Личность

Меня выписали ровно через две недели после того, как я попал в больницу, ранним утром субботы. Первая полноценная неделя августа подходила к концу. За окном активно жужжали мухи, так и норовя залететь в палату. Солнце било в окна через край, согревая меня своими теплыми касаниями. Я собирал остатки своих вещей в сумку. За день до выписки Инесса привезла мне тонкую белую рубашку, шорты-бермуды песочного цвета и соломенную шляпу с широкими полями. Я любил этот летний образ за легкие отсылки к костюмам актеров театральной постановки «Тома Сойера», которую я посмотрел много лет назад, когда был подростком, в бесплатном студенческом театре. Образы актеров настолько запали мне в душу, что я иногда воспроизвожу их в своей повседневной моде по сей день. Вот и сегодня я решил побыть в таком наряде. Удивительно, но многие вещи, которые производят на нас впечатление, оставляют неизгладимые следы на вкусах и предпочтениях. На последнюю перевязку я шел переполненный счастьем, ведь это означало, что я вернусь к своей работе на целых восемь дней. Меня ждала продуктивная неделя и куча планов, которые стоило бы выполнить до того, как в следующий понедельник я улечу на Пхукет, в Таиланд, с друзьями. Швы мне сняли быстро и почти безболезненно. Когда я увидел свое обезображенное плечо в отражении экрана телефона, до того, как наложили очередную повязку, мне стало плохо. Когда корка сойдет, то на плече точно останется уродливый шрам, который будет напоминать мне изо дня в день, в какой стране я живу и какими могут быть жестокими люди. Я живу в России, в стране, где процветает настоящее зло. Мафия стоит в управлении государством и наживается на людях, делая их беднее с каждым годом. А бедные люди становятся все злее и злее из года в год. Государство боится бедных обозленных людей, не имеющих образования, начитанности и какого-либо выбора в жизни, потому что однажды эта толпа может направить свою агрессию против них. И им придумали врагов, чтобы отвести внимание от реальных проблем. Люди, которые отличаются от общей массы, имеют деньги, несмотря на общую бедность страны, определенные взгляды и информационную власть, становятся их врагами. С каждым годом законы все ужесточаются и ужесточаются, запрещая какой-то группе людей простое существование. Наличие закона о пропаганде и видимости ЛГБТ-сообщества только подтверждает все вышесказанное. После появления этого закона в две тысячи тринадцатом году жизнь представителей меньшинств определенно стала хуже. Активно распространяемое мнение о негативном отношении власти к ЛГБТ только ухудшило отношение народа к нам (тем самым представителям ЛГБТ). И то, что таких, как я, открытых и независимых, избивают и убивают на улицах — лишь современные реалии и факт. Я не первый раз становлюсь жертвой подобных насильственных действий, однако это первый раз, когда мне стало настолько неприятно от последствий. Многие, конечно же, сталкиваются с ситуациями и похуже, чем моя, и от этого лишь невыносимее думать, что это моя реальность. Плохая система всегда видна издалека. Если от системы есть пострадавшие, значит система не работает на человека и не удовлетворяет все его потребности и запросы. Такая система ухудшает качество жизни в стране. Да, всем угодить нельзя; нельзя сделать все идеальным, однако в жизни нет пределов совершенству. Я опустился на кровать и осмотрел палату, чтобы убедиться, что я ничего не забыл. Бумаги о выписке были подготовлены еще десять минут назад. Андрей должен был забрать меня из больницы к двенадцати часам утра, поэтому все, что мне оставалось — ждать. Сам бы я свои пожитки точно не донес до такси: тяжелые сумки и вещи мне противопоказано поднимать еще месяц, если не два. И на физиотерапию еще ходить придется каждый день до отъезда из Москвы. В общем, меня ждало веселое времечко, включающее в себя не только мою работу и ежедневные бытовые заботы, но и беспокойство о своем физическом здоровье. «Хотя бы физическом…» — устало подумал я. Позаботиться и о психологическом здоровье тоже было бы неплохо, однако времени у меня на это точно не было. Возможно, мне все же стоило записаться хотя бы на онлайн-консультацию к специалисту, но время сейчас было не самое подходящее. Я задумался о своем нынешнем состоянии: две недели в больнице никак не дали мне отдохнуть от внешнего мира. Эти две недели я просидел на нервах, боясь, что в дверь палаты зайдет Валентин и сделает то, чего я не ожидаю. Я настолько себя накрутил, что не мог ни секунды просидеть в спокойствии. Работа и друзья, приходящие время от времени — все, что меня успокаивало. Стоило моему мозгу переключить мысли на что-то иное, как у меня тут же начинали дергаться глаз или нога. Я неиронично пытался молиться всем богам на свете, но это не помогло мне почувствовать себя лучше. Многим людям вера помогает справиться с трудностями и тягостями жизни. Люди, которые потеряли веру и надежду на лучшее, сбившиеся с пути, без своего уголка на этой бренной земле приходят к вере, чтобы понять свою значимость. Инесса всегда твердила мне, что Бог — есть Любовь, а Любовь — это Бог. Люди, верующие в любовь, так же верят в Бога, всеобщего создателя, и наоборот. А Священные книги — мудрое наставление тем, кто не знает, как прожить эту жизнь. Возможно, именно поэтому она так счастлива в отношениях с Машей, потому что верит в ту самую Любовь? Но я никогда не относился к вере так, как моя подруга. Для меня это все выглядит как философская и нравоучительная выдумка людей, чтобы найти хоть какой-то смысл в этом дерьме под названием «жизнь». Возможно, я так относился к этому, потому что уже давно нашел свой смысл жизни — творчество — и мне просто не нужна дополнительная вера в сомнительное «что-то». Но тут встает еще один вопрос: а любовь — это тоже «сомнительное что-то»? Я не могу сказать уверенно, любил ли я хоть раз по-настоящему в этой жизни. Я имею в виду любовь, которой живут многие люди. Это не та любовь, которую испытывают к другу или подруге; не та любовь к творчеству, которой я живу. Была ли у меня любовь, о которой пишут в романах? О которой слагают стихи? Если я живу любовью к своему делу, можно ли это назвать частичкой божественного во мне? А если я люблю только себя? Это не эгоизм? Философские вопросы редко всплывают в моей вечно забитой работой голове. Чаще всего я не обременяю себя подобными рассуждениями, потому что потом становится трудно жить, но сейчас почему-то я не мог этого избежать. В