Пару раз проходили менеджеры в деловых костюмах. Наверняка кто-то из тех, кто мельтешил по ту сторону окна, видел Хидана, замерзающего снаружи, но им не было до него дела. А еще говорят, американцы злыдни, а канадцы – добрые и просветленные. Хах. Лицемеры, как и все. Минут через пять на первом этаже появился низенький немолодой филиппинец, одетый как работник кухни. Он открыл дверь для сотрудников и замахал руками, поторапливая Хидана. Совершенно лишнее. Хидан припустил к нему, выдыхая клубы пара и поскальзываясь. − А этот где? – спросил он у филиппинца в лобби. Тот ответил быстро и невнятно. Хидан не разобрал даже, на каком языке он говорит. − Просто отведи меня к нему, лады? Филиппинец вновь махнул рукой, призывая следовать за ним, и повел через хитросплетение коридоров, обитых дубовыми панелями. В одном из них он отсканировал ладонь на электронном устройстве, вмонтированном в стену, и запустил Хидана в совсем другой переход – холодный, неприятный и выкрашенный краской. По нему они добрались до огромной металлической двери грузового лифта. Филиппинец несколько раз потыкал в кнопку. Раздалось тихое звяканье – сигнал, что кабина прибыла. Когда ее двери начали открываться, Хидан шагнул вперед и едва не налетел на Какузу, находившегося внутри. На нем был длинный прорезиненный фартук мясника, забрызганный кровью, из-под которого виднелись черные брюки и черная рубашка с подкатанными рукавами. Из кармана фартука торчали скомканные перчатки. Отчего-то Хидана настолько удивило облачение Какузу, что он забыл все, о чем собирался сказать – и как замерз и промок, и какой его напарник первосортный мудила. − Я тебя от чего-то отвлек? – осведомился Хидан с усмешкой. Какузу на секунду опустил взгляд, обозревая брызги крови на груди, но ничего не ответил. Лифт снова звякнул, возвещая, что прибыл куда надо. Очередной коридор, в котором они очутились, смахивал на подсобку ресторана. Вдоль одной из стен громоздились запечатанные в пластик упаковки с минералкой. Над ними висела доска с объявлениями, где, среди прочего, кого-то поздравляли с двадцатью годами плодотворной работы. − Тебе придется подождать, − заметил Какузу. Он шел немного впереди, показывая путь. Хидан открыл рот, чтобы хоть теперь поделиться мыслями, на каком хую он бы повертел эту тягомотину, но Какузу опередил его: − Выпей пока горячего шоколаду. − Чего? Посреди коридора обнаружился стенд с плакатом: «Спасибо нашим сотрудникам! Мы вами гордимся!». Одну его сторону занимали подносы с шоколадными чашками, наполненными кремом, а другую – настоящие чашки. Посередине блестел аппарат для горячего шоколада. − Оу. Э-э. – По правде сказать, этого Хидан ожидал меньше всего на свете. Он бы скорее представил, как Какузу приведет его в импровизированную пыточную и пригласит присоединиться к процессу… ну, или пристегнет его к стулу и достанет толстенную трубку для засовывания в уретру, почему нет? Горячего шоколада в его вариантах развития событий не было. − Ни у кого точно не пригорит оттого, что я тут пожру? – спросил Хидан, чувствуя себя глупо. Мокрые волосы облепили лицо. Хидан привычным движением зачесал их назад, но несколько прядей упали обратно, оставляя на его влажной, покрытой мелкими каплями коже еще более влажные следы. Какузу сделал пасс рукой. Простое движение, но сколько в нем таилось силы и власти. Хидан почувствовал спазм неуместного интереса внизу живота. Закусил губу. Может, это из-за долбанного мясницкого фартука? Он наводил на мысли об их первой встрече с Какузу, а та выдалась довольно горячей – в своем роде. − Развлекайся. После этого Какузу ушел, оставив Хидана странно неудовлетворенным. Чтобы как-то переключиться с промозглой сырости и опасных мыслей о том, с чего все началось, Хидан налил себе горячего шоколада, бросил сверху крохотных маршмэллоу и ложку разноцветной кондитерской обсыпки. Не пропадать же добру, раз его предлагают. − Ну пиздец, − выдохнул он, ни к кому конкретно не обращаясь, и отхлебнул. Напиток был густым, обжигающим и до одури сладким. Разноцветная посыпка пахла зеленым яблоком. По коридору пробежала стайка работниц. В основном, китаянки. Они обогнули Хидана, продолжив щебетать на своем языке, и устремились вперед, не обращая на постороннего никакого внимания. Какузу не было довольно долго. В ожидании него Хидан съел две шоколадные чашки для сотрудников, перечитал все плакаты и распечатки, которые нашел на стенах, а потом отправился на поиски туалета. Туалет обнаружился в раздевалке для работников ресторана. Там какой-то прилипчивый тип с бейджем «Барри» докопался до Хидана, пытаясь вызнать, кто он и откуда. Хидан наврал, что работает посудомойкой в ночную смену, а сегодня приехал пораньше, так