* * *
У Джисона на случай плохого исхода был простой, но эффективный план, который решил бы все проблемы, но это только на крайний случай. Он надеется, что это не понадобится. На самом деле, пока всё складывается очень даже хорошо и он не смеет жаловаться. Джисон думает записать дату, как самую важную и знаменую в календаре, подписав: «День, когда Ченлэ перестал буянить». Или как-нибудь пооригинальнее, но это только первоначальный вариант. Парень быстро забивает на обиду после того позора, как ему кажется, после того, как Джисон даёт ему волю и начинает покупать разные вкусняшки по его заказу, которые тот обожает. Джисон с удивлением наблюдает за тем, как Ченлэ поедает их и перестаёт обращать хоть какое-то внимание на самого Джисона. С одной стороны, он должен быть рад такому исходу, ведь Ченлэ становится покладистым и у них не возникает никаких ссор, они даже разговаривают нормально без оскорблений и без перехода на личности, хотя от колкостей и подколов никто из них избавиться так и не может, да и не хочет. Но, с другой стороны, Джисону даже становится скучно. Видимо, Ченлэ настолько его вымотал своими выходками и неожиданными фразами, что такая тишина, прерывающаяся иногда громким смехом, слишком непривычная. Но такое ему нравится, и на душе становится спокойно. Приходя домой, он проводит время не только за бумажками из-за нескончаемой работы, но и с Ченлэ — тому весь день скучно одному, и как только приходит Джисон, он достаёт его. Один раз ему приходится отложить работу, потому что парень слишком настойчивый. Джисон вообще видит в нём младшего брата, и это заставляет чувствовать себя странно. Он давно не вспоминает о своей семье. — Ты знаешь, ты ведь единственный, с кем у меня получается нормально общаться. Даже с лучшим другом дела плохи, — рассуждает Ченлэ, когда они поедают очередную пачку чипсов за просмотром какого-то американского экшена. — С незнакомцами иногда намного проще общаться, чем с самыми близкими, — спокойно отвечает Джисон, и они оба решают не зацикливаться на этой теме. Но ни у кого из них эта мысль не выходит из головы. Джисон думает, что всё дело в том, что в компании друзей или обычном обществе, в котором ему приходилось постоянно находиться, он сталкивался только с осуждением и упреками, поэтому он и общался так, словно это его единственный вариант. А Джисону просто всё равно, потому что пытаться исправить характер — не его задача. Проще ужиться с ним и пытаться прийти к компромиссу. Хотя и этого было добиться трудно. «Мир, дружба, жвачка» — изначально не про них, и это просто факт, потому что, во-первых, они слишком разные, чтобы добиться мира и взаимопонимания; во-вторых, Ченлэ не хочет в этой жизни, по всей видимости, искать союзников и строить хорошие отношения хотя бы основываясь на собственной выгоде, а только наживать всë больше врагов, а, в-третьих, это просто неинтересно. И вместо этого у них собственное своеобразное общение, которое делится на: «компромисс, подколы, флирт». Компромисс заключается в том, что они просто выполняют хотелки друг друга. Ничего невозможного, Ченлэ ведёт себя, как самый настоящий ребёнок, ставя условие: «ты покупаешь мне то, что я хочу и обращаешь на меня внимание, а я перестаю ебать мозг». Джисона это более чем устраивает, денег всё равно он почти на парня не тратит, а общаться ему даже нравится. Он видит, что Ченлэ часто ощущает себя неловко из-за разницы в возрасте, хоть и небольшой, и тогда они переходят на вторую стадию «подколы». Свой дискомфорт он скрывает под шутками, зная, что ничего ему за это не будет. Джисон не злится, напротив — сам прибегает к этому. Только вот это уже Ченлэ не нравится, потому что, по его не очень скромному мнению, только он может подшучивать. Таким образом Джисону удаётся подметить некоторые детали для себя благодаря своей внимательности. Он понимает, что покупать любую сладость апельсинового вкуса самый оптимальный вариант, потому что, на удивление, это поднимает настроение Ченлэ и он становится даже немного добрее, а весь пыл спорить пропадает. Даже на подколы не реагирует криками и не бегает за Джисоном по всему