Twelve Days of Christmas

На четвёртый день Рождества моя настоящая любовь подарила мне: Четырёх Говорящих Птиц, Трёх Французских Куриц, Двух Горлиц И Куропатку на Грушевом Дереве «Спокойной ночи, Хёкки»? Серьёзно? Для чего это? У Хёкджэ было несколько теорий, почему Донхэ послал то сообщение, используя прозвище, разрешение на применение которого Хёк никогда парню не давал. Наиболее приемлемой теорией в этот момент была та, что актёр знал, что этот заставит Ынхёка впасть в истерику, и из-за этого бедный танцор не сможет спать всю ночь, воображая себе Бог знает что. Должно быть, Донхэ тайно был лукавой богиней Немесидой* для Хёкджэ. Через весь дом раздался звонок в дверь, и Хёк помчался по лестнице, закинув полотенце, которым вытирал волосы, в шкаф для верхней одежды до того, как открыл дверь. Снаружи стоял Донхэ в толстой чёрной куртке, а его руки были заняты пакетами, в которых, как предположил Хёкджэ, было мясо. Ынхёк отошел в сторону, позволяя Хэ зайти внутрь с холода, и сразу же предложил взять сумки из рук Донхэ, проигнорировав желание завизжать и упасть в обморок, когда их ладони соприкоснулись. Это никак не могло быть влюбленностью, но теперь это превратилось в бульдозер, который сбивал с ног Хёкджэ при самых элементарных прикосновениях. - Спасибо большое тебе за это. Не могу поверить, что я забыл пакеты вчера. Я сожалею, что тебе пришлось приехать сюда так рано. Знаю, что до Чонсу-хёна довольно сложно добраться. Хочешь чего-нибудь выпить до того, как уйдешь? - Что ж, так как я уже здесь, наверно, мне лучше остаться, правда? – Донхэ снял свои промокшие ботинки, ногой отодвинул их в сторону и бросил сверху них свою куртку, даже не спросив про шкаф. Вероятно, прошла целая минута, прежде чем Хёкджэ смог осознать, как ему реагировать. Тем временем Донхэ уже начал обследовать первый этаж огромного дома. - Эм, я хотел сказать, что ты, конечно же, можешь остаться, если хочешь. – Хёк последовал за парнем в конец длинного холла. – Справа от тебя дверь в маленький театр, если ты хочешь посмотреть какой-нибудь фильм. – Обратился Хёкджэ к любопытному гостю. - У нас даже будет время посмотреть фильм со всеми приготовлениями? – Обернулся Донхэ с ослепительной и невероятно широкой улыбкой к Хёкджэ. Парень остановился у случайной двери, взявшись за дверную ручку, когда повернулся, чтобы задать вопрос Хёку. - Ох! – Хёкджэ, наконец, понял, что Донхэ, на самом деле, намеревался помочь с приготовлением ужина. – Скорее всего, нет. – На его лице появилась его улыбка дёснами. – Но ты, правда, не должен помогать, если не хочешь. Я могу помочь тебе включить фильм до того, как начну готовить. Не потребовалось много времени, чтобы Хёкджэ осознал непригодность Донхэ к готовке. Он был благодарен за ту небольшую помощь, которую другой парень мог предложить, в основном компанию, человека, с которым можно поговорить и послушать. После первых двадцати минут Хёкджэ стал не так сильно нервничать и смог, наконец, сосредоточиться на приготовлении ужина. Донхэ, по большей части, сидел за столом, и в его обязанности входило развлекать Хёка, пока тот бегал кругами, нарезая полосками или кубиками мясо и регулируя температуру в духовке. - Честно говоря, мне кажется немного странным, что Чонсу-хён захотел организовать этот ужин. – Хёкджэ начал выкладывать овощи на розовую, в форме свиньи, разделочную доску. Донхэ посмеялся около плиты, его нога придерживала створку духовки, пока он с помощью металлических щипцов закрывал крышкой и засовывал внутрь кастрюлю с тушащейся говядиной. - Ты не знаешь, из-за чего всё это? Хёкджэ, покачав головой, начал нарезать ломтиками кабачок. То, как задал вопрос Донхэ, заставило Хёка задуматься, стояла ли какая-то