как накануне потерял на кухне свою счастливую серебряную подвеску. Барри, несмотря на первоначальную подозрительность, всецело проникся рассказом и обещал поискать пропажу. Хидан осыпал его благодарностями, после чего вернулся туда, где его оставили. Какузу бы не понравилось, что Хидан шляется где попало. И точно, когда он наконец вернулся – без окровавленного фартука и перчаток, зато с небольшим белым контейнером в руках, − то выглядел заранее недовольным. − Мешал кому-нибудь работать? – спросил Какузу первым делом. − Разве что тебе, − фыркнул Хидан. Какузу одарил его пресным взглядом: «Очень остроумно». − Пойдем. Хидану хотелось ответить на это дурацким «Куда?», лишь бы разговор не заканчивался, но он понимал, что Какузу ему не скажет. И разозлится, само собой, а Хидан не хотел его злить. Честно-честно. Не прямо сейчас, его плечо только недавно восстановилось. Они зашли в очередной лифт, на этот раз пассажирский, и тот привез их на шестнадцатый этаж отеля, к идеально чистым ковровым дорожкам и обоям в викторианском стиле. На вкус Хидана обстановка была чересчур куртуазной, но Какузу все устраивало. − Это твой отель, что ли? – вдруг осенило Хидана. Какузу покосился на него. − С чего ты взял? − Не знаю. Ходишь тут, как у себя дома. Какузу едва заметно поджал губы и покачал головой. Он уверенно двигался по коридору, пока не добрался до тупика, где находился вход в номер, наверняка – какой-нибудь из клубных полулюксов. Какузу пропустил Хидана в комнату, и дверь с тихим щелчком захлопнулась за его спиной. − Ну, и зачем мы здесь? – спросил Хидан нетерпеливо. – Надеюсь, для того чтобы хорошенько расслабиться. Ты не представляешь, как я заебался! Я, блядь, летел сюда из жопы мира через все ебеня, хотя планировал еще два дня назад вернуться домой и немного откиснуть… Я устал, мне нужен отдых. Какузу странно ухмыльнулся – едва заметно, но как-то совсем не хорошо. Затем он протянул Хидану контейнер, который принес из подсобки. − У господина Рикардо Родригеса выдался трудный день. В этой коробке часть его коленного сустава со штифтом. Тебе нужно доставить ее в Нью-Йорк. Просто оставь коробку в корзине для ручной клади, ее заберут. Рейс в девять двадцать. Полетишь бизнес-классом, будешь проходить предполетный досмотр в коридоре номер три. Не перепутай, если не хочешь разборок с интерполом. Хидан застыл, пытаясь обработать поток информации, который на него обрушился. Он по правде устал, и колесики в мозгу крутились с неохотой, то и дело застревая. Только после того, как он повторил про себя основные положения спича Какузу, озвученная гора приказов обрела смысл, который, честно говоря, Хидану совсем не импонировал. − Че, блядь?! – рявкнул он в секунду кристальной ясности. – Ты стебешься, что ли? Я летел сюда семнадцать ебаных часов, чтобы замерзнуть, намокнуть, получить от тебя эту тупую посылку и свалить? Даже передохнуть не дашь? − Ты вроде работаешь в Службе доставки, а не в Службе отдыха, − парировал Какузу. – Прикуси язык или смени профессию. От откровенной насмешки в его глазах Хидану захотелось вывернуться наизнанку. Он был бы счастлив съездить Какузу по лицу, освежить шрамы в углах рта, выбить пару зубов или, например, глаз. В мечтах не было ничего проще. В реальности этот замес кончился бы для Хидана весьма печально. Он на собственном опыте знал, с Какузу связываться не стоит, – и оттого едва сдерживался. «Саморазрушение, − так обычно говорил отец по поводу классических Хидановых выходок. – Ничего кроме». − Отмочил так отмочил, юморист хуев, − огрызнулся Хидан, но запал уже начал стихать. Ярость побледнела, и сквозь нее проступили очертания реальности, где все было устроено до омерзения просто. Те, у кого есть деньги, заказывают. Те, у кого нет денег, выполняют заказы. Хидан тусит с Какузу не потому, что это предел его мечтаний, а потому, что за это неплохо отхлестывают (иногда, конечно, бывает и просто забавно, но такие моменты не в счет). Какузу планирует что-то не в одиночку, он тоже фигура на доске, а за ним стоит куча заумного сброда с информацией, понадерганной тут и там. Хидан при всем своем недовольстве понимал диспозицию. То, что он − пешка, а Какузу, допустим, ладья, и что где-то в большом мире скрывались короли и ферзи, по чьей инициативе затевался весь движ. Хидан мог быть профессионалом. Просто в данную конкретную минуту ему ошизеть как настоебали перелеты, его колбасило от ударной дозы шоколада, и он мечтал закинуть в себя хоть какой-то протеин. Какузу оставил его слова без внимания и, что самое странное, начал раздеваться. Он быстро, но аккуратно расстегнул пуговицы на рубашке, включая те, что на манжетах, снял брюки, после чего педантично убрал одежду в чехол. Хидан