Личность

Маша арендовала замечательную двухэтажную виллу в городе Камала, Пхукет, в двух минутах от моря, если идти пешком. По соседству никого не было, так как мы жили на уединенной территории; только в двух километрах от нас, если пройти дальше по песчаному берегу, располагался отельный комплекс, в котором был отличный рыбный ресторан (в него мы и пошли в первый день пребывания на отдыхе). Мы приехали на Пхукет в сезон дождей, однако здесь все так же было очень жарко. После прохладного лета в Москве тут было невыносимо душно в дневное время, когда дождь обходил остров стороной. Ночью температура снижалась, однако прогретая за день земля все равно мучила нас своей невыносимой жарой. Маша, Инесса и Андрей по утрам любили проводить время на пляже, переворачиваясь на лежаках, как сосиски на вертеле, каждые две минуты, чтобы не сгореть. Дневное время они проводили у домашнего бассейна в теньке с разными романами в руках: Андрей решил организовать книжный клуб на две недели, поэтому привез с собой кучу книг. Они успевали осилить по три книги за два дня, меняясь по кругу своим чтивом. А я и Павлов отсиживались в теньке, потому что у меня была и так достаточно смуглая кожа, а у Марка — аллергия на солнце. Днем же мы оба занимались легкой работой: он постоянно устраивал какие-то онлайн-совещания с коллегами, а я делал контент для подписчиков в instagram и проверял почту ежечасно. Двадцать второго числа, на четвертый день с момента нашего прилета на остров, я, Андрей, Марк и Инесса собрались утром поздравлять Машу с двадцать третьим днем рождения. Мы купили в ресторане двухъярусный торт «Красный бархат», украшенный ягодами, поставили на него три свечки розового цвета и стали дожидаться Машиного пробуждения. У каждого была своя задача на момент Машиного появления на кухне: я должен был зажечь свечи на торте, Несси — включить песню «18 мне уже» группы «Руки Вверх!», Андрей был ответственным за хлопушки с серпантином, а Марк взял на себя откупоривание бутылки шампанского. Мы знали, что Аверина вставала ровно в семь утра, как по будильнику, из-за внутренних живых часов. Поэтому нам всем пришлось постараться встать как можно раньше, чтобы точно успеть подготовиться к ее пробуждению. И вот, когда момент настал, сонная Маша с запутанными белокурыми волосами вышла на кухню, поправляя пижамные шорты, мы в голосину заорали под музыку: — «Забирай меня скорей, увози за сто морей и целуй меня везде — восемнадцать мне уже!» — все мы пели просто отвратительно, потому что ни у кого из нас не было идеального слуха, да и музыкального образования тоже. Марк под наши крики и оры открыл шампанское с громким чпоньком, а Андрей в этот же момент взорвал хлопушку, но только не в ту сторону, и все блестки и глянцевые бумажки полетели на него самого. Я быстро зажег свечи, пока Маша с непониманием смотрела на все происходящее и широко улыбалась от неловкости. — С днем рождения! С днем рождения! С днем рождения! У-у-у! — Загадай желание! — прокричал я, помогая Инессе поднести торт к ошарашенной Маше. — Поете про восемнадцатилетие, на торте у вас три свечки, а поздравляете с двадцатитрехлетием… Ну вы и сумасшедшие! — посмеялась Аверина и набрала в легкие побольше воздуха, а потом задула все три свечи. — Инесса! Теперь Машу нужно потянуть за уши двадцать три раза! Ты с одной стороны, а я с другой! — высказал невероятную идею Андрей. В нашем плане этого не было, однако мы решили это устроить. — Да! — торжественно провозгласил я. — Вы тупицы! Мне же не пять лет исполняется, чтобы за уши тянуть! Вы мне их оторвете! — А они несильно, — подмигнул я, командуя парадом. — Навались! Всем потянуть Машу за уши! — НЕТ!!! — девушка ринулась прочь от нас, выбегая на террасу первого этажа, на дорожку, по которой мы спускались с возвышения нашего дома к морю. Я и Андрей побежали ее догонять. Так мы оказались на лазурном берегу и стали плескаться водой, намочив волосы и пижамы. Мы зашли чуть поглубже в море и стали в шутку топить друг друга, залезать друг другу на плечи и кидаться пойманными водорослями. — Все! Хватит! — Маша вырывалась из моих объятий и ворочалась туда-сюда, размахивая мокрыми волосами в разные стороны. — Ай! Твои