моей голове появилось так много лишних мыслей, которые не дают уснуть по ночам. Правильно говорят люди: меньше знаешь — крепче спишь. А крепкий сон мне уж точно бы сейчас пошел на пользу. Из мыслей меня вывело легкое поглаживание по голове, как будто кто-то пытался меня успокоить и убедить в том, что жизнь налаживается прямо здесь и сейчас. Я резко отвел голову в сторону и посмотрел вверх. Валентин стоял рядом со мной, но я даже не слышал, как он вошел. Вечно идеальный образ так и мозолил мне глаза: отпаренный костюм без единой складочки, начищенная до блеска кожаная обувь, волосы, зализанные назад, без единой торчащей волосинки, даже зубы блестят жемчужной белизной. Удивительно, что большинство людей с гнильцой внутри выглядят как самые желанные секс-символы в мире. Красивый фантик с отвратной конфеткой внутри — правда жизни. Но почему мне так не хочется в это верить? — Мой Ян, как ты себя чувствуешь? — поинтересовались у меня и тут же притянули для новой ласки. Валентину нравилось трогать меня везде. Я несколько раз за пару секунд успел пожалеть о том, что не нацепил шляпу на голову: она все еще лежала на кровати за моей спиной. — Швы сняли, — неохотно пробурчал я, надеясь, что этого ответа будет достаточно. Но нет, экзекуция будет продолжаться до тех пор, пока Валентину не надоест: — Я спросил тебя о твоем самочувствии, а не об известных мне уже фактах, — настойчиво и безапелляционно стал требовать от меня ответа Валентин. — Еще скажи, что в медицинскую карту мою посмотрел, — фыркнул я. — Не без этого, — подтвердил мои догадки он. «Ну конечно, как я мог сомневаться!» — до этого момента я не думал, что Валентину доступна любая информация обо мне. Однако, как выяснилось, нет предела его наглости и бестактности. Я снова многозначительно фыркнул и отвернулся от него, чтобы не видеть эту мерзкую рожу. Руки в знак протеста я сложил на груди. Всем своим видом я хотел показать Валентину, что не хочу иметь с ним никаких дел вообще. Never in a thousand years. Во мне боролись две мысли: одна знала, что если я отвечу взаимностью на все ухаживания Валентина, то вскоре он потеряет интерес ко мне, так как я стану слишком доступным, а другая не хотела поддаваться, потому что все еще надеялась на какую-то адекватность в голове у маньяка. Но обе эти стратегии были недостаточно хороши для меня. Они будто не до конца удовлетворяли мой внезапно возникший голод: «Мстить, мстить, мстить…» — шептал он мне на ушко, как молитву — нет! — мантру. И мне показалось, что если я не отомщу, то Голод сожрет меня изнутри. Мне нужно было выпустить его наружу. Он, как злая собака, просидевшая на цепи несколько лет подряд, вырывался из меня что есть мочи, чтобы бежать на свободу. Валентин, как мне показалось, был не менее голоден в отношении меня. Но его собака просидела на привязи гораздо дольше, теперь она слишком близка к свободе. Как бы его собака не сожрала мою со всеми потрохами. Валентин вздыхает и насильно разворачивает меня к себе, подцепляет двумя пальцами мой подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. У Валентина худые и узловатые пальцы, да и внешность у него довольно-таки сухая и угловатая. Резкие черты лица под стать его сложному характеру. Бескомпромиссный и властный. С такими людьми не интересно, они, как на подбор, все педантичны. Я смотрю на него ярким, пылающим и раздраженным взглядом. Огонь в моих глазах никогда не потухнет, только не от его руки. Я не позволю. И Валентин удовлетворенно кивает. Он будто проверял и боялся, что все-таки что-то надломил во мне. Возможно, так и было, надлом может и случился, но я только почерпнул энергии из бреши, созданной им. И тут действительно произошло то, чего я не ожидал. Слишком быстро, слишком резко, слишком напористо. Без предупреждения и разрешений. Нагло и воровато. Он поцеловал меня жестко и страстно, как целуют самых дорогих и желанных любовниц. Я даже не успел понять, что происходит, как чужие губы накрыли мои собственные. Валентиновы губы требовательно заставляли меня ответить на поцелуй, язык толкался внутрь, желая подчинить. Меня повалили на больничную кровать, скидывая соломенную шляпу на пол (бедная шляпа). Руки прижали к матрасу, чтобы я даже не думал сопротивляться. Валентин оседлал мои колени, чтобы я не смел самовольничать, как две недели назад, тем самым знаменательным утром. Находясь под таким давлением со стороны маньяка, я просто дал ему карт-бланш: раскрыл губы для поцелуя и выгнулся в спине, пытаясь быть ближе к мужчине. И моей поблажкой незамедлительно воспользовались. Язык проник внутрь рта, жадно исследуя меня изнутри. Валентин прошелся своим языком по внутренним стенкам рта, а потом коснулся неба. Мурашки пробежались по спине от его действий. Фактически он trakhal мой рот языком. Наши губы скользили между собой за счет слюны, которая решила не задерживаться во рту. Из-за этого поцелуй был неприятным и мокрым. Обмен микробами и бактериями, так сказать, по бартеру, без смс и регистрации. Было ли мне мерзко? На самом деле, я так и не понял. Я вообще ничего не понял из того, что почувствовал. Я знаю, каково целовать человека, к которому испытываешь симпатию и привязанность. Но поцелуй с незнакомым человеком, который доставляет кучу проблем, но при этом каким-то неведомым образом проявляет к тебе заботу и нежность? Каково это — целоваться с больным человеком, под влияние которого ты попал? Это сложный вопрос: чувств ты испытываешь столько, что это даже садомазохизмом обозвать сложно. — У тебя такие мягкие губы, — восхищенно проблеял Валентин, с трудом разрывая поцелуй. — Я, хах… знаю, — дышать было сложно, воздуха не хватало, поэтому мои слова звучали слишком надрывисто. Я фактически задыхался. Грудь стремительно вздымалась и опускалась из-за поверхностного дыхания. Чтобы восстановить баланс кислорода, нужно дышать полной грудью, но я об этом совсем забыл. — Ты выглядишь так трогательно в этой белой рубашке и шортах, я не смог устоять, — Валентин оторвал взгляд от моих губ и перевел его на мою открытую грудь: я никогда не застегивал рубашки до конца, оставляя их наполовину расстегнутыми, чтобы давать людям пространство для фантазии. — Ага, — и как у этого мужчины хватает объема легких, чтобы не задыхаться от таких долгих поцелуев? Слишком много болтает. Вообще, он людь не из скромных. — Пусти руку, — раздраженно сказал я, пытаясь вырвать правую руку из захвата. Валентин хитро улыбнулся: — Тогда ты сделаешь