наблюдал за ним с легким непониманием. Усталость сделала его заторможенным; он с готовностью втыкал во все, что двигалось и не требовало от него формирования логических цепочек. Закончив приготовления, Какузу лег в постель. − Ты чего это, спать собрался? – наконец дошло до Хидана. − Я не спал сорок семь часов. Думаю, я заслужил. − Эй, а как же я? Какузу нехотя приподнялся на локтях. − Конверт с билетом и документами на столе. Посылка у тебя в руках. Вызови такси заранее, если не хочешь опоздать в аэропорт. Ты уже большой мальчик. Хидан скривился. Господи, какой же Какузу нудный! − Так и знай, я тебе это припомню, − пробормотал он. Не из злости, скорее, чтобы не выпадать из амплуа. Какузу махнул рукой – «Как тебе угодно», − и перевернулся на бок. Поджав губы, Хидан вызвал Uber на время. Все как в гайдах для туристов: он прибудет в аэропорт за два часа, чтобы неспешно пройти контроль, не вызывая подозрений. Разумеется, если то, что Какузу подготовил для Хидана, не грандиозная подстава. Не хотелось бы оказаться пойманным во время проверки багажа с куском чьей-то ноги. Ну и дерьмо. До приезда такси оставалось минут сорок. Пытаясь хоть чем-то себя занять, Хидан побродил по номеру. Тот был просторным, но не самым роскошным. Действительно, клубный полулюкс или что-то наподобие, с гостиной и мини-кухней, где ни разу за всю историю никто не готовил. Чтобы проверить свою догадку, Хидан проинспектировал варочную поверхность. Ни потертости, ни малейшей царапины. Хидан выглянул в окно и, не увидев ничего интересного, направился в ванную. Вот где прятали все веселье. Громадная угловая ванна с гидромассажем и черт знает какими еще приблудами сразу ему понравилась. Хидан представил себя в ней с бутылкой «Вдовы Клико» и невольно расстроился. Снег, вялый траффик, очередной перелет или, того хуже, задержка рейса из-за погоды – ближайшее будущее отнюдь не сулило приятного. На этом Хидан закончил пятиминутную инспекцию. Какузу все так же спал или делал вид, что спит. Он выглядел утомленным; сейчас Хидан ясно это видел. Отчего-то это открытие смутило его. Он привык, что Какузу вроде как не человек, а Робокоп от криминального мира: ни боль, ни усталость ему неведомы, не говоря уже о всяких непредсказуемых состояниях вроде метеочувствительности. Но теперь Какузу лежал перед Хиданом, завернутый в одеяло и странно ранимый. Он не распустил волосы, хотя его хвост, разметавшийся по подушке, казался непривычно всклокоченным. Отчего-то Хидану захотелось пригладить его, чтобы тяжелые волосы приняли свой обычный вид. Хидан уселся на свободную сторону постели. Протянул руку и тут же отдернул. Да что с ним?.. Наверно, усталость, это все она. Ну он и заебался в последние дни. И такси будет только через полчаса. Сумка собрана – у Хидана не было шанса ее разобрать. Билет на столе. Контейнер на время прогулки по номеру отправился в мини-бар. Вряд ли коленному суставу господина Родригеса пошла бы на пользу плюсовая температура. Внезапно мокрые кеды стали как-то особенно бесить, и Хидан стянул их, наступив на задники, и послал в полет. Следом он избавился от носков, липнущих к ногам. Может он хотя бы полчаса провести без этой говносрани?.. Глядишь, согреется наконец. Вздохнув, Хидан сдал последний бастион обороны – снял куртку и положил ее на прикроватную тумбочку, а потом лег на кровать поверх одеяла. − Какого хрена ты творишь? – пробурчал Какузу, не открывая глаз. Хидану так и не удалось разобрать, спал он в этот момент или нет. − Просто полежу немного. Такси будет через полчаса. Мне позвонят. Какузу недовольно выдохнул, но затих. Скорее всего, он спал. Если бы бодрствовал, прочитал бы мораль, почему опасно укладываться в кровать, когда нужно быть собранным. Будто Хидан и без того не знал. Но лежать было так дьявольски приятно. Дорогой матрас средней мягкости с поясничной поддержкой. Восхитительно. − А что случилось с остальными частями господина Родригеса? – поинтересовался Хидан в пустоту. Он не ждал ответа и порядком удивился, когда получил его. − Вероятно, этим вечером его подадут гостям ресторана с винным соусом и карамелизированной морковью. − Гонишь?! − Это шутка, − сухо пояснил Какузу и снова замолчал. Хидан повернулся к нему лицом и какое-то время всматривался в морщины между сведенных бровей напарника. Ему хотелось спросить еще что-то, хотелось, чтобы эта вялая бессмысленная беседа длилась и длилась, но Какузу был необходим отдых, и Хидану тоже. Он позволил себе прикрыть глаза и ощутил, как тело растворяется. Никаких больше мышц и костей, на хуй кальций и прочие минералы; весь он – мыслящая, катастрофически вымотанная жижа, готовая растечься и испариться. «Было бы славно», − подумал Хидан как-то не в