Я знаю, что ты не одна
В бокале так мало винаВ бокале так мало вина
Мой сон по чуть-чуть утихалЯ видел слепые глаза
Я слышал немые словаЯ слышал немые слова
Лёша ненавидел белые ночи Санкт-Петербурга — сон как рукой снимало. Каждую такую ночь приходилось лежать в постели и сверлить взглядом потолок, и парень мог даже поклясться, что это "очень интересное" занятие. Иногда Макаров что-то читал, но и это было затруднительно, потому что частые собственные зевки не давали сосредоточиться на книге. После очень напряжённого дня он вернулся в детдом уставшим и невероятно вымотанным, хоть и не мог толком сказать, что такого делал. Ведь мешки да вёдра его таскать не заставлял никто, и правильно сказала вторая воспитательница — Юлия Сергеевна, что Макаров всё это время бил баклуши. В комнате сидел Мишка, залипающий в стареньком телефоне, готовом вот-вот сломаться. Лёше нельзя было на это жаловаться, он был слишком бережным по отношению к вещам, которые имел, потому и гаджет у него был в хорошем состоянии с момента его первой эксплуатации. Мальчик не сразу обратил на Лёшу внимание, что-то увлечённо рассматривая, а когда всё-таки удосужился поднять глаза на соседа, то не увидел ни одной эмоции на лице Макарова. Мишке показалось, что с другом что-то случилось, но как показывала практика, Лёшу в таком состоянии лучше ни о чём не спрашивать, так как последний либо не ответит и вовсе, либо пошлёт ловить приключения. С тихим вздохом Лёша увалился на кровать, словно побитая старая игрушка из плюша, из которой торчали все внутренности мягкого содержимого, будь то вата или что-то ещё. Он чувствовал, как мысли высасывают из него все силы, как его собственные переживания пожирают всю энергию внутри, и он чётко осознаёт, что кажется самому себе энергитическим вампиром, питающимся только своей энергией. Глаза хотят закрыться, но парень упорно отбрасывает собственную сонливость в закрома. Всё же, ночь на улице, а не в детдоме, далась ему весьма трудно. Особенно, если учитывать то, что она была полна собственных переживаний и глупых предположений. Макаров отбрасывал один вариант за другим, начиная думать, что его мысленные поиски тщетны. В голову приходил и Мишка, но этот вариант оборвался на самом корню — будь они парой, узнали бы об этом намного раньше. Да ему в голову даже Гром пришёл, чего уж тут скрывать, но и этот вариант был оспорен личностью его мягкого, заботливого Димы Дубина, бросающегося с ним и на поиски убийц, и на поиски украденных двенадцати холодильников. Честно, мальчик воспринимал Игоря как отца, практически, но не как того, рядом с кем проживёт остатки своего жалкого существования. Нервная система потихоньку давала сбой напару с серой массой в черепной коробке, из-за чего мысли парня стали совсем бессвязными — всё-таки ночь в раздумьях вымотала его ещё хуже, чем он предполагал. Затхлый запах в комнате уже был привычным, родным и Макаров мог сколько угодно удивляться тому, почему в помещении так пахнет. Он прекрасно понимал, что не найдёт ответа на этот вопрос даже к восемнадцатилетию, когда времени думать об этом уже совсем не останется. Честно, он был готов броситься в бездну, лишь бы найти того, из-за кого ему так больно, особенно в тазовой области. И сейчас мысли о боли в костях там казались слишком ужасными. Хотя, он мог признаться себе самому в том, что это самая капля той боли, что испытывал он ранее, а с той, что с ним сейчас, не сравнится даже кремация живого человека. Или он просто преувеличивает?... Нет, он бы не стал. От собственных мыслей стало дурно. Серая масса в черепной коробке совсем утухла, стала предельно жидкой. Была куча вопросов, ответы на которые Макаров Алексей найти так и не смог, а лишь потратил ценные часы жизни, которые мог вложить в куда более полезные занятия, нежели гадания о неизвестном. Ему было слишком трудно, особенно при том, что он совершенно один в этом мире. Когда у него был свой маленький мирок, который он делил с сестрой... И вот так каждая мысль приводит к ней, будто она что-то хочет сказать, но уже не сможет. Или его паранойя довела до такого, что он верит во всякую чушь? И снова пустота вместо ответов. Лёша устал. Сильно устал, отчего его глаза продолжали слипаться, но упорству мальчика мог позавидовать кто