волосы такие тяжелые! — выкрикнул я, когда белокурые локоны шлепнули мне по лицу. — Сам виноват! — Маша выбралась из моих объятий и рассмеялась. — Ну и каково тебе быть моей ровесницей? Мы теперь одного возраста, — подметил Андрей, убирая мокрые волосы со лба. — Тебе уже в декабре будет двадцать четыре, я все равно за тобой не успеваю, — Аверина тяжело дышала из-за небольшой водной потасовки, но она нашла в себе силы ответить. — Фу-у-х! — тяжело вздохнула она. — Не успела с кровати встать, как уже сделала утреннюю зарядку и поплавала. Не соскучишься с вами! — Это точно! Пойдемте, посмотрим, что наши старики делают, — Андрей обернулся к берегу и увидел, как Марк и Инесса спускаются по лестнице к пляжу. — О, а вот и они! Вечером мы собрались в местный бар с хорошими отзывами: по слухам, там часто собирались представители ЛГБТ-сообщества, однако сам бар никогда не заявлял о своей целевой аудитории. Напитки в меню были стандартные, а цены — умеренные. Мы все принарядились и были готовы выйти в свет. Такси здесь было не особенно популярным, поэтому мы заранее побеспокоились о машинах, арендовав сразу две на всю нашу компанию. Мы взяли две высокие красные Mitsubishi. Дороги на острове были не самыми лучшими, но машины ехали аккуратно и тихо, только редкие камушки стучали по бамперу. Добрались до бара мы без приключений, если не считать залетевшего в салон жука, который очень напугал Машу, доведя ту до истерики. Аверина была очень брезглива ко всем видам насекомых и непонятной живности. В первый день, когда она заметила на кухне геккона, ор в доме стоял оглушительный. Маша не могла жить спокойно до тех пор, пока мы не позвали местного садовника, чтобы тот отловил тварь на кухне. Двухэтажный бар находился в самом конце шумной улицы Бангла Роуд, с балкона заведения было видно море и прилегающие дома, которые будто спускались к песчаному берегу. В восемь часов вечера зажигались огни почти во всех зданиях Бангла Роуд и освещали местные просторы, однако они были не настолько яркими, как огни мегаполисов. Маленькие точечки искусственного света не мешали мерцанию звезд на небе. Вскоре поднялась и луна, создавая серебристую дорожку на морских волнах. Мы сидели на балконе, из закрытой части бара до нас долетали звуки музыки, но они не мешали наслаждаться видом ночного Патонга. Вскоре нам принесли множество напитков, и мы погрузились в празднование. К алкоголю не притрагивались только я и Марк, потому что мы оба были за рулем. Ну а я еще был трезвенником. Поэтому наш дуэт позволял остальным уйти в отрыв. Мы ели острую южную пищу, запивали все колой и радовались жизни. Через пару часов нашей гулянки начался дождь, поэтому все люди, сидящие на веранде и балконе, в том числе и мы, зашли в помещение. Девушки и Андрей переместились с уютных кресел на танцпол и пошли натирать мозоли на пятках, потому что все трое были в босоножках на тонких шпильках и с узкими ремешками — самая неудобная в мире обувь для затяжной ночной жизни на танцплощадке. Я и Марк предпочли остаться за столиком, рассматривая толпу. — Ян, посмотри, — Марк тронул меня за плечо и указал на барную стойку, где толпились люди, забирающие заказы. — Там какой-то парень европейской внешности с банданой в заднем кармане. — О, это не просто бандана. Она синяя, да еще и в правом кармане, — Марк посмотрел на меня хитрым взглядом, и я ответил ему взаимностью. — У тебя есть мобильный интернет. Загугли цвета Hanky Code¹… — Мне кажется, это твой клиент, — Марк открыл поисковую систему и забил нужную мне фразу. — Да, точно. Анальный секс, боттом. Не хочешь подойти к нему? Мне кажется, он будет не против, — я проследил за взглядом Марка и посмотрел на незнакомца. Молодой человек очень жадно осматривал бар, разглядывая посетителей. По одному его виду можно было понять: он искал свою жертву. По поведению и внешней оболочке незнакомца я мог сказать, что он нечасто проделывает подобные вещи, хоть снаружи он и казался уверенным пикапером высшего уровня. Белая рубашка была слишком официальной для заведения, которое работает с вечера до самого утра, однако пуговицы были расстегнуты до середины торса, а рукава закатаны до локтя, что намекало на откровенность и