Драконы и тигры

Спускались молча, влажный от дождя щебень скользил под подошвами. Здесь, у основания холмов, только склоны да ребра скал очистились, в ложбинах снега было ещё много, но и там он заметно тяжелел, темнел, оседал. Свежего не подсыпало ни разу за те недели,что они провели здесь. Долгие недели. Первые их дни здесь были скрадены хозяйственными заботами: приходилось обустраиваться, обживаться, выстраивать непривычный для себя быт. Но когда жизнь в пещере вошла в колею, все вдруг разладилось непостижимым для Лань Чжаня образом. Для него никогда не существовало понятия скуки. Что значит нечем заняться, когда так много способов для совершенствования себя? Упражнения, дыхательная гимнастика, медитации, музыка. Пускай играть здесь было не на чем, да он и не стал бы играть на цине в таком месте, ничто не мешало придумывать музыку и записывать ее на обратной стороне тех немногих бумаг, что им удалось отыскать в Илине. Вэй Ин тоже скучающим не выглядел. Пускай его мало заботило духовное совершенствование, зато он подолгу валялся на полу, что-то чиркая на тонком слое песка, заметая и начиная снова, изрисовывал кровавой вязью бумажные полоски и замирал иногда, прижав яшмовую бусину к груди. Лань Чжань видел, что он занят внутренней работой и старался не тревожить без надобности. Зато остальным бездеятельность и бессмысленность ожидания давались тяжело. Шихо тосковала молча. Мэрген легко раздражался, по полдня обиженно молчал, пытался чем-то себя занять, срывался, швырял вещи, замолкал снова, и если Вэй Ин на правах старшего пытался его урезонить, выходило только хуже. Цэцэг возилась с детьми и подолгу спала с ними в обнимку. Мало ела, осунулась. Иногда слышно было, как она шмыгает носом. Дети, чувствуя общий настрой, тоже сделались плаксивы. Лань Чжань не знал, что предпринять. Иногда ему удавалось придумать поручение для Шихо, но и только. Всех дел у них — раз в несколько дней собирать дрова да охотиться. Иногда стирали, тогда двое или трое из них спускались вниз и прикатывали снежные шары к пещере. К концу второй недели всем ясно стало, что жить так невозможно. Общая подавленность и нервозность угнетала. В конце концов Мэрген потребовал его отпустить. Кричал, что не просил себе такой жизни, что это не спасение, это та же смерть, только хуже. И если его не вернут в тот мир, он уйдет куда-нибудь ещё. Обсуждали долго, решили, что Мэрген и в самом деле уйдет. Но не один, потому что языка он не знает, а с Шихо. Сходят в ближайший городок, продадут, если получится, пару пуговиц, докупят лекарственных трав. А там, глядишь, будет повод путешествовать по окрестностям, не вызывая подозрений. Лекарь с братцем, что тут удивительного? Одежду они подделали под здешний обычай, ящик с лекарствами пообтерли, чтоб не казался дорогим, да и пошли. Отпустили с тревогой: ни Мэрген, ни Шихо здешних порядков не знают и защитить себя не могут. Но и с ними идти нельзя, внешность у Лань Чжаня с Вэй Ином приметная, а всех заклинаниями не обвесишь. На третий день вернулись: Шихо в сапогах, какие здесь носят, Мэрген спокойный и сосредоточенный. Разжились серебром, прикупили соли и пару кусков красной яшмы. Трав не нашли, оказалось, плохо стало с травами, и те немногие, что есть, очень дороги. Зато с того дня у Мэргена появилась цель. Больных, как он выяснил, по окрестным деревням очень много, а чем лечить? Теперь с раннего утра он был на ногах. Собирал и раскладывал по кулечкам кору с разных деревьев, корешки, мхи. Заблестели глаза у Шихо, ожила Цэцэг. Видя такой их интерес, Лань Чжань принялся рассказывать, что знал, о