то, о чем я попрошу. — Ага, мечтай. Руку, сказал, отпусти! — оскалился я. Но Валентин явно не планировал выполнять мои требования. — Не хочешь? — он продолжал молча смотреть на меня, ожидая, пока я сдамся. — Хорошо, — согласно кивнул я и приподнял голову чуточку выше, чтобы дотянуться до его идеально выглаженного пиджака, без единого пятнышка, без сучка и задоринки. Валентин во все глаза уставился на меня. Он не понимал, что я хочу сделать. А я тем временем следил за его реакцией, подняв глаза вверх. Мои влажные от поцелуя губы смачно прошлись по черной мягкой ткани туда-сюда. Я вытер рот об его чудеснейший пиджак за миллионы денег. — Прости, не люблю влажность на губах. Хотел сделать это об свой рукав, но не вышло, — коварная ухмылочка озарила мое лицо. — Но ты можешь продолжать держать меня так, у нас впереди еще целая жи-и-и-изнь, — лениво протянул я. Не знаю, что Валентина так поразило, но он словно влюбился в меня во второй раз. Смотрел он так восхищенно, как будто я — тупая собака, которая научилась выполнять новую команду со второго раза. Хрен его знает, что творится в Валентиновом мозгу. Может, у него там нарушены нейронные связи? Все-таки Валентин Степанович поднялся с меня и перестал прижимать к больничной койке. Он галантно протянул мне руку, чтобы помочь сесть на кровати, и как ни в чем не бывало сделал пару шагов в сторону окна. На тумбочке рядом с кроватью лежал букет пионов, который Валентин, наверное, притащил с собой. Он никогда не перестанет дарить мне всякие цветочные букеты, это я уже понял. Радость, любовь, могущество, власть — вот что обозначают пионы. Но белые пионы всегда являлись символом перемирия и налаживания отношений. Для мужчин эти цветы символизируют устойчивость характера и умение приспосабливаться к любым условиям. Эти цветы — воплощение воли. Я не имел ни малейшего понятия, знает ли Валентин язык цветов и хотел ли он что-то этим сказать, однако я для себя воспринял этот букет как знак. «Я пойду до конца», — решил я. — Кхм, — я откашлялся и поправил на себе одежду. Телефон в кармане пиликнул. Андрей прислал мне сообщение о том, что через пять минут он подъедет к больнице. «Отлично», — раздраженно подумал я, поправляя рукой член в штанах. Стояк во всех отношениях был очень красноречивым. Валентин заметил мое угнетенное лицо, а потом посмотрел вниз. «О да, спасибо тебе за эту маленькую, совсем крохотную проблемку. Со своим недотрахом длинною почти в месяц, я умру по дороге до дома», — такое ощущение, что мои мысли бегущей строкой отразились на лбу, потому что Валентин тут же опустил веник из пионов на тумбочку и подошел ко мне. Его стояк был не меньше моего. Хоть не я один тут без внимания. — Не думал, что я настолько впечатляющий, — он решил посмеяться надо мной? В любом случае я не собирался слушать бредни Валентина дальше и терпеть его присутствие рядом. Мне хотелось скорее сесть в машину к Андрею и поехать домой. А проблемка сама как-то пройдет и без моего участия. — Агх, — я закатил глаза и попытал счастья слезть с больничной кровати. Она была чуть выше, чем мне бы хотелось, поэтому я каждый раз практически спрыгивал с нее. Но мне не дали проходу. — Ну, что еще? — Солнце, тебе нужна помощь, — не вопрос, а утверждение. — Моего мнения тут не спрашивают? — я страдальчески вздохнул. Черт его дери! Я даже не знаю, что на такое отвечать. И что он собрался делать? Решил подрочить мне? Руки Валентина берутся за кожаный ремень на моих шортах и медленно начинают его расстегивать. Следующей жертвой стала молния. Я застыл на месте, как глупый олененок перед фарами машин, и смотрел на тонкие пальцы Валентина, отодвигающие резинку боксеров. Холод чужой кожи прошелся по основанию члена, заставляя его слегка дернуться и выскочить из трусов. Я несдержанно ахнул. Валентин же не стал церемониться, просто опустился на колени под мой шокированный взгляд и наклонился над моим пахом. Ртом он вобрал член внутрь. Резкая смена температуры — от холодных пальцев до тепла рта — сотворило со мной что-то невероятное. Я пораженно откинулся назад, с удобством устраиваясь на больничной кровати. Минет я любил больше, чем любой другой сексуальный акт, хоть и получал его не так часто, как бы мне хотелось. Я бы многое отдал, чтобы испытывать такие оргазмы, как от минета, на постоянной основе. Анальный секс для меня всегда выглядел и ощущался грязным, долгим и неудобным. Время, затраченное на подготовку к нему, всегда затягивалось и казалось бесконечным. Обычно подобные акты мы с бывшим партнером планировали заранее, чтобы нам обоим было удобно. Поэтому чаще всего мы занимались взаимной мастурбацией, так как минеты он не любил делать. Но, когда минету все-таки суждено было случиться, я витал в облаках весь день после его принятия. Во рту Валентина было тепло и влажно. Его губы, тонкие и слегка мокрые от слюны, несильно обхватили мой член, поднимаясь и опускаясь по всей длине. Язык иногда щекочуще подразнивал и поглаживал головку, задевая уретральный проход. Мои ноги от наслаждения слегка подрагивали. Я подался вперед, пытаясь войти глубже, но Валентин пресек это действие, грубо прижав мой торс руками к кровати. «Вот же сволочь! Даже когда отсасывает, остается властным и доминантным! Чтоб его!» — отчаянно подумал я. Темп был чрезвычайно медленный, но даже так я смог кончить: сказался недоtrakh. Вся ситуация впечатляла, поддевала и щекотала нервы. Я стремительно погрузился в процесс и не заметил, как все закончилось. Оргазм как наступил, так и закончился слишком быстро. Я ощутил легкость в теле и забвение в голове всего на каких-то три секунды — но эти три секунды были настолько хороши, невозможно представить! — и моментально вернулся в реальность. Валентин уже поднялся на ноги и сплюнул мои «подарки жизни» в пустой стакан, стоящий на тумбе. Я весь взмок. Мне было ужасно хорошо и ужасно плохо. Что мы только что сделали? Я буквально попал в какое-то забытье. «Абсолютное безобразие!» — так и хотелось дать себе подзатыльник. Я протер лоб рукой, а потом провел ладонью по волосам. Волосы были растрепаны. Я тяжело дышал. — Fuck, — красноречиво выдал я. Это все, на что был способен мой мозг. — Солнце, ты определенно чувствуешь себя лучше, — удовлетворенно протянул Валентин. — Хоть румянец здоровый на щеках появился. «А. Так ты сейчас со мной в медсестру играл? Очень интересно…» — подумалось мне, но вслух ничего не смог сказать. Меня словно заколдовали. «Фините Инкататем!» — может, сработает? — Да, хм, мне