готовность ко многому. Брюки были синие, укороченные, и на том спасибо. — Да, не будет, — согласился я и поднялся с кресла, направляясь к бару. — А! — резко обернулся. — Если все пойдет по маслу, то задержи девочек хотя бы до двух? — Да их не нужно будет задерживать, они самостоятельно до утра тут протанцуют, я тебя уверяю, — понимающе подмигнул мне Марк, отпивая глоток колы из стакана. Больше всего на свете я любил заводить курортные романы, потому что они всегда были легкими и ненавязчивыми. В большинстве случаев они начинались и заканчивались слишком быстро. Чаще всего я не успевал привязаться к незнакомому человеку, поэтому мне было просто расставаться. Иногда случалось, что я подолгу продолжал отношения на расстоянии, если человек сильно западал в душу, но такое общение все равно прерывалось. Отношения на расстоянии, на мой субъективный взгляд, всегда обречены на провал. — Hi! Let me treat you², — дежурная фраза при знакомстве с кем-то в зарубежных барах: я начал разговор первым. Коснулся плеча молодого человека и подождал, пока он обернется ко мне. Молодой человек напомнил мне кого-то своей внешностью, однако я так и не понял, кого. Незнакомец был выше меня на целую голову, изящно сложен, однако под обтягивающей одеждой соблазнительно прорисовывались крепкие мышцы рук и ног. Черные кудри были уложены гелем назад, а кончики волос сзади слегка касались спины. Льдинки голубых глаз смотрели заинтересованно и пытливо, в то время как брови в недоумении были стянуты к переносице. Опустив взгляд чуть ниже, незнакомец наконец-таки выдернул мой образ из толпы. Его губы при виде меня сложились в незамысловатое «О». — So, what are you drinking? ³ — я продолжал настаивать, не замечая какой-либо ответной реакции. На английском я говорил впечатляюще хорошо, даже козырял северным английским акцентом, закашивая под йоркширца. Мой преподаватель по английскому языку в университете очень любил пародировать разные акценты, я многому у него научился. Незнакомец прошелся по моему телу липким взглядом, осматривая. Я был одет в слегка просвечивающую синюю шелковую рубашку и такого же цвета, синюю, юбку-шорты со звездами, вышитыми пайетками и бисером — они переливались в свете софитов. На ногах у меня были белые носки, выглядывающие из высоких розовых кед. Волосы были уложены гелем на манер «мокрых локонов». — Ты, случаем, не блогер из СНГ? Мне кажется, я видел тебя где-то, — внезапно спросили меня на родном русском языке. У незнакомца был легкий акцент, только я не понял, какой, а может, он просто картавил: под громкую музыку было трудно разобрать. — Да, меня зовут Ян. Удивительно, что моя известность идет впереди меня. Я историк моды, — я смущенно улыбнулся, опустив взгляд чуть ниже глаз незнакомца. — Ты меня знаешь, а вот я тебя нет. Как тебя зовут? Не хочешь присесть? — я указал рукой на свободные места рядом с нами. — Меня зовут Мишель, — он кокетливо поправил несуществующую челку, пряча не видимые никому волосинки за ухо. — Я буду не против, если ты что-то мне закажешь, — согласился все-таки собеседник на мое раннее предложение и уселся за барную стойку. — Извини за нескромный вопрос, но откуда ты? У тебя такой необычный акцент, — спросил все-таки я, не удержавшись, с интересом поглядывая на Мишеля. — Я живу в Лондоне, но общаюсь в основном с многонациональными людьми, поэтому акцент не похож на английский, да и на английском я звучу не так, как надо. Я очень редко практикуюсь на русском языке, поэтому звучу немного не очень, — с извиняющимся выражением лица объяснил мне новый знакомый. — Кстати, у тебя просто потрясающий английский. Давно учишь? — Да, с пяти лет, — признался я. — Мой отец был очень категорично настроен в отношении иностранных языков. Что ты хочешь заказать? — А что бы ты заказал? — Мишель перевел стрелки на меня, кокетливо стреляя глазками. Он затруднялся с ответом и ожидал, когда я дам ему подсказку и сориентирую по меню. Скорее всего, это говорило о том, что у Мишеля были трудности с принятием собственных решений, либо он просто хотел узнать мои предпочтения. Или, что более вероятно, он хотел понравиться мне. — Не знаю, я не пью на самом деле, — пожал я плечами, наблюдая за