Личность

«В последнее время я стал слишком часто терять связь с миром», — подумал я, когда очнулся на плече у охранника. Я плохо соображал, что происходит вокруг. Мир как будто находился в замедленном режиме: все плыло перед глазами. Голова кружилась, и меня слегка подташнивало. Мое тело несли в какой-то очень богато выглядящий дом. Вокруг был сад из разных и необычных кустарников с цветами. Мы прошли в тишине мимо фонтана — лишь гравий хрустел под ногами, а потом стали подниматься по лестнице. Я же не отрывал взгляд от леса за высоким забором и витиеватыми воротами со шпилями. Вокруг была глушь. «Ян, поздравляю, тебя все-таки похитили! Кто бы мог сомневаться?» — я яростно скрипнул зубами. Это был ожидаемый ход от Валентина. Еще на прошлой неделе я понял, что от Валентина мне не отвертеться. Все будет так, как он хочет. Это уже закон наших с ним особых отношений. Он будет позволять мне доминировать и дурачиться только тогда, когда ему надо. Валентин в разы сильнее меня во многих планах. От жизни он привык брать все, что захочется, не считаясь с чужим мнением, потому что ему абсолютно плевать на других с высокой колокольни. Хочешь ты или не хочешь, а все будет по правилам тех, кто стоит на вершине пищевой цепи. Чем больше денег, тем больше возможностей. Таковы законы этого мира. И это меня дико раздражает. — Эй! — вскрикнул я, когда меня небрежно поставили на пол и я чуть не зарылся носом в паркет, но, слава Всевышнему, меня успели поймать. — Поаккуратнее! Не мешок с картошкой же несешь! — обратился я к Володе, смотря на него исподлобья. Сквозь двусторчатые двери меня внесли в застеленный паркетом холл. Напротив входа раздваивалась, уводя на второй этаж, огромная лестница. Все двери были застекленными и с деревянными рамами. Перила на лестнице и дверные ручки сияли золотом, словно недавно купленные. Паркет был натерт воском до сияющего блеска, так что мне казалось, я могу увидеть собственное отражение, посмотрев вниз. Вокруг было много авангардных картин времен Эдварда Мунка и Казимира Малевича — конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Подобный выбор меня не удивил: это очень подходило характеру Валентина. Он был таким же угловатым, четким и напористым, сложным и многослойным. Его можно было понять, только если заглянуть в предысторию, иначе смысл в его поступках было трудно разглядеть. — Владимир, наш гость прав. Не стоит так пренебрегать людьми, — дверь справа от меня открылась, и я увидел Валентина. Он был, как и в любую нашу встречу, неотразим. Идеал, поднявшийся из Ада — ни больше, ни меньше. А я все еще оставался собой: с босыми ногами — носки я снял еще дома, прежде чем залезть в кровать, — в пижамных белых брюках с разноцветным мелким цветочным принтом, который издалека походил на горошек, и в синем растянутом хендмейд-свитере с большими вышитыми желтыми смайликами — подарок от подписчицы. — Ян, я же просил тебя быть готовым, — Валентин критично осмотрел меня с ног до головы и цокнул языком. — Не надоело ли тебе ребячиться? Ты же взрослый, ответственный человек, — мужчина размеренно шагал в мою сторону, цокая каблуками кожаных ботинок. «И зачем он только дома в уличной одежде ходит? Выпендривается, значит? Показушник!» — я наморщился и подул на челку, которая все лезла мне в глаза. Розовый цвет в волосах я обновил самостоятельно, потому что не любил тратить время на поход в салон красоты, а вот подстричься я сам не смог. Валентин махнул рукой в сторону двери, и охранники неспешно вышли из дома. Я проводил их раздраженным взглядом, а потом вернул все внимание Валентину: — Ты вытащил меня из Москвы в такую глушь в позднее время, чтобы нотации почитать? Знаешь, ты верно подметил, я взрослый человек и могу позволить себе выглядеть так, как мне вздумается, — вздернул бровь, якобы бросая вызов: «Ну, и что ты мне сделаешь?» — так и хотелось это выплюнуть в его наглую морду. Валентин снисходительно посмотрел на меня, как на малое и несмышленое дитя, которому просто хочется побесить своего родителя. В отражении его зрачков я увидел себя. Для мужчины я был именно тем, кем и являлся в жизни: непоседливым молодым человеком с огромным количеством амбиций, которые только начали показываться на свет. Он видел, что я еще только начал приходить к тому равновесию души, которое уже обрели мои ровесники. Он знал, что я потерял несколько лет жизни, пытаясь быть не тем человеком. Сначала я играл роль послушного ребенка для родителей и младшей сестры, потом был идеальным мальчиком в центре эскортного бизнеса Москвы, а затем — милой картинкой в интернете. И только сейчас я начал прорастать, как цветок в хорошую погоду. И он хотел меня сначала сорвать, потом поставить в самую красивую вазу в доме, иссушить, а после этого — выбросить за ненадобностью. — Ян, Ян, Ян, — Валентин, как змей искуситель, подобрался ко мне и оплел своими руками: одну он положил на талию, притягивая меня ближе к себе — а я не мог упираться: руки все еще были скреплены за спиной, — вторую поместил на затылок, погружая пальцы в растрепанные розовые патлы. От его прикосновений к коже головы я весь растаял, словно снег, и превратился в мягкое и податливое нечто. Я стал пластилиновой фигуркой в руках избалованного и жестокого ребенка. До этого я и так плохо держался на ногах из-за легкого отравления хлороформом, а теперь я практически не мог нормально стоять. Грудью и лбом я оперся на Валентина, используя его как опору для немощной туши. — Хватить сопротивляться. Ты получишь гораздо больше, если будешь послушным. — Я никогда не буду таким, каким ты хочешь. Однажды я уже был там. Я потерял себя, — я боялся того времени, когда я жил в отчаянии и страхе. Я поклялся себе, что больше никогда не вернусь в то время, когда мне приходилось забываться в алкоголе, лишь бы не думать о проблемах. Я боялся себя из прошлого, а Валентин чуть было не подтолкнул меня в ту самую пропасть из кошмаров. Три недели назад я был всего в паре шагов от роковой ошибки, в паре шагов от алкогольной бездны. Вспоминая первые годы самостоятельной жизни в Москве без поддержки родителей, я всегда перекрещивался и мысленно молился об избавлении. — Зайчик, как раньше уже ничего не будет. Я обещаю, — «Хватит мне в уши дуть», — хотелось огрызнуться мне на его сладкие обещания. Как раньше уже не может быть, ситуации абсолютно разные, но чувства, которые они за собой несут, могут оказаться похожими. Иногда я задумывался, почему я сделал выбор в пользу своего бывшего, и каждый раз приходил к одному и тому же ответу: он не уделял мне так много внимания и предоставлял абсолютную свободу. Мой бывший парень не душил меня обязательствами, которые обычно выполняют все парочки: мы редко ходили на свидания, проводили время вместе не так уж и часто, да и ругались реже обычного. Он постоянно был в разъездах, а я — на бесконечных съемках для блога. Мы оба были заняты работой и не требовали друг от друга больше необходимого. Но в какой-то момент мой парень захотел чего-то большего, чего я не смог дать, и он мне изменил. И это привело нас к расставанию. Изначальные цели, которые мы ставили перед собой, его уже не устраивали. Он захотел семью, а я нет. Это был серьезный шаг для меня: как полгода назад, так и сейчас. Я только достиг успеха, который не готов был оставить, для того, чтобы строить более серьезные отношения. Серьезные отношения требовали бы больше времени и психологических затрат с моей стороны. Это слишком огромная жертва. Посмотрев на Валентина, я понял, что он тоже не особо-то и горит серьезными отношениями. Мужчина даже не строит каких-то особых планов на меня, он просто исполняет сиюминутные желания. Ему пришло в голову пойти на свидание со мной чуть больше года назад — так он и ждал этого свидания, захотел мне отсосать — отсосал, захотел увидеться — притащил к себе в звериное логово. У него в голове есть такая установка: вижу цель — не вижу препятствий. Я и сам таким являюсь, только я это реализую на медийном поприще, нанося вред только своим