дому, чтобы дать пинок под зад или хотя бы подзатыльник, и ограничивается только рандомным летящим предметом, от которого Джисон успевает отворачиваться. — Хорошо заглатываешь, — он еле сдерживается от смеха, когда Ченлэ резко меняется в лице и давится фруктовым льдом. — Я тебе это мороженое в задницу засуну, понял? — недовольно хрипит Ченлэ, смотря своим самым разъярённым взглядом. — Извращенец, иди покайся в церкви. — Заняться сексом в церкви — неплохая идея, как думаешь? — Заткнись. Ченлэ бесится. Настолько, что поражается самому себе из-за огромного количества гнева только лишь на одного человека. Он уверенно отдаёт место Донсу, а именно «Самый раздражающий и пристающий идиот» Джисону. До драк, на удивление, не доходит по нескольким причинам. Первая: все их шуточные перепалки начинает не только Джисон, поэтому, можно сказать, что он сам иногда нарывается. Вторая: в первый раз за свою жизнь, оценивая адекватно ситуацию, Ченлэ не лезет с кулаками, ведь Джисон визуально крупнее и уж точно сильнее, и он знает, чем это кончится: прижатый к дивану чужими и чертовски, если честно, красивыми руками, он будет чувствовать себя как никогда неловко и взбешенно, потому что Джисон станет смотреть сверху-вниз и улыбаться из-за очередного его поражения. Третья: у него есть пистолет, куча высоких мужиков, на фоне которых Ченлэ смотрится, как гном, сто процентов десять ножей на каждый костюм, репутация охренительного наркоторговца и статус похитителя года. А у Ченлэ в арсенале против него есть только его язвительный язык и очень красивые глазки. И главная причина — Джисон вызывает не только раздражение. Ченлэ ему вообще не говорит, что он думает насчёт него. Но по его поведению, взгляду и словам, можно почти с уверенностью заявить, что пренебрежение из-за отсутствия выбора в общении. Он, конечно, тот ещё гордый баран, но понимает, что единственный способ не сдохнуть со скуки и одиночества — компания Джисона. Но, на самом деле, и это обманчиво, ведь когда он вынужденно общается с Джемином, чтобы не расстроить Марка, каждое их взаимодействие сдержанное и пропитано напряжением, а друг на друга они смотрят своим самым безразличным взглядом. А Ченлэ смотрит на Джисона по-разному. И злобно, и с удивлением, даже поражённо. Но чаще всего всё же раздражённо, потому что Джисон полный придурок. Даже несмотря на то, что Джисон занимает третье место в топе ненавистных вещей и является самым раздражающим пристающим идиотом, он отличный собеседник и хороший слушатель. Эгоистичная натура Ченлэ побуждает его рассказывать только о себе, а терпеливая натура Джисона позволяет это выслушивать и спокойно реагировать. Что странно, он ни разу не указывает на это, как будто ему всё равно. А может, так и есть. Он всё же думает, что дело только в том, что Джисон суперпопулярная личность в криминальных кругах (и он уверен, что каждый второй из всех них наркоман), поэтому он о себе ничего не рассказывает. Они оба знают, что Ченлэ незачем разбалтывать после освобождения чужую биографию, но остаётся осторожным. А ещё, потому что он ничем ни с кем не делится. Ченлэ кажется, что у Джисона, кроме своего злобного кота, никого нет. Таким друзей заводить нельзя. Больше всего его интересует вопрос по поводу личной жизни. И он не находит ничего лучше, чем спросить: — Ты заказываешь проституток? Джисон давится кофе, вызывая смех у второго. Единственный раз, когда Ченлэ застаёт врасплох его, а не наоборот. — Я не ослышался? — Со слухом у тебя вроде всё в порядке. И вопрос совсем не странный, чего ты удивляешься, — Ченлэ хмурится, как будто у него такое каждый день спрашивают. Хоть кто бы спросил, он всё бы рассказал! — Почему ты спрашиваешь? — Ты дома появляешься, ну, если это можно назвать домом, в основном только вечером, а в оставшиеся время сидишь за бумажками. Это значит, что у тебя нет почти свободного времени, так что вывод: ты одинокий волк, — рассуждает Ченлэ, делая максимально задумчивое лицо, и Джисон качает головой. — Тогда почему не «у тебя есть девушка?» А сразу проститутки? Чего уж не стриптиз, вебкам, онлифанс… — Тебе бы подошло быть стриптизёром… Уверен, все