собеседником. Мишеля удивил мой ответ, и его брови чуть приподнялись. — Обычно я выбираю безалкогольные коктейли, либо газировку. — Почему? — заинтересованно спросил он меня, выставляя один локоть на стол и укладывая голову на ладонь под наклоном. Так он стал похож на какого-то зверька, который чем-то заинтересовался и склонил голову набок. — Так вышло, — уклонился я от ответа, не желая рассказывать долгую историю моей жизни. — Но я хорошо разбираюсь в алкоголе, так что если тебе нужен совет, то можешь меня спросить. — И что же ты мне посоветуешь? — собеседник хитро пригляделся и положил ладонь на мое открытое колено, откровенно флиртуя. Я хмыкнул и накрыл его руку своей, надеясь, что это остановит Мишеля от дальнейших попыток залезть ко мне под юбку. — В зависимости от того, что тебе нравится. Ты любишь горькое или сладкое? — я обхватил ладонью запястье Мишеля и провел рукой до локтя, ощущая нежность кожи под пальцами. — Американо или латте? Темный шоколад или молочный? А может, ты любишь фраппучино и белый шоколад? — Я люблю сладкое, — улыбнулся Мишель, перехватывая мою руку. Кончик его языка прошелся по нижней губе в нервном и предвкушающем действии. — Тогда, может, без выпивки? — я подмигнул ему, слегка наклоняясь ближе. — Для увеселения можно выпить по рюмочке лимончелло, если хочешь? — Если ты пить не будешь, то и я не буду, — ухмыльнулся собеседник, и я задорно рассмеялся. Мы одновременно поднялись с барных стульев и пошли в сторону выхода. Я нагло залез в карман штанов Мишеля и достал тот чертов синий кусок ткани. Когда мы вышли из бара и встали под крыльцом, я взялся за края банданы, а сам платок перекинул через голову Мишеля, вешая аксессуар на шею. Натянув ткань, я заставил нового знакомого приблизиться к себе и слегка склонить голову для поцелуя. Зрачки Мишеля слегка расширились, когда он понял, что я хочу сделать, а глаза чуть не вылетели из орбит. Его губы сложились в удивленную «О», а потом растянулись в улыбке. Он скромно прижался своими губами к моим, прикрывая глаза. Я же целовался с открытыми глазами, наблюдая, как ресницы Мишеля слегка трепещут. Одной рукой я отпустил конец банданы и положил ладонь на плохо выбритую щеку, еле касаясь, провел кончиками пальцев по колючей щетине. Мишель же притянул меня за талию к себе. Молодому человеку была некомфортна такая поза, потому что он был выше меня. Скорее всего, Мишель бы предпочел положить руки ко мне на плечи, а я, наоборот, обнять его за талию. В этом мире нет ничего правильного. Даже низкие девушки, когда танцуют непринужденные медленные танцы с высокими мужчинами, всегда задирают руки к ним на плечи, а те придерживают их за талии. — Ко мне или к тебе? — спросил Мишель, когда поцелуй завершился. Мы целовались недолго, мне даже показалось этого мало, поэтому я повторно прижался к губам молодого человека. В этот раз я был чуть более напористым: сильнее сжал верхнюю губу Мишеля между своими, разжал, проходясь по линии пигментации языком, а потом проник им в рот. — М-м-м, — промычал что-то Мишель сквозь поцелуй, когда я задел языком его небо. Молодой человек охотно отвечал на поцелуй, не стесняясь проявлять инициативу. В какой-то момент наши языки сплелись в одно целое: язык незнакомца огладил мой. Наш поцелуй становился все более и более жестким, и я чувствовал, как наши языки будто сражаются за главенство. Мишель слегка посмеивался между делом, когда наши губы на доли секунды разделялись. Было очень приятно осознавать, что мы оба получаем наслаждение от небольшой игры. — Где ты живешь? — поинтересовался я, отпрянув от Мишеля на небольшое расстояние, однако ему все равно хватало длины рук, чтобы обнимать меня и держать поближе к себе. — У меня вилла в отельном комплексе, недалеко отсюда, примерно в шести километрах, — мы находились у боковой части здания, а я стоял прямо напротив входа, поэтому море можно было увидеть, повернув голову влево, однако прекрасный вид перекрывала стена, служащая местной оградой. — Там, — он указал рукой за мое плечо, туда, откуда приехал я сам. — Мне кажется, я знаю, где это. Там рыбный ресторан есть, да? — я вспомнил про отель, который был недалеко от нашего дома. Подумал, что это будет