вообще-то уже идти надо, — сказал я и застегнул шорты. «А что говорить? Blyat’, ну, khuy!» В такие моменты лучше молчать. Дома я могу спокойно обо всем подумать, а сейчас мне лучше уйти. — Сумку возьми, проводи до выхода. За мной друг приехал, — я посмотрел на время. — Он должен ждать меня у выхода уже как две минуты, — напоследок я поднял соломенную шляпу с пола и надел ее на голову, затем взял зеленого Дино с кровати и зажал его в подмышке. Валентин продолжал заинтересованно смотреть на меня. Под его взглядом я чувствовал себя каким-то опытом, который грозится вот-вот взорваться и открыть новый элемент в таблице Менделеева. — Цветы я возьму, спасибо, — пионы я и впрямь полюбил. Как говорится, третий раз — алмаз. А Валентин только и забавлялся моей надменной и холодной реакцией, потому что он знал, что мне понравилось. Мужчина был рад, что смог чего-то добиться от меня сегодня. А я боялся, что он затребует чего-то взамен, но пока предложений не поступало, а сам я предлагать не хотел. — Понравились? А предыдущие ты обругал. А я так старался, дорогой, — он все еще играл со мной. — Сумка! — гаркнув, напомнил я и вылетел за дверь палаты с букетом белых пионов, которые хорошо подходили мне под образ деревенского мальчишки. Я быстрым шагом направился к лифту. Валентин спешил за мной. «Эх, а оказывается, я имею над ним власть. Как же просто управлять влюбленными в тебя людьми!» — насмешливо подумал я. И ведь я практически был уверен в своих словах. Вместе мы вышли из больничного холла первого этажа и оказались на крыльце. Солнце ударило мне по глазам, и я спрятался за широкими полями шляпы. Валентину же пришлось щурить глаза, но недолго. У самого подъезда стоял черный Rolls-Royce. Сбоку от машины стояли уже знакомые мне Вадик и Володя, личные шкафы-охранники-водители-или-кто-они-там Валентина. Вадик, напоминающий мне медведя еще с первого дня нашего знакомства, подошел к Валентину и подал ему солнечные очки-авиаторы. — Босс, трогаем? — попутно спросил охранник. — Через пять минут, не спеши, — осадил его Валентин, смотря на меня сквозь очки. — Ну и где твой друг? — Все-то тебе надо знать, — ухмыльнулся я. — Привет, Вадим. Как жизнь? — А ты осмелел, парень. В прошлый раз ты с ног чуть не падал со страху, — подшутил он надо мной. Валентин с интересом прислушивался к нашему диалогу. — За этот месяц многое изменилось. К тому же, это вы меня убеждали, что ваш босс хорошо относится к людям, которые ему нравятся. Проверяю ваши слова на практике, — не знаю как, но охранники Валентина в нашу первую встречу хоть и напугали меня до чертиков, однако оставили после себя теплые воспоминания. Вадим и Владимир оказались добродушными и хорошими людьми. С ними, конечно, не устроишь королевского приема, но на рыбалку, как с друзьями, можно было бы съездить. — О как! Запомнил, значит? — Вадик весело хохотнул, придерживая ремень на брюках, а потом указал большим пальцем за спину, на машину, мол: «Мне надо идти», — и ретировался. — Поладил с ними, а со мной не можешь? — я услышал ревнивые нотки в казалось бы равнодушном голосе Валентина. — Ну, они славные люди, попроще тебя будут, — пожал я плечами, оглядываясь по сторонам и замечая машину Марка. Павлов имел несколько машин, поэтому Андрей часто одалживал у него всякие необычные экземпляры. Например, сегодня Андрей выманил у своего парня голубую BMW. Прав у Дитцеля не было и в помине, он даже не пытался на них сдавать, потому что его помощник, Гриша, имел все необходимые навыки, в том числе и умение водить машину: как автомат, так и механику. — За мной приехали, — сказал я, наблюдая, как Гриша паркует машину задним ходом. Андрей же, сидя на переднем сиденье, смотрелся в зеркало и поправлял макияж губ. Когда машина припарковалась и Андрей, цокая каблуками высоченных шпилек, вышел из машины, то я собирался пойти к нему навстречу, но Валентин схватил меня за руку, останавливая. — Ян, поехали со мной, — попросил он меня, ставя сумку на пол и снимая солнечные очки с переносицы. — Зачем? — я поднял голову выше, чтобы поля шляпы не перекрывали мне обзор. Я посмотрел Валентину прямо в глаза, заглядывая в зеркала его души, надеясь рассмотреть там что-то, что заставит меня отказаться. Зеркала как будто хотели меня обмануть, они были совсем кривыми, в них не было ничего ужасного, как и в голосе Валентина; как и в его нежных касаниях; как и в его подарках и токсичной заботе. Ничего, кроме неправильной и навязчивой любви, желающей опутать меня цепями, заковать и никогда не выпускать. Ужасно. Противно. Мерзко. — Мне кажется, я сегодня уже перенасытился нашим общением. К тому же, у меня много планов на сегодня. — Я еще не завтракал, предлагаю поехать в ресторан, а потом, солнце, я отвезу тебя туда, куда ты попросишь, — настаивал Валентин своим ласковым и манящим голосом, даже не обращая внимания на мой преждевременный отказ. — Позавтракай со мной. Я вздохнул. Сумасшедший человек стоял передо мной. Как можно быть настолько одержимым, чтобы приехать на выписку своего объекта обожания в идеальном виде с букетом цветов, да еще и вовремя, но при этом забыть позавтракать? Или он завтракает конкретно в это время? Как же сложно. Как же сложно-то, а! — О! Так это твой sugar daddy, хм, Ян? А он ничего такой, — Андрей элегантно подошел к нам и кокетливо подмигнул Валентину. Час от часу не легче… Мой друг был одет в черное обтягивающее платье с люрексом и в серебристые туфли с легендарной красной подошвой. Волосы, как всегда, были уложены волосок к волоску, гелем. Новый маникюр в ядерно-красном цвете идеально подходил под любимую помаду Андрея, оттенки один в один повторяли друг друга. Дитцель был похож на проститутку, сошедшую с трассы, однако образ его стоил в миллионы раз дороже всего того, что может себе позволить shlyukha. — Дитцель, подожди меня в машине, — о-о-о-очень нежно и мягко проговорил я, но весь вид — грозное выражение лица, скованные в напряжении плечи и сжатые кулаки — говорил лишь об одном: «Я. Тебя. Прибью». — О, какие мы опасные. Ян, спокойно, я пришел к тебе на выручку, а не ставить палки в колеса, — попытался успокоить меня Андрей, но у него ничего не вышло. Я продолжал медленно, но верно закипать. Я сильнее сдавил в объятьях тирекса Дино и букет пионов. Губы сжались в тонкую ниточку от напряжения. — Слушай, дядя, — Дитцель не хуже настоящего хищника подкрался к Валентину и соблазнительно уцепился рукой за синий галстук, затем сжал