мексиканские девчонки бы к тебе приходили! — Спасибо, учту. — Ну а какой ещё выбор? Вебкам, онлифанс и стриптиз чисто для дрочки! А я про секс говорю. Джисон весь кривится. — А я подумал, что ты про личную жизнь спросить хочешь. — А я что делаю? — Поеботину несёшь, если честно, — слишком холодно говорит Джисон, вызывая непонимание. — Я не жалую случайные связи с людьми, о которых ничего не знаю. Вопрос закрыт, — Ченлэ хмурится и уже хочет что-то сказать, но Джисон говорит прежде: — Вопрос закрыт, я сказал. — Ах, ты придерживаешься принципа: «Без любви не трахаюсь» и «До женитьбы или замужества в рот не возьму?» — Просто заткнись. — Всё ясно, вали в монастырь. Ченлэ, правда, сразу забывает о разговоре, но ответ ему кажется странным, просто потому что не совпадает с его мнением на этот счёт. Его раздражает, когда люди думают таким образом, потому что это глупо — ждать полжизни ту самую, чтобы потерять с ней девственность только в первую брачную ночь и любить друг друга так, чтобы вас положили в один гроб. Ченлэ не думает, что секс с партнёром, который тебе нравится, отличается от того, на кого тебе наплевать. Помимо того, что Джисон очень странно ведёт себя для своего возраста, занимает статус самого раздражающего приставучего парня, втюхивает дурь, ханжа, так ещё и, видимо, девственник. И, может, священник под прикрытием.* * *
— Когда в последний раз он заходил в сеть? Джемин тревожно постукивает пальцами по столику, заставляя нервничать остальных больше от беспрерывного звука, чем от ситуации в целом. Донхёк раздражённо смотрит искоса и для всеобщей радости прекращает это действие слабым хлопком по руке. Джемин вздрагивает. — Статус сети скрыт. — Но судя по тому, что за это время он не сделал ни один пост, не выложил ни одну историю и игнорирует не только нас, то я думаю, что он в сеть не заходил вообще, — говорит Ренджун, подперев подбородок кулаком. Донхёк вздыхает. — Думаете, он специально? — А разве был повод? Джемин неуверенно выдаёт: — Зная Ченлэ, то он мог резко пропасть спонтанно даже для самого себя на эмоциях. В тот день мы с ним немного повздорили, — он виновато поджимает губы, и Джено приобнимает его за плечи, слабо поглаживая их. — Мои слова его задели. Я знаю. — Даже если и так, то это слишком ничтожный повод, — Донхёк качает головой в несогласии и, замечая взгляд Джемина, добавляет: — Я имею в виду, что вы чуть ли не каждый день ссорились. Должно быть что-то ещё. Я вообще не думаю, что Ченлэ пропал из-за таких пустяков. — А если случилось что-то серьёзное? — Конечно, его похитила сама мафия и отдала в рабство, — усмехается Донхёк, получая подзатыльник от рядом сидящего Ренджуна. — Эй, больно, вообще-то! — Помолчи, идиот. Джемин знает, что ни один из них с этим никак не связан, но всё ещё чувствует себя виноватым из-за такой ссоры, которая, кажется, не имеет никакого значения из-за их количества. Всегда одни и те же темы, один и тот же результат. Ничего не меняется, и в тот раз не должно было. Ченлэ и до этого пропадал, никому ничего не сообщив. Уезжал в другой город на несколько недель, но на сообщения отвечал, хоть и не сразу. Просто для него друзья были никем и он не видел смысла говорить им о таких вещах, поэтому никто не беспокоился тогда. Они думали, что тот просто решил побыть один от всей нервотрепки, но теперь они в этом сильно сомневаются, хоть отец и уверил их в том, что Ченлэ решил пожить некоторое время у тёти в Китае, потому что, во-первых, они замечают кучу важных, но нетронутых вещей, а во-вторых, его тётя совсем недавно переехала в Корею. И она сказала, что давно не общалась с Ченлэ. И это самое подозрительное. Отец точно знает, где он и врёт, но вынудить правду у него никак не получится. Их больше волнует незнание происходящего. — Не могу поверить, что говорю это, — Донхёк протяжно вздыхает. — Но я по нему соскучился! — По Ченлэ или его вечеринкам? — с насмешкой уточняет Джемин. — По всему. Даже по пьянкам, из-за которых я не мог на следующий день встать с кровати и охватывал от классной потом в школе… Отрабатывать приходилось — полный отстой. — Помнится мне, что после такого