коллегам, когда обскакиваю их по количеству подписчиков. А тут у человека прицел остановился на мне, и я стану главной жертвой всей картины. Но я не хотел быть жертвой, я хотел быть охотником. — Правда? Ты правда сможешь мне это пообещать? — я доверчиво посмотрел в глаза Валентина. — Конечно, — как же просто что-либо обещать людям, когда у тебя нет ни совести, ни морали. Большинство богатых людей этим и отличаются: они не признают необходимость чести, морали и принципов, потому что эти понятия в жизни мешают быть успешными. Люди, которые могут позволить себе выбирать дороги, всегда доходят до цели. Честная гонка — не про них. Я тоже в какой-то момент своей жизни отказался от принципов, и сейчас я популярен в той сфере, которая редко выходит в тренды — образовательный и развлекательный контент. Кому будет интересна история? Да никому, если ее преподносить как ту самую «историю». Да и мало кто будет смотреть такой контент без должной рекламы. Просто так снимать хорошие видео и делать свою работу качественно — это лишь одна десятая всего дела. Нужно вкладывать кучу бабла в рекламу и биться за каждого нового зрителя. «Сейчас мне нужен успех как никогда в жизни. Я хочу выйти победителем», — если это означало, что мне придется опуститься на дно, отказаться от собственной гордости, то я уже давно морально себя подготовил. Я знал, что в конце, после долгого пребывания во мраке из ненависти к себе, открывался путь наверх, к солнцу. Я боялся темноты, но если путь отступления завален камнями и одному мне их не разгрести, то придется бежать туда, куда мне не хочется, чтобы найти выход на поверхность. — Я согласен, — роковые слова сорвались с моих губ. «Не хватило мне приключений в жизни, не хватило», — подумалось мне. Я не в состоянии жить спокойно, мне всегда нужен какой-то драйв, риск и непостоянство. Так уж сложилось. «Эх, лучше бы я занялся стритрейсингом, как Маша», — мысленно повздыхал я. Если бы люди могли светиться от счастья, то Валентин бы превратился в солнце и сжег всю планету к чертовой бабушке. После моих слов в темных глазах Валентина загорелись крохотные искорки, однако виду он не подал: лицо его все еще оставалось спокойным. Он осторожно коснулся моего лица кончиками пальцев, убирая челку за ухо, и поцеловал меня в губы. Но это был не страстный поцелуй, переполненный похотью и грязными намерениями, это был поцелуй, выражающий благодарность. Не знаю, как такое было возможно, но через каждое касание Валентина я мог прочувствовать его скрытые эмоции и потаенные желания. Все, что Валентин хотел спрятать от меня за своими идеальными костюмами и укладками, спокойным выражением лица и ровным голосом, прорывалось лавиной, стоило ему дотронуться до меня. В следующий миг он отошел от меня, а я без опоры медленно осел на пол. Голова все еще была тяжелая. Руки были сцеплены за спиной, и я просто улегся на пол, ощущая щекой гладкий и прохладный паркет. Валентин скрылся за одной из дверей, я не стал наблюдать за ним и прикрыл глаза. Хотелось спросить, куда он пошел и зачем оставил меня тут одного, но потом перехотелось. Лучше не размышлять о том, что он задумал, и вообще стараться не зацикливаться. — Пить хочу, — лениво разомкнул губы и промямлил я. — Во рту сухо… Эй! — поднял одно веко и осмотрел помещение, закрыл. — Не вернулся еще… Эх. — Я здесь, солнце, — послышалось за спиной. Я облегченно вздохнул — почему? Не знаю. — Пить… — Я слышал, — перебил он меня, затем я почувствовал прикосновение к запястьям, а потом раздался тихий щелчок. Валентин кусачками перерезал стяжку, и я смог наконец-то развести руки. Запястья затекли, да и рана на плече не очень хорошо себя чувствовала из-за неестественного положения рук. — Я вообще-то хотел отдохнуть дома, — вздохнул я, продолжая лежать на животе на полу. Холод от пола слегка отрезвлял помутненный разум, и я чувствовал себя чуточку лучше. — У меня была тяжелая неделя, а послезавтра я улетаю в Таиланд, — я немощно растягивал буквы, — мне даже трудно подняться. Из-за твоих шкафов у меня, по-моему, отравление той вонючей фигней, которой они меня усыпили, чтобы я не доставлял проблем. Я в детстве читал, что из-за отравления хлороформом может быть тошнота и головокружение… Пить хочу, в горле сохнет… — Солнце, вставай, — попросил Валентин, поглаживая меня по голове. — Еще ночь, придурок, — лениво пошевелил губами я. — Отнеси меня к водопою… Валентин посмеялся и поднял меня с пола, на руках понес меня к водопою. Я даже глаза поленился открыть, просто ощущал передвижения. Пока меня куда-то несли, я все думал: «Мужику, наверное, лет сорок, а он несет мою шестидесятичетырехкилограммовую тушу так, словно я пушинка какая-то. Даже не тужится!» — я бы посмеялся, не будь ситуация такой тяжелой для меня. Валентин вырвал меня из мыслей, посадив куда-то высоко, потому что мои ноги не касались пола. Я открыл глаза и обнаружил себя сидящим на каменном столе в центре огромной кухни с тремя — внимание, ТРЕМЯ — холодильниками. Огромная плита и вытяжка оказались напротив меня. Валентин стоял сбоку, по левую руку, и наливал в стеклянный стакан воду из-под крана. Раковина была встроена в стол, на котором я и оказался. — Эй! Она же сырая! — возмутился я и свел брови к переносице. — Там фильтр, — успокоил меня Валентин, подошел поближе и поднес стакан к моим губам. Я принял стакан из рук мужчины. Наши пальцы непреднамеренно столкнулись, и я почувствовал какой-то электрический разряд, пробежавший по коже и попавший в самое сердце. Нет, это не был удар током, как иногда бывает у людей, это было что-то поистине магическое. Мы резко отпрянули друг от друга: он отошел от меня на шаг, опустив руки вдоль тела, а я просто отодвинул корпус назад. — М, спасибо, — я опрокинул весь стакан воды внутрь желудка за один глоток. — Я бы сейчас поспал, но есть охота, — поставил стакан на стол рядом с собой и свободной рукой почесал запястье. — Оу, — посмотрел на руки и увидел красные следы, которые оставила стяжка. Валентин опять оказался слишком близко ко мне и, раздвинув мои ноги, устроился между ними. Мужчина с сожалением посмотрел на мои руки и аккуратно взял их в свои, потерев запястья большими пальцами. — Я их просил не быть грубыми с тобой. Прости, это моя вина, — он поцеловал оба запястья по очереди, и я ощутил прилив нежности в груди. — Час назад повар готовила жареную свинину и пасту. Еда уже остыла, но я могу… — Валентин пошел в сторону двери, поэтому я уцепился за его руку, не давая уйти. — Не нужно никого беспокоить, — я перевел взгляд на кухонный гарнитур, оценивая свои возможности. Плита была электронная, поэтому я бы отлично и сам справился. — Погреть еду — занятие пяти секунд. — Ты отнимаешь работу у моих людей, — Валентин сложил руки на груди и уставился на меня испытующим взглядом. — У нормальных людей рабочее время не превышает сорока часов в неделю. Сейчас уже поздно, наверное. Зачем кого-то беспокоить? Вот сколько времени? — я вывернул руку Валентина, посмотрев на часы — половина одиннадцатого. — Уже одиннадцатый час! Как можно! Дай телефон! У тебя есть номер Инессы? А вдруг она мне звонила? Нужно ей позвонить и сказать, что я не умер! У меня же нет телефона с собой! — со страху начал тараторить я. Валентин наблюдал за потоком моих мыслей и улыбался. Он достал телефон из кармана пиджака и молча протянул мне. Я провел пальцем по экрану и понял, что телефон запаролен. — Эй! Он заблокирован! Включи его и набери номер Несс! Она же умрет от страха, если я пропаду! — Ян, успокойся, — Валентин отобрал у меня телефон. — Я напишу ей смс. Ты можешь тысячу лет с ней по телефону болтать. — Что? Откуда?.. — я прищурился и злобно посмотрел на Валентина. — Ты подслушивал мои звонки? Скажи честно! — Посиди спокойно. Я согрею тебе еду, раз уж ты не хочешь беспокоить персонал, а потом мы отправим смс твоей подруге. Согласен? — он приблизился и расставил руки по бокам от меня. Я отодвинулся назад, чтобы не быть в опасной близости к мужчине. — Согласен? — настойчиво повторил он вопрос, но