кусок ткани в кулаке и потянул на себя. Валентин невозмутимо смотрел на потуги Андрея. — Аттракцион под названием «Солнышко Януся» сегодня закрыт. Обратитесь, — язвительно выдавил он сквозь зубы, — позже. — Махом отпустил галстук и резко вырвал мою сумку из рук Валентина. — Ян! — воскликнул Андрей, разворачиваясь в мою сторону. Я чуть подпрыгнул от неожиданности. Мой друг был впечатляющей особой. — Ты идешь со мной! — своей когтистой лапой Андрей потащил меня за загривок к машине. Я мог лишь хлопать глазами от удивления. Сбежать нам не удалось. Левым ухом я услышал приглушенный щелчок пальцев. И перед нашим носом в ускоренном режиме выросли, как курс доллара, два полюбившихся мне шкафа. Они перегородили нам с Андреем путь. — Я так и знал, что так будет. Ванговал, да… — промямлил я себе под нос. — Андрюш, мы не сделаем ноги сегодня. — Янусь, ты умеешь думать? Подумай! Что нам делать-то? — Дитцель попытался обойти охранников, но те двигались синхронно с нами. — Черт бы их побрал! — Дитцель Андрей Михайлович, — ледяной, как Антарктида, голос прогромыхал в паре сантиметров от нас. Андрей жеманно цокнул языком и обернулся на голос. По дрогнувшей губе друга я понял, что Валентин психологически надавил на него. Отчество Андрея не знал никто, даже я, его лучший друг. Он никогда о нем не распространялся. После того, как Дитцель покинул отчий дом, он решил сменить документы, отказавшись от отчества. А имен родителей он никогда не упоминал. Знания и власть Валентина были слишком глубоки. Я и не думал, что он также станет копать под моих друзей. — Эти мужики отличаются умом и сообразительностью… — пробубнил Андрей в мою сторону, а затем обратил все свое внимание на Валентина. — Да! Что-то еще? — он словно и не слышал угрозы в тоне мужчины. — Я предлагаю вам сделку. Мы с Яном сейчас поедем в ресторан, Bamboo Bar, завтракать, он как раз находится недалеко от вашей башни, а потом вы его спокойно заберете оттуда. Ваша машина может ехать за нашей, как хотите. Вы не потеряете Яна, а я проведу с ним время. Все в плюсе. — Возможно, ты не понял, но Ян тут точно не в плюсе. Ты вообще спрашивал, хочет он того или нет? — Андрей был намного выше Валентина даже без каблуков, а его угрожающий сучий образ только добавлял ему опасности. Поэтому Дитцель буквально нависал над Валентином. Он подошел к мужчине вплотную и ткнул ногтем ему в грудь. — А? — в этом звуке было столько невысказанных претензий, столько наглости и безрассудства, что я не мог не восхищаться смелостью друга. — Как я могу доверить тебе своего сладкого мальчика, зная, что он мучается с тех пор, как ты вошел в его жизнь?! А! Я тебя спрашиваю! — О, поверьте, Андрей, вы можете всецело доверить мне Яна, ведь я смогу о нем позаботиться. У меня достаточно денег и власти, чтобы он мог чувствовать себя комфортно, воплощать любые свои творческие задумки, полностью освободиться. Я уважаю его интересы. А что до его нынешних неудобств… Так вы вспомните, как Марк вас добивался. Будь у него больше власти, он бы завоевал ваше внимание гораздо, гораздо быстрее. Вы только сравните, я так же дарю Яну цветы, забочусь о его здоровье, устраиваю ему более комфортную жизнь, оказываю знаки внимания. Что в этом плохого? — Валентин засунул руки в карманы и состроил беспечное выражение лица, будто ему совсем все равно на выпады Дитцеля. Но я видел, что мой друг задел гордость Валентина. — Ко всему прочему, я люблю Яна. И я, как любой человек, защищаю свое счастье. Так вот, я никому, повторяю, никому, не дам отобрать то, что я назвал своим. Ян мой. И не смей, — мужчина скинул руку Андрея с моего плеча, — прикасаться к моему. Мальчики, — он кивнул охранникам, и те оттащили Андрея в сторону, пока тот вырывался. — Ян, а тебе уже пора уяснить это и перестать строить из себя целку-недотрогу, — Валентин приблизился ко мне и прошептал: — Я знаю все, чем ты занимался до меня. Узнай об этом все твои бывшие, они бы даже и пальцем тебя тронуть не посмели. А твои фанатки опустили бы тебя на дно социальной пирамиды. — И что теперь? Ты такой особенный, что снизошел до меня? Опустил свой алмазный пальчик в грязь? Думаешь, что я делаю из этого тайну? Да мне даже не стыдно! Так что не смей пристыжать меня за то, что тебя не касается! Если смеешь меня в чем-то упрекать, то подумай про себя в первую очередь, ведь ты так любишь меня, правда? Ты упрекаешь не меня, а свой выбор. Понял? Если так любишь, то принимай все, что есть во мне! И прошлое, и настоящее! Не можешь?! Тогда пошел наkhuy, свинья обсосанная! Не любовь это! — я сплюнул ему на идеально чистые туфли и со всей силы врезал по лицу букетом. — Pizdish’ больше, чем дышишь. Я откинул букет в сторону, вырвал Андрея из паучьих рук охранников, поднял сумку, упавшую ранее на асфальт, затолкал все и всех в синюю BMW и скомандовал: «Гриша, трогай». Домой мы ехали в тишине. Я все думал о последних словах Валентина и не понимал, в чем его проблема. То, что таким образом Валентин хотел повлиять на меня, я понял, только вот результат не обернулся в его сторону. Скорее всего, он раньше встречался только с неуверенными в себе людьми без какой-либо самодостаточности, поэтому он считает, что подобными словами может завоевать какое-то мое расположение. Но проблема была в том, что я сортом гораздо выше. Я тот самый тип людей, который принимает себя на все сто процентов. У меня нет каких-то сложных комплексов относительно своего характера, тела, ума или прошлого. Я принимаю все совершенные мною ошибки и живу так, чтобы никогда их больше не допускать. В жизни я достаточно успешный человек, который уже обеспечил себя всем необходимым. У меня даже есть какое-то подобие семьи, круг доверенных лиц, которые еще ни разу меня не разочаровали. В прошлом, когда я только переехал в Москву, я начал встречаться с мужчинами с разных сайтов знакомств. И, несмотря на свою азиатскую внешность, пользовался большой популярностью среди богатых людей. Они любили экзотику. Но бывало, что в свой адрес я слышал и такие слова, как «чурка», «узкоглазый», «черножопый», «китаец» и тому подобное. Среди фетишистов всегда можно найти расистов. Самая редкая группа людей, с которой я был знаком — толерантные люди. Да, представители квир-сообщества также могут быть расистами, особенно среди представителей старшего поколения богатеньких москвичей, которые еще не привыкли к тому, что столица России уже давно считается приютом для всех, кто хочет найти свой путь успеха. Возвращаясь