меридианах цзин и каналах ло, точках и даньтанях, о пяти элементах и течении ци, пяти органах уцзан и шести люфу. Пересказал весь трактат “Хуанди нэй цзин” и нашел, что его хорошо понимают. “Канон Нань-цзин” заинтересовал Цэцэг и Мэргена меньше, что не было удивительно, ведь он в основном посвящен алхимии, а не лечебному делу. С “Трактатом Шень-Нуна о корнях и травах” вышло и того хуже: Лань Чжань его читал, конечно же, да и Вэй Ин тоже, в числе четырех обязательных для изучения медицинских трактатов, но никому из них эти знания прежде не требовались, а прочитанное без закрепления практикой недолго хранится в памяти. Кое-как им удалось вспомнить первый цзюань целиком, все сто двадцать снадобий начального ряда. Из третьего цзюаня, ядов и противоядий, тоже наскребли изрядно, почти половину. А вот со вторым, самым нужным, ничего почти не вышло, из ста двадцати лечащих и укрепляющих снадобий восстановили едва четверть. Однако это было уже кое-что, и для людей с хорошим практическим опытом оказалось полезно. Тоскливое ожидание сменилось работой, чья цель была всем понятна, пустые ссоры сошли на нет. И теперь, когда задача с обустройством новой жизни оказалась решена и семья, членом которой он назвался, была достаточно обустроена, пришлось сделать следующий шаг. Тот, что делать не хотелось уже хотя бы потому, что требовалось расстаться с Вэй Ином на несколько дней. Спускались вместе. Молчали. Напутствий Лань Чжаню не требовалось, просить Вэй Ина идти с ним было невозможно. Нельзя оставить семью без защиты. — Да, чуть не забыл, — Вэй Ин вынул из рукава мешочек, камни в нем глухо громыхнули. — Найди мастера, пускай обточит и нанесет рисунок. Я вложил образец. — Получается? — спросил Лань Чжань, ощупывая содержимое сквозь грубую ткань. Судя по всему, в мешочке те самые куски яшмы. Он никогда прежде не спрашивал, как продвигается копирование бусины, не хотел, чтобы Вэй Ину пришлось признать неудачу. Он гордый, ему будет больно. Вэй Ин пожал плечами, посмотрел на небо. — Я подбираю звучание силы как знакомую мелодию на незнакомом инструменте, знаешь? На слух, по ноте, не с первого раза. Но я не умею на нем играть! Ещё не умею. — Таяние снега ускорилось. Вэй Ин снова пожал плечами, правый в своем сомнении, это могло быть не связано с его работой, ведь сейчас середина весны. Спуск закончился, они вышли на некогда широкую дорогу к Илину, и остановились, глядя на небольшое святилище: кумирня из черных камешков украшена красной лентой, на жертвеннике — застывший козленок с перерезанным горлом. Шерсть на боку опалена и черна от размокшего под дождем пепла, судя по всему, на тушке жгли записанные молитвы или прошения. Засохшая кровь на камне была теперь полусмыта, но ещё различались магические знаки. Лань Чжань, окаменев спиной, присел перед кумирней и сунул руку внутрь. “Место Старейшины Илина, несущего солнце” гласила надпись на деревянной табличке, которую он достал. Лань Чжань положил ее обратно и поднялся. Стоял молча. — Самим есть нечего, а сюда тащат, — проворчал Вэй Ин, ухватил козленка за задние ноги, приблизил к лицу. — Свеженький. И как его звери не нашли! — Вэй Ин! Тот со вздохом прервал попытки отряхнуть козленка от пепла, обернулся. — Люди последнее отдают. Ты что, хочешь, чтобы их молитвы не нашли ответа? — Вэй Ин! — Лань Чжань! — рявкнул Вэй Ин в ответ. — Создание яшмовых бусин это темный путь или светлый?! Ответить было нечего. Лань Чжань не понимал природы этого артефакта и того, как именно Вэй Ин его создавал. Да, он не чувствовал в яшме темной энергии, но в компасе для поиска нечисти