уже с легкой угрозой в голосе. — Ладно, ладно. Слушаюсь и повинуюсь, — я-то думал, что у меня получится отправить геолокацию Нессе, пока телефон будет находиться у меня в руках, но не тут-то было. Валентин, наверное, заметил в моих глазах толику озорства и раскусил мой коварный план отступления. В итоге меня накормили. Я ел, сидя на столе, как король, а Валентин расположился на барном стуле и наблюдал, как я с аппетитом поглощаю пищу богов. Запивал я еду яблочным соком из холодильника. И все было идеально, пока еда не закончилась, а смс-ка со словами: «Инесса Пэрэцовна, Ян у меня, не беспокойтесь, завтра верну. Валентин», — не была отправлена. У Валентина был великий и грандиозный план по соблазнению, а я уже давно хотел секса. Но загвоздка оказалась в том, что мы оба предпочитали быть активами. Я, хоть и был универсалом и даже знал, как правильно подставлять жопу, все равно предпочитал позицию актива, потому что это было: во-первых, безопасно, во-вторых, не времязатратно. А в-третьих, я не любил строить из себя pillowgirl с большинством из своих бывших партнеров. В-четвертых, я был любителем попрактиковать БДСМ, где нередко занимал роль топа. Я сразу почувствовал в Валентине настоящего доминанта, контролирующего все вокруг и проявляющего заботу к своему сабу. Даже меня такое возбуждало, но вместе с тем и пугало. Люди с его уровнем харизмы и садистских наклонностей слишком часто заигрываются и переносят постельные игры в реальную жизнь. Это не всем нравится. Во мне же Валентин не заметил доминирующей линии из-за нестандартного образа. Со своими увлечениями и любовью к женскому гардеробу я больше походил на ботома-кроссдрессера с атмосферой topping from the bottom. Людей часто это сбивает с толку. Да и забота моих друзей обо мне также наталкивала на мысль, что я тот самый человек, неспособный нести ответственность за себя и своего саба. Но на самом деле во мне очень много эмпатии, которая помогает лучше чувствовать людей, их эмоциональное и физическое состояние. Но, в отличие от Маши, я не так серьезно относился к игре и не был привязан к роли. Я мог спокойно менять маски в зависимости от настроения, ситуации и людей рядом со мной. Секс сложнее петтинга и оральных практик бывает опасным, особенно в гей-парах. Анальные трещины, повреждение внутреннего сфинктера, выпадение прямой кишки и высокая вероятность подцепить инфекцию — одни из главных опасностей во время анального секса. Подобные риски меня никогда не привлекали, поэтому я не являлся любителем этой сексуальной практики. Во времена моей беготни на свидания с богатенькими папочками я всегда был максимально осторожен, поскольку чаще всего занимал пассивную роль. В любой удобной ситуации я старался свести анальный секс к минимуму, заменяя все минетом и БДСМ-ными практиками, которые не раз меня спасали. А если все-таки и приходилось подставляться, то подготовка могла занять час, а может, и два. Поэтому анальный секс никогда не был спонтанным в моей жизни. С партнерами, которых trakhal я, происходила такая же история. Иногда, когда я все-таки решался на разовый секс с партнером, мне попадались особые любители анала, и мне приходилось очень тщательно их подготавливать. Не раз слышал от них, что я слишком занудный. Но на самом деле я просто был обеспокоен их дальнейшим комфортом. И я действительно понимал парней, которые любили быть в принимающей роли во время анального секса: оргазм всегда ярче и дольше обычного. То, что Валентин практиковал БДСМ, я заметил сразу. Его игра в щеночка и хозяина, подхваченная и гиперболизированная с моих слов еще в больнице, только подтверждала это. Он был способен на любую импровизацию, исходя из ситуации, что было неплохо. Люди с огромной фантазией в БДСМ всегда могли получить наслаждение от игры даже без девайсов, но, опять-таки, возрастал риск появления игры в повседневной жизни, эдакий lifestyle, что мне не нравилось. Валентин явно получал удовольствие от «изнасилования». Это тоже было в его характере. От меня он улавливал сигналы, которые показывали ему, что я вроде как и готов к чему-то, а вроде как и не готов: эта двусмысленность и моя неопределенность его только распаляли. Валентину нравилось, что я не согласен с ним. Его заводило мое сопротивление, хотя он всегда просил меня быть послушным. Валентин любил наблюдать наше неравенство не только в социальных статусах, но и в визуальной форме: то, как он смотрел на меня, когда я был в больничной робе, а он в костюме и лаковых туфлях, напоминало восхищение. Но мужчина не восхищался собой или мной, нет, он восхищался всей ситуацией в целом. Валентин и сейчас, видя меня в домашней одежде, получал духовное удовлетворение и внутренний дзен, разве что не мурчал, как кот. Кинки Валентина были не особо специфичными или критичными для меня, наоборот, они были каким-то благословением, поскольку нащупывались достаточно быстро. Зная слабости мужчины, я мог незаметно дергать за ниточки и управлять им. Это было небольшое оружие против него. «Уже хорошо», — подумал я затуманенным сознанием, ведь это я и хотел найти. Я должен вскрыть все тайны Валентина и его потаенные желания, чтобы знать, как надавить и отомстить. Фактически я должен был вступить с ним в доверительные отношения. — Хм, спасибо, это было очень мило, — я спрыгнул со столешницы на пол и слегка пошатнулся из-за головокружения. — Зайчик, не упади, — Валентин притянул меня за шею к себе. — Ты такой неосторожный, — мужчина погладил мой затылок и сорвал с моих уст тихий стон. Один стон. «Один! Один, сукин ты сын!» — Валентин не отставал от меня и тоже нашел мою слабость: я любил, когда кто-то перебирал мои волосы. — А так? — спросил он и, ухватившись за длину розовых волос на макушке, опрокинул мою голову назад. Корпусом я ушел чуть вниз, поскольку шея не была настолько гибкой, насколько рассчитывал Валентин. — Ай! Не надо так! Больно же! — он потянул еще ниже, заставляя меня шипеть от ярости. — Пусти! Стой! — я согнул колени, еле держась на ногах. Я уже готов был падать, когда изо рта вырвалось: — Валентин, пожалуйста! — обеими руками схватился за его предплечье, лишь бы удержаться на ногах. Мужчина довольно улыбнулся и перехватил мою талию. — Очень хорошо, — мужчина оставил мягкий поцелуй на моей щеке, а потом, проложив длинную дорожку из легких касаний губ к шее, укусил ключицу, оставляя алый след зубов на коже. Я сдержал стон боли, сильно сомкнув челюсти. Затем Валентин облизал место укуса, смачно пройдясь мокрым языком по коже. — Я хочу тебя всего, солнце, — я сконфуженно скосил взгляд на него. — Что ты?.. — меня снова усадили на стол и раздвинули ноги. Валентин погрузил свои руки мне под свитер, ощупывая пресс и ребра, поглаживая каждый сантиметр кожи. Уже знакомый мне холод его пальцев пускал волны мурашек по коже, заставляя наслаждаться ласками. Не успел я понять, что происходит, как Валентин без лишних вопросов стащил с меня мягкий свитер и скинул его на пол. — Эй! — я наигранно запротестовал, упираясь обеими руками в грудь мужчины. Валентин ухмыльнулся, понимая, что я делаю. Для него я казался очень простым и схематичным кубиком Рубика: нужно всего лишь знать парочку комбинаций, чтобы разобраться в положении квадратиков и раскрутить путаницу. Но на самом деле я был гораздо затейливей какой-то там логической загадки: я был более многогранным. И разгадывать меня было сложнее, потому что я выставлял кучу обманок напоказ, чтобы запутать следы. Валентин знал многое обо мне, но моей души ему было не достать — не по силам. — Ян, если ты так будешь выставлять руки, то они снова окажутся связанными, — грозно предупредил Валентин, ловя мой задорный взгляд. — Тебе понравилось видеть меня беспомощным? Это ведь ты сказал тому врачу поставить катетер на здоровую руку? И сегодня ты специально выжидал время, чтобы не освобождать меня? Тебя это возбуждает? — я нагло оскалил зубы в улыбке, перемещая одну руку на пах мужчины, и обхватил его эрегированный член сквозь ткань брюк, слегка сжимая. — Я