очень удобно, потому что от него мне не придется далеко ехать до съемной виллы. Мишель согласно кивнул, подтверждая мою догадку. — Удивительно совпало, что я живу рядом. Я приехал сюда на машине, а ты? — На такси. — Тогда поехали на моей, — я утянул Мишеля к своей арендованной машине. Мы сели в салон, пристегнулись, и я нажал на газ. Мы ехали с открытыми окнами, ветер шелестел в ушах и трепал наши волосы, разъединяя уложенные гелем локоны своей невероятной мощью и силой. По местным дорогам можно было разгонять машину до девяноста километров в час и этого было достаточно, чтобы домчаться с ветерком до набережного отеля. Музыка в автомобильных колонках по обыкновению играла зажигательные треки Леди Гаги, заставляя меня и моего попутчика громко подпевать и пританцовывать. Сам я никогда не умел ни петь, ни танцевать, да и Мишель, видимо, тоже. Он неловко махал руками в ритм и пел так, как будто в колонках играла не заводная песня «Born This Way», а какой-то военный марш под который нужно шагать и выкрикивать: «Левой! Левой! Раз, два, три!» — настолько несуразно и нескладно он пел. Но его неумение петь было незаметно за внешней смелостью и внутренней свободой. Не все могут позволить себе просто так отрываться с незнакомцем в машине и быть настолько раскрепощенными. Эта смелость меня подкупала. Я любил бесстрашных людей — они всегда казались мне более живыми. Энергия била в них ключом. Мы доехали до отельного комплекса, и Мишель взял на себя командование парадом. Он держал меня за руку и самостоятельно тащил через всю территорию отеля к своей вилле. Мы прошли мимо ресторана, расположенного на открытом воздухе, где Мишель нахально стащил булочку со столика пожилой пары. Те даже не поняли, что стали жертвами двух мелких воришек: мы пронеслись мимо них незаметным ураганчиком. Все было слишком быстро, под кожей бушевал адреналин, а эйфория туманила мозг и замыливала глаза. Мы ввалились в номер пятизвездочной виллы: это был двухэтажный дом с собственным бассейном под открытым небом, отдельным домиком-переговорной и гостевыми комнатами. Красивый балийский дизайн в красном и лазурном цвете с вкраплением древних мотивов навевал мне ассоциации с буддийским храмом. Я ощутил себя так, словно я провинившийся монах, которого отправили в ссылку замаливать грехи. От бега я тяжело дышал, глаза разбегались, и я не мог сосредоточиться на чем-то одном. Мишель тоже запыхался, он выпрямился и облокотился на стену в прихожей. — Ха-а-ах, — шумно выдохнул он, держась одной рукой за грудь. — В спальню! — скомандовал Мишель через полминуты, когда я пришел в себя. Молодой человек приблизился ко мне и поцеловал в губы. Руками он ловко расстегнул пуговицы на моей блузке одну за другой. Я не отставал: так же легко оставил его без белой офисной рубашки, которая раздражала меня с самого начала. — В спальню! — согласно закивал я, пытаясь отцепиться от идеальной и накаченной груди. Рельефные мышцы Мишеля так и просили меня коснуться их, уделить как можно больше внимания. Ну как я мог им отказать? — Не могу перестать трогать тебя! — вымученно воскликнул я, сжимая крепкое плечо. — Тогда иди сюда! — Мишель ухватился обеими руками за мои бедра и подбросил вверх, чтобы я смог обхватить торс ногами и оказаться на его руках. — Ах! — я обхватил Мишеля за шею, цепляясь как можно крепче, и поцеловал его в губы. Мой возбужденный член выпирал из шорт и был плотно зажат между моим и Мишелевым торсами. Это заставило меня простонать ему в губы. А эрекция Мишеля, моего сексапильного партнера на эту чудесную ночь, упиралась мне в ягодицы. — Господи! Иди быстрее в свою спальню! — Я и так знаю! — я выцеловывал мокрые дорожки на шее Мишеля, пока он шел в сторону спальни, и даже успел оставить несколько засосов на ключицах, плече и шее. — Ян! — от моего легкого поцелуя в ухо Мишель поплыл вбок и чуть не свалился с лестницы, по которой мы поднимались на второй этаж, в спальню. — Что-о-о? — протянул я елейным голосом, продолжая свою забаву. — Только не говори, что ты сейчас кончишь от моих ласк прямо в трусы… Будет очень неловко… — я улыбнулся как кот, наевшийся сметаны. — Поверь, ты от меня этого не дождешься! — возмущенно и даже как-то