она тоже не обнаруживалась, однако… Он качнул головой, признавая свою неправоту. — Людям хочется верить, что спасение возможно, — уже мягче продолжил Вэй Ин. — Кто мы такие, чтобы их этой надежды лишать? И разве мы не стремимся этим людям помочь? — Нельзя доверять судьбу темным заклинателям. Нельзя совершать обряды темной магии. Лицо Вэй Ина тут же стало жестче, взгляд острее. — Люди бы ничего этого не делали, если бы светлая магия могла им помочь. Да только с ней, кажется, что-то не так? Лань Чжань выдержал его взгляд, промолчал. Лгать ради победы в споре недостойно. И если значимых возражений нет, это следует признать. Молчали. — Это просто козленок, Лань Чжань. Я велю раздать его мясо детям в ближайшей деревне. Хочешь? Он кивнул. — Значит, я так и поступлю. Доброй дороги второму молодому господину Лань, удачи в делах. Лань Чжань поймал его за плечо. Нельзя так расставаться. Он не станет. Плечо было жестким и не поддавалось. Пришлось шагнуть самому, прижаться к спине. Вэй Ин не двигался, только дышал громче обычного. — Повернись, — попросил Лань Чжань тихо. — Когда ты придумал сообщить, что я верну солнце, — заговорил Вэй Ин злым шепотом, все такой же жесткий и отстраненный,— когда мы просили Шихо придумать и петь везде песню, чего ты ждал? Чего ты ждал, скажи? Как, по-твоему, должны были повести себя эти простые люди? Ты понимаешь, как далеки от них все эти наши учения, трактаты и каноны? Что у них есть, кроме их маленьких жизней? Их судьбы слишком ничтожны для тебя? — Нет. — Тогда почему ты их осуждаешь? Они делают то, что могут. Не их вина, что мы… — Я знаю. — Лань Чжань обхватил его обеими руками через грудь и живот, прижал крепче. — Кому много дано, с того много спросится. Мне следует не осуждать, а прилагать больше усилий. — Нам, — Вэй Ин вздохнул и повернулся, прижался виском к виску. Тушка козленка хлопнула Лань Чжаня по ноге.— Нам нужно стараться больше. — Я не стану осуждать их, — повторил Лань Чжань во влажные от дождя волосы на виске. — И тебя. Но ты же понимаешь, жертвоприношения животных… — … давно запрещены. Значит, за прошедшие пару лет магические представления простонародья сделали шаг назад. И следующий шаг — человеческие жертвы. Может быть, это уже происходит, откуда нам знать. Лань Чжань кивнул. — Поэтому иди наконец в Гусу! Нам нужны знания. И глава Лань наверняка тебя заждался, — Вэй Ин сделал вид, что уходит, толкнулся из рук Лань Чжаня, но был пойман и прижат крепче, проворчал: — Где хваленая сдержанность Второго нефрита? Лань Чжань подтолкнул плечом его подбородок к своему, замер у самого лица. Жарко плеснуло в груди, когда Вэй Ин коротко, жестко лизнул меж его губ и прижался к ним влажным ртом. Улыбнулся в поцелуй, когда Лань Чжань стиснул его до хруста, впился пальцами в затылок. Пришлось заставить себя отпустить. Вэй Ин с мягкой улыбкой на ярких губах сделал шаг назад. Лань Чжань— тоже. Вот только далеко так не уйдешь. Он развернулся, бросил под ноги меч и больше не оглядывался. *** Он долетел до Цайи, обычное по меркам прошлых лет расстояние, но даже это далось непросто. Силы восстанавливались медленней, чем он ожидал, очевидно, до сих пор сказывалось ранение. Лань Чжань не ждал, что увидит веселый приозерный городок времен своей юности, его не было уже год назад, и все-таки неприятно поразился запустению. Каналы промерзли и лед на них был грязен, зиял черными дырами прорубей. Дороги плохо чищены, деревьев почти не осталось, у немногих уцелевших обрублены ветви. Он не хотел внимания к себе, потому сошел с меча на окраине, и тут его ждало ещё одно новшество — сложенное из снежных кирпичей здание, длинное, невысокое. Прежде он подобных не видел. Около одной из дверей толклись люди, двое или трое. Они сняли с саней и потащили, явно с усилием, некий продолговатый предмет, завернутый в ткань. Труп. Это хранилище тел, которые невозможно похоронить, потому что земля замерзла. Лань Чжань смотрел, как покойника занесли внутрь. Сколько их там уже? Сколько людей, пускай бывших, тоже ждут солнца в этом огромном снежном гробу? Ровным шагом он подошел к углу ледяного могильника, осмотрел и проверил талисманы, остался доволен — все содержится в порядке. Другого он от брата и не ждал. В лавке мастера по камню не было ни покупателей, ни хозяина, и Лань Чжань, дожидаясь его, долго разглядывал пыльные работы прошлых лет: пудреницы и светильники, письменные приборы, чаши, амулеты, кольца. Никому не нужная теперь красота. В лавку то и дело заглядывали дети, бледные, остролицые. Они блестели глазами на незнакомца, убегали, топоча по скрипучей лестнице, появлялись новые. А может, возвращались те же, Лань Чжань старался не смотреть на них, вместо этого он осмотрелся. Должно быть, дела у мастера прежде шли хорошо, дом большой и крепкий, каменные полы, обширный двор. Наверняка, и семья его многолюдна. Чем они живут теперь, когда никому не требуются новые нефритовые флаконы и ажурные украшения, зато многие пытаются продать свои? Наконец появился хозяин, человек немолодой и, кажется, нездоровый, смотрел с опаской и прищуром. Судя по всему, не верил, что ему и в самом деле делают заказ. Одна из детей, девочка лет десяти, стояла за его плечом, опустив глаза, и пока мастер разглядывал принесенные камни, Лань Чжань размышлял, могла бы она выдать себя за мальчика. Пожалуй, нет, во всей ее осанке и движениях что-то очень женское. Вот она чуть присела, вот изящно склонила шею, подавая отцу увеличительное стекло. Шихо совсем другая. Мастер осмотрел каждый кусочек яшмы и попросил на работу два дня. Лань Чжаня это устраивало. Под пристальным взглядом мастера он оплатил часть работы вперед и уже развернулся уходить, когда услышал. — Не нужна ли вам служанка, господин? Моя дочь хорошо воспитана и умеет все, в чем господин может нуждаться… Всего два ляна, господин! Лань Чжань обернулся, не веря своим ушам. Он знал, что крестьяне нередко продают себя или детей, не имея другой возможности уйти от нищеты, но ему никогда прежде не предлагали человека как товар, тем более, ребенка. Такое могло случиться где-то в бедной деревушке или пустынном желтом городе, но не здесь, не в благополучном веселом Цайи… Заснеженном, опустевшем Цайи. Лань Чжань нахмурился, и хозяин торопливо добавил: — Полтора, господин! Я ведь не ищу выгоды, хочу только, чтобы моя дочь не испытывала нужды. Она хорошая девочка и заслуживает судьбы лучшей, чем наша! У меня есть ещё сын, красивый и хорошего нрава…. Лань Чжань развернулся и вышел. К Облачным глубинам он пошел пешком, рассчитывая успеть до наступления темноты, но все в этом мире теперь подчинялось другим законам. Дорога оказалась местами занесена, ступени лестниц скользили, к сумеркам и вовсе завьюжило, тяжелый плащ стал хлопать на ветру и путаться в ногах. Последнюю пару ли Лань Чжань преодолел в темноте, полагаясь больше на свое знание этой дороги, чем на зрение: наметенный снег многое сделал неузнаваемым, порой ступени приходилось отыскивать мечом в слабом синем свете талисмана. Стражи на воротах уже не было. Значит, наступил час Собаки. Лань Чжань преодолел барьер и шагнул в Облачные глубины. Постоял, успокаивая душу, затем двинулся неспешно, с прямой спиной