тебя возбуждаю? У тебя фетиш на азиатскую внешность? Сколько у тебя было азиатов до меня? — Ты слишком много болтаешь, тебе уже говорили об этом? — мужчина скинул мою руку со своего члена и потянулся к галстуку на шее, ослабляя узел. — Да, Маша и Инесса не раз пытались нацепить на меня кляп, но и это для меня не проблема. Даже сквозь него я смогу нести всякий бред, правда, это будет не очень разборчиво, — я наблюдал, как тонкие и узловатые пальцы Валентина быстро и элегантно развязывают бордовый галстук. Шелковая и изысканная ткань оказалась у мужчины в руках. — Вытяни руки вперед, — скомандовал он. — Хочешь опять связать меня? — от греха подальше я завёл руки за спину и отодвинулся назад. — Да, хочу. Ты такой инициативный и подвижный, что просто не можешь без этого жить. Тебе будет неприятно, если я лишу тебя этого, — Валентин положил руки на мои бедра, придавливая меня к столешнице своим весом. Его лицо приблизилось к моему. Валентин проговорил эти слова буквально мне в губы. Сексуальное напряжение нарастало с удвоенной силой. — И за что ты так хочешь меня наказать, если это наказание, конечно? — еле слышно прошептал я. Мужчина рассмеялся мне в лицо. — А ты сам не понимаешь? Я видел все, что ты делал с моими подарками, — он неодобрительно поцокал языком. — Я хотел тебе угодить, а ты растоптал мои старания в пыль. Какое неуважение, Ян, какое неуважение, — повздыхал Валентин с гиперболизированным сожалением, будто я действительно задел его за живое. — А мне кажется, что тебе просто нравится trakhat' обездвиженные тела, потому что они напоминают кукол! — мне вообще казалось, что будь у Валентина больше наглости и меньше интереса к моей личности, то он бы просто превратил меня в настоящую Барби: мог одевать-раздевать — да все, что душе угодно. С его возможностями отследить любой мой вздох он бы мог спокойно вмешиваться в мою жизнь. — Я просто милая картинка, идеализированная в твоих глазах. — Солнце, ты не просто картинка, ты — жвачка по одному рублю из ларька, с картинкой внутри. Ты прилипаешь, интригуешь, а еще вызываешь диабет благодаря высокому содержанию сахара. Таких, как ты, нельзя никому показывать — вызываете зависимость, — практически промурлыкал Валентин мне в ухо. — Ага, побольше лапши мне на уши вешай. Что ж ты меня тогда выбрал, если есть и другие, которые «вызывают зависимость»? — я тоже понизил голос до шепота, потому что мужчина оказался слишком близко ко мне. Я не удивился, когда понял, что мой голос слегка скрипит — это все невроз. Мне нужно было прикладывать больше усилий, чтобы говорить ровно и спокойно. — Потому что тебя я заметил раньше всех остальных! — Валентин прошелся губами по моей ушной раковине, и я весь покраснел от жара, залившего лицо. Я загорелся изнутри, словно спичка. Мужчина толкнул меня в грудь, и я повалился спиной на кухонный стол. Домашние штаны в цветочек уже давно спустились и находились чуть ниже пояса, открывая вид на blyadскую дорожку из черных завитков волос, ведущую к паху. Валентин провел кончиками пальцев по волоскам, доходя до резинки штанов и опуская ее ниже. Эрекция в штанах меня очень беспокоила. Грубый шов от штанов неприятно царапал кожу, поэтому я потянулся рукой к паху, чтобы поправить положение дел, и тут-то меня и схватили за запястье. — Попался, — торжествующе воскликнул Валентин, а потом поймал мою вторую руку. — Агх! Да не буду я больше! Не надо… Положи его… Да едрит твою налево через правое ухо! Убери это! — я пытался сопротивляться, но захват был железным: Валентин был решительно настроен по поводу связывания. Мужчина сплел из галстука стандартный, безопасный, но тугой шибари-узел, из которого было очень трудно освободиться самостоятельно. Если только зубами перегрызть этот чертов галстук. — Да как ты посмел! — я уставился на довольную рожу похитителя и маньяка в одном лице, а потом чисто по инерции поднес связанные руки ко рту и попытался ухватиться зубами за конец галстука. Ткань была слишком скользкая и проходила между зубов, а узел был затянут настолько туго, что развязать его было невозможно, как минимум без рук. — Что? Счастлив? — ядовито выплюнул я. — Очень. Даже не пытайся, солнце. У тебя все равно ничего не выйдет, — одной рукой мужчина спустил мои штаны ниже, открывая вид на мой ровный и небольшой член. — О, так ты без боксеров. Заранее готовился? — Ага, мечтай, — буркнул я и отвернулся в сторону. Дома, в своей крепости, я не привык обременять себя какими-то нормами или правилами приличия. Я жил один, а значит, мог ходить по дому хоть без белья, хоть голым, хоть одетым — неважно. Я почувствовал сильный обхват пальцев на основании члена и резко вдохнул воздух. Это было неприятно, но не больно. Валентин решил поиграться со мной. — Знаешь, мне нравится твой член, — вдруг сказал Валентин. — Я впервые вижу обрезанного парня в России, не религиозного, — говоря это, он медленно водил пальцами, сложенными в кольцо, по стволу. Медленно и мучительно. — Ах! М-м-м, — я дернул тазом вверх в надежде получить больше трения, но ничего не вышло. — Это была… — Валентин прервал меня, сделав еще одно движение пальцами. — …популярная процедура… мх, процедура… в девяностые. В Корее! Можно как-то побыстрее! — не выдержав, огрызнулся я. — Я хочу, blyat', кончить! Что мне сде… — очередное движение руки заставляет меня запнуться на полуслове. Валентин с наслаждением демона-искусителя наблюдал за моими потугами. — Что мне сделать, чтобы ты уже прекратил это?! Ах! Валентин! — Отсоси мне. Ты мне должен еще за прошлый раз, — мужчина ускоряет движения рукой, доводя меня до пика, но потом вновь оборачивает пальцы тугим кольцом вокруг основания члена, не давая мне излиться в его руку. Предэякулят сочился из уретры, капая на одежду. Я застонал от отчаянья. — Чертов ублюдок! Чтоб тебе пусто было! — я со злостью побился головой об столешницу, не зная, куда себя деть. Член ныл от боли и невозможности испытать оргазм. Это было настоящее мучение. — Агх! — я горящим от ярости взглядом собирался просверлить дырку во лбу Валентина. Жар в теле не давал мне успокоиться, пот выступил на всех частях тела, делая меня похожим на склизкую жабу. — Хорошо! Хорошо! — гневно процедил я сквозь зубы, наблюдая за поганой лисьей мордой: Валентин буквально источал удовольствие от всего происходящего. — Я отсосу тебе! Помоги спуститься! — Спокойно, солнце, — мужчина протянул ладонь ко мне, намереваясь погладить по щеке, но я увернулся. — Если я сейчас спрыгну и навернусь, то это будет твоя вина, — сказал я как отрезал. Все-таки Валентин придержал меня за талию, и я слез со стола. Без каких-либо лишних слов опустился на колени. Кафель под ногами не был мягким и пушистым и грозился оставить после себя боль в коленных чашечках и, возможно, синяки. Минет не всегда бывает приятен, особенно тогда, когда партнер не очень тебя привлекает. Когда партнер интригует, то тебе интересно наблюдать за его реакциями, нравится ловить каждый вздох, ведь именно ты заставляешь его это испытывать. Разомлевшее от оргазма тело, пот, неконтролируемая речь, раскрасневшиеся щеки — последствия твоих стараний. Мне нравилось, когда я контролирую оргазм другого человека, мне нравилось ускоряться, а потом резко замедляться. Я любил мучить своих любовников, доводя их до истерики. Нередко когда я наблюдал за человеком в предоргазменной неге, то сам кончал в штаны от одного лишь вида. Были и времена, когда я делал минеты и без каких-то чувств к человеку, но ощущения были не те. Я просто это делал, потому что надо. Душевное опустошение, которое я испытывал после такого секса, нельзя было передать словами. Я каждый раз будто терял что-то. Валентин расстегнул ремень, затем молнию, отодвинул гульфик на штанах, приспустил резинку трусов, высунув член на мое обозрение. Черные завитки волос обрамляли пах и скрывали основание члена. У Валентина был конусообразный член: основание толстое, а ближе к головке он слегка сужался. На вид не больше двадцати-двадцати трех сантиметров. Длина была в меру хороша, однако