Another life / Другая жизнь

      — С этим надо что-то делать… — Мью задумчиво тянет, глядя на Галфа.              Он согласен.       Настолько, что даже прогулял пару — неслыханная дерзость — чтобы разобраться и поставить точки над i и другими буквами латинского алфавита. Ибо вторую такую сцену он просто не вынесет — его сердце откажет от подобных нагрузок.              Теперь они сидят вдвоем в закрытой аудитории, из которой Суппасит на правах самого-самого альфы выгнал каких-то первокурсников, что хотели репетировать какое-то мероприятие — и только для того, чтобы у них была возможность поговорить с глазу на глаз.       И еще дверь закрыл изнутри, заррраза, испытывает его выдержку.       А у Галфа и так нервы на пределе, но он тщательно это маскирует показным раздражением.              — Надо, — он демонстративно скрещивает руки на груди, намекая, что недоволен. — Надо обсудить взаимодействие, потому что меня не устраивает, когда меня без предупреждения трогают и… целуют.              Последнее слово дается Галфу особенно сложно, потому что невольно вызывает дрожь воспоминаний от того, как это было. Вроде самый невинный поцелуй — так в некоторых странах друзей приветствуют, а его до сих пор трясет от одной мысли о прикосновении этих губ...              — А ты считаешь, что я не могу трогать и целовать своего парня? Ты правда думаешь, что нам кто-то поверит, если мы будем целомудренно ходить за ручки? Не смеши, — Мью фыркает от подобного предположения.              А Галф вынужден с ним согласиться: никто и правда не купится, что тот самый Суппасит неожиданно записался в трезвенники-язвенники-девственники (нужное подчеркнуть) и теперь боится даже дышать на свою пару. И это тот, который никогда не стеснялся весьма страстно на глазах у всех целовать свою пассию.              — Не поверят, — он обреченно кивает головой, но воинственно поднимает подбородок. — Но это не значит, что меня можно трогать без разрешения! Нам нужно это согласовать: кто что может делать. И когда.              — Вот и давай... согласуем, — голос звучит как-то странно вкрадчиво.              Но почему-то вместо слов Суппасит приступил сразу к делу: протягивает руку и берет его ладонь, снова нежно поглаживая своими невозможными пальцами:              — Вот так, не дергайся, это просто за руки взялись — уровень детского сада.              Легко ему говорить!       А Галфа так не трогал уже… Сколько? Он и забыл, если честно — не до этого сейчас, романтика и чувства — это роскошь, которую он себе не может позволить.       Поэтому даже такая простая вещь снова вызывает дрожь, а футболка с короткими рукавами не прикрывает “гусиную” кожу, что моментально выдает его реакцию.              Мью даже замирает, с удивлением глядя на парня:              — А ты вообще… встречался с кем-нибудь? Ты реагируешь так, словно тебя не трогали никогда.              Встречался.       К сожалению.       Он был бы рад вычеркнуть этот опыт из головы, из памяти, вымарать чернилами из жизни, но увы: пока не придумали, как выборочно стирать память.              Но Галф старается говорить максимально ровным и нейтральным голосом, не выдавая того омута, что затягивает его к старым ранам и травмам юности:              — Да, у меня были отношения.              — Видимо, фиговые, раз ты так дергаешься. К тебе что — вообще никто никогда не прикасался?              Очень фиговые.       И прикасался, но вспоминать об этом он сейчас точно не будет, чтобы еще не начинать бороться с подкатывающими слезами.              Галф невольно огрызается, чтобы скрыть свое смущение:              — Все у меня было! Просто очень давно — вот я и отвык от такого, — он пытается выдернуть руку из этой большой ладони, но ему не дают.              Мью продолжает с любопытством юного натуралиста смотреть на то, как Галф невольно отвечает на каждое его прикосновение, поглаживая длинными изящными пальцами чувствительное запястье:              — А реагируешь так, словно нет… Это и правда интересно будет.              — Что? Я тебе подопытная крыса? — Его искренне возмущает такое отношение, но реакцию своего тела у него скрыть не получается, даже за напускной злостью.              — Не крыса, а милый маленький котенок, который пытается кусаться и показывать коготки, а на самом деле мечтает о том, чтобы его погладили и почесали за ушком.              Галф с ужасом смотрит, как тот осуществляет озвученное: ладонь скользит по его руке вверх, оглаживая каждый участок обнаженной кожи на своем пути, нежно и как-то деликатно, а потом поднимается к шее, чтобы дотронуться до этой чувствительной области в почти невинной ласке.       И затем скользнуть на лицо.       Пройтись пальцами по скуле.       Погладить щеку.       Коснуться большим пальцем… приоткрытых губ.              Он сейчас как будто в трансе, завороженный этими движениями.       Кто сказал, что только ритмичные маятниковые колебания гипнотизируют? Такие вот — тоже, причем весьма успешно, потому что Галф забывает не только моргать, но и как дышать. Видимо, человек перед ним обладает какой-то неведомой силой, которая так действует на Галфа.              А Мью как будто не замечает такое состояние своего партнера, потому что находится невыносимо близко, просто непозволительно — Галф даже через одежду чувствует жар этого тела, к которому так предательски стремится его собственное. Парень продолжает проводить шершавым пальцем по губам: сначала по нижней, потом по верхней, заставляя их приоткрываться еще больше в ожидании…       Чего?              Он не может ответить на этот вопрос, потому что его мозг отказал еще несколько минут назад. Остались только странные желания, что растекаются горячей патокой по венам, заставляя дрожать в ответ на такую близость. Галф, как завороженный, смотрит в эти темные, почти черные глаза, которые приближаются к нему все больше и больше.              Мью неожиданно немного опускает голову, прикасается кончиком носа к углублению ключицы и втягивает воздух прямо у самой кожи:              — Ты сладко пахнешь, но не пользуешься парфюмом. Что это? Гель для душа? Мне нравится. Сладкий и свежий одновременно — прямо как ты сам.              Галфу нечего на это сказать, потому что он снова онемел от неожиданности и интимности этих действий и слов.              И теперь горячий шепот опаляет его кожу в тех местах, где губы почти касаются ее — шея:              — Тебе надо привыкнуть к тому, что я буду делать так… — И немного приподнимает голову.              Всего-лишь поцелуй в щеку, буквально касание, но Галф уже начинает таять и растекаться. Он шатается, не в силах удержаться на ногах, и чья-то рука уверенно ложится ему на поясницу, придерживая.       И невольно хочется выгнуться, принимая правильную позу в этих полуобъятиях.              А Галф не знает, куда деть свои руки, потому что ладони буквально зудят от желания почувствовать под собой твердость и жар мускулистого тела, впиться в него ногтями, прижать к себе. Но при этом он не хочет сдаваться легко на волю победителя, поэтому руки так и остаются висеть как-то обреченно, не в силах сопротивляться.              — И так...              Жар теперь напрямую опаляет его, когда Мью целует острую выступающую скулу, а затем и в висок, отводя длинные отросшие волосы с лица свободной рукой:              — А ты красивый… Когда не скрываешься за всем этим, — еще один поцелуй — на этот раз в уголок глаза.              Галф едва ли его слышит и понимает смысл слов. Потому что рука опускается по его спине чуть ниже и властно давит, прижимая ближе к ее хозяину.       Чьи твердые намерения тут же упираются ему в живот решительно и однозначно.              — И так...              Кончик языка касается уголка рта. Это не поцелуй — так дегустация, его словно пробуют на вкус, лишь имитация — но и этого достаточно, потому что их дыхания вот-вот сольются в единое.              Галф воистину заворожен.       Он сейчас не кот — он кролик перед тем самым удавом, что его гипнотизирует. Но даже у маленького слабого животного есть инстинкт самосохранения, который буквально орет “НЕТ!”. Это чувство и спасает его в последнюю минуту перед тем, как их губы бы слились.              