и рукой на мече. Молча прошел мимо подбежавших дозорных, мимо теплого света окон и занесенных снегом прудов. Над одним из них расправил крылья ледяной журавль, и Лань Чжань замедлил шаг, восхищенный красотой. Порог его дома был обметен, но за дверями ждала только стыль и темнота. Лань Чжань аккуратно оббил перед порогом сапоги, затворил за собой двери. Одну за другой зажег свечи в светильниках. Наполнил углем жаровни, дождался, когда разгорятся, закрыл резными крышками. Сел на своем привычном месте и закрыл глаза. Он вернулся домой. Да только листья опали слишком давно* и уже истлели, а корни занесены снегом и скованы льдом. Тишина окутала его — пока холодная, но греющая сердце покоем. Когда мягкие шаги прервали ее, Лань Чжань открыл глаза. Свечи оплыли на половину цуня, значит, близился час свиньи. Брат не стал откладывать встречу на утро. Он поднялся, чтобы открыть двери и склониться перед главой клана, но Лань Сичэнь поймал его локти, не желая длить церемонии. Долго смотрел в лицо, потом окинул взглядом одежду. — Ты вернулся, — прошептал он и быстро, не давая возможности отстраниться, обнял. — Ты жив. Я знал, воля Неба не открывает себя недостойным! Лань Чжань тоже смотрел на брата, радостно, но и тревожно. Отчего он так худ? Отчего под глазами тени и волосы не блестят шелком? Неужели... — Я рад видеть брата, — торопливо уверил он. — но, позволь узнать о твоем здоровье и здоровье дяди. Все ли благополучно в клане? По губам Лань Сичэня скользнула тусклая улыбка. — Никто уже не благополучен. Но беспокоиться не стоит, беспокойство тратит силы и не несет пользы. Такова судьба нашего мира и должно понимать значение происходящего, а не тратить время на бесплодное возмущение. Дядя сейчас не совсем здоров, но он будет рад увидеться с тобой утром. — Я не могу предложить брату чая… — Ничего, сейчас принесут, — Лань Сичэнь первым опустился за столик, Лань Чжань сел напротив. Брат голодает? Он болен? — Мне несколько нездоровилось, — глава Лань улыбнулся, и морщинки собрались под глазами. — Болели многие, но, по счастью, большинство выжило. — Брату нездоровилось? — нахмурился Лань Чжань. Заклинатели такого уровня не подвержены болезням и в самые тяжелые эпидемии, как это возможно? — Да, это был непривычный для меня опыт. Наверняка и ты за прошедший год узнал много нового. — Конечно, но я бы хотел сначала… Лань Сичень остановил его жестом. Вошедшие слуги принесли все необходимое для чаепития и миски с чем-то дымящимся, пахнущим вкусно, но незнакомо. Только когда они снова остались одни, Лань Сичень так же жестом предложил брату приступить к чаепитию. — Мне кажется, ты голоден. — сказал он с улыбкой. — Вряд ли дорога сюда была для тебя легкой. Теперь люди, идущие в Облачные глубины, делают привал у двух сосен, подняться за один переход сделалось очень сложно. Попробуй вот это, прошу тебя. Я знаю, ты настороженно относишься ко всякой новой пище, но, может быть, год странствий изменил и это? Лань Чжань присмотрелся еде. Это, очевидно, ростки бамбука, их должно было много остаться под снегом. А что это? — Это грибы, — не дожидаясь его вопроса, пояснил Лань Сичэнь. — Прежде мы мало обращали на них внимания, а теперь вспомнили о ценном их свойстве. — Им не нужно солнце… — прошептал Лань Чжань, пораженный этой простой мыслью. Он взял белесый кусочек, попробовал. Тело гриба было плотным, чуть пружинило на зубах, но вкус имело мягкий и приятный. — Им даже не нужна земля, достаточно шелухи зерна, — улыбнулся Лань Сичэнь. — Кроме того, Гусу Лань не испытывают недостатка в пещерах, а в них, как ты знаешь, всегда