это было слишком много для меня. Мои руки были связаны, а это значило, что я не смогу помогать себе в случае необходимости. Скорее всего, Валентин вынудит меня сделать глубокий минет. Я принюхался и не почувствовал специфического запаха, который присутствует у большинства мужских членов и исходит от крайней плоти. — А ты тоже, я смотрю, готовился? Член намыл, — съязвил я, возвращая старое замечание. Я готов был играть в словесные перепалки с мужчиной, как в пинг-понг, до конца жизни. Я показательно сделал глубокий вдох через нос. — Ах! Какой ты заботливый! Благодать… — Меньше слов, больше… — Валентин не успел опомниться, как я, высунув язык, облизнул головку его члена, пробуя предэякулят на вкус. — Ум-м-м! Ты давно готовился! — я чуть не заплакал от счастья. — Как говорит моя коллега по коворкингу, Вероника, твое тело — это храм. Нельзя превращать его в мусорку. Давно на правильном питании? А ананасовый сок каждый день пьешь? — сарказм лился из моих уст рекой, выражая мое отношение ко всей ситуации. Я не хотел делать минет Валентину, но он сделал все так, чтобы мне было не так уж противно. Еще ни один партнер не садился на оздоровительную диету ради меня. Это было очень… Очень трогательно. — Не льсти себе, котик. Это все не ради тебя делалось, — «Ага, как же! Врет как дышит», — я видел, как Валентин зарделся, когда я заметил его старания. Он все это делал для меня, пусть и скрывает. Его поступок и впрямь согрел мою душу, даже мое сердце забилось чаще. Я вобрал член в рот: сначала наполовину, облизав, словно леденец, головку члена, а потом прошелся кончиком языка по длине. Обхватив ствол плотнее губами, я стал двигать головой назад и вперед, не забывая слегка причмокивать. Валентину не понравилось, что я это все делаю в замедленном режиме, поэтому, положив ладонь мне на затылок, резко вбился мне в горло по самые гланды. Я резко втянул воздух через нос и постарался расслабить горло, но получалось из рук вон плохо. Недавно съеденные свинина и паста начали проситься наружу после второго толчка. Я стал сопротивляться, пытаясь отстраниться, и замотал головой. Из глаз брызнули слезы. Валентин, не обращая внимания на мои страдания, продолжал натягивать меня на свой член. Мне не оставалось выхода, кроме как оскалить зубы. — Ах ты маленькая сучка! — мужчина почувствовал остроту зубов на члене и незамедлительно покинул теплоту рта. Он разозлился и отвесил мне смачную пощечину. От силы удара я отлетел назад, падая на правый бок и ударяясь виском о кафель. Я простонал от боли и чуть не захлебнулся собственной слюной, накопившейся во рту. Слезы продолжали течь из глаз. — Ты это сделал нарочно, — мужчина подлетел ко мне, как коршун, нависая сверху. Он собрал мои волосы в кулак, отрывая голову от холодного пола. Я отрицательно покачал головой. — Нет! Я… Я… Это было слишком глубоко, меня бы стошнило… Я не… — я хлюпнул носом. Зарывать гордость и прощаться с собственным достоинством мне не хотелось, но на тот момент мне казалось, что если я не оправдаюсь, то меня разорвут на части. Валентин смотрел на меня свирепым и уничтожающим взглядом, холодным как лед, его губы искривились от гнева, а брови нахмурились. Его выражение лица пугало меня. От страха я попытался отползти подальше от Валентина. И он заметил это, резко переменив эмоции. В одну секунду у него на лице отражался гнев, а в другую — четкое и ярко выраженное беспокойство и вина. Это напугало меня еще больше. Из глаз лились неконтролируемые слезы, и я неверяще замотал головой. — Ну все, хватит, солнце, — мужчина развязал мне руки и помассировал кожу на запястьях, чтобы избежать отечности. — Ничего страшного не произошло, — Валентин крепко обнял меня за плечи и поцеловал в макушку. — Тише, тише, — он мягко гладил меня по голове и слегка покачивал в объятьях. Поняв, что это не работает и я не прихожу в себя, он поднял меня на руки и понес куда-то. Штаны сползли с моих ног окончательно, в конце концов, они просто упали где-то по пути в место назначения. Я не оказывал никакого сопротивления в силу душевной неурядицы, ужасной физической усталости и легкого головокружения из-за недавнего отравления хлороформом. Я очень устал. Устал настолько, что даже пошевелить пальцем было слишком трудно. Я с трудом разомкнул веки, чтобы разглядеть комнату, в которую Валентин так долго меня нес, проходя через множество коридоров. Дом, в котором он жил, был огромен. От одной двери до другой прокладывались десятки метров, наводя на мысли о широких и пустых комнатах — так ли это на самом деле, я мог лишь догадываться. Все коридоры, пройденные нами, были темными, погруженными во мрак, но Валентин прекрасно разбирал дорогу. Комната, в которой я оказался, была просторной и минималистичной — мой любимый стиль в интерьерах. Простая кровать из дерева, покрытая черным маслом, без излишеств, стояла в самом центре комнаты. Боюсь, что если я измерю тут все в миллиметрах, то погрешностей не будет. Все в комнате было на своем месте: кровать с каркасом под самый потолок, однако балдахина не было, две тумбы по бокам, прикроватная банкетка — расположились у стены, сбоку от входной двери — шкаф длиною во всю стену, стоял со стороны входа, обрамляя его, а напротив было панорамное окно, прикрытое шторами. Я посмотрел на серые, плотные шторы и подумал, что окна в доме выходят на восток, иначе зачем задергивать шторы, когда дом стоит в глуши? Среди угловатой мебели, не лишенной стиля и вкуса, стоял Валентин в своем амплуа доминанта, которому так подходил темный интерьер комнаты. И я — в образе Евы с розовыми волосами — на его руках. Просто картина маслом. Валентин укладывает меня на кровать и сам ложится рядом, продолжая оглаживать мои бока. Мы лежим друг напротив друга, он следит за любыми изменениями в моем лице, а я, чуть прикрыв глаза, смотрю на банкетку. Слез уже не было — они засохли солеными дорожками на коже. Банкетка, обитая черной кожей, привлекла мое внимание. К ее деревянным ножкам были прикручены не сразу заметные металлические кольца небольших диаметров. Нетрудно догадаться, для чего они. Я поднял взгляд наверх, осмотрел каркас кровати, а потом, стараясь не смотреть на Валентина, перевел взгляд на спинку кровати — к ней тоже были прикручены кольца. Валентин проследил за моими наблюдениями и понимающе ухмыльнулся: он знал, о чем я думал. — Прости меня, — он потянулся к моей горящей от удара щеке, холодные кончики пальцев прошлись по раздраженной коже легким касанием. А потом вся ладонь накрыла мою щеку. Я закрыл глаза, ощущая лед рук Валентина. — Я разозлился. И был очень жесток, я пообещал, что не обижу тебя. — Я и сначала не верил ни единому твоему слову. Люди всегда врут. А мое прощение тебе не нужно. У таких людей, как ты, совести нет, а значит, и чужое мнение не волнует, — прошептал я, еле шевеля губами. — Я хочу спать, — я закрыл глаза и перевернулся на другой бок, лицом к шкафу. Валентин не нашелся с ответом, поэтому просто накрыл меня тяжелым одеялом, оставляя на съедение кошмарам. На утро я проснулся от резко вздрогнувшей ноги. По велению мозга мои конечности в последний месяц то вздрагивали, то немели, то умирали от судорог — я никак не мог с этим жить. Успокоительные, которые я стал глотать горстями на ночь, никак не помогали. Иногда я просыпался и терялся во времени, поэтому в последнюю неделю я стал носить наручные, электронные, dokhuya умные и продвинутые часы, которые показывали дату и время и, как бонус, измеряли все возможные параметры тела: сердцебиение, пульс, давление, вдохи-выдохи; определяли дату смерти и день перемещения души в загробный мир. Их я надевал перед сном каждый раз, чтобы не искать телефон и не смотреть на время. Обычно когда я просыпался от выходок мозга и нездоровой психики, то сна ни в одном глазу у меня не было, и ощущал я себя после очень бодренько. Но через часа два-три такой бодрости я снова валился, как мертвый, на постель. Часы стали моим маленьким ритуалом перед сном и обеспечивали какое-то спокойствие, поэтому, не