тему. Потом… он открыл глаза с уверенностью, что из реальности вырезали здоровенный кусок, хотя внешне обстановка в комнате не изменилась. В дальней части номера горели лампы, а за окном ни капли не посветлело. Однако чувство, что «тогда» и «теперь» разделяли гигатонны времени, не сулило ничего хорошего. Хидан выбрался из-под руки Какузу, горячей и чертовски тяжелой, потянулся к тумбочке за смартфоном. Почему-то на нем остались только трусы с футболкой, хотя он не помнил, как и почему избавился от джинсов. Впрочем, вопрос одежды был не самым актуальным. Время, вот что сейчас имело первостепенное значение. Внутренне содрогнувшись, Хидан заставил экран смартфона ожить. На дисплее отразилась кинематографически красивая цифра «2:00» и много чего другого – пропущенные звонки и смс от водителя, отзвонивший будильник, уведомление о деньгах, снятых за вызов такси. Блядь. Блядь! Хидан постарался подавить волну паники. Вхолостую. Он не просто проспал, он проспал критически. Коленный сустав господина Родригеса до сих пор остужался в мини-баре в компании пива, орешков и миниатюр коньяка. Самолет, естественно, улетел, а тщательно продуманная схема развалилась. Что хуже всего, на расстоянии вдоха от Хидана спал Какузу, который был бы отнюдь не рад узнать, насколько бездарно проебали его работу. Так. Ладно. Еще не все… не совсем все потеряно. Если небо не закрыли из-за херова снега, можно купить другой билет в Нью-Йорк. Глядишь, и удастся договориться с кем-нибудь на таможне… − Сколько времени? – Голос Какузу скрипел со сна. «Он меня убьет, − промелькнуло в голове у Хидана. – Он точно меня убьет». Он был готов к худшему. Какая-то крохотная и совершенно беспомощная его часть даже хотела этого. Почему-то Хидану разом вспомнились все сны, в которых за ним гналось некое утрированное зло, от которого он рано или поздно уставал бегать, разворачивался и отправлялся ему навстречу. − Два часа, − ответил Хидан не менее хрипло. – Ночи. Понятно, что не дня, но зачем ходить вокруг да около. Мужик он или не мужик?.. − И ты до сих пор тут, − подвел итог Какузу. Хидан ждал оплеухи. Ждал, что Какузу врежет ему так сильно, что проломит череп. За прошлый проеб он выбил ему руку из сустава и фактически изнасиловал в рот. Какузу сел на постели. Его лицо ничего не выражало, но, несмотря на это, Хидан был на сто процентов уверен, что он а) в ярости б) прямо сейчас пытается придумать, как вывернуть ситуацию в свою пользу. Или хотя бы немного сократить негативные последствия. Пауза затянулась. Хидан все ждал, когда его хорошенько пизданут, и он вроде как будет прощен. Какузу бездействовал. Отсутствие реакции с его стороны по-настоящему пугало. За время знакомства с ним Хидан проебывался и крупнее, но за этим следовало соразмерное противодействие, а сейчас… Ничего. Тишина. Из-за этого Хидан все сильнее уверялся, что Какузу прикидывает, как с минуты на минуту вынет ствол из позолоченного глобуса на подставке и пристрелит его без криков и шума. Пиу-пиу, все, забирайте мама и папа цинковый гроб. Какузу неторопливо поднялся. Хидан проследил за ним, но его напарник почему-то взял курс не на глобус, а на ванную. Ну, может, отлить пошел, прежде чем взяться за черное дело. Из ванной донесся звук разбивающейся о фаянс струи, но та была помощнее, чем когда кто-то ссыт. Хидан немного помедлил, не понимая до конца, какого хера происходит, затем помотал головой и потащился следом за Какузу. Тот в задумчивости сидел на бортике ванны, ожидая, когда она наполнится. Он использовал один из пакетиков с японской солью для горячих источников, заботливо оставленных горничными. Вода в ванне приобрела ядрено-голубой цвет; слабо пахло травами. − Думал, ты меня прикончишь, − сказал Хидан. Он физически не мог больше молчать, так его подмывало сломать тупую недосказанность. Какузу поднял на него взгляд. − Стоило бы. − Итак… Че будем делать? − Ты – ничего. Вот это прозвучало обидно. То есть, обижаться было тупо, Хидан сам все проебал, но… Он хотел как-то реабилитироваться, что ли? − Бля, ты же понимаешь, я не нарочно… Какузу размешал воду в ванной, оставив его слова без внимания. − Я не спал нормально хуй пойми сколько! – продолжил гнуть свое Хидан. Ему не нравилось, когда его игнорировали. – И летел через Мексику! Если скажешь, я куплю другой ебаный билет!.. Какузу цокнул языком. Значило это, судя по всему, что он сыт Хидановыми услугами по горло. Не к месту вспомнилось, как он неосознанно обнимал Хидана во сне. Внутри заныло, как от пореза острым ножом – поначалу вроде пустяк, можно терпеть, а спустя секунду океан крови и точки перед глазами. Ванна набралась. Какузу спокойно избавился от трусов, будто был один, залез в воду. Он выглядел