Галф выставляет ранее безвольно висящие руки вперед и упирается ими в несомненно широкую грудь, отчаянно шепча:              — Нет…              — Нет — это да, но попозже? — Мью почти не удивлен такому ответу на свои действия. — Тебе нужно еще время, чтобы привыкнуть, мой котик Кана?              — Я не твой котик!              Злость неожиданно отрезвляет и дает силы оттолкнуть того, кого его подлый организм хочет притянуть к себе, обвить конечностями как лианами и никогда не отпускать. Но непрошенные и такие необходимые сейчас болезненные воспоминания — отличное горькое лекарство от безумия по имени Мью Суппасит.              — Что такое? Тебе не понравилось?              На него смотрят с хитринкой, потому что знают ответ.       Знают, что понравилось.       До дрожи.       До сбитого дыхания.              Но Галф не имеет права в этом признаться — даже самому себе, поэтому сейчас пышет показным гневом:              — Суппасит, блять! Я не одна из твоих сучек-омег! Не смей на мне проворачивать эти все штучки, которые ты применяешь на них, чтобы уложить в постель. Мы с тобой партнеры, слышишь? Так что я хочу, нет, требую уважения к себе!              — Но что же делать: я веду себя так со всеми, с кем встречаюсь, — тот преувеличенно огорченно разводит руками, но, стоит признать, все же убрал их с задницы Галфа и немного отодвинулся. — И будет странно, если вдруг с тобой мое поведение поменяется — это вызовет ненужные вопросы и подозрения. Ненужные нам обоим.              Из глаз напротив уходит какая-то легкость и шутливость — остаются жесткость и четкий расчет. О нет, Мью совсем не дурак — тот прекрасно знает, что делает!              И все эти заигрывания.       И все эти действия на публику.       Все отлично поставлено, просто идеально.       Браво! Оскара этому актеру!              И у Галфа есть подозрения, что даже та унизительная ситуация — его рук дело. Но спросить напрямую пока не очень хочется, чтобы не портить и так хрупкие отношения.              — Ладно, — он понимает, что все-таки придется пойти на уступки, — можешь меня трогать и целовать… в щеку, да. Но больше ничего лишнего! Руки ниже талии не опускать. И не распускать!              — О чем ты? Просто ладонь соскользнула вниз под силой тяжести, — эти невинные глазки кого угодно введут в заблуждение, но уж точно не Галфа.              — Ага, так что договаривайся как-нибудь с этой силой — поясни, что твой партнер против.              — Ну ладно, попробую что-нибудь придумать, — Мью ухмыляется в ответ. — Но мой партнер же в курсе, что ему тоже нужно трогать и целовать меня в ответ?              А вот про этот нюанс Галф как-то подзабыл…       И теперь мучительно краснеет, когда представляет, что ему потребуется так же интимно трогать Мью.              — А может не надо? Хватит и скиншипа с твоей стороны? — Он все еще пытается найти вариант, когда ему не придется тоже это делать.              — И как ты себе это представляешь? Ты влюблен — по легенде, конечно же — в самого горячего альфу универа, но не пытаешься его обнять и поцеловать?              А от скромности тут точно никто не умрет…       Но Галф вынужден признать, что тот прав: совсем неправдоподобно будет, поэтому все же раздосадованно кивает:              — Ну ладно, буду тебя трогать и… целовать. В щеку! На большее я не согласен!              — Это ты сейчас так говоришь, — Мью самодовольно ухмыляется, — а потом будешь бегать за мной и просить перевести наши отношения на новый уровень.              — Я тебе уже сказал, что я — не одна из твоих омег, так что не дождешься! — Галф фыркает в ответ и идет в сторону двери. — Все, на сегодня я сыт по горло нашим партнерством — мне надо на учебу.              Но дверь не поддается, потому что кто-то запер ее перед началом разговора.       И этот кто-то сейчас опирается о стену прямо рядом с ним, чуть поверни голову — и их губы… ой, то есть глаза встретятся.              — Тогда хорошего тебе дня, партнер, — и рука невыносимо медленно скользит вдоль тела Галфа, чтобы вставить ключ и провернуть его в замке.              Он очень надеется, что вылетел достаточно быстро из аудитории, чтобы Мью не заметил, как сильно полыхают его уши.