находя их на своей руке, я не мог больше спать. Одного взгляда на часы мне хватало, чтобы вновь прийти в себя и вернуться ко сну. Поэтому мне было важно иметь их при себе. Но этой ночью у меня их не было с собой. Когда я проснулся, то не сразу понял, где нахожусь, а когда ко мне пришло осознание, то меня чуть не стошнило. Воспоминания о прошлой ночи маячили на периферии сознания, не давая мне даже спокойно вздохнуть. Я ощутил себя грязным. Слез с кровати и подошел к зеркалу, которое стояло рядом со шкафом. Лучик утреннего солнца пробился сквозь щелку в плотных шторах и осветил комнату для меня. В отражении я увидел не себя, а какого-то другого человека. На мне была черная, шелковая, лоснящаяся пижама. Чужая вещь на мне словно говорила: «Детка, тебя оприходовали и сделали домашней зверушкой», — все-таки Валентин решил превратить меня в живую куклу для секса. Запястья были обернуты дорогими и матерчатыми бинтами с резинкой, которые я развязал из любопытства и увидел кровоподтеки, синяки и царапины на своей золотистой коже, оставленные стяжкой. Бинты пахли какой-то травяной мазью, поэтому я вернул все обратно, чтобы самому не видеть этот ужас — авось заживет. Височная часть на голове, чуть выше уха, тоже была чем-то намазана. Я прикоснулся к виску и ощутил боль: за волосами скрывался синяк. — Доигрался в шпиона, Ян, да? Что смотришь? — сказал я своему отражению. — Дурак, — и развернулся в сторону окна. Я пересек комнату и подошел к стеклу, скрывающемуся за плотными шторами. Чуть шире раздвинув ткань, я увидел ранний розовый рассвет. Утреннее солнце лучами било в окно. По моим внутренним ощущениям время спешило перевалить за шесть утра. Я проснулся непозволительно рано: можно было еще часа два, а может, и три подремать. Однако сейчас было не место и не время. Валентин словно знал, когда похищал меня, что воскресенье у меня абсолютно свободно. Где был сам Валентин, я ума не мог приложить. Его место, где он мог спать, было холодным, поэтому я решил, что он куда-то ускакал по своим делам. Хотя что ему делать в такую рань? Людей пытать? Я понятия не имел. Ответы на все мне дала записка, лежащая на прикроватной банкетке, которая так полюбилась мне вчера. Бумажный прямоугольник небольшого размера был спрятан в конвертик и лежал поверх стопки из одежды. Под банкеткой стояли бежевые кожаные мужские мюли от Gucci, которые я отслеживал в ЦУМе последние два месяца: они были очень популярны среди модников, поэтому я никак не мог найти свой размер. «Прости, солнышко. Я хотел провести с тобой это утро, но дела требуют моего внимания. Твоя домашняя одежда будет стоять к восьми утра в коридоре в пакете, домработница ее недавно положила в сушку. Ванная находится напротив спальни. Захочешь кушать — просто спустись на первый этаж и поищи Зилю, она приготовит тебе все, что захочешь. Вертолет будет ждать тебя за домом весь день, отвезет к Деловому центру. Валентин», — вот и все, что было в записке. «Слава богу! Слава его делам и занятости», — подумал я, откидывая записку на кровать. Мне не хотелось видеться с ним ни сегодня, ни завтра, ни через год, ни через два. Но я знал, что просто так он от меня не отстанет. В ванной я обнаружил все свои любимые шампуни и пены для ванн, клубничную зубную пасту и точно такую же зубную щетку, какой я пользовался сам. Валентин как будто просто залез в мою потребительскую корзину, записал все мои предпочтения и скупил все, что я люблю. Это было жутко. Я какое-то время даже думал, что попал в свою собственную ванную комнату. Приняв душ на скорую руку, я вернулся в спальню и осмотрел предложенные мне вещи. Белая рубашка oversize от Dior и широкие джинсы клеш от Gucci. Обычный повседневный гардероб, без ярких акцентов, достаточно минималистичный. Среди этой роскоши обнаружились боксеры безымянного производителя. Бирки предусмотрительно были срезаны, но я и так знал цену на вещи, которые видел перед собой. Как-никак, я был экспертом в сфере моды. Джинсы оказались мне слегка большеваты в талии, поэтому немного спадали. Я без задней мысли полез в гардероб к Валентину, чтобы одолжить какой-нибудь ремень. Я не рассчитывал найти что-то яркое, чтобы разбавить монотонный образ, но, как минимум, хотел отыскать бежевый ремень под обувь. Шкаф был гигантских размеров. В первой половине шкафа висело огромное количество пиджаков и брюк, было несколько полок с галстуками и носками. Все в идеальном состоянии, как будто новое. На некоторых пиджаках я даже заметил неснятые бирки, что говорило о том, что к одежде даже не притрагивались. Обуви в шкафу не нашлось, и я догадался, что это был не единственный шкаф с одеждой тут. Очевидно, что не единственный. Вторая половина шкафа меня не то чтобы удивила, просто заставила какое-то время потупить в одну точку, пока мозг совершал загрузку информации. В выдвижных шкафчиках я нашел огромное количество стеков разной длины, с разными хлопушками на концах, из разной по мягкости кожи. Среди всего этого многообразия я нашел стек белорусской мастерицы Боль Для Тебя: ее штамп был поставлен на внутреннюю часть хлопушки. «А мы любим одних и тех же мастеров ручной работы», — подумал я, похлопывая стеком себе по ладони. На полках также нашлись плетки, пэдлы, флоггеры, трости и розги. Огромное количество вибраторов; также я заметил вакуумные вибраторы для женщин, что меня не удивило. Скорее всего, Валентин просто любил разнообразный секс, и его не интересовал пол партнера. В отдельном шкафчике я нашел мужские пояса верности для разных размеров члена, что говорило о том, что я был не первой жертвой Валентина мужского пола. В том же шкафчике лежала коробочка с уретральными эспандерами. Я даже представить себе не мог, что кто-то такое вытворяет со своими партнерами. На фоне Валентина я выглядел любителем. Помимо всего прочего были плаги, веревки для шибари, ошейники, какие-то цепи и разные примочки для лишения частей тела подвижности. А в самом центре всей этой распрекрасной коллекции, на отдельной полке, стояла черная бархатная голова-манекен, на шее которой красовался толстый ошейник из кожи с мягким подкладом и металлическими декоративными шипами снаружи. К ошейнику крепилась металлическая бирка, гласящая «Щеночек Ян». И тут я выпал в осадок. Руки, как заколдованные, сами потянулись к ошейнику и сняли его с манекена. «Он хочет обладать мной в прямом смысле слова…» — пробежала неприятная мысль в голове. Из глаз скатились слезы и упали на пол крохотными капельками. «Давно оно тут?» — я повертел ошейник в руках. Такие вещи изготавливались с «заботой о нижнем», потому что большинство ошейников сильно натирали кожу на шее; они не предназначались для постоянной носки. У этого ошейника сзади был крепеж на замке. Я с омерзением откинул ошейник в сторону. — Валентин, ты слишком самонадеян. Думаешь, я буду паинькой-пушистой-заинькой? Ага, мечтай. Ублюдок, — я задрал нос повыше и вышел из комнаты, направляясь на поиски кухни. Обычно я не завтракал, предпочитал больше чай или кофе вместо первого приема пищи. Лестница на первый этаж нашлась быстро, чему я очень обрадовался. Мне хотелось поскорее выпить крепкого чая и исчезнуть из этого дома. Без особого интереса я разглядывал коридоры, потому что больше, чем ошейник с собственным именем в шкафу Валентина, меня бы тут ничего не удивило. Даже если тут окажется «Красная комната боли», то меня это не особо тронет за душу. Спускаясь по лестнице, я все так же рассматривал картины на первом этаже. Сейчас я видел в этих геометричных и нелогичных сюжетах свое душевное опустошение. Картины были такими же беспокойными, как и я. — Ан Унчон, это вы? — послышалось откуда-то сзади. Я обернулся всем корпусом и посмотрел наверх, на лестницу. Передо мной стояла женщина лет тридцати на вид. У нее были коротко подстриженные темные волосы. Она была облачена в обычную приталенную рубашку голубого цвета и юбку-карандаш до колена. Я осмотрел незнакомку и вздернул бровь. — Простите, мы с вами знакомы? — я настороженно уставился на нее. — Нет, извините. Я