Глава Змеиного клана

      Стоило нам переступить порог жилища Бан Ма, как к моему спутнику на шею кинулась девчонка примерно моих лет с воплями, слезами и соплями:       — Чэн Ши, миленький, я так больше не могу, сделай с ним что-нибудь!.. ой, — заметила она меня и отступила в сторону.       Говорила девочка, по-видимому, про своего брата — того самого незадачливого вора, что поймал проклятие моего меча. То, что у неё есть ещё и дочь, мне рассказала сама Бан Ма, когда плакалась «за жизнь», и вот теперь я лицезрел это малолетнее недоразумение с зарёванными глазами. В принципе, понять её можно — тяжело смотреть, как страдают близкие, особенно, когда ничего не можешь с этим поделать. Сам страдалец лежал на матрасе в ближайшем к распахнутой настежь двери углу — видимо, так семья пыталась бороться с ужасной вонью заживо разлагающегося тела. Да, тут им не позавидуешь: на улице уже было достаточно холодно, и промозглый ветер напрочь выстудил небогатый домик, а толку с этого было ноль: вонь, казалось, пропитала уже сами стены.       Вчерашний шарфик у меня был припрятан совсем недалеко и любезно позволил собой воспользоваться. Я подошёл к парню поближе и осмотрел его руки, вернее, то, что от них осталось. М-да, милосерднее было бы просто отрубить их по локоть, но, боюсь, меня бы не поняли.       Чэн Ши со мной подходить не стал (что он там не видел?), а шептался с девчонкой, забрасывающей его вопросами, хотя шёпотом это назвать трудно, слышно их было прекрасно.       — Чэн Ши, а это кто с тобой? Целитель, что ли? Но у него меч! Он — заклинатель? Правда? Такой молоденький! Прямо как я! А какой хорошенький!       — Не тарахти, — скривился лекарь. — Да, он — заклинатель, и это именно его меч твой безголовый брат пытался утащить и получил проклятье. Ну как, он всё ещё хорошенький?       Девчонка испуганно заткнулась, а я всё глядел на глупого воришку. Он полусидел, прислонившись к стенке, и, вытянув руки перед собой, в полузабытьи от боли время от времени тихо постанывал. Руки его были в ужасном состоянии: коричнево-зелёный гной выступал из пор, сочился из открытых ран на ладонях, капал из-под почерневших ногтей. Правая рука была повреждена больше — здесь заражение уже вплотную подходило к локтевому суставу, на левой же пострадала только кисть. И сколь бы кошмарно это всё ни выглядело, я так и не смог найти в себе ни капли жалости, хотя и злорадства тоже не было. Мне просто было всё равно. Хреновая из меня вышла Мать Тереза. Но расположение Бан Ма — это стратегически нужная вещь, значит, следовало побыть немножко в шкурке ангела милосердия. Я обнажил Хаокан и поднёс его к повреждённым конечностям.       — Давай, миленький, сделай что-нибудь с этой херью, нам это правда нужно, — шептал я ему еле слышно.       И Хаокан меня понял: его лезвие покрылось тёмной дымкой, которая, сгустившись, перетекла на повреждённую область, а потом так же быстро втянулась. Исцеляемый потерял сознание. Всё, больше сделать ничего нельзя, можно уходить.       Ушёл я, как и пришёл — без лишних слов и телодвижений, без эмоций, без задержек. Чэн Ши нагнал меня уже у печального олеандра, вынужденно делящегося со мной цветами и листьями.       — Что теперь с ним будет? — спросил он обеспокоенно (вот кто у нас ангел божий!).       — Сам не знаю, посмотрим. На всё воля Хаокана.       На обратном пути мне пришлось читать Чэн Ши лекцию о том, что такое олеандр (тяджутао) и почему его ни в коем случае не едят. Парень жадно впитывал новую для него информацию — умничка какой, будет толк, раз к знаниям тянется и согласен получать их из любого доступного источника.       Мимо торговцев, сворачивающих потихоньку свою бурную дневную деятельность, мы, конечно же, просто так не прошли — я набрал себе всяких яблок-груш, а ещё морковки и разных орехов. Посматривал ещё и на дайкон, но решил всё-таки оставить его до завтра, ибо жадность — плохо. И плохо, прежде всего, будет мне, драгоценному, поэтому пока перебьёмся.       Бан Ма вся извелась от нетерпения, поджидая нас в дверях, её большие влажные глаза смотрели с такой мольбой, что даже циничного меня пробирало. Она не спрашивала ни о чём, просто смотрела.       — Жить будет, — ответил я на невысказанный вопрос. — Сделал, что смог, но рук, считай, у него нет, это уже никак не восстановишь. По-хорошему, их бы лучше ампутировать совсем, во избежание, так сказать. Опять же, меньше интереса вызывать будут, но не посоветовавшись, я что-то такое делать не стал. В общем, решать вам, как дальше.       И женщина заплакала. Нет, это была не истерика — скорее, облегчение. Она села на какую-то большую бочку, отвернулась от всех и, закрыв лицо руками, еле слышно всхлипывала. Однако предательские слёзы всё равно просачивались сквозь пальцы, так что от предложенного платка Бан Ма не отказалась. Стоять и смотреть на это было как-то неловко, но и уйти было бы равносильно предательству. По внутренним ощущениям, да. Впрочем, оправилась она довольно быстро. Утерев покрасневшие нос и глаза, она встала и с достоинством глубоко поклонилась.       — Эта недостойная просит вашего прощения за неподобающее поведение моей семьи и…       Как же я ненавижу это дурацкое обращение в третьем лице с прилагательным «недостойный»! Почему-то «недостойными», как правило, оказываются вполне себе нормальные люди, а от по-настоящему недостойных такое обращение в отношении самих себя хрен дождёшься.       Так что пришлось не совсем вежливо прервать хорошего человека, пока она не сморозила чего лишнего, участливо взять за локотки и поднять из раболепной позы. Вскоре она уже с лёгкой улыбкой порхала по кухне, обеспечивая народ едой, а я… а я безуспешно искал тёрку или что-то похожее, но так и не находил. Оказалось, здесь вообще нет такой неведомой хрени! Ну вот… Чэн Ши сжалился надо мной и отправился к кузнецу за тонкой, но прочной пластиной из металла, которую я сейчас безжалостно дырявил ножом. Все присутствующие глазели на меня с непередаваемыми эмоциями на лицах, но да пофиг, мне нужна тёрка, а если мироздание мне её предоставить не может — сам сделаю. Результат, конечно, получился аховый, но свою функцию исполнил: кое-как натереть яблоки и морковку у меня получилось, хотя пальцы об острые края всё-таки поранил. Теперь оставалось добавить орехи (жаль, не грецкие), и вот он, любимый салат моего детства.       — Что? — ответил я на общее недоумение. — Мне мама такой делала, когда я с вечерней тренировки возвращался!       Правда, не мама, а бабушка, и не в этом времени-пространстве, но это несущественные мелочи.       Псевдо-тёрку пришлось оставить Бан Ма, уж больно заинтересованно она на неё смотрела. Взамен она обещала назавтра сделать мне с её помощью салат из дайкона, о котором мне тоже недавно мечталось. Вполне равноценный обмен!       Когда мы с Чэн Ши наконец-то добрались до моей комнаты, я, можно сказать, был уже на последнем издыхании от усталости и сразу же кулем рухнул на кровать, застонав от облегчения. Ослабленное ранениями тельце объявило лежачую забастовку, отказываясь являть себя вертикально.       — На сегодня я всё, что хочешь со мной делай, даже не сдвинусь!       — Вы сегодня действительно очень много ходили, просто удивительно, как у вас сил хватило!       Чэн Ши сделал мне уже привычный отвар, а потом задумчиво посмотрел на меня и выдал:       — Как вы смотрите на то, чтобы помыть голову? Я помогу.       Ух ты! Вода, чистота, приятные запахи! Хочу-хочу-хочу! Нет, понятно, что волосы здесь и сейчас крайне интимная вещь, но… вот пофиг! Пускай этим местные заморачиваются.       Чэн Ши заказал небольшую, «детскую» бочку для омовений, и вскоре я уже чуть ли не стонал от удовольствия, когда ловкие руки промывали мою шевелюру и массировали кожу головы, а потом и аккуратно прочёсывали, сушили, заплетали.       — Ещё бы самому вымыться! Как же я мечтаю о нормальном купании в горячей воде! — вздохнул я.       — Я думаю, если ваша рана на животе зарубцуется так же быстро, как и остальные, то, может быть, завтра или послезавтра это можно будет организовать!       — Ура! Скорее бы завтра! — я переоделся в одежду для сна и с удовольствием растянулся на постели, закинув руки за голову. — Эх, хорошо! — а потом вдруг вспомнил, что хотел показать Чэн Ши свой запас трав.       