важная причина за всем этим, о которой он не имел никакого понятия. Но Донхэ ничего не уточнил. Он просто молчал, и когда Хёкджэ поднял на него взгляд, на губах парня была ухмылка. Повар, пожав плечами, решил не обращать на это внимание и начал резать зелёный перец. - Ты знаешь, что они трахаются, так ведь? - ВЕЛИКИЕ ЯЙЦА СИНИХ БЕЛУГ! – Хёкджэ упал на колени на пол, зажав одну руку другой и надеясь, что если он зажмет руку достаточно сильно, то порез, который он только что себе сделал, будет не таким болезненным. Донхэ мгновенно выскочил изо стола и присел, чтобы схватить руку Хёкджэ. - Ты в порядке? Хёкджэ опустил голову в попытке уменьшить боль всем своим телом, но поднял свои глаза на Донхэ, давая ему ответ. - Я в порядке. – Наконец сказал он пискляво. Донхэ схватился за сжатые руки Хёкджэ и уговорил его показать повреждение, но как только Хёк раскрыл ладонь, которая болела, на пол начала капать кровь, а Хэ побежал к раковине. - Э? – Хёкджэ посмотрел вниз, на свою руку, и оценил, что порез был не таким уж и ужасным. Кровотечение бы быстро остановилось. Скорее всего, это был шок из-за вопроса Донхэ и шок от боли, поэтому он и оказался на полу. Он поднялся, чтобы взять кухонное полотенце, и обернул его вокруг поврежденной руки, когда услышал, что Хэ тошнит в раковину. Закатив глаза, Хёкджэ туже завязал полотенце и стал осматривать разделочную доску, чтобы удостовериться, что нет никакой крови рядом с едой. Когда он обернулся, Донхэ умывал своё лицо и полоскал рот водой из-под крана. Хёк позволил себе посмеяться, прислонившись к кухонному столу. - Ты в порядке? Всё ещё бледный Донхэ посмотрел через своё плечо, слегка надувшись: - Никому об этом знать не нужно. - Мм. – Игриво кивнул Хёкджэ. – Только если ты согласишься помочь мне закончить ужин. Теперь всё зависит от тебя, Ли Донхэ. – Голос Хёка стал притворно серьезным. – Ужин в твоих руках. – Его небольшая игра слов заставила красноволосого снова засмеяться, немного фыркая, над собственной шуткой. В этот раз Донхэ тоже присоединился. - Ах, всё же, ты в порядке? Может тебе нужно в больницу? Наложить швы? - Нет. – Покачал головой Хёкджэ. – У меня всё будет нормально. Я просто думаю, что сейчас мне будет не очень приятно резать лук. Брюнет кивнул и сделал шаг в сторону Хёкджэ. - Ты уверен, что ты в порядке? Я могу отвезти тебя в больницу, если тебе действительно нужно. По крайней мере, на это я больше способен. - Обещаю, я в порядке. – Усмехнулся Хёкджэ. – Хочешь проверить? – Затем он вытянул свою руку так, будто собирался снять полотенце и показать Донхэ отвратительный порез. - Нет, спасибо! – Отскочил быстро актёр, повернув свою голову в сторону, чтобы быть уверенным, что не увидит больше никакой крови, его глаза были крепко закрыты. - Ладно-ладно. Я буду хорошим. А теперь серьезно, сейчас мне нужна твоя помощь в приготовлении еды. – Хёкджэ, умоляя, выпятил вперед губы. – Пожалуйста. - Ах, да! Не бойся, Донхэ здесь! – Он поднял вверх нож, которым только что порезался Хёк, и встал в позу Статуи Свободы. – Просто скажи, что мне нужно делать, потому что я не имею ни малейшего представления, как всё это приготовить. Ну, я не имею ни малейшего представления, как готовить большинство блюд. - На самом деле, это не настоящая причина нашего ужина. – Донхэ аккуратно очищал лук от шелухи. - Хм? – Хёкджэ поднял свой взгляд со своего места на полу. Он осматривал свою рану, но быстро снова её закрыл, чтобы Донхэ не тошнило в течение всего сегодняшнего ужина. - Эти двое, на самом деле, трахаются, но у нас не по этой причине ужин. – Опустил Хэ взгляд на Хёкджэ. Парень на полу поднял вверх колени, чтобы спрятать в них своё лицо, и застонал: - Йа! Пожалуйста, не говори