сосредоточенным и усталым, пожалуй, даже более усталым, чем когда ложился спать. Хидану показалось, оставить его одного − неплохая идея. Не настолько уж он тупой, чтобы не сообразить, когда у человека тяжелый день. Или хуевая ночь. Эта ночь определенно была хуевой, тут и думать нечего. Сделать лучше ее мог разве что алкоголь. Хидан сунулся в мини-бар, надеясь наткнуться на что-нибудь крепкое и мужское, что помогло бы разогнать кровь, но повстречал там розовый брют «Moet & Chandon» в бутылочках на одного. Давешнее воспоминание о мечтах про шампанское в ванне отозвалось прохладным кисловатым вкусом на губах. Хидан вмиг забыл, что собирался поступить по-взрослому, прихватил находку и вернулся к Какузу. Без лишних слов протянул ему одну из запотевших бутылок. Тот принял ее, будто подношение на время перемирия. Сорвал фольгу. Пока он возился с пробкой, Хидан разделся и залез к нему. Габариты ванны позволяли. − Тебя сюда не звали, – хмыкнул Какузу, хотя ноги все-таки подобрал, позволив Хидану приземлиться напротив. − Не будь таким козлиной, я принес бухло, − Хидан потянулся бутылкой, чтобы чокнуться с ним. – Будем! Они выпили. Пошло хорошо, учитывая, что Какузу сидел чуть ли не в кипятке. Хидан весь вспотел от пара; из-под волос лило и капало в бирюзовую воду. В жаре и духоте алкогольная газировка растеклась по венам быстрее, чем можно было подумать. В обычной ситуации это ничтожное количество шампанского не заставило бы Хидана ни расслабиться, ни повеселеть, но сейчас он явственно видел, как предметы оплывают по краям. Возможно, ему просто хотелось быть пьяным несмотря ни на что. Какузу сидел напротив, абсолютно голый, и задумчиво прихлебывал из своей бутылки. Их ноги соприкасались, и вовсе не в той манере, как, бывает, упираешься в кого-то коленями в тесной джакузи общественного бассейна, которую вечно заполоняют старики. Хидан думал, это все он и его испорченный ум (плюс почти месяц без секса), но в какой-то момент заметил, что у Какузу привстал, причем нехило. Природа в принципе его не обделила. Хидан имел счастье – или несчастье, − получить исчерпывающее представление о размерах Какузу во время того турецкого инцидента. И, в общем… Не то чтобы Хидану особенно понравилось в момент, когда все происходило, но после он много думал о случившемся. Пожалуй, даже больше, чем надо. Те события снова всплыли в памяти Хидана. Он смотрел сквозь толщу воды на хуй Какузу, такой неприлично большой, перевитый венами, с красивой толстой головкой, и чувствовал, как его сердце ускоряет ход. Он помнил ощущение, с которым эта махина протолкнулась к нему в горло. Во рту стало сухо, как в пустыне. Чертова духота. Чертово бухло. Ситуация давно накалилась и стала недвусмысленной. Так ведь? После некоторых сомнений Хидан придвинулся и с тихим плеском накрыл ступней член Какузу. Он где-то видел ролик, как кому-то дрочили двумя ногами, но тогда ему показалось, что это дерьмо для фриков. − Нарываешься, − предупредил Какузу, но как-то не опасно. Наверное, потому что Хидан действительно нарывался. − Снова засунешь мне хуй в глотку? – полюбопытствовал он. Хидан бы многое отдал, чтобы в его голосе звенело меньше предвкушения. Какузу блеснул глазами – или просто показалось. − Если ты этого хочешь. Звучало как приглашение. Как флирт. Черт побери, они вдвоем сидели в ванне. Голые. Хидан медленно водил ступней по члену Какузу вверх-вниз. Что еще это могло означать? − А что, если хочу? Какузу отпихнул от себя ногу Хидана, отставил бутылку на бортик ванны и поднялся. Вода хлынула с него; влажная кожа блестела, выставленная напоказ. Света в ванной было достаточно, чтобы разглядеть выцветшие линии швов на боку и глубокий, как кратер, шрам от пулевого ранения. Какузу наспех обтерся полотенцем, продемонстрировав татуировки на спине. Вышел. Хидан потащился за ним, чувствуя себя как под наркотой. Вязкий мир заставлял сомневаться в собственной реальности. Хидан бы не удивился, если бы в следующее мгновенье прочухался на матрасе в своей пустынной, так до конца и не обставленной квартире. Какузу ждал его у кровати. Он жестом приказал Хидану встать на колени, и тот повиновался, потому что таковы были правила игры. Глупо предполагать, что после всего Какузу будет с ним обходителен. Да и кому всралась эта обходительность? Теперь огромный стоящий хуище покачивался прямо перед Хидановым лицом, что делало ситуацию стремной и крайне пошлой. Грязной. От ощущения «не в своей тарелке» и жесткого пола, заставляющего колени ныть, Хидана только повело сильнее. Он знал, Какузу смотрит на него очень внимательно, прожигая в макушке две дыры, и, в общем… немного робел от этого? Потому что никогда прежде не делал минет. Турецкий инцидент не в