забыла представиться, — женщина бодро спустилась ко мне, стуча невысокими каблуками туфель по паркету. — Меня зовут Жанна Витальевна, я местная экономка. Шеф сказал мне, что вам может понадобиться помощь. — Да, я иду на кухню, — я протянул руку экономке. — Приятно познакомиться. Не могли бы вы меня проводить? — Зачем вам на кухню? Может, лучше в столовую? — женщина ответила на мое рукопожатие и утянула меня в сторону стеклянных дверей, которые, наверное, вели в столовую. — Я могу распорядиться по поводу завтрака. Шеф наказал, чтобы на столе было любое блюдо, которое вы пожелаете. Можете положиться на меня, я в точности все передам Зиле, нашей лучшей кухарке. Она делает восхитительные безе, хотите? С утренним чаем они просто потрясающие! Какую кухню предпочитаете? Может, что-то особенное? — А… М? — я растерялся от такого напора и не мог понять, о чем мне говорят. — Послушайте, я не намерен завтракать. Все, чего мне хочется — чай, крепкий черный чай. Я спокойно могу посидеть и на кухне. Не стоит накрывать ради меня всю столовую, — я не имел ни малейшего понятия, насколько большой может оказаться столовая, но, по моим предположениям, она должна была быть роскошной. Жанна с непониманием уставилась на меня. — Вы уверены? — она посмотрела на меня, словно я был не с этой планеты и даже не с Марса. — Просто… — Все хорошо, отведите меня на кухню, — уверил я женщину. Она еще пару секунд посмотрела на меня возмущенным взглядом, но потом все же сделала так, как я хотел. — Зиля! Я тебе кое-кого привела! — объявила экономка, когда мы зашли на кухню. Посреди уже знакомой мне кухни стояла приземистая женщина лет шестидесяти, она гремела кастрюлями и пыталась что-то достать из шкафа. — Это Ан Унчон, — Жанна Витальевна указала на меня рукой, и я немного смутился. — Можешь сделать чай? — Вообще-то я предпочитаю, когда меня называют Яном, — поправил я женщину. — А-а-а! Наш гость! Да, Валя говорил мне, — кухарка повернулась в мою сторону, а потом напала на меня с крепкими объятиями. — Какой милый мальчик! — провозгласила пожилая женщина. — Ты на моего внука похож! Он тоже ходит с такими веселенькими волосиками! — собеседница, известная мне как Зиля, лучезарно улыбнулась, да так, что ее узкий разрез глаз стал еще уже и начал походить на два маленьких полумесяца. Даже я так улыбаться не умел. — Да, спасибо за такой милый прием, — я неловко выбрался из объятий кухарки. Краем уха я услышал, как Жанна прощается с нами и уходит, не дождавшись ответа. — Какой тебе чай, милок? — улыбчивая женщина похлопала меня по руке и, ухватив за локоть, усадила на барный стул, развернув меня в сторону кухонной плиты, чтобы наблюдать за мной. — У нас есть самые разные: черный, черный с женьшенем, мятный, ромашковый, зеленый, черный с фруктами, малиновый… Какой тебе, м? Януль? — мое сердце растаяло от того, как меня назвала эта женщина. Она меня даже не знала, но была так добра ко мне. — Черный. Я буду простой, черный, горячий чай без сахара, без молока… В общем, просто черный чай, да, — от такого теплого и радушного приема я растерялся и совсем позабыл, что хотел как можно скорее сбежать из этого проклятого места. Но благодаря Зиле я внезапно забыл обо всем, случившемся на кухне, и это место перестало ассоциироваться у меня со вчерашней ночью. Настолько забота женщины преклонных лет была искренней. — Хорошо, посиди пока, а я заварю чай, — кухарка Зиля сладко растягивала слова, произнося их очень медленно, а ее тело, наоборот, было быстрым, как лучик света, проникающий в темноту. Она невероятно ловко обходила кухню, зная каждый уголок своего рабочего места. По моим внутренним ощущениям она провела не один год на этой кухне, работая на Валентина. — А ты новый стажер Валечки? — поинтересовалась у меня женщина, любопытно поглядывая на меня хитрым взглядом. — Э-э-э, — я запнулся на какой-то момент, не зная, что и говорить. — Да. Ага, все именно так. Документы завозил, — даже не покраснев, соврал я. — У Валечки добрая душа, — с теплотой отозвалась о моем маньяке кухарка. — Хорошо, что он дает дорогу молодым! Да! Вот мой внук не мог долгое время найти работу после университета. Он на экономиста учился, так Валечка ему помог! И устроил не абы куда, а в Газпром! — с необычайной гордостью то ли за внука, то ли за Валентина говорила Зиля, заливая кипяток в фарфоровый чайник. — А нашу Жанну! Было так много конкурентов, но он выбрал именно ее! Я все слушал рассказы кухарки Зили и думал: «Наверняка они все нашли свою прекрасную работу через постель. Валентин и молодые люди… Очень плохо мне верится в его благонравность». Я медленно отхлебывал чай, не понимая, что творится в этом мире. Внезапно вспомнились охранники Валентина, которые также хорошо отзывались о мужчине. Все подчиненные Валентина Степановича будто и не видели ничего из того, что видел я. Они будто были ослеплены его идеальными костюмами, манерами и красивыми речами. И я был единственный, кто видел его настоящее лицо без лживых масок. «Или у этих людей в контрактах был пункт: «Обязательно боготворите своего работодателя!» — «Уж я бы посмеялся!» — думал я. В конце небольшого чаепития кухарка Зиля сама вызвалась проводить меня до вертолетной площадки за домом. Когда мы вышли в холл, где висело огромное количество картин, то я подошел к небольшому столику на трех ножках недалеко от входной двери. На столике стояла ваза с белыми розами, стеклянная тарелочка с небольшим углублением, в которой расположились связки ключей, а рядом лежало золотое кольцо. А возле столика стоял мой заветный пакет с домашней одеждой — но интересовал меня не он, а бесхозное украшение. Я присмотрелся поближе и понял, что это мужское обручальное кольцо. Снаружи оно выглядело старым, а вот внутри как новенькое. Наверное, украшение часто снимали и надевали, тем самым полируя изнутри. Дизайн был простой и старомодный; такие обручальные кольца уже давно не выпускались, а если и появлялись на полках ювелирных магазинов, то обычно не продавались. Я притронулся к кольцу и посмотрел на внутренний ободок: на нем была проба, я не смог рассмотреть числа, но не сказал бы, что кольцо стоило очень дорого. По весу оно не казалось тяжелым, а значит, внутри, скорее всего, полое. Я не знал, зачем Валентину хранить такое обычное кольцо. Я ни разу не видел, чтобы оно было на нем. «Память о браке? По виду он довольно одинокий человек, не созданный для семейной жизни», — с этими мыслями я подхватил картонный белый пакет с одеждой и поспешил за Зилей. Территория прилегающая к, как выяснилось, трехэтажному особняку, была невероятно огромных размеров. Тут было много всего: огромный гараж, сад, фонтан, беседка для чаепития, бассейн, небольшой двухэтажный домик-общежитие для прислуги, домик охраны, вертолетная площадка, баня и еще одно здание, которое только-только начали отстраивать — стояла лишь деревянная коробка. Мы обходили владения Валентина чуть больше десяти минут, направляясь к вертолетной площадке, которая по краям была обставлена фонариками, чтобы ее было заметно ночью. Мужчина тридцати лет на вид, не сильно старше меня, сидел в садовом кресле, размещенном в густой траве в паре метров от вертолета. На его покатых плечах висела спортивная куртка, а на голове сидела совершенно нелепого вида шапка-кепка таксиста. Мужчина курил сигарету. Как я понял, он был пилотом. Обычные белые кроссовки Adidas из замшевой ткани покрылись серыми, коричневыми и зелеными пятнами, побывав то ли в траве, то ли в грязи. Я бы не сказал, что пилоту много платят, однако золотые часы на его правой руке говорили об обратном. Да и обувь, хоть и грязная, выглядела совсем не заношенной. «Возможно, это элемент какого-то гопнического стиля», — подумал я. — Вот, Януля, мы пришли, — кухарка указала мне рукой на вертолет. — Костик, когда вернешься, я тебе супчику налью, — сказала пожилая женщина пилоту. — Не надо, теть Зиль, лучше пирожков, — пилот поднялся со стула и подошел ко мне. — Константин Кегелев или можно просто — Кегля. А тебя