к истории… Будучи почти двадцатидвухлетним юношей, приехавшим в Москву без единого гроша за спиной, еще не имевшим какой-то популярности, я завел себе необычное хобби: встречаться с мужчинами ради их денег. Все богатые мужчины, желающие попробовать себя в отношениях с мужчиной, каким-то образом находили меня и выражали желание встречаться. Я мог похвастаться исключительной хитростью и лицемерием на тот период жизни, клялся в любви каждому, кто давал мне деньги на «скромные подарочки». Но по факту, все деньги, которые я брал в качестве подарков, отправлялись на оплату съемной студии за МКАДом, продвижения блога и покупку новых костюмов на выход. Одежду я тогда покупал себе самую дешевую, которую можно было только найти, и перешивал под себя, чтобы выглядело покрасивее, побогаче. Так я прожил почти год своей жизни. У такой жизни — я бы назвал ее «жизнью содержанки» — были свои плюсы и минусы. Плюсы: не надо работать где попало; за одну встречу можно было сделать кучу денег и не печалиться ни о чем; можно в угоду себе бесконечно заниматься творчеством и наслаждаться жизнью. Минусы: ты постоянно зависишь от чужих денег, поэтому всегда нужно быть добрым, уступчивым, гибким и неконфликтным; нужно подавлять свой характер и буквально стелиться перед своим «покровителем». За год такой жизни я очень многое приобрел и очень многое потерял. В первую очередь я потерял себя. Перестал существовать как личность. Мне приходилось всегда соответствовать чьим-то стандартам: одеваться так, как не хочу, говорить, что не думаю, делать, что не нравится. Злость и ненависть к себе быстро стали скапливаться внутри. Единственный человек, который долго не выходил тогда из моей разгульной жизни, стал Рихард Шварц. Мой самый первый возлюбленный, сладкий папочка и лучший человек на свете. Он был немецким инвестором в российские крупные бизнесы, акционером немецких компаний и любителем русской классической литературы, в особенности он испытывал слабость к поэзии. На русском он говорил плохо, однако любил практиковаться в моей компании. С ним мы провели множество спокойных и тихих вечеров, однако он не был ханжой и любил московские тусовки. Иногда мы выбирались в клубы, где упивались алкоголем, громкой музыкой и богемным развратом. А иногда мы закрывались в теплой квартире, и он читал мне стихи Афанасия Фета о любви. Мы пили шампанское и смотрели на ночной город. С Рихардом мне всегда было комфортно, он никогда не навязывал мне какие-то идеи или мысли, всегда позволял мне оставаться самим собой: обычным парнем из небольшого города с мечтами и амбициями. Он не подавлял мой сложный и истеричный характер, а иногда даже поощрял. Рихард был одним из тех, кто понимал какие-то мои стороны. Он ничего не жалел для меня и всегда был готов прийти на выручку. Я был рад, что он долгое время был моим партнером, если бы я мог так выразиться. Покинув тусовку «сладких деточек и богатеньких папочек», я влился в новую, однако мало чем отличающуюся от предыдущей разгульную жизнь. Но Рихард Шварц все еще продолжал общаться со мной, но уже не в отношениях. Мы разорвали сексуальную связь, когда он влюбился в какого-то французского посла, и продолжили общение на дружеской ноте. А мои чувства остались от него в тайне. Отвергнутый родителями ребенок с разбитым сердцем, волк-одиночка в большом городе, забывший, кто он есть на самом деле — это был я. С Инессой мы тогда редко виделись, она посвятила себя раскрутке бизнеса и поискам инвесторов. Мы жили в одном городе, но были слишком далеки друг от друга. Я начал впадать в отчаянье, в глубокую пропасть без возможности на спасение. Все, о чем я думал: развитие блога, медийность и заработок денег. На второй год с момента открытия канала все мои вложения и труды начали окупать себя. Я становился настоящим инфлюенсером с маской вместо лица. Для людей в интернете я стал миловидной азиатской куклой на красивом фоне, рассказывающей о моде и модной индустрии. А для себя я стал алкоголиком в глубокой депрессии с консилером под глазами. Мне тогда уже было двадцать три. Несмотря на свой алкоголизм и периодическую апатию, я все равно серьезно относился к блогерской работе. Тогда-то, с моими запоями, у меня и появилась привычка создавать контент на несколько месяцев вперед. Моя медийность тогда только-только развивалась, поэтому я начал ходить на блогерские тусовки, где и продолжал напиваться. На одной из вечеринок я познакомился со своим последним бывшим, ну там все и завязалось. Моя прошлая жизнь продолжает настигать меня даже спустя столько лет, когда мой возраст близится к двадцати семи годам. Все люди совершают какие-то поступки, которые в какой-то период жизни начинают им казаться настоящей ошибкой. Я же не стыжусь своего прошлого, это часть моей истории, часть моего успеха. И, наверное, если мне выпадет такая возможность, то я обязательно расскажу внукам о своем необычном опыте в «высшем свете». *** Рабочая неделя после моего «больничного курорта» показалась благодатью. Я носился как белка в колесе, записывая по три-четыре ролика за день со съемочной командой. За два дня мы отсняли новый сезон «Интервью с модной личностью» для моего канала. Куча приглашенных знаменитостей, которые так или иначе оказывали влияние на модную индустрию в России (она хоть какая-никакая, но все-таки есть, была и будет), так и вдохновляли меня на новые свершения. В течение недели я также записал несколько коммерческих роликов, посвященных рекламе новых брендов на российском рынке, и парочку видео с обзорами на историческую моду. Все это огромное количество видеоматериалов отправилось в архив и к Дмитрию на монтаж. Таким продуктивным, как в эти семь дней, я еще никогда не был. Энергия била во мне ключом, заражая других. Наташа Дмитриевна была поражена мною до глубины души, когда присутствовала на съемках второго сезона «интервью». Она откровенно восхищалась, без стеснения описывая меня во всех красках. Конечно же, она была рада моему возвращению к работе, ведь это означало, что цифры на ее счету не уменьшатся ни на порядок. Социальную жизнь я почти забросил, оставляя все прелести общения с друзьями на двухнедельный отдых в Таиланде. Инесса иногда звонила и интересовалась моими делами, но в душу старалась особо не лезть, понимая, что в состоянии раздрая работать у меня не получалось. Дитцель проявлял ко мне особую внимательность после случая у больничного подъезда. Приезжал на съемки, поил кофе, кормил, чуть