счет. Ему делали минет, он – никогда. Хидан попытался припомнить, как обычно все происходило; в конце концов, он смотрел порно, очень, очень много порно про то, как горячие девушки (и парни) страстно сжимают хер (или два) в руке, проходятся языком по всей длине, неотрывно глядя в камеру, а после заглатывают до основания. Он готов был последовать примеру лучших, но слегка сомневался в своих способностях, особенно по части заглатывания. Хотя в прошлый раз ему даже не пришлось прилагать усилия – все случилось само собой и потому в цивилизованном обществе было бы принято за акт насилия. Блядь, Хидану не должно было это понравиться. Так же, как и первая встреча с Какузу. Она бы не понравилась никому в своем уме… никому нормальному. Хидан высунул язык и осторожно коснулся им верхушки головки члена. Ему было интересно, на что похож вкус, хотя имелись у него печальные догадки: если тот окажется отвратительным, это заведет его еще сильнее. Пиздец, он правда больной. Но вкус не был неприятным; по большому счету, Хидан не уловил ничего, кроме легкой мускусности чистой кожи и слабого призвука соли от японского средства. Хидан облизнулся, приоткрыл рот и аккуратно вобрал туда головку. Уже она была очень большая, словно упругая слива. Поначалу она удобно легла на язык, но сразу за этим во рту не осталось места. Хидану показалось, больше вместить не удастся, поэтому он втянул щеки и почти сразу расслабил их в попытке пососать. Получилось как-то тупо, и Хидан, чувствуя себя придурком, принялся водить языком вдоль уздечки и под головкой. Ему порой нравилось, когда с ним проделывали такое, но он не был уверен, что Какузу придет в восторг от его инициатив. Он, насколько мог, поднял глаза и столкнулся взглядом с партнером. Тот смотрел, будто хотел убить. − Ты плох в этом, − заметил Какузу сверху. Как ни странно, его голос оставался ровным и спокойным; он словно звучал из другого конца вселенной. Разумеется, Хидан был плох. Он отсасывал в первый раз в жизни. До этого он трахался с мужиками, но все проходило иначе. Более прагматично. Быстро. В те разы ему просто нужна была разрядка, а так-то он считал себя вполне гетеросексуальным. Правда, отлизывать телкам не любил. Всегда боялся угодить носом в пизду и задохнуться. Хидан подумал обо всем об этом, но сказал другое. − Че? Да, я, блядь, мастер минета! Это ты плох, старый импотент. Какузу отвесил ему пощечину, но как-то не всерьез. − Следи за языком, сученыш. Щека вспыхнула. И без того стоящий член Хидана подпрыгнул от возбуждения. Если бы Какузу заметил это, наверняка как-нибудь прокомментировал. Отпустил бы прохладную реплику о том, как Хидан жалок, когда выпускает на волю свою натуру мазохиста-потаскухи, а после что есть сил шлепнул бы его по налитому, истекающему смазкой хую. Может, Хидан кончил бы от боли. Это физиология. В такие моменты от него мало что зависит. Черно-красная вспышка – и он валяется навзничь, из глаз текут слезы, изо рта – слюни, под ним лужа спермы, он задыхается, он чувствует себя униженным, оприходованным, гадким и совершенно необходимым. Все теряет значение. Все. И в голове становится беспредельно пусто. К сожалению, Какузу не увидел его реакции на оплеуху, а значит, не увидел и перспектив. Они продолжили более ванильно. Хидан снова наклонился, буквально сгорбился, округлил губы и вобрал член Какузу в рот. На этот раз он не пытался работать языком. Ему хотелось попробовать что-то другое. Хидан заставил себя наклониться ниже, попытался усилием воли расслабить горло и пропустить член туда. Он начал давиться почти сразу. Ощущение постороннего предмета в глотке заставило его сбиться с дыхания. Хидан забыл, что надо втягивать воздух носом, приоткрыл губы, но сделать необходимый глоток кислорода не получилось. Какузу надавил ему на макушку, заставляя вобрать глубже. В горле Хидана заклокотало, он попытался отстраниться, но Какузу не позволил. Все, что Хидан мог сейчас видеть – его лобковые волосы, темные, почти черные, да и те расплывались из-за выступивших против воли слез. − Ты этого хотел, да? – поинтересовался Какузу. – Любишь давиться членом? «Какой ты, блядь, стал разговорчивый», − подумал Хидан. Ну, не то чтобы подумал. Какой-то обрывок мысли − образы без слов, слова без смысла – прошмыгнул в его мозгу и исчез. Дальше начиналась территория пустоты. Какузу прихватил его за волосы и буквально стянул со своего хуя. Когда он отпустил Хидана, тот, слишком расфокусированный и ослабевший от возбуждения, потерял равновесие и упал бы, если бы не выставил перед собой руки. Какое-то время он оставался на четвереньках, ловя губами воздух, кашляя и роняя слюну. Где-то в отдаленном уголке его мозга ритмично билось: «Пиздец-пиздец-пиздец». Было