оскорбленно заявил Мишель. — О, ты хочешь поспорить? — я сделал языком широкий мазок по его адамову яблоку и обдал кожу горячим дыханием. — Думаешь, что сможешь выиграть? — я слегка поерзал бедрами, потираясь собственным членом о торс Мишеля, а ягодицами задевая его половой орган. Молодой человек простонал. — Со мной лучше не спорить, поверь мне на слово! — в эту же секунду меня буквально скинули на кровать, как ненужный и лишний багаж. — Эй! — я притянул за шею Мишеля, а потом силой заставил повалиться на себя и грубо поцеловал в губы. В это время моя рука полезла к нему в штаны и ухватилась за член. Я сделал всего несколько коротких движений рукой, и Мишель излился себе в штаны, тяжело дыша. — Ха! — победно воскликнул я, разрывая поцелуй. Пока Мишель плохо контролировал свое тело из-за постигшего его оргазма, я перевернул нас и сам оказался сверху. Я вытер руку от спермы об штаны Мишеля, а потом снял их и кинул на пол. Как оказалось, на нем не было боксеров (изначально я пропустил этот факт мимо своего пристального и неусыпного внимания), что меня мало удивило, однако в высшей степени порадовало. Сам я тоже разделся полностью, скинув блузку и юбку куда-то на кресло, стоящее в комнате — на тот момент, в темноте, мне показалось, что это было кресло, но позже я понял — это небольшой диванчик, стоящий боком ко мне. Кровать по моим ощущениям была очень большой, шире, чем может показаться, поэтому я чувствовал себя свободно и позволял себе размашистые жесты. Мишель очнулся от эйфории довольно быстро и попытался встать с кровати, но я не дал ему это сделать. Оба его запястья я прижал к кровати и не отпускал. — Хочешь поострее или помягче? — задал вопрос, шепча ему в губы. — Jesus Christ! Yes! ⁴ — Мишель изогнулся подо мной, и я почувствовал, как его член снова возбуждается от одного моего вопроса. Но я даже не понял, на что он согласился. Яркий и громкий ответ Мишеля завел меня в тупик. Меня определенно возбудило то, как он резко перешел на английский. Вся атмосфера вокруг стала похожа на американское порно. Андрей бы мне точно сейчас позавидовал. — Мишель, повтори еще раз, на что ты дал согласие? — я отпустил одну руку и коснулся губ Мишеля указательным пальцем, очерчивая контур. — I want you to fuck me really hard! ⁵ Ян! Oh, Jeez! ⁵ Давай уже начнем?! — возмущенно восклицал Мишель, смотря мне в глаза. — For fuck's sake! ⁵ — Ты готовился? — я слегка приподнялся на руках, чтобы лучше разглядеть лицо Мишеля в свете луны. — Yes! Yes! Yes! ⁶ — он жадно припал к моим губам и вместо поцелуя прокусил нижнюю губу почти до крови. — АЙ! — я возмущенно шлепнул ладонью по его накаченной груди. — Что ты делаешь?! — я ощупал губу, но ничего такого не нашел: была лишь острая боль после укуса. — Настолько невтерпеж?! Негодник, а! — я выпрямился и, делая упор на колени, расставил ноги чуть шире, чтобы было удобно в дальнейшем заниматься сексом. — Да, so what? ⁷ — Мишель растянул губы в коварной улыбке, наблюдая за тем, как я встаю поудобнее на кровати. Сам он тоже поднялся и потянулся к подушкам, которых на кровати было аж четыре штуки, они были сложены в стопки по двое у спинки кровати. Между мягких башенок лежала очень нужная нам заначка — упаковка презервативов и лубрикант. — Catch it! ⁷ — Мишель кинул мне их в руки, а потом, хлопнув в ладоши, зажег свет в комнате, и мы смогли лучше рассмотреть друг друга. — Я тебе еще отомщу за это! — зловеще пообещал я и насупил брови. Передо мной лежал парень, очень молодой на вид. Вся его грудь, руки, ноги и пах были усеяны темными волосками. На щеках также проступала несбритая щетина. Узкие бедра и широкие плечи. Накаченные мышцы. Мишель выглядел очень мужественно, однако манерности в движениях было чересчур много, да и интонации в голосе были очень женственными, манящими и завораживающими. Он был как я, только наоборот. Я выглядел по-женски изящно, но поведение и манера речи были исконно мужскими. Мы были одинаковыми и разными одновременно. Это забавляло и интриговало меня. — Подними ноги вверх, можешь положить ко мне на плечи, хочу проверить, как ты подготовился, — я похлопал рукой по его икре, поторапливая. — Какая забота-а-а, — протянул Мишель и сделал так, как