это так. - Как «так»? – Донхэ положил лук на разделочную доску и присел на корточки около Хёкджэ. В его голосе сквозило веселье, и Хёк понимал, что Хэ определенно знает «как так». - Йааа. – Это было больше похоже на жалобный вой, чем на что-то ещё. Донхэ придвинулся ближе и еще больше понизил его и так довольно низкий голос: - Ты имеешь в виду… - Он был так близко, что Хёкджэ мог почувствовать жар другого тела или, возможно, просто Хёк сам горел огнем на полу. – Трахаться? Молчание было лучшим решением, и по стечению обстоятельств только это мог сделать Хёкджэ в тот момент. Он даже не мог сглотнуть, услышав это слово из чужих уст. И следующее, что услышал Хёк, было постукивание ножа по деревянной доске. Моргнув, он поднял взгляд и увидел, что Донхэ уже вернулся к выполнению своего задания. Неуверенный, из-за того ли, что актёр был добрым и поэтому больше не поддразнивал танцора, или же он не был настолько заинтересованным в продолжении разговора, Хёкджэ оперся головой на дверцу шкафчика и стал просто смотреть перед собой. Его щеки всё ещё горели, но разве они не были такими все эти дни? - На самом деле, это потому что в предстоящей дораме, в которую меня выбрали, начальной песней, открывающей каждую серию, будет одна из композиций Чонсу-хёна. Она называется «Четыре Говорящих Птицы», и ожидается, что у неё будут очень высокие рейтинги. Поэтому мы все просто празднуем вместе. – Сказал Донхэ, продолжая нарезать ломтиками и кубиками и украдкой поглядывая на Хёкджэ, который заметил эти взгляды своим боковым зрением. Первым, кто позвонил, был Сонмин: - Я не смогу вернуться в Сеул к ужину сегодня. Поездка за шмотками в Пусан заняла немного больше времени, чем я планировал. Они продолжили готовить, сердце Хёкджэ почти выскочило у него из груди, разбиваясь о рёбра, как камень, брошенный в оконное стекло, когда Донхэ вытянул свою руку перед Хёком, чтобы взять что-то с другой стороны кухонного стола. Парень мог легко обойти с другой стороны от Хёкджэ, который теперь сидел на гранитной поверхности вместо уложенного керамической плиткой пола. Это была не просто вытянутая перед Ынхёком рука. Она протянулась через его колени. - Ты когда-нибудь был в Нью-Йорке? Хёкджэ покачал головой, сдерживая свои вздохи и стараясь, чтобы его легкие ему не отказали. - Я буду там сниматься какое-то время в марте. Затем Кюхён, который был выбран исполнять композицию Итука, как и несколько других песен для OST, прислал сообщение Донхэ о какой-то чрезвычайной ситуации с «World of Warcraft». - Если ты свободен двадцать третьего числа, тебе нужно прийти в «CSW Galleria» и посмотреть Рождественский Шоукейс. Я знаю, что ты похож на Чонсу и предпочитаешь таких балладных парней, как Кюхён, но, возможно, тебе будет весело. – Хёкджэ крутил ручки духовки, чтобы помочь отрегулировать температуру, когда Донхэ начал не справляться со своим заданием. - Ты работаешь на CSW, так ведь? Споешь что-нибудь для меня? – Зубасто усмехнулся он, помешивая одно из жидких блюд в кастрюле, которое булькало на медленном огне. - Пффф. – Со смехом отклонил Хёкджэ идею поющего его. – Я хореограф нескольких танцев и у меня будет ведущая роль в одном из выступлений. Игривое поведение Донхэ исчезло, и он ждал, когда Хёк посмотрит ему в глаза. - Ты хочешь, чтобы я посмотрел, как ты танцуешь? Красные волосы Хёкджэ стали бледнее по сравнению с оттенком его щек. Во рту у него пересохло, а карие глаза Донхэ усложняли для него понимание значения вопроса. Слова были слишком очевидными, и сердце Хёкджэ упало на несколько ребер ниже, так, что стало покоиться у него в животе. Занятия танцами были очень личными для него. Он редко выступал перед аудиторией. Когда он задал свой вопрос, он