страшно – кому бы не было в момент удушья, − но будто не взаправду. Инстинкт самосохранения отказывался включаться на полную. Возможно, потому что Хидан не верил, будто Какузу как-то специально ему навредит. Он не выглядел злым, хотя его окружала эдакая довлеющая аура, которая становилась очевидней, когда Какузу отпускал себя. Сегодня он явно разрешал себе больше обычного – наверное, и-за очередного Хиданова проеба. Заметив, что на него смотрят, Какузу кивнул на кровать, позволяя Хидану самому выбрать, в какой именно позе его будут ебать. Уж точно не лицом к лицу! Сантименты с поцелуями и заглядыванием друг другу в глаза для лохов. Последнее, что Хидан хотел бы лицезреть, пока его пялят в жопу, − самодовольное ебло Какузу. Он залез на постель и без разговоров встал в коленно-локтевую. Старое доброе средство от излишней томности, и хуй партнера достает чуть ли не до глотки. Хидану нравилось, когда входило глубоко. Какузу, приблизившись сзади, обхватил ладонями его ягодицы, сжал на пробу, а после потянул в разные стороны, раздвигая, подставляя взгляду сжимающуюся дырку. Хидан считал себя далеким от понятий «смущение» и «приличия», но и ему стало не по себе оттого, насколько раскрытым он был. − Ты там что, золото ищешь? – бросил он, надеясь, что голос не предаст от одного простого факта: его рассматривают, как жеребца перед покупкой. Какузу фыркнул. Хидан было удивился, откуда у мудилы прорезалось чувство юмора, как в задницу ввинтились пальцы. Какузу готовил его быстро и жестко, впрочем, именно этого от него и ожидали под аккомпанемент из фирменного многозначительного молчания. Охуеть как удачно легли звезды, и карты, и все, что имеет свойство ложиться. Хрустнула фольга презерватива. Какузу пошаманил, раскатав его по себе и широким движением распределив по нему гель, мазнул скользкой рукой по Хидановому очку, пристроился и толкнулся на пробу, придерживая член у края резинки. Со вторым толчком он въехал внутрь, гладко и непредвиденно глубоко, заставив Хидана громко выдохнуть сквозь зубы. Зря он думал про глубину, про то, как ему нравилось, когда кишки выворачивает наизнанку. Эта мысль мало чем отличалась от испорченной фантазии. Никто никогда по-настоящему не жестил с ним, потому что крепкая бицуха и недобрый взгляд невольно внушают уважение − всем, кроме тех, у кого бицуха крепче и взгляд недобрее, но с такими Хидан предпочитал не связываться. Не в постели. Он прекрасно отдавал себе отчет, почему. Вот поэтому. Боль была несильной, но цепкой – резануло где-то в глубине, там, где не удалось как следует растянуть рукой. Почувствовав, что Хидан пытается перетерпеть, выдышать дискомфорт, Какузу остановился. Вскользь коснулся лбом Хидановой спины. «Смотрит вниз, − догадался Хидан. – Ему нравится вид». − Наверное, счастлив заткнуть мою дыру, − злобно ухмыльнулся он, пялясь в кожаное изголовье кровати перед собой. – Не одну, так другую. Вместо ответа в рот толкнулись жесткие, требовательные пальцы. Играть в целочку было поздно, поэтому Хидан послушно втянул их, изо всех сил работая языком. «Это те, что он засовывал в меня?» – вяло протекло по пространству затуманенного мозга и растворилось. Не все ли равно? Задницу мучительно приятно растягивало чужим членом; почему бы не отблагодарить человека за добро, даже если он – последняя тварь, свернутая на зеленом цвете и мини-портретах Франклина. Пальцы проникли глубже. Мягкие подушечки коснулись дальних зубов, как бы призывая сильнее открыть рот, и принялись ласкать низ языка. Аккуратные, почти любовные движения заставили Хидана напрячься. В конце концов, он не вчера родился, успел кое-что заметить за Какузу. Например, то, что его настроения не менялись подолгу, не то что погода в конце февраля, и если уж он начал на темной, опасной ноте, то ею и закончит. Какузу убрал руку изо рта Хидана, щедро сплюнул на нее, обмазал остывающей слюной основание члена, после чего протолкнул один из пальцев в заполненную, пылающую дырку. Хидан взвыл: − Эй! Ты, блядь, меня порвешь!.. Какузу игнорировал его. Веки потяжелели. Хидан чувствовал, как начинает дрейфовать между реальностью и мраком, чересчур перегруженный ощущениями в заднице, в члене, в саднящем горле. Никто и никогда не превращал его в игрушку для собственного удовольствия до такой степени. Хидану это нравилось, но в то же время он был до усрачки напуган, потому что границы рушились, пределы расступались, и он терял всякое понимание, что именно происходит. Впрочем, чем бы это ни являлось, пока оно было ему по кайфу. Он мог терпеть это – проникновение глубже чем обычно, крупнее, чем обычно, природа не обделила Какузу, − но от него требовалось усилие, потому что это всегда было немного