ты его пиздил, — по-доброму усмехается Джено. — Ну я же не со зла… — Ага, и морду бил с любовью, — качает головой Ренджун, получая недовольное: «Зануда». — А я волнуюсь, если честно, — Джемин вмиг перестал выглядеть веселым. Он тревожно кусает губы почти до крови и постукивает теперь ногой, и Донхёку кажется, что скоро у него из-за этих звуков будет нервный тик. — Да уж, это всё чертовски странно. — Как думаете, когда он вернётся? — Важнее узнать, что с ним случилось. — Это не так важно, Ренджун-и, — Донхёк хмурится. — Главное, когда. — Главное, почему. Может, и никогда, если не знаешь, что случилось. — Ага, ещё скажи, что он умер. — Ну ты и идиот. — Ребята, хватит, — все сразу поворачиваются к Марку. Джемин обеспокоенно смотрит на него, потому что всё это время он молчал. И это было очень странно, ведь Ченлэ был самым близким для него человеком. — Прости, мы не хотели тебя пугать своими догадками, — Донхёк неловко чешет голову и спустя пару секунд добавляет: — Я знаю, что ты волнуешься больше всех… — Мне всё равно, — раздражённо отвечает Марк, резко вставая с дивана. Джено вздрагивает. — Не включай Ченлэ, — Джемин недовольно смотрит на него. — Тебе не идёт роль похуиста. — А ему идёт? — Она уже въелась в него настолько, что образ стал реальностью, — Джемин только пожимает плечами. — Просто смиритесь с тем, что он не вернётся. Ничего сверхъестественного, он просто уехал, как и сказал его отец, и, наверно, даже его не предупредил. Вы же знаете его, — Марк отходит к окну, и Джемин думает, что дело в его красных слезящихся глазах. — Хочешь, чтобы мы перестали об этом говорить и закрыли вопрос? — осторожно спрашивает Ренджун. — Я хочу, чтобы вы поняли, — Марк становится мягче, когда оборачивается к ним и слабо улыбается, говоря как можно более спокойно: — Он не вернётся, потому что не захочет. Марк ни в чём не уверен, как и они все. Он просто хочет так думать, хоть и вероятность того, что с Ченлэ действительно что-то произошло, мала. Джено сразу переводит тему, хоть и в оставшееся время они все чувствуют себя неловко. Джемин даже не слушает, он только сочувствующие смотрит на Марка и не знает, как правильно поступить. Он понимает, что тот хочет побыть один, но всё равно хочет хоть как-то поддержать, поэтому подходит к нему со спины, аккуратно положив руку на плечо. Марк никак не реагирует. Сам он очень злится, и у него есть все основания чувствовать себя обиженным. Лучший друг, каким бы эгоистом ни был, ушёл так просто, ничего не сказав. Даже сообщения никакого не отправил, абсолютно ничего. Марк чувствует себя преданным и уставшим, только сейчас понимая, что всё зря. Может быть, Ченлэ он был и не нужен, и старания всё наладить были напрасными. Вернуть их прежнюю крепкую дружбу было провальной идеей, и он должен был это понять ещё год назад. Проблема Марка не в том, что в каждом он видит лучшее и что-то хорошее, а в том, что он надел на себя розовые очки, которые треснули только с чужим безразличным уходом. — Он ведь хотел, чтобы я выбрал, — говорит Марк, оперевшись рукой на подоконник. Он слабо усмехается. — И я выбираю тебя. Ченлэ ясно выразился, что его устраивают их отношения, основанные на эмоциональных качелях и каждый день прокатывающиеся на американских горках благодаря ему же. И вёл себя так раздражённо не из-за ревности и нехватки внимания, а из-за очевидного проигрыша. Он просто хотел быть единственным, но с появлением Джемина и остальных это было невозможно. И Марк только сейчас это понимает. Джемин же качает головой. — Мы оба знаем, что это не так. Ты всегда будешь выбирать Ченлэ. — Потому что он единственный и неповторимый? — Марк вопросительно приподнимает брови, поворачиваясь к другу. Джемин по-доброму улыбается: — Потому что он единственный и неповторимый. — Да уж, таких самодовольных эгоистов ещё поискать надо. — Таких попросту не существует. Его род вымер, говорю же, что он один такой! Они слабо смеются. Обстановка перестаёт быть напряжённой, но тревожные мысли никуда не деваются. Марк слишком скучает и волнуется. Остальным, впрочем, тоже не всё равно. Только Ченлэ это вряд ли когда-нибудь узнает.