постоянное соотношение тепла и холода. Недостаточное для роста грибов, но это довольно легко исправить это с помощью подогревания воды в котлах. Мы достигли в этом больших успехов. — Так вы не голодаете! — Нет, слава Небу. Я бы не назвал нашу теперешнюю жизнь изобильной, но ведь мы никогда к излишествам и не стремились. Наши потребности удовлетворены, нам не на что жаловаться. По запаху чая Лань Чжань понял, что он из старых запасов и того качества, какого в Облачных глубинах прежде не пили, но постарался ничем не обозначить свое огорчение. Чайные кусты требуют много солнца, их не вырастить в пещерах. — К тому же, — продолжал рассказывать Лань Сичэнь, — многие наши изыскания продолжаются. Для людей живого ума сельское хозяйство стало интересной задачей. Они делают короба из вощеной бумаги и проращивают в них многие пряные травы, а также лук. Последнее имеет важное значение, ведь употребление лука предупреждает болезнь пяти слабостей. — Проращивают? Но для этого нужны семена? Губы главы Лань дрогнули, но улыбки не получилось. — За семена спасибо следует сказать моему дорогому брату, Цзинь Гуаньяо, он щедро делится с нами своими запасами. Вы зависите от клана Цзинь, думал Лань Чжань, глядя на брата. Пока только в малом или уже нет? Задаетесь ли вы вопросом, откуда у добродетельного брата эти семена в изрядном количестве? А что же чай? Его Цзинь Гуаньяо, видимо, не дарит, хотя покупать вам не под силу. Лань Чжань протянул руку к поясу, осекся. Эту привычку следует искоренить, он не простолюдин, чтобы носить кошели. Сунул ладонь в рукав и достал флакончик белого нефрита. — Прошу брата воспользоваться средством и благодарю, что снабдил меня им. Оно оказалось весьма полезно. Половина его ещё осталась, и я думаю, что вам оно теперь нужнее. Лань Сичэнь взял белыми тонкими пальцами флакон, долго молча разглядывал его, будто резьба была незнакомым ему письмом. Открыл, выкатил на ладонь одну пилюлю и положил в рот. Лань Чжань удовлетворенно кивнул. — Я рад, что ты вернулся, — сказал глава Лань тихо, не поднимая глаз. — Рад. Даже если ты не… — Мое путешествие не было напрасным. Глава Лань поднял на него взгляд, и Лань Чжань принял его открыто. — Я не хотел бы обнадеживать тебя без верных доказательств, — сказал он негромко. — Их пока нет. Но я думаю, что я нашел путь к восстановлению прежнего миропорядка. Я в самом его начале и потому хотел бы просить брата не требовать пока от меня объяснений, но дать мне возможность идти по этому пути. Я обещаю рассказать все подробнейшим образом, как только у меня сложится более цельная картина. Взгляд Лань Сичэня стал испытующим. Он долго молчал, затем медленно, словно приняв решение, кивнул. — Наверное, не стоит спрашивать, как долог будет этот путь? — Мне трудно оценить, — признал Лань Чжань. — Мне потребуется время и помощь брата. — Буду рад, не стесняйся спрашивать. — Мне снова понадобится библиотека. Лань Сичэнь кивнул и, видя заминку брата, жестом предложил продолжать. — Мне известно, что часть знаний в каждом клане доступна лишь главам, — осторожно начал Лань Чжань. — И я ни в коем случае не хотел бы проявить неуважение к правилам и вторгаться в области, требующие более высокого, чем мой, статуса. Однако обстоятельства чрезвычайны, и потому я прошу разрешения главы Лань спросить. Всего один вопрос. Он посмотрел на брата. Лань Сичэнь сидел очень прямо, сложив руки на коленях, и смотрел на пламя свечи. Лицо его несколько смягчилось и рот стал ярче, сказывалось благотворное влияние лекарства. — Хорошо, — наконец ответил он. — Думаю, в этом нет большой