я сказал. Я нанес достаточно много лубриканта на пальцы и только потом посмотрел на упаковку, но ничего понять не смог: на задней части тубы была наклейка, но там все было на тайском, так что я не смог прочесть. Единственное, что было на английском — надпись «silicone». Этого было достаточно, чтобы понять, что с этим лубрикантом хорошее скольжение нам обеспечено. То, что иногда у меня было раздражение на коже после использования силиконовых смазок, меня совсем не волновало в данный момент. Да, не все составы были гипоаллергенными, но чаще всего меня это не особо беспокоило, когда дело касалось удобства и комфорта партнера. Смазки на водной основе не всегда предоставляли необходимое скольжение во время анального секса, и из-за этого я не мог позволить себе более глубокие и резкие фрикции с партнерами. Я растер смазку между пальцев, а потом осторожно коснулся анального входа, слегка помассировав круговыми движениями. Мишель сделал резкий вдох через рот и с ожиданием стал смотреть на меня. Я поймал взгляд его голубых глаз и, не разрывая зрительный контакт, ввел сразу два пальца внутрь, не почувствовав сопротивления. Анальное отверстие легко поглотило кончики моих пальцев. Мишель задышал чаще и перевел взгляд на мою руку. Ощущая тепло внутренних стенок, я проник глубже. Прямая кишка не туго обтягивала мои пальцы, принимая внутрь. Я нащупал район стенки, за которой пряталась простата, и надавил пальцем туда. Мишель издал тихий и скулящий стон, поощряя мои действия. — More! — требовательно воскликнул он, потянувшись к собственному члену. — Хей! — я недовольно посмотрел на его действия. — Хочешь кончить раньше времени и без меня? Ты и так кончил уже один раз! — я грозно посмотрел на Мишеля, предупреждая его одним только взглядом: «Если ты сейчас коснешься своего члена, то будешь долго и мучительно страдать в агонии! Я тебе обещаю!» — моей нахлынувшей внезапно ревности не было предела. Я хотел контролировать его оргазм. — Okay! Я больше не буду! — он сложил руки на животе и сцепил их вместе, чтобы точно не поддаться соблазну. От нахлынувших эмоций его акцент стал более явным и заметным, он уже не мог контролировать собственную речь. — Отлично, — я кивнул и вернулся к прежнему занятию: развел пальцы, раздвигая стенки ануса шире. Затем я добавил третий палец и сделал несколько поступательных движений, с каждым разом погружая фаланги все глубже и глубже. Мишель недовольно хныкал, когда я намеренно не задевал простату, обходя ту стороной. Он умолял меня коснуться того места снова и снова, но я игнорировал его просьбы, продолжая растягивать стенки ануса. Когда я был удовлетворен результатом своей недолгой работы, то вынул все пальцы разом, и стенки чужого ануса медленно стянулись с негромким хлюпом. Я вытер пальцы от смазки об постельное белье, не замечая ничего необычного, кроме специфического запаха. Мишель это заметил и откровенно хохотнул: — Не волнуйся, я не ел почти сутки до этого момента и дважды промыл rectum, — Мишель подмигнул мне и расплылся в гордой улыбке. — Sorry, я не знаю, как оно на русском звучит. — Прямая кишка, — напомнил я. — Поверить не могу, насколько ты ответственно к этому подошел. Молодец, — похвалил я с улыбкой на лице, распаковывая презерватив и раскатывая его по члену. — Ну что, готов? — Of course I am! ⁸ — чуть ли не возмутился моему вопросу он, надув губы. Я наблюдал за тем, как Мишель злится, и распределял дополнительную порцию лубриканта по презервативу. Не успел Мишель оправиться от несправедливости и долгого ожидания, как я резко вошел во всю длину, задевая головкой члена простату. — Bloody Hell! Foock! ⁸ — слетело ругательство с губ Мишеля. — More! ⁸ — Мишель! Мне так нравится, как ты базаришь на английском! Господи, это мой новый кинк! — я ускорил свои движения, продолжая вбиваться в растянутый анус. Мишель стонал и извивался подо мной, как уж. Его живот, шея, щеки и грудная клетка покраснели и покрылись неровными пятнами. Яички Мишеля притянулись ближе к члену и слегка поджались, набухая и готовясь извергнуть сперму. Предэякулят обильно выделялся из уретры, я не удержался, пальцами подцепил белесую жидкость и растер между подушечками пальцев. Мишель, почувствовав