угодно — он держался, хоть и из последних сил. — Эй, Лёх, ты чего такой вялый? — произносит сосед, отбрасывая побитый жизнью старый Samsung на кровать. — Да вот, проблема появилась, теперь решать как-то надо, — решает высказаться Макаров, который окончательно понимает, что скрывать-то от Мишки нечего. — Соулмейта я, видимо, когда-то встретить успел, теперь страдаю. Что делать с этим я даже не знаю. — Во попал ты, брат, — удивлённо выдаёт сосед, изображая сочувствие. — И кто она? Или он? — Да я уже всех перебрал, — уныло тянет Лёша, хлопая подушку рукой. — Даже понятия не имею. — Даже Гречкина? — тихо шепчет Миша и тут же получает романом Достоевского "Преступление и наказание" по лицу. — Акстись, окаянный, — шипит Лёшка, хмуря брови и поднимаясь с кровати. Напротив сидит и потирает лоб Миша, чуть скуля. — Видишь, как я из-за тебя заговорил? Ты этого урода при мне не упоминай лучше. — А роман-то причём? — вслед уходящему Лёше бросает Воронцов, махая книгой в руке. — Тебе макулатуру не жалко, что ли? — А вот это уроду почитать полезно было бы. — фыркает Макаров, громко хлопая дверью. И становится тихо. Шумные коридоры сменяются друг за другом, плавно перетекая в просторные холлы, в конце концов уводя на выход. У Лёши странно-плохое предчувствие, с которым у него совершенно нет сил бороться. Он, угрямый и понурый, волочет ноги к выходу, шаря по карманам телефон и старую семейную фотографию — он и Лиза. Позади слышится звук звонко стучащих по тёмному кафелю каблуков. Елена Аркадьевна буквально летит на Макарова, кажется, что после неё остаётся огненный иссиня-красный шлейф. В момент поворота у Лёши даже сердце на секунду замирает, пропуская удар. Пульс учащается, мальчик понимает, что скандала ему не избежать. — Где. Ты. Был?! — чеканя каждое слово выкрикивает воспитательница, буквально хватая парнишку за шкирку и волоча его — несчастного и ошарашенного — в кабинет директрисы уже во второй раз на неделе. В этот момент Лёша понимает, что это даже не рекорд. — Гулял... — несмело шепчет он, еле поспевая за Соловьёвой. Он пытается выдернуть рукав толстовки из цепких рук воспитательницы, но всё никак не может. — Всю ночь?! — у Лёши чуть перепонки не лопаются от её криков и противного звука стучащих шпилек. — Не смеши меня! Ты в своём уме, Макаров Алексей?! — вновь надрывается женщина, чуть не с пинка распахивая дверь в директорскую. — Вот она, пропажа. Лёша, наконец, вырывает рукав из лап работницы, хмурясь и уныло цокая. — Макаров, ты весь детский дом на уши поставил, — тихо и подозрительно спокойно произносит директриса, и Макаров понимает, что это лишь начало ожидающего его тайфуна. Он буквально видит, как в глазах женщины лава растекается, как всё горит огнём инквизиции, на котором все зрители увидят именно его казнь. — Ты знал об этом? — Предполагал, — мальчик не сдаётся и старается выдержать её пронзительный взгляд, одновременно с этим перебирая пальцами края толстовки. — Но не думал, что до такого дойдёт. Я и на большее время пропадал раньше, что-то вы меньше беспокоились. Разве сейчас что-то изменилось? — Не груби, не дорос ещё! — рявкает позади Елена Аркадьевна, оставляя на затылке звонкую оплеуху и ясное ощущение ущемлённости. — Смотри, как заговорил. Думаешь, что самый умный?!.. — Елена Аркадьевна, успокойтесь. — всё тем же умиротворённым тоном бросает директриса, откладывая документацию на второй план. — Ты забыл, что случилось с твоей сестрой? Так же кончить хочешь?! — на нервах выпаливает воспитательница, и в конце до неё доходит, что она сейчас сказала. Она ошеломлённо прикрывает рот рукой и пытается извиниться, но не успевает. — Да как вы посмели приплести сюда Лизу?! — в гневе кричит Лёша, сжимая руки в кулаки, и даже его короткие ногти впиваются в кожу, оставляя после себя жгучую боль. — Вы, тупые бараны, никогда не поймёте и капли моей боли! Слышите? Вы теряли кого-нибудь в жизни? Нет? Вот и молчите, маразматички палеозойского периода! Не успев выслушать остатки фраз воспитателей, разгневанный мальчик выбегает из кабинета и уходит прочь из детдома, не видя улиц, кварталов, дорог. Не видя ничего перед собой, кроме застилающей ненависти. Ночь, сонный паралич вновьНе спится, утопил боль
Чем сука моя не любовь?Чем суку любить, когда в ноль?