беды. Если бы от этих знаний не могло быть большой беды, их бы не скрывали от всякого, подумал Лань Чжань. Но сколько раз так тщательно оберегаемые тайны погибали вместе с главами кланов? — Брат, ответь мне. Нет ли среди тайных артефактов нашего клана того, что связан с черепахой? Вероятно, черной. Было заметно, как глава Лань старается не выдать удивления, взгляд его остекленел на мгновение. Но вот он снова стал спокоен и ровен. — Есть, — сообщил он. — Ты бы хотел его увидеть? — Если брат сочтет это возможным. Если нет, мне достаточно этого ответа. — Хорошо. Завтра я покажу его тебе. Должен сказать сразу, назначение этого артефакта мне не известно, никакого видимого действия он не оказывает. Как ты понимаешь, за долгую историю клана его главы и старейшины не раз гибли во множестве войн и несчастий, однако в ходе этих войн и прочих перипетий в клан попадали порой вещи, которые считались весьма ценными. В результате всех этих хаотических движений образовалось некоторое количество артефактов, назначение которых никому не известно. Очевидно, что в свое время они казались правителям чрезвычайно важными и потому продолжают храниться. Черная черепаха — один из таких предметов. Тебе все ещё интересно? Лань Чжань склонил голову в знак согласия, затем поклонился. Когда разогнулся, встретил взгляд брата — задумчивый, мягкий. — Ты очень изменился, — сказал Лань Сичэнь. — В тебе появился покой. Могу я спросить, только ли нахождение верного пути тому причиной? Лань Чжань почувствовал, как теплеют уши. Он и забыл, насколько хорошо брат его знает. Что ж, раз скрыть не удалось, следует сказать, врать он не станет. — Не только, — произнес он с нажимом и смотрел теперь молча. Лицо Лань Сичэня сделалось фарфоровым, глаза расширились. — Ты хочешь сказать… Это… живой человек? — прошептал он. — Да. — Это.... — Мы поговорим об этом позже, — мягко пресек следующий вопрос Лань Чжань. — Прошу брата меня простить, час уже поздний и нам всем пора отдохнуть. — Ты прав, — Лань Сичэнь медленно поднялся и побрел к двери, погруженный в размышления. — Могу я просить брата пока никому об этом не сообщать? — спросил в спину Лань Чжань. — Кроме дяди. Лань Сичэнь остановился, медленно обернулся. Новость стала для него слишком большим потрясением, он с трудом находил слова. — Конечно, я воздержусь, потому что… — взгляд его стал тревожным. — Ванцзи, не означает ли это, что он и был причиной… — Нет. — Лань Чжань подошел ближе и повторил. — Нет. Прошу брата поверить, дело не в его проклятии. Не он сделал мир таким. Но от него зависит, станет ли он прежним. И тут Лань Сичэнь побледнел просто смертельно. Вспомнил о Темном железе и осколках печати, конечно же. Представил, что случится, если кому-то станет известно, что в них, лежащих в стеклянном ларце прямо в учебном зале, вернулась прежняя мощь. — Брату не стоит беспокоиться, — как мог мягко произнес Лань Чжань. — Позволю себе повторить его собственные слова, беспокойство тратит силы и не несет пользы. Я убежден, что ничего не изменилось. Думаю, будет спокойней пойти и убедиться в этом. Если бы клану угрожала опасность, я бы сообщил о ней немедленно. Лань Сичэнь долго смотрел на него, потом шагнул навстречу и взял за локти, чуть сжимая. — Я очень рад, что ты вернулся, — сказал он тихо. — Нам тебя не хватало. Ванцзи, могу я спросить? Лань Чжань согласно склонил голову. — Ты пришел, чтобы остаться? Они долго смотрели друг на друга. — Я все ещё не знаю своей судьбы, — произнес Лань Чжань. Настала очередь склониться главе Лань. Он сделал это медленно, задумчиво. — Как и все мы, — сказал он.