слишком, чуть-чуть за край. Хидан знал, такая игра с горизонтами может иметь последствия, но ему не хотелось об этом думать. Не прямо сейчас, когда он настолько заполнен, настолько изнывает, настолько готов шагнуть в пропасть. − Я не буду дрочить твой никчемный отросток, − заявил Какузу. – Обслужи себя сам. Хидан со стоном обхватил член, сжал его в ладони, пристроил немного набок и принялся часто, торопливо надрачивать, как делал, когда хотел, чтобы все закончилось быстро. Он не мог больше тянуть. Сладкое послевкусие фрикций пробегало по нервам, подталкивая его все дальше и дальше, пока Хидан не соскользнул – провалился – в сокрушительный оргазм. Его сперма выстрелила куда-то в простыню, а сам он, хватая ртом воздух, упал сверху, угодив животом в отвратительно теплую лужу. Какузу продолжил трахать его, набирая темп, чтобы догнаться как можно скорее. Это точно было уже слишком, ведь Хидан кончил, и его дырка предпочла бы получить передышку. То, что ее продолжал буравить гигантский хуй – хоть и без помощи пальцев, − наполняло Хидана странным миксом из раздражения и отголосков новой страсти. Он стонал, потому что не мог не стонать, и ему казалось, что это никогда не кончится. Он не знал, хотел ли он завершения – настоящего завершения. Наконец по телу Какузу прошла судорога и он с рычанием спустил, после чего хрипло заметил: − Ты заляпал постельное белье. − Кто бы говорил, ублюдок конченный, − хмыкнул Хидан. Он был уверен, местные простыни и не такое повидали. – Есть сигареты? − Ты не у себя дома. Сработает пожарная сигнализация. Хидан поморщился, хотя на деле не так уж и расстроился. Он думал, что отлично выспался – не зря же проебал свой рейс, − но его вновь начало клонить в сон. Ничего ведь не случится, если он отдохнет еще немного? Всего полчасика. Или час. Какузу тоже лег. Просторы кинг-сайз кровати позволяли раскатиться по разным сторонам и не ощущать постороннего присутствия, но он предпочел остаться рядом. Он не соприкасался с Хиданом − ни малейшего контакта кожи с кожей, − но от него исходило такие мощные волны тепла, что почувствовать себя в одиночестве было попросту невозможно. Именно это тепло окончательно сморило Хидана. Незаметно для себя он уплыл. Хидан возвращался в реальность постепенно, как бывает после долгого отдыха. Его разбудила не телефонная мелодия или паническая, быстрая как пуля мысль; просто сон потерял плотность, естественным образом истончился, и сквозь прорехи в нем стали просачиваться раздражители из внешнего мира. Раздался стук, и кто-то – Какузу – звучно промаршировал через весь номер. Когда дверь со щелчком захлопнулась за его спиной, Хидан открыл глаза. Что-то происходило. Хидан напрягся, пытаясь разобрать обрывки беседы в коридоре, но не расслышал ничего, как если бы Какузу общался с неизвестным гостем телепатически. Это не понравилось Хидану, и когда спустя минуту Какузу вернулся в номер, он напрямую спросил: − Кто это был? Какузу бросил на него чуть насмешливый взгляд. Как и вчера, он был одет в черные брюки и рубашку – другие, хотя уловить различия не удавалось, − и причесан волосок к волоску. − Другой курьер Службы доставки. − Ты отдал ему сраную ногу! – догадался Хидан. Изначально открытие показалось неприятным пустяком, но стоило его озвучить, как внутренности обожгло. – Какого хуя?! Это было мое задание! − И ты его провалил, − равнодушно заметил Какузу. − Я прилетел из сраного Буэнос-Айреса! – Хидан поднялся с кровати, потому что ругаться из-под одеяла было как-то убого. Впрочем, оказавшись перед Какузу в чем мать родила, он отнюдь не почувствовал уверенности. – И провел с тобой всю ночь! Какузу протянул к нему руку. Его пальцы, твердые и шершавые, удивительно нежно коснулись Хидановой щеки. − Как романтично. – Тон не давал обмануться. Он был сухим, как переработанный картон. – Издержки за сорванную операцию вычтут из твоего следующего гонорара. Какузу убрал руку почти сразу, но Хидан до сих пор чувствовал, как щека горит – то ли от странного, сбивающего с толку прикосновения, то ли от стыда. Потому что Хидану было блядски стыдно. Не за то, что он пустил операцию по говну. Сильнее всего его возмутила фраза, которую он спизданул без задней мысли, только чтобы ощутить, как она прокатится по нему валом раскаяния. Ну и днище. Кто вообще так говорит, кроме дурех, которых развели на секс, а после выставили за порог? Хидану срочно нужно было реабилитироваться, хотя бы в собственных глазах. Скрепя сердце, он перевел тему: − И много набежало издержек? Углы рта Какузу едва заметно приподнялись. Ему нравилось говорить про деньги и нравилось унижать других. Наконец-то представился шанс ни в чем себе не отказывать. − Не волнуйся, ты узнаешь точную сумму.