видел в этом просто еще одну тему для разговора. Его разум, определенно, мыслил именно так. Теперь он пытался представить, надеялся ли он увидеть Донхэ на выступлении, глаза которого будут направлены на него, когда он будет передвигаться по сцене в течение своего номера. Хотел ли он, чтобы Донхэ увидел его во всей его красе? - Я… да… Я хотел сказать, я просто подумал, что, возможно, тебе будет весело на таком мероприятии. Ты не должен. Я имел в виду, не чувствуй себя обязанным. Это не так. То есть… Это было бы здорово, но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя, что должен это сделать. Ты, скорее всего, занят и… - С удовольствием. Когда они начали выкладывать содержимое из кастрюль и сковородок в миски и тарелки, Донхэ позвонил Хичоль, которому пришлось записывать шоу, и это должно было затянуться допоздна, поэтому он не сможет присутствовать на ужине. Они оба не придали этому большого значения, понимая, что сегодня вечером Чонсу и Донхэ будут теми, кто будет отмечать это событие. - Что ты имеешь в виду, говоря, что никогда не пробовал клубнику? Что с тобой не так? – Хёкджэ стоял с поднятой вверх измазанной в соусе лопаточкой, недоверчиво глядя на чудака перед собой. Донхэ разразился таким смехом, который сопровождался фырканьем и скрежещущими вдохами. Хёкджэ, не меняя своего положения и смотря с недоверием, вскинул одну бровь, ожидая ответа. - Я просто не люблю сладкое, Хёкки. – Снова это прозвище. - … поэтому у меня никогда не было желания её есть. Хёкджэ пропустил первую часть последнего предложения, потому что его сердце снова быстро заколотилось у него в горле, когда он услышал это милое прозвище от Донхэ с легким акцентом человека из Мокпо. И он стал задаваться вопросом, насколько мешает актёру этот говор в работе. - Серьёзно? – Нахмурился Хёкджэ, выпячивая нижнюю губу. – Это точно нужно изменить. – Парень-сладкоежка уже начал рыться в холодильнике в поисках его хорошо припрятанной заначки клубники, самого превосходного лакомства, которое он знал. Через двадцать секунд он вынул пластиковую коробку, наполовину заполненную красно-розовыми ягодами, его улыбка дёснами свидетельствовала о том, какое воодушевление у него вызывало это угощение. Вздохнув, Донхэ вытянул руку: - Ладно, порази меня. – Не то, чтобы он ненавидел сладости. Просто они его никогда не привлекали. Он никогда особо не думал о поедании или непоедании клубники. Не то, чтобы он её не жаловал. Просто ещё не случилось. Что-то подобное, как сейчас. Огромная сочная ягода упала из тонких пальцев Хёкджэ в большую ладонь Донхэ, а затем танцор в нетерпении смотрел, как другой парень положит её в рот. Хёк почти надеялся, что актёру будет противна клубника, думая, что, возможно, это сделает великолепного мужчину менее умопомрачительно-очаровательным. Донхэ, слегка вытянув свои губы, осторожно откусил половину клубники. Хёкджэ захихикал над этим странным поведением, но затем снова стал серьезным, сосредоточено наблюдая за реакцией актёра. - Что ж, она не так уж и плоха. Хёкджэ ставил на стол уже третью тарелку, когда услышал звон домашнего телефона. Переглянувшись, они сделали мысленно ставки, что это звонит Чонсу, чтобы тоже отказаться от ужина. Очень жаль, что они оба поставили на одно и то же, потому что без проигравшего они не могли получить денег. - Он говорит, что ему нужно остаться в студии еще на несколько часов и просит нас не ждать его и садиться есть. По-видимому, всё переносится на завтра, только он позовет кого-нибудь всё приготовить. – Хёкджэ снова поднял третью тарелку вместе со столовыми принадлежностями, возвращая их на кухню. - Что ж, значит, ужин только для тебя и меня. – Донхэ забрал из рук Хёкджэ приборы и