Что ж, он был доволен — возился там по-своему, перекладывал, перебирал, крутил в руках, что-то сложил в одну кучку (видимо, это мне предстоит завтра выпить), а что-то даже он не смог опознать. Шуршание, шелест, едва слышное ворчание и радостные восклицания от находок создавали уютную тёплую атмосферу, сонную и умиротворяющую. Хотелось спать.       — Вижу, вы устали. Я тогда пойду домой? Схожу соберу вещи и с завтрашнего дня переберусь сюда — почему-то тревожно за вашу безопасность. Да и мне самому как-то неуютно, а вместе легче.       — Давай. Действительно, вдвоём будет проще и безопасней. Завтра с утра жду с вещами!       Он ушёл, и я тут же соскользнул в приятную негу лёгкой дремоты, из которой меня снова выдернул приход вчерашней намалёванной девицы всё с тем же чайным набором. Я лениво следил за тем, как она не спеша расставляет приборы, пышущий горячим паром чайник, свечи и курильницу со странным специфическим ароматом, а потом сказал:       — Можешь убрать, сегодня я устал и спокойно усну даже без всяких снадобий.       — Меня это не волнует, — хмыкнула она. — Есть приказ, и я его исполняю.       Как только она удалилась, дымящаяся курильница тут же вылетела в окно (судя по отсутствию реакции с улицы, ни в кого не попала), ибо её запах делал мою голову тяжёлой, а желудок скручивался в тошнотворный комок. Окно осталось открытым — уж лучше замёрзнуть (хотя две жаровни работали очень качественно), чем дышать какой-то неведомой хренью.       Проснулся я рывком от неимоверной тяжести, придавившей моё разнесчастное тельце к ложу. Судя по всему, стояла ночь, пламя одной-единственной свечи слабо трепетало в отдалении, а на меня опять что-то напало. «Что-то» было всё-таки «кем-то», причём явно мужского пола, судя по той штуке, что упиралась мне в бедро и грозила оставить, как минимум, синяк. Взрослая сильная рука по-хозяйски огладила мои рёбра, зацепила сосок и отправилась в дальнейшее путешествие. Было страшно. Если честно, страх буквально парализовал меня, перехватывая дыхание и не давая двигаться, глаза бессмысленно таращились куда-то в тёмную макушку насильника, а пальцы судорожно сжимали простынь. Не до конца проснувшийся мозг отказывался верить в происходящее, подсовывая версию нехорошего сна, но чужие руки не оставляли шансов. Мама моя родная, да меня же сейчас изнасилуют с особым цинизмом!       Настойчивое колено надавило на ноги, бесцеремонно раздвигая их, и это наконец-то вывело меня из состояния прострации и шока. Я задёргался, пытаясь вывернуться из-под навалившегося тела, упирался мужику в плечи, сдирая с себя, крутился, как самый настоящий уж.       — Ах ты ж! Лежи спокойно! — гаркнул мужик, его голос не был мне знаком.       Ага, щаз-з-з! Я со всей дури шлёпнул ладонями ему по ушам, следом зарядил в глаз и отчаянно дернулся вверх, вывинчиваясь из-под него. Увы, весовые категории были несоизмеримы.       — Вот дрянь мелкая! Лежать смирно, я сказал! — рыкнул раздражённый сопротивлением насильник и одним слитным движением снова покрыл собой моё тело.       Двигался, надо сказать, он превосходно — точные движения, мощные и быстрые, не давали мне ни единого шанса в нашем горизонтальном поединке. Сердечко моё заполошно трепетало где-то уже ближе к горлу, казалось, стоит кашлянуть — и оно выпрыгнет наружу. Морально я был уже готов к ответному удару со стороны незнакомца, но он всего лишь ловко перехватил обе моих руки и задрал кверху. Как я не брыкался, чужое колено вновь раздвинуло мне ноги, и каменный стояк стал слепо и настойчиво тыкаться в промежность, выискивая вход. Нет! Нет-нет-нет! Это не может со мной случится, только не это, только не со мной!.. Нечеловеческим усилием мне удалось снова вывернуться и заорать: «Отвали от меня, урод! Убью скотину!» Тяжелая звонкая пощёчина обожгла мне половину лица, заставив задохнуться от боли и негодования, перед глазами аж звёздочки закружились!       — Я сказал, заткнись! Впрочем, можешь хоть изораться, я талисманы тишины навесил. Да и кто к тебе придёт на помощь? Ты здесь один. Не тот же мальчик-лекарь, в самом деле! У него у самого проблем достаточно. Мой тебе совет: хватит уже дёргаться, расслабься! Ты против меня — ничто, и никуда от меня не денешься, я всё равно возьму своё. И никому ты после этого нужен не будешь, так что будь со мной поласковей! Твою неприступность и решительность я уже оценил, но теперь хватит, мне надоело!       Он снова подтащил меня поближе, но сдаваться на милость победителя мне было невместно, как и молчать, несмотря на обещанные талисманы — да я себя уважать перестану, если не выскажу ублюдку своё мнение о его предложении и о нём самом! Но спич на матерном наречии очень быстро пресекла рука, с силой опустившаяся на моё лицо и напрочь заткнувшая рот и нос. Я, не будь дурак, не мог не воспользоваться такой блестящей возможностью и от души вонзил в коварную ладонь зубы. Мужик заорал от боли и отвесил мне ещё одну оплеуху, буквально отбросившую меня на другую сторону постели, последовавший за этим удар в грудь и вовсе позволил поприветствовать левой бочиной стену. Хотелось бы надеяться, что сексуальный запал у него существенно поутихнет после такого, если, конечно, он не конченный извращенец. И не стоит недооценивать мои зубы: клыки у меня весьма острые и крепкие, кусок мяса вырвать из ладони удалось, а уж если к этому прибавить ту странную тьму, что клубилась внутри… эта рана долго не заживёт, будь он хоть трижды заклинатель!       Наскоро перемотав чем-то (по-моему, полотенцем) пострадавшую конечность, не состоявшийся насильник (почти голый, без штанов, между прочим!), снова бросился ко мне. Вот ведь неугомонный! Простора манёвра у меня сейчас было чуть побольше, поэтому удалось уйти от него кувырком, но длинным броском он-таки поймал меня за ногу.       — Значит, не хочешь по-хорошему, да? Тогда будет по-плохому!       Раненной рукой он схватил меня за горло и придавил к постели, а другая рука вдруг слабо засветилась гнилушечно-зелёным светом. Я завороженно смотрел, как он сложил её затейливым образом — неспешно, показательно — и с силой ударил в живот, прямо туда, где сегодня едва-едва образовался рубец подживающего шва, где слабо пульсировало в такт сердцу моё надколотое золотое ядро.       Что вы знаете о боли? Да ничего не знаете! На секунду я буквально ослеп от неё, проклятой, а потом волна раскалённой лавой накрыла меня с головой, лишив дыхания и голоса. Почему так больно-то? И сколько мне ещё терпеть всё это? Сквозь гул крови в ушах едва слышен был смех чужака и моё шёпотом: «Мама!..»       И внезапно, как гром среди ясного неба, живительным глотком воздуха неуверенное и удивлённое:       — Молодой господин? Что с вами? — Чэн Ши.       Насильник, матерясь сквозь зубы, спешно подхватил свои шмотки, сверкнул талисманом перемещения, и через секунду никого постороннего в комнате уже не было.       — Чэн Ши, это ты? Помоги мне скорее, я ранен! Мне больно, так больно… Чэн Ши…       Парень тут же кинулся ко мне, охнул, выскочил в коридор и заорал благим матом, что на господина Шэ опять кто-то напал, и срочно нужны чистая вода и много-много свечей. Суета поднялась знатная, но мне не было до неё дела; я лежал, вытянувшись на постели, и смотрел, как стремительно темнеют бинты у меня на животе, как тёмный туман опоясывает меня чёрным невидимым корсетом, как падают на пол первые капли крови. Свечей служанки натащили много, и Чэн Ши тут же принялся за дело. Он вспорол ножом уже бесполезную повязку, и я впервые услышал нецензурную брань из его уст.       — Возьми всё, что нужно в моём цянькуне, ты видел. Дай его мне в руки, кроме меня никто открыть не сможет.       Преодолевая спазмы боли, я максимально расширил горловину мешочка и положил на него сверху Хаокан, чтоб не закрылся — Чэн Ши я доверял как самому себе. Было несказанно приятно наблюдать (после обработки меня «заморозкой», естественно) за его скупыми точными движениями, чёткими, уверенными, — как он решительно раскладывает инструменты, льёт на них какой-то гадостью, как споро тонкие пальцы заправляют в хирургическую иглу нить, сияющую силой, как быстры и осторожны руки, сшивающие мою вновь пострадавшую плоть. Тем не менее, вслед за вытекающей из тела кровью, веки мои тяжелели, звенящие золотистые точечки мухами уже кружили перед взором, притягивая благословенную темноту. На котором из движений моего личного лекаря я таки уплыл в беспамятство, осталось загадкой.       — Вэй Ин! Вэй Ин. Вэй Ин? — шептала тёмная клубящаяся масса сотнями мёртвых голосов. — Пришёл? Пришёл. Пришёл! Вернулся. Вернулся? Вернулся! Наш…       Ещё чего не хватало! Я свой собственный мальчик, и нечего в мою сторону щупальца распускать! Тем более, как меня зовут и звали в обеих жизнях и ипостасях, помню очень хорошо, слава богам, и никаких Вэй Инов ни в одном из имён не числилось. Нет, понятно, конечно, кого тут имеют ввиду, но я-то тут причём? Тем более, для меня это «Вэй Ин» почему-то звучало больше как «вэйк ап», «просыпайся» то бишь, словно кто-то усиленно будил меня, а я, лодырь такой, всё дрых и дрых. Следовало поторопиться.       — Я не Вэй Ин! — решительно заявил я тьме.       — Не Вэй Ин? Не Вэй Ин! Не Вэй Ин… — зашелестело вокруг. — Кто? Кто-то! Мальчик… Хороший… Хороший? Хороший мальчик! Тоже наш… Будешь наш? Наш!       — Э нет, так не пойдёт! Я жить хочу, причём как нормальный человек!       — Жить? Жить! Хочет! Не хочет? Наш! Мальчик…       — А ну стоять, никаких планов на меня! Я собираюсь жить долго и счастливо! Вон, Вэй Ина своего жди! А мне нужно обратно! Отпусти меня!       — Вэй Ина? Ждать… Ждать! Нужно? Обратно? Ждать… Отпустить… Хорошо! Иди, наш… Вернёшься! Возвращайся, наш!       Зловещенько как-то, однако… ну да ладно! Главное, отпускают. И как тут обратно попадают? Как этот чёртов лифт работает?       Чёрное облако, что держало меня всё это время, мягко перетекая и укутывая, словно шикарное массажное кресло, едва заметно сгустилось подо мной, а потом резко подкинуло, изобразив батут. Лететь было приятно и немного страшно: а ну как до белого тумана долечу? Тем не менее, происходящее мне нравилось: тело свободно парило, словно обёрнутое в легчайший пух и нежнейшие шелка, ни жары, ни холода не ощущалось — сплошной комфорт и расслабуха. Лететь бы так вечно… Стоп! Это что ещё за мысли такие? А как затягивает-то мягонько!.. Не-не-не, мне в жизнь, в реал!       Пространство словно в ответ резко свернулось в одну точку, и белый свет больно резанул по глазам. Ну вот и с добрым утречком!..       Глаза быстро адаптировались к освещению комнаты, и я сообразил, что с «утречком» погорячился: судя по солнцу, во всю приближался вечер, и окошко окрасилось в нежные персиковые цвета. Ничё так поспал!       Повернув голову, я увидел трогательнейшую картину: рядом с моей кроватью на каком-то матрасе, свернувшись клубочком, спал Чэн Ши, и судя по тому, что он даже не снял сапоги, прилёг «на минуточку». Бедняга! Устал, наверное, после операции, а его и укрыть некому! Я, морда бессовестная, дрыхну тут, Старейшину Илина изображаю, а мой несчастный лекарчонок страдает, мёрзнет. Его же беречь надо, он у меня один! Кстати, в комнате было достаточно тепло, хотя одна жаровня уже полностью прогорела и потухла, а вторая близилась к подобному состоянию. Непорядок! Куда слуги смотрят?!       Я сел в кровати, опустив ноги на пол, и зашипел, прижав руку к туго перебинтованному телу — надо же, совсем забыл, из-за чего весь сыр-бор! Хорошее настроение тут же сменилось мрачностью и злостью. Во-первых, я неподобающе расслабился с этой новой душой и сплю теперь как убитый, куда только подевались привитые с детства рефлексы! Раньше бы ни за что не подпустил к себе врага так близко, чтобы он имел надо мной такое явное преимущество. Во-вторых, сам враг, то есть нападавший — кто же он ещё, как не враг?.. Его лица я толком не разглядел: освещение было такое, что ни обычное, ни ночное зрение нормально не работали, да ещё и эффект неожиданности имел место. М, а вот вру! Разглядывать не разглядывал, но видеть видел! Значит, улицезрев снова, опознаю, да и голос… голос я запомнил хорошо! Ещё и «особую примету» ему оставил — уверен, мой укус так просто не заживёт, помучается он с ним точно. Хотя на счёт его личности у меня были предположения: конечно же, я грешил на хозяина гостиницы, уже набившего оскомину Ван Пинтина. Кто, как не он, любитель экзотики, содержатель борделя и армии сомнительных личностей, называемой наёмниками, мог на такое решиться? Плюс то, что он наболтал во время нашей ночной возни. Про Ван Пинтина Чэн Ши говорил, что он лицом непримечателен и является заклинателем. Подходит! С лица напавшего мужика взгляд как бы сам собой соскальзывал (и да, он мне действительно сильно напоминал того типа, что приходил во время осмотра и стоял в углу), к тому же он был заклинателем: сильный (меня спокойно удерживал!), пользовался талисманами тишины и перемещения, да ещё и что-то с рукой у него при ударе в живот было такое необычное. И бил он, точно зная, где у меня самое уязвимое место на данный момент.       Вообще, мерзко! Так мерзко, что хочется под контрастный душ минут на двадцать, не меньше! Попытка изнасилования, надо же! В двенадцать лет! Кроме всего прочего, если бы у него получилось задуманное, то на моём самосовершенствовании можно было бы ставить жирный крест. Есть такой милый нюансик в практиках заклинательства: нельзя вступать юному заклинателю в сексуальные отношения до определённого возраста, иначе ядро перестаёт развиваться, а то и запечатывается, раскачивать его потом замахаешься, только через тёмные практики. Оптимальный возраст — шестнадцать лет, но это у каждого сугубо индивидуально, но ни в коем случае не раньше четырнадцати, да и то… В общем, лишись я сейчас девственности, и всё, считай, заклинатель с меня никакой, и Главе Цзинь точно не нужен, кем бы я ни был. Просто откровенный пиздец был бы, действительно ставящий тот самый крест на всех планах обеих моих душ. Даже не знаю, что бы делал дальше — наверное, ушёл бы тьме сдаваться. Не сразу, конечно, подёргался бы, но итог, думается мне, был бы именно такой. Правда, насильник явно надеялся на другой исход — что сломаюсь, сдамся, впаду в депрессию, а тут он такой меня и поддержит. А там, глядишь, даже незаметно для себя стану… ну, понятно, кем. Вот только я не ребёнок (только телом), и восприятие у меня вполне взрослое. Предвкушаю, сколько ещё всяких-разных личностей об это несоответствие споткнётся! А Ван Пинтин нажил в моём лице непримиримого врага. Конечно, всё ещё проверится-перепроверится, но чем дальше, тем меньше приходится сомневаться в своей правоте. Интуиция у меня такая, что закачаешься, и она усиленно кивает именно в сторону хозяина гостиницы. Приму за рабочую версию!       За своими размышлениями я совершенно забыл, зачем вставал, и опомнился только тогда, когда Чэн Ши на своём матрасе зашевелился и привстал, моргая затуманенными сном и усталостью глазами.       — Шэ Хей? Молодой господин! Вы очнулись! — отчего-то радостно завопил он, узрев мою сидящую на кровати фигуру. — Ой, зачем вы встали? Немедленно ложитесь!       — Лягу, только сначала ты меня за ширму сводишь. И без разговоров!.. А потом накормишь и поговорим.       Когда он ушёл на кухню за уже поднадоевшим мне супчиком и свежим лекарством, я, вопреки наставлениям, занялся жаровнями, благо всё для их успешной работы лежало тут же, рядышком. Чувствовал себя при этом… странно: каким-то помятым, что ли, да свежий шрам на животе давал о себе знать лёгкой тянущей болью, а так — вполне себе ничего, и уже даже практически не хромал. В дорогу, конечно, завтра отправиться не удастся, будем объективны, но самому передвигаться в пространстве ничего не мешало. Морда лица, лихо отбитая ночным визитёром, тоже вроде бы не доставляла проблем, и это радовало — хоть поем нормально. Чёрт, и чего я вдруг такой голодный?..       Чэн Ши заявился несколько позже, чем я рассчитывал, и был он каким-то задумчиво-сосредоточенным, как будто в коридоре встретился с чем-то, что его сильно озадачило. Однако это никак не повлияло на его заботливость, и только убедившись, что всё принесённое им поглощается охотно и с аппетитом, начал разговор, даже не дожидаясь окончания трапезы — видимо, у самого на языке свербело.       — Вы были без сознания два дня, сегодня третий, — я чуть не подавился от удивления. — Я уже не знал, что дальше с вами делать, собирался даже целителя из соседнего города вызывать и писать Главе Цзинь. Крепко вы нас озадачили!       — Кого это «нас»? Ты же не Ян Цуна имеешь ввиду, надеюсь?       — Нет, ну что вы! Это не его уровень — тут именно целитель нужен был… Помните, вокруг горы Луань Цзян собирались барьер новый ставить? Ну вот барьерщики из разных кланов и приехали, а тут такой переполох с нападением на молодого господина! Конечно, некоторым было всё равно, что происходит в Илине, они сделали своё дело и уехали, но другие решили задержаться. Один из них, старейшина из клана Гусу Лань, даже хотел мне помочь как целитель — оказывается, они там у себя изучают основы медицины, а конкретно этот уважаемый заклинатель был даже когда-то полевым лекарем, многое повидал на своём веку. Но его постигла та же участь, что и остальных — он не смог попасть в вашу комнату, поэтому вынужден был осматривать вас на расстоянии. С его опытом этого оказалось достаточно, он всё сразу ухватил и дал ценные рекомендации.       — Погоди, а почему он не смог попасть в комнату?       — Вы же поставили такой барьер, что никто до сих пор не в состоянии его преодолеть! Один я могу спокойно проходить через него, другие словно на стену натыкаются. Собственно, потому эти заклинатели здесь и задержались, они хотят знать, что это такое вы сотворили и как, раз даже они, опытнейшие люди, не смогли снять вашу защиту.       Ещё б я сам знал! Понятия не имею, что там у меня такое супер-пупер-бронированное получилось, и каким таким макаром! Надо бы глянуть, чтобы понимать, о чём речь.       Глянул… и ничего не увидел: на первый взгляд комната была самой обычной, без всяких признаков излишеств в виде дополнительной защиты. Но вот когда я догадался посмотреть чуть по-другому, как разглядывал своё внутреннее содержимое, то сразу же заметил тончайшую плёнку, словно коконом окутавшую всё помещение. При более пристальном взгляде обнаружилось, что это вовсе и не плёнка, а дымка — да-да, тёмная и еле заметно шевелящаяся. Значит, Луань Цзан таки не желает оставить меня в покое, и вот непонятно в итоге, хорошо это или плохо. А ещё это значит, что медленно, тихой сапой, живая тьма захватывает Илин. Уж не посредством ли чудесного самодвижущегося пепла? А что, вполне… Интересно, как на эти поползновения повлияет свежевыставленный барьер? Занятно было бы глянуть своими глазами. Однако, как я буду всю эту красоту объяснять заклинателям (светлым!), которые на защитах собаку съели? Они же и меня съедят вслед за своей собакой! Следует хорошенько продумать свою легенду.       — Ладно, разберемся! Ты мне скажи, что там с моим здоровьем? Почему я опять обмотанный бинтами, как мумия?       — Что такое… му-на-й?       Я бессовестно поржал над его вариантом «мумии», хотя смеяться и не стоило бы — бедный Чэн Ши скоро с ума сойдёт с этими моими сравнениями! Хотелось ответить, что мумия — это засушенный фараон, но лениво было потом рассказывать, что такое сам фараон, и откуда я всё про это знаю. Поэтому пришлось объяснять по-простому:       — Это мертвец, похороненный по особой технологии. При этом из него вынимаются все внутренние органы и складываются в отдельный сосуд, а тело натирается специальными мазями и полностью обёртывается бинтами в несколько слоёв.       — Зачем?       — Считается, что эта мазь препятствует разложению, и тело навсегда останется таким же, каким было при жизни.       — Это правда работает?       — Да вряд ли. Хотя никто специально под бинты не заглядывал. Это не нашего клана технология, не думай.       — А оно восстать может? — вот сразу понятно, где парень живет.       — И ещё как! Причём сразу лютым!       — В чём тогда смысл всех этих приготовлений? Ладно бы, если бы после такого издевательства над трупом его невозможно поднять было!       — Ну, вот такие верования у людей, что поделаешь, — пришлось пожать плечами, в свете местного заклинательства соглашаясь с глупостью несчастных египтян. — Так что там с моим телом? Или мне тоже следует поискать свои внутренности где-нибудь в чайнике?       Чэн Ши сначала хихикнул, а потом нахмурился.       — А знаете, такими темпами до этого и дойдёт! И буду я на ночь вас разбирать по кувшинам, а утром снова собирать!       Я снова поржал, аки конь — молодец, парень, «жжот не па децки», вылезает из своей раковины, полезные навыки общения приобретает.       — Знаете, этот… нехороший человек бил как-то странно: вроде и убить не пытался, это можно было много проще сделать, и в то же время нанёс крайне опасную рану — вы действительно могли умереть. Большая кровопотеря, лихорадка… обычный человек точно уже бы отправился к почившим родственникам. Сшивать рану было довольно трудно — я, конечно, делал всё также, как и в первый раз, но сейчас шов не просто разошёлся, его буквально разорвали, и края были очень неоднородными, как бахрома разной длины, а в одном месте упорно расползались снова и снова.       — Я такого не помню…       — Вы, слава небожителям, уже были без сознания. Вы, конечно, очень стойкий и довольно хладнокровный, но есть вещи, на которые в вашем возрасте смотреть не стоит, и никто меня в обратном не переубедит, как лекарь говорю.       — Пытаться не стану, но кто знает? — зря он про возраст, я по факту раза в два старше его (почти)!       — Лучше не надо, правда. Слишком обширную практику вы мне обеспечили за короткое время.       — А ты не расслабляйся, твои спокойные деньки закончились, уж поверь.       — Вот в это верю… У вас в двух рёбрах трещины и кровоподтёк на пол-лица были. Само рассосалось. Это так работает с золотым ядром? Заживает само, как… как не знаю на ком?       — Наверное… Мне не с чем сравнивать, никогда не задумывался — быстро и быстро, чего на это внимание обращать.       — Везёт!       — Тренируй ядро, и тебе повезёт. Ты мне лучше скажи, тебе удалось разглядеть того типа, что на меня напал?       — Нет, он был спиной ко мне. Я проснулся от какого-то непонятного шума, окликнул вас, а потом увидел его, если так можно сказать. Потом он заругался, вспышка — и его уже нет.       — Сработал талисман перемещения. Я правильно понимаю, сейчас в нашу комнату и направленным порталом попасть невозможно? Пытались же? Не могли не пытаться!       — Пытались. Не получилось. А ещё я нашёл несколько бумажек со знаками, заклинатели сказали, что это талисманы тишины.       — Да, этот урод налепил несколько на всякий случай, хотя не рассчитывал, что и без них кто-то меня услышит. Видимо, когда мы боролись, как-то их сбили. А вот откуда ты взялся так вовремя? Ты же только утром должен был прийти с вещами.       — Я с родителями поссорился, они не хотели, чтобы я уезжал из Илина. Вещи я уже собрал, чего, думаю, сидеть выслушивать претензии, ну и пошёл обратно в гостиницу, устроился за ширмой потихоньку, чтобы вас не разбудить, и вот!..       — Да, без твоего «вот» мне пришлось бы тяжко. Спасибо!       Чэн Ши порозовел щёчками от смущения. Не понял! Ему так непривычно благодарности выслушивать?       И тут меня осенило.       — Слушай, сейчас же здесь присутствуют несколько уважаемых и опытных заклинателей, так? Жаждущих общения со мной, сверхгениальным?       — Ну да, они ждут, когда смогут с вами пообщаться, но я не говорил ещё никому, что вы пришли в себя.       — Чудно! Это значит, и подозреваемый пока сидит спокойно. Нужно этих любопытных заклинателей использовать в качестве независимых нейтральных свидетелей…       — Что вы такое задумали уже?       — Как что? Месть, конечно же! Такое не прощают. Такое смывают кровью. Но для начала… Для начала мне нужны хорошие свидетели. И эти барьерщики — просто подарок судьбы, не иначе! Всё, приводим меня в порядок, и действуем!       — Я ничего не понимаю, если честно!       — Это сейчас неважно, потом поймёшь по ходу дела, просто верь мне и подыгрывай, где можешь.       — Ну хорошо. А это не опасно? Для вас?       — Опасно, конечно. Для меня всё опасно, даже пребывание в постели, как оказалось. Поэтому будем бить на опережение!