ли не с ложечки, салатами, но разговоры о произошедшем не заводил. Однако по обеспокоенным взглядам Андрея, которые он бросал на меня время от времени, думая, что я его не вижу, можно было прочесть кучу невысказанных слов. Меня радовала поддержка друзей, но, просыпаясь по ночам, я продолжал чувствовать какую-то боль в сердце. Я ума не мог приложить, что произошло в больнице и за ее пределами. Валентин был таким… Таким… Я даже не могу подобрать слов, чтобы описать все свои чувства в отношении его. Это было настолько прекрасно и ужасно одновременно, что определиться с внутренними ощущениями я не смог. Я чувствовал прилив адреналина внутри себя каждый раз, вспоминая его обжигающе холодный взгляд, требовательные телодвижения и настойчивые слова. Он словно и перестал казаться мне таким ужасным. Я будто оправдал его в своей голове. И ощутил вину за это. В редкие моменты, когда я все же оставался наедине со своими мыслями, я вспоминал букет пионов и то, как я самолично врезал им по лицу Валентина. Я вспоминал горячий поцелуй, от которого жгло легкие, сердце и кожу на щеках. Я вспоминал слова, которые должны были меня задеть, но не смогли. Я вспоминал лучший минет в моей жизни и смущение, которое одолело меня после. Я прокручивал в голове то утро снова и снова и не мог понять, в какой момент я ощутил сильный толчок под дых, выбивший весь воздух изнутри? В какой момент мне вскружило голову от недостатка кислорода? Я не знал. Ближе к субботе я полностью освободился от основной работы, однако оставались какие-то мелкие нерешенные задачи, которые я все время откладывал. Одной из таких задач стал мой чемодан, который я все никак не мог собрать. Нужно было подготовить вещи на две недели отдыха, но руки все никак не доходили. Если бы не моя работа и проблема с Валентином, я бы в первую очередь побежал собирать чемодан. Остальные хлопоты, слава Всевышнему, меня не коснулись. Покупку билетов в Таиланд и аренду жилья я безответственно скинул со своих плеч и переложил на Машины со словами: «Держи реквизиты моих карт, сама все распланируй, выбери и оплати. Я не могу этим заниматься! Делай все так, как хочешь. Это мой тебе подарок на день рождения!» Из-за дислексии я больше всего ненавидел заниматься такими ответственными вещами как покупка билетов, оформление каких-либо бумаг, чтение и подпись контрактов, смена документов и так далее, и тому подобное. На самые важные мероприятия в моей жизни — покупка квартиры и машины — я всегда брал с собой Инессу Пэрэцовну, и она делала это вместе со мной. Даже в МФЦ я боюсь ходить без Несс, потому что ненавижу переписывать и перечитывать документы по сто раз — мой мозг в таких вещах часто меня обманывает, и я допускаю наитупейшие ошибки, которые не замечаю. Однажды я подавал документы на визу в Соединенные Штаты и неправильно написал номер заграничного паспорта, из-за чего потом было бесконечное количество проблем, однако Инесса помогла мне быстро со всем разобраться. На подписании договоров и контрактов по работе я всегда полагаюсь на Наташу, она уже привыкла к тому, что любые бумаги достаются ей на прочтение и одобрение. Кстати, именно из-за дислексии я предпочитаю голосовые сообщения и звонки, потому что это позволяет мне избегать письма и чтения без необходимости. Вот я и сидел вечером субботы со своим чемоданом в обнимку и радовался тому, что «деньги могут решить любые проблемы». Иногда я думаю, что мне необходим помощник или помощница, но когда я вспоминаю, как это дорого, то включаю в себе внутреннего «еврея по ситуации» и зарубаю такие мысли на корню. У меня на это есть добрые и хорошие друзья. Звонок отвлек меня от дела, и я потянулся за телефоном. Обнаружился неопознанный объект на территории моего мобильника aka скрытый номер: Валентин всегда вспоминает обо мне под конец недели. «Когда это маньяки стали такими предсказуемыми? Так и до раскрытия недалеко», — подумал я и ответил на звонок без всякой задней мысли. На самом деле я уже соскучился по нему. Никаких внезапных курьеров с подарками или необычных цветов в квартире в последнее время не наблюдалось, поэтому я даже и думать о них забыл. — Алло, Валентин? Это ты? — я ответил на звонок и начал разговор первым. — Что? Решил сказать мне, что я был прав и это не любовь? — Зайчик, конечно же, нет. В этом ты не прав, — я тяжело вздохнул прямо в динамик телефона: у меня не получилось на него повлиять. — Но и я не прав, что сказал тебе те последние слова. Это было неправильно. Прости меня. Я могу загладить свою вину, — Валентин и впрямь извинялся. Еще ни один мой любовник не извинялся передо мной настолько искренне. У меня были лишь две теории: либо он какой-то нарцисс, умеющий воспроизводить чужие эмоции, либо он потрясающий актер, ожидающий Оскар. Несмотря на это, мое слепое и глупое сердце, подвластное только физическому голоду — который, между прочим, очень галантно утолили на прошлой неделе — хотело верить в искренность его слов. Вот почему плохо быть парнем: ты подвластен гормонам, которые вечно ударяют по мозгам. Действительно, ведь нет ничего страшного, если ты переспишь с человеком, который одержим тобой уже больше года. «К тому же, если он такой сексуальный!» — о нет! Вот о чем я сейчас думаю? Мне приносят извинения, а я думаю о хорошем trakhe. С маньяком. Который извиняется. Да. — Знаешь, да, — я постарался забыть обо всем, о чем думал до этого, и сосредоточиться на просьбе. Но получалось из вон рук плохо. — Ты можешь это сделать, — на том конце провода я услышал заинтересованный хмык, как будто Валентин рассчитывал на что-то оригинальное с моей стороны. И я решил не разочаровывать его. Все-таки я всегда обладал определенной степенью оригинальности. — Мне стало любопытно… В прошлую субботу, когда я пошел в полицейский участок, у меня не приняли заявление о нападении с ножевым ранением. Как только я показал паспорт, меня выставили за двери. Это твоих рук дело? — из динамика послышался кашель, как будто кто-то что-то пил и внезапно поперхнулся. Наверное, я переборщил. — Солнце, ты так хочешь обсудить это по телефону? — все слова Валентина, которые когда-либо были сказаны в мою сторону, неизменно звучали как соблазнительный и сладкий флирт. В какой-то момент я даже стал наслаждаться его обволакивающим и спокойным голосом. — Мы можем обсудить все за бокалом вина. Это не телефонный разговор. — Разве ты испытываешь недостаток во власти? Не можешь сделать так, чтобы наши звонки не прослушивались? Или