Ты в body, но не будиЖив, вроде, но не тусил
Напротив меня не тыНе целуй, а громко спроси
×××
Так медленно тает туманЯ знаю, что ты не одна
В бокале так мало винаВ бокале так мало вина
Мой сон по чуть-чуть утихалЯ видел слепые глаза
Я слышал немые словаЯ слышал немые слова
Сказать, что Гречкин загибался от боли, значило, чтобы не сказать ни слова. Он наивно пытался выйти из авто, но его скручивало так, что даже малейшее телодвижение выводило его из строя. Сейчас он уже понимал, что происходит. Его соулмейт его ненавидит. Насколько было больно осознавать ему ненависть предначертанного, думал он, не понять было никому. Теперь у него часть пазлов сложилась в голове — он не был глуп и шёл от ощущений, постоянно предполагая, кто это мог быть. Его медленно отпускало. Он пытался отдышаться и тут услышал крик Марии Владимировны, всё ещё плохо осознавая, что от него требуют. — Чего? — мямлит Кирилл, пытаясь вывалить своё тело из ламборгини. Мария Владимировна над ним тяжело дышит, судорожно гладит его плечи, пока он ещё сидит в машине и пытается вымолвить хоть слово. — Сколько времени до приезда отца осталось? — Ещё сорок пять минут... — голос женщины дрожит, она взволнованно смотрит на парня, возвышающегося над ней на целую голову. Кирилл неспешно кивает и всё ещё смотрит в её глаза, ожидая чего-то ещё. —Что произошло?! — Ничего страшного, — вяло мычит Гречкин, щуря глаза и сжимая-разжимая руки. — Помните, вы мне рассказывали, как понять, что ваш соулмейт вас ненавидит? Мария Владимировна шокировано кивнула, тут же понимая, что он имеет в виду. — Вы хотите сказать, что ваша пара?...— и Кирилл кивает, обходя застывшую женщину. Перед его глазами ещё пляшут звёздочки, но он продолжает упрямо идти вперёд, надеясь не запнуться на лестнице. Его целью сейчас была только его комната, ничего более, он даже надеялся не явиться на ужин с отцом сославшись на плохое самочувствие, но что-то внутри подсказывало ему, что ничего не выйдет. Сейчас у него была проблема покрупнее приезда отца — кто его так ненавидит и почему этот человек его соулмейт? Он проходил ступеньку за ступенькой и был уже почти около комнаты, когда телефон в кармане неожиданно завибрировал. На экране высветился номер отца, отвечать желания совсем не было, но и проблем тоже не хотелось. — Чего тебе? — грубит он, с ноги открывая дверь и также её захлапывая. Гречкин-старший вздыхает, вероятно, потирая виски. — Что у тебя опять случилось? — Кирилл от этого вопроса кашляет, обдумывая: говорить отцу или нет? — О чём ты? — лживо-непонимающим голосом фыркает Кирилл, плюхаясь на кровать и осматривая блестящее стекло балконных дверей. Отец вздыхает и уже было хочет начать тираду, но успокаивается, попивая что-то. — Решил напиться перед приездом? — С чего ты взял? — отец неуверенно спрашивает, шурша курткой. — Я скоро приеду домой, там и поговорим, а то из тебя по телефону ничего не вытащишь. — Ага, до встречи. — бросая трубку цедит Гречкин-младший, кидая телефон в угол кровати, стукающийся с противным звуком о деревянное изголовье. Он уныло потирает глаза, поднимаясь с кровати и скользя белоснежными носками по гладкому чистому полу. На небе потихоньку появлялась луна, рисуясь полумесяцем, близким к исчезновению. "Скоро новолуние" — думает Кирилл, распахивая двери, глядя, как в комнату залетают пожелтевшие листья. Вдалеке слышатся звуки свистящих колёс от едущих машин по дорогам, Кириллу кажется, что отцова машина едет совсем близко, но он ошибается — даже не близко, даже на дорожке к огромному дворцу не видно да не слышно. Растрепавшиеся локоны, крашенные в блонд, хаотично разлетались, вились и лезли в лицо. Парень тихо вздыхает, осознавая собственную фальшивую жизнь. Ради чего весь хайп.Улыбка типа оскал
Нехило тебя таскалоПо брендовым бутикам
Ночь, ночь, алкоголь в нольЯ вновь забыл про любовь
Напротив groupies и тыЯ выбрал первое, прости.