положил их на кухонный стол, а затем схватил два стакана с минеральной водой и отправился к Хёкджэ за накрытый стол. Хёк ждал до тех пор, пока другой парень не вернется на своё место. Названный «маленьким», неформальный обеденный стол всё равно был довольно большим, они решили занять два места друг напротив друга, оставив всю оставшуюся длину стола свободной. Но Хёкджэ он не казался пустым. Из-за Донхэ, сидящего напротив него, вся комната была заполнена до краев. Несмотря на низкую температуру за окном, Хёкджэ чувствовал, что в помещении больше, чем тепло. Не неуютное, но заметное тепло. Он мог только надеяться, что это из-за системы отопления дома, а не из-за того, что он снова покраснел. - Что ж, по крайней мере, мы можем насладиться всей той едой, которую мы так усердно готовили. – Засмеялся Донхэ, наверно, это была его попытка пошутить, и начал резать всю свою еду на маленькие кусочки, так, как это делает мама для своего маленького ребёнка. Наблюдение за тем, как ведет себя с едой Хэ, напомнило Хёкджэ о том, как его родители всегда требовали, чтобы семья молилась до ужина. Он никогда этого не делал с тех пор, как ушел от них, но сейчас он почувствовал, что всё зависело от этого. Возможно, он не читал молитву до обеда, потому что даже когда он жил с Чонсу, у них обоих никогда не было времени, чтобы поесть вот так вместе, как семья. Не то чтобы Донхэ – его семья, но Хёкджэ не мог сдержать в себе этот спонтанный порыв. Это скорее было похоже на то, будто ему приказал помолиться кто-то свыше, когда он сложил руки на своих коленях и, закрыв глаза, наклонил голову, пробормотав быстро: «Спасибо за эту еду, благослови всех, аминь». Когда он открыл глаза, сначала ему было страшно, как на этот спонтанный акт религиозных обрядов отреагирует Донхэ. К большому его удивлению, Донхэ в это время открывал свои глаза и поднимал голову. Быстрая улыбка в сторону Хёкджэ и брюнет уже возил вилкой по тарелке. Первый звонок зазвучал, когда Донхэ поднял первый кусочек к своему рту. Он замер с поднятой в воздух вилкой, посмотрел на Хёкджэ, а затем продолжил движение своей руки ко рту, игнорируя звонок. - Тебе не следует ответить? – Моргнул Хёкджэ, а затем взял в рот свой первый кусок. Еда получилась больше чем просто хорошей. Этот ужин мог бы остаться просто воспоминаниями о том, как всё это готовилось, но всё в нём было нежным, сладким и вкусным. - Я предпочитаю просто ужинать. – Сказал Донхэ с полным мяса ртом. Хёкджэ попытался не заулыбаться. Было бы странно улыбаться чему-то подобному, правда? Что парень лучше будет ужинать, чем разговаривать по телефону? Спустя примерно десять минут телефон начал звонить снова, и оба парня остановились. - Прости, - Донхэ поднялся, чтобы взять свой телефон из другой комнаты, с кухонного стола, оставив Хёкджэ строить гипотезы о том, что это может быть за звонок. - Правда?! – Услышал Хёк вопрос Хэ из другой комнаты. Он был громким и воодушевленным. Хёкджэ понял, что, наверно, это были хорошие новости, что-то, чего с нетерпением ждал Донхэ. – Ах, прямо сейчас? На самом деле, у меня сейчас в самом разгаре кое-что. Не можем ли мы перенести всё на завтра? Любопытный Хёкджэ поднялся со своего места и медленно направился на кухню. - Сегодня – единственное возможное время? – Воодушевление исчезло, а ему на смену пришло разочарование. - Тебе следует пойти, - прошептал Хёкджэ, стоя в дверях кухни. Он заговорил неосознанно. Неважно, что происходило, кажется, это было единственной возможностью для Донхэ, и ему не следовало её упускать. - Подожди. - Сказал в трубку Хэ, а затем посмотрел на Хёкджэ. – А как же ужин? * Немесида (древнегреч. мифология) - богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.