это просто предлог? — я вышел из гардеробной и направился к кухне, попутно проверяя носками чистоту полов: скользил по паркету, волоча ноги. После трудовой недели я был больше похож на уставшего зомби, даже колени нормально не сгибались… Мне требовалось спа: массажи, ванночки с аромамаслами, маски на лицо и какие-нибудь разогревающие обертывания. Мое тело мечтало о грядущей поездке в Таиланд. Мне осталось продержаться совсем немного. — Я отправлю водителя. — Хватит решать все за меня, Валентин, — я устало вздохнул и полез в морозилку: мне хотелось мороженого. — Я не хочу никуда ехать. — Зайчик, ты же знаешь, что я всегда буду настаивать на встречах. И у меня достаточно власти, чтобы насильно вытащить тебя из дома. Я предоставляю тебе выбор: либо ты подчиняешься и не сталкиваешься с последствиями, либо это все происходит насильственным способом. Я могу превратить жизнь твоей семьи в ад. И не только твоей родной, но и той, которую ты сам построил, — я слышал в спокойном голосе Валентина нотки угрозы. Он ждал моего согласия. — Я не в настроении, правда, — я уселся на кухонный стол и водрузил банку с мороженым на колени, попутно доставая ложку из шкафчика. Телефон я поставил на громкую связь и положил рядом. — У меня была трудоемкая неделя. И к тому же я знаю, чем может закончиться наша следующая встреча. И мне этого не хочется, — я подтянул ведерко с мороженым ближе к телу и поерзал на гладкой поверхности стола. Внезапный стояк должен был пройти после соприкосновения с холодной банкой мороженого. — Ты прямо сейчас нагло врешь мне, зайчик. Я знаю, что тебе сильно этого хочется, — вкрадчиво произнес Валентин, опуская свой голос на несколько тонов ниже, переходя на легкий штробас. От его слов у меня загорелись уши, и я помотал головой из стороны в сторону, пытаясь все отрицать. — Как это — «нет»? — спросил он, будто все видел. Я резко оторвал взгляд от ведра с мороженым и шокированно посмотрел на телефон. Несколько раз хлопнул ресницами в недоумении, а потом прошелся взглядом по кухне. — Ты установил камеры у меня в квартире?! Yebanый в рот! У тебя реально крыша поехала! — я стремительно слез со стола и был готов разнести всю квартиру в поисках камеры. — Спокойно. Вернись на место, — приказал он мне. «Да как он смеет!» — билась бешеная мысль в голове, пока глаза бездумно осматривали все вокруг. Ко мне вернулся тремор рук, а сам я ничего уже не слышал, полностью погрузившись в панику. — СЯДЬ НА МЕСТО. — Ч-что? — я медленно опустился на пол, так как ноги меня не держали, рукой цепляясь за стул, стоящий рядом. — Зачем? — У тебя нет камер слежения в квартире. Не нужно попусту устраивать бардак, — и как такому поверить? Валентин наверняка врал, иначе как бы он узнал? Не расклады Таро же ему помогли! — Машина приедет через час, будь готов, — и на этом звонок был завершен. — Эй! — крикнул я с пола на телефон. Огонь раздражения, как узел, расположился у меня в желудке и не давал нормально вздохнуть. Я испытывал горечь и негодование. — Вот еще! Сдался ты мне! Пошел в жопу! Я не выйду из квартиры сегодня! — я, как разозленный хомяк, поднялся с полу и потопал в сторону спальни, собираясь закопаться в подушки и мягкие игрушки. Мне хотелось провести всю оставшуюся жизнь в кровати с бесконечным доступом к клубнике, мороженому и дошираку из ближайшего магазинчика. — Вот еще… Зачем я только ответил на звонок? Куриные мозги! Целый час я провалялся в кровати с первым томом российского комикса «Бесобой». Мне бы хотелось иметь солдатский жетон, который бы наделял меня силами для битвы с демонами по типу Валентина. Я бы хотел убить его во имя собственного спокойствия, да вот только я не Данила и не главный герой комикса про добро и зло. Я просто человек, который год назад оказался не в том месте и не в то время. Телефон я оставил на кухне на беззвучном режиме, поэтому никакие звонки меня не беспокоили. Я подумал, что сегодня я уже никому не буду нужен. Валентин, скорее всего, не дозвонившись до меня, перебесится и пойдет спать ближе к ночи, а я спокойненько отосплюсь у себя в кроватке среди плюшевых друзей. Да, вот только моим мечтам так и придется остаться мечтами в нематериальном мире идей, потому что в мою квартиру кто-то вошел. Не дадут мне отдохнуть сегодня, не дадут. — Несс? Это ты? — я прислушался и понял, что это была не моя подруга. У Инессы был легкий шаг, она ходила так, словно парила над землей. А шаги из коридора показались мне слишком быстрыми и тяжелыми; было двое, а может, даже и трое, человек. — Blyat’, это не она, — я зажал рот рукой и медленно сполз на пол. Послышался грохот дверей — их открывали и закрывали со скоростью света. Я пополз в сторону комнатного шкафа, чтобы достать старую бейсбольную биту, которую я покупал на Хэллоуин в две тысячи шестнадцатом году, чтобы спародировать Харли Квинн. Шорох вещей из шкафа привлек незнакомцев, вломившихся в квартиру, и шаги стали приближаться с удвоенной скоростью. Недолго думая, я спрятался за дверь и притаился, надеясь вломить незнакомцам деревяшкой по головам. Счет велся на секунды. Я слышал, как оглушительно громко колотится от страха сердце, и уши будто заложило. — Ян. Выходи по-хорошему и без глупостей. Мы не навредим тебе, — это был тяжелый бас с хрипотцой: Владимир. — Вам не стыдно такое вытворять?! А?! — выкрикнул я из своего укрытия, держа биту наготове. — Скажите ему, что я не хочу! — Ян, мы бывшие оперативники. Ты знаешь, что ничего не сможешь сделать. Выходи, — а это уже был Вадим. — Уверяю тебя, что если ты выйдешь сейчас, то не пострадаешь. Не выйдешь — мы будем применять силу. — Да еб вашу мать! — я выпустил биту из рук и показался из-за двери. Деревяшка со стуком упала на пол. Двое из ларца стояли прямо напротив меня и грозно сверлили мою тушу взглядом. Я задрал руки кверху. — Не бейте! — Любишь ты людям работу усложнять, — охранники сделали шаг в мою сторону, и я тут же отпрянул вбок, надеясь обойти их и пробежать к выходу, но меня выловили, заломали руки и скрепили их хомутом-стяжкой за спиной. Тот, что был пошире, Володя, взвалил мое тело на свое плечо, придерживая за ноги так, чтобы я не смог брыкаться. — Да вы издеваетесь! Опустите меня на землю! — я попытался вырваться, закричать, но к носу тут же приложили элегантный белый носовой платок, пропитанный хлороформом. Резкий запах тут же забился в нос, хоть я и усердно старался его не вдыхать. Но мне хватило всего трех вдохов, чтобы отключиться через пару минут.