×××
Так медленно тает туманЯ знаю, что ты не одна
В бокале так мало винаВ бокале так мало вина
Лёша снова пробегал улицу за улицей, в ушах звенел шум крупного города. Перед глазами часто маячил светофор, меняя красный, жёлтый и зелёный оттенки. В голове до сих пор кипела злость, смешанная с непониманием собственного существования. Перед последним пешеходным переходом пришлось окончательно сбавить скорость. Встреча с Громом была неожиданной и бесповоротно ненужной. — Э, куда летишь, сорвань? — горланит почти на весь перекрёсток полицейский, хватая Макарова за шкирку и останавливая возле себя. Позади неловко топчется извечный спутник сурового полицейского — Дима Дубин — цветок всея отдела. — Не суть. — отшепчивается Лёша, вырываясь из лап старшего. Игорь неуверенно вздыхает, будто подсознательно чувствуя, что что-то не так. — Чего случилось хоть? — бесцеремонно спрашивает Игорь, убирая руки в карманы и осматривая косым взглядом каждую мимо проезжающую машину. — Давай, колись. — Проблемы с соулмейтом. —неожиданно для себя выпаливает Макаров, тут же прикусывая язык. Гром свистит, заставляя всех вокруг смотреть на него, как на сумасшедшего. — Неужели поссорились? — В том-то и дело, что ссориться не с кем, — грустно сипит Лёша, переступая поребрик и спокойно пересекая дорогу по пешеходу. — Не нашёл ещё, а проблем куча. — Видел, значит,— Игорь смотрит на Лёшу исподлобья, ожидая ответа и иногда что-то бросая Диме — тихо, но уверенно. — Именно, а кто — не могу понять, — уныло отвечает мальчик, шаркая обувью по серому асфальту. — Уже всех перебрал. — Даже Гречкина?— осторожно спрашивает Дима, обходя Игоря и вставая по левую сторону от Лёши. — И вы туда же! — срывается он, вскидывая руки и тяжело дыша. — Вы, что, сговорились, что ли? — Успокойся, мелочь, нервные клетки не восстанавливаются, — отвечает уже Игорь, а Дима поддакивает, стараясь идти наравне с куда-то спешащими собеседниками. — А вдруг? Судьба не всем благоволит. — Вы издеваетесь? — Лёша пытается успокоиться, но не может, понимая, что в следующий раз нервы уже точно сдадут. — Надо мной жизнь и так поиздевалась, куда хуже-то? — А хуже уже некуда. — уныло бросает Гром, поправляя кожаную куртку. Впереди идёт толпа счастливых школьников, и Макаров всем сердцем им завидует. И вдруг в голове проносится противно-знакомый голос, принадлежащий человеку, которого Лёша Макаров ненавидит больше, чем кого-либо другого. "Я не буду извиняться. Я не буду молить о прощении, и ты это прекрасно знаешь. Если это всё, ради чего ты вызывал меня, то я смею откланяться, чтобы не портить нам обоим настроение." И тут Лёша понимает, что лучше бы ему было тогда попасть под машину. Мой сон по чуть-чуть утихалЯ видел слепые глаза
Я слышал немые словаЯ слышал немые слова