как звать? — Ян, просто Ян, — я ответил на крепкое рукопожатие пилота. — Теть, — пилот посмотрел на женщину, стоявшую чуть поодаль от меня. — Хорошего дня! Мы отчаливаем! — И тебе, Косточка, и тебе, — тетя Зиля широко улыбнулась и помахала нам на прощание. — Януля, приезжай еще! Удивительно, что весь персонал Валентина оказался чрезмерно доброжелателен, как друг к другу, так и ко мне. Почему-то мне казалось, что люди уровня моего преследователя выбирают работников по своим собственным качествам. Я бы не сказал, что Валентин один из тех милых людей, которые улыбаются друг другу и говорят ласковые слова по поводу и без. Да, довольно часто он делал комплименты, но я каждый раз в них видел угрозу. И чем дальше в лес, тем больше дров: Валентин проявлял внимание и заботу — этого у него нельзя было отнять — но негативных сторон и моментов было в разы больше: то же преследование, взлом квартиры, слежка, акты насилия. Это слишком нездоровое поведение. — Конечно, всего хорошего! — я натянуто улыбнулся в ответ и пошагал за удаляющимся в сторону вертолета Константином. Когда мы сели в вертолет, я получил полную инструкцию о том, как вести себя в таком необычном транспорте, как вертолет. Константин помог мне пристегнуться, а когда дело дошло до наушников, которые должны были помогать мне поддерживать связь с пилотом, мужчина настоял на том, чтобы первую часть пути я находился в салоне с завязанными глазами. Место, в котором я находился, было засекреченным объектом, и я не должен узнать его местонахождение. Я немного удивился такой просьбе, но в угоду себе согласился: не хотел быть побитым пилотом Валентина. Константин выглядел очень угрожающе в своих убеждениях. Первая половина полета тянулась для меня слишком долго, а на деле — всего двадцать минут. За это время мы из пункта А добрались до Москвы, а потом еще десять минут целенаправленно летели в сторону Делового центра. Когда под вертолетом оказалась Москва, мне разрешили самостоятельно снять повязку, и я смог насладиться видом из окна. На часах уже была половина девятого утра. По прилете я намеревался добраться до башни «Империя» и зайти в гости к Андрею и Марку, а уже от них ехать домой. У меня с собой ничего не было: ни карт, ни телефона, ни чего-то еще, что помогло бы мне добраться до дома. Правильно говорила моя бабушка: «Заберите у молодежи телефоны, и они подохнут», — так это и было. Без телефона я как без рук. Вертолет приземлился на посадочную площадку, находящуюся у Москвы-реки. Лопасти заведенного вертолета продолжали крутиться, когда я спустился на землю, и от бешеного ветра мои волосы растрепались во все стороны. Я поблагодарил Константина за то, что отвез меня, и побрел в сторону башни, в которой жил Андрей. Было еще совсем рано, и я надеялся, что доберусь до квартиры друга без каких-либо проблем. Больше всего я опасался встретить подписчиков, которые начнут делать фотографии со мной. Я выглядел не лучшим образом, к тому же на мне был лук стоимостью почти в двести пятьдесят тысяч рублей, что не соответствует моему постоянному образу. Я никогда не надевал на себя луки стоимостью выше ста тысяч рублей, потому что хотел быть «своим» для подписчиков. Да и перемотанные запястья могли бы навести их на дурные мысли, а слухи имеют особенную способность — слишком быстро расползаться по сети. Мне ни в коем случае нельзя было допустить того, чтобы люди думали, что у меня проблемы с психикой. В фойе башни меня встретили охранники, которые уже не раз видели меня тут. Они без вопросов пропустили меня к скоростному лифту. Как только лифт начал движение, у меня заложило уши и слегка помутнело в глазах. И так случалось каждый раз. Андрей жил на сорок восьмом этаже, поэтому, чтобы доставить меня как можно быстрее, лифт разгонялся до невероятно высокой скорости. На этаж я прошел, слегка покачиваясь, однако через пару секунд мне стало лучше. На этаже было повешено несколько зеркал во всю стену, поэтому, прежде чем зайти в апартаменты, я пригладил волосы рукой, возмущаясь, что не смог найти лак для волос в ванной у Валентина. Андрей, в отличие от меня, хоть и сталкивался с гомофобами чаще, всегда держал дверь в квартиру открытой, потому что его комплекс был хорошо защищен от всяких ненормальных людей. А богачи, живущие по соседству, не интересовались жизнью Дитцеля от слова «совсем». В общем, жизнь в «Москва-Сити» была до ужаса скучной и размеренной. Я надавил на ручку входной двери и потянул на себя. Уже в прихожей я услышал звуки безудержного секса из гостиной, совмещенной с кухней. — Я выtrakhayu из тебя всю чертову наркоманскую пыльцу, моя фея, ты еще пожалеешь! — угрожающе низким голосом кричал Андрей. — Да! Еще ножку повыше задери, сладкий! — Да, trakhni меня, папочка! Сильнее! Мф! — простонал Марк фальцетом. — Выбей из меня всю дрянь! Я слышал, как Андрей жестко вбивался в Марка: шлепки их тел друг об друга были очень громкими и вызывающими. Я закрыл входную дверь, скинул мюли с ног и прошел в гостиную. Андрей возвышался над Марком, лежащем на диване в согнутой позе. Дитцель запрокинул крепкие и накаченные ноги парня на свои, казалось бы, хрупкие плечи, а руками держал за талию, делая поступательные движения торсом. Павлов же спиной лежал на диване, пока другая половина тела опиралась на грудь Андрея. Марк громко стонал каждый раз, когда его парень проходился членом по простате, и поджимал пальчики на ногах от удовольствия. Любимым делом Марка и Андрея в постели была ролевая игра под названием «Папочка и непослушная Фея». Марк всегда был феей, которая нарушает правила папочки, будь то оставленная невымытая посуда или разбитая палетка теней. И Андрей, в роли папочки, всегда наказывает непослушную феечку. Их странная игра была самой завораживающей в мире, на нее можно было смотреть вечно. Когда они играли в эту игру, Андрей всегда цеплял на плечи Марка розовые детские крылья из проволоки и тонкого капрона с блестками. В этом он всегда видел «порнографический и дешманский антураж». Подобные фетишистские закидоны он оправдывал тем, что это позволяет ему думать, будто он начинающий порноактер. Я без всякого стеснения прошел к кухонному бару и налил себе стакан воды, продолжая смотреть, как мои друзья в буквальном смысле yebutsya, словно кролики весной. Через пару минут они оба обильно кончили друг на друга, и Андрей, не поворачиваясь в мою сторону, спросил: — Ян, как тебе зрелище? Я был похож на лучшего порноактера во всем мире? — самодовольно спросил Андрей, подбирая презерватив с пола: он снял его в процессе, прежде чем кончить. — Не больше, чем обычно, — я сделал очередной глоток из стакана и вышел из-за барной стойки, усаживаясь на кресло, стоящее напротив дивана. Андрей же пошел к мусорному ведру, чтобы выкинуть резинку. Марк, пребывающий в состоянии эйфории, лежал на диване как каменный, только его грудь вздымалась каждый раз, когда он делал глубокий вдох. — Оно и видно, ты даже не возбудился, — Андрей махнул рукой в мою сторону, якобы указывая на явное отсутствие эрекции в моих штанах. — Я не страдаю вуайеризмом, — пожал я плечами. Я был одним из тех людей, которым не приносило наслаждение — в таком плане — даже порно. Чаще всего я обращался к порносайтам для того, чтобы посмотреть, как некоторые практики выглядят в жизни, и оценить свою заинтересованность, но чтобы смотреть порно целенаправленно для собственного удовлетворения… Подобное было непривычным для моего мозга. В подростковом возрасте из-за этого мне казалось, что со мной что-то не так. Позже я выяснил, что такое бывает. Не все получают удовольствие от того, что нравится большинству. — Чего пришел так рано, бусинка? Мы думали, что эта крокодилья морда заграбастает тебя как минимум до вечера. Инесса хотела вызывать полицию, но Маша сказала, что от этого толку не будет, — Андрей рассуждал настолько непринужденно, что мне показалось, будто он говорит о погоде. — Ну, рассказывай, сладкий! — Дитцель достал бутылку джина из шкафа и плеснул себе немного в бокал. И я рассказал все.