мое прикосновение, громко простонал. Я старался удержать ноги Мишеля на своих плечах, чтобы он ненароком не сломал мне нос или шею, внезапно дернув голенью. Мишель что-то кричал еще какое-то время на английском, а потом бурно и обильно кончил себе на живот, а я последовал за ним и излился в презерватив. Мы без сил повалились на кровать. Я немощно приземлился рядом с Мишелем, почти плечо к плечу, и рвано выдохнул. Я прикрыл глаза, ощущая напряжение в ногах и прессе. Мое сердце быстро колотилось, разгоняя кровь по телу. Когда волна эйфории и легкого забытья прошла, я повернул голову влево и стал разглядывать острые черты лица Мишеля. На его острых скуловых костях, покрытых тонкой и прозрачной белой кожей, из-под которой были видны все сосудики и венки, до сих пор алел румянец. Венка на лбу, которая раньше выпирала из-за напряжения во всем теле, снова спряталась под кожей. Мишель все еще лежал на кровати и приводил дыхание в порядок. Его и без того растрепанные кудри были еще в большем беспорядке, чем тогда, когда мы заявились к нему в номер. Я не удержался и провел по жестким от лака кудряшкам рукой, перебирая пряди между пальцами. — Wow! It was amazing! Jesus! ⁹ — Меня вообще-то Ян зовут, — пошутил я, и Мишель громко рассмеялся. — Как у тебя еще голос не сел: ты так громко стонал, что у меня чуть уши не заложило! — Преувеличиваешь, — решил все отрицать Мишель. Он перевернулся на живот, руки сложил под подбородком. — Если мы сейчас же не пойдем в душ, то я засну прямо сейчас в этой грязной постели. — Ну тогда пошли в душ, — согласился я. Через час, когда мы помылись и поели еду, заказанную из ресторана в номер, мне позвонил Марк и спросил, как идут дела. Я сказал, что нахожусь в отеле, недалеко от нашей виллы, и что до утра меня можно не ждать. Марк громко хохотнул в динамик телефона и заявил, что я пропустил все самое веселое: девчонки решили облиться шампанским, а Андрей им помог. Уж не знаю, кто это выдумал, Маша или Инесса, но идея была явно не из дешевых. Да и фотки, которые прислал мне Марк, были очень забавными. — Откуда у тебя такие деньги? — спросил я у Мишеля, когда мы сидели на берегу моря. Время уже перевалило за час ночи, и мы выбрались на пляж, усевшись на холодный и сырой песок. Я одолжил льняную рубашку и спортивные шорты из гардероба Мишеля, потому что шкаф на первом этаже был ближе, чем спальня, где я оставил все свои вещи. Было странно находиться в вещах Мишеля, но вместе с тем и приятно, потому что это был мой выбор, а не чей-то чужой. — Какие? — удивился моему вопросу Мишель и выгнул правую бровь. — У тебя такая огромная вилла в пятизвездочном отеле. Это неожиданно. Кем ты работаешь? — я знал, что это не самый тактичный вопрос для первого дня знакомства, но мы уже переспали, а значит, были ближе друг другу. Поэтому я не посчитал этот вопрос бестактным. — У меня небольшая логистическая компания в Соединенном Королевстве. Транспортировка и хранение грузов, — честно признался он, смотря куда-то вдаль, за горизонт. — Сколько тебе лет? — не удержался я от следующего вопроса. — Ты сам построил свой бизнес? — Мне двадцать три, — нехотя ответили мне, ожидая какого-то осуждения. — Да, все сам. — Утверждение звучало уверенно и твердо, будто Мишелю не раз и даже не два приходилось кому-то доказывать свою компетентность и состоятельность. Если честно, то мне было трудно поверить, что передо мной сидит юный предприниматель и бизнесмен, который в такие годы уже многого добился. Мой мозг просто не мог обработать эту информацию, поэтому моя челюсть очень медленно отъехала вниз в надежде словить несколько местных насекомых. — А тебе? — ровно спросил Мишель. Было видно, что он воспринимает свои заслуги как должное, он не гордится ими, но и не скромничает. Наверное, он всегда был уверен в том, что так все и сложится в его жизни. — Мне двадцать семь будет на следующей неделе, — хмыкнул в ответ я. — Какого числа, если не секрет? — поинтересовался вновь Мишель, придвинувшись ближе ко мне. — Двадцать восьмого. Мы с друзьями приехали сюда праздновать мой и подруги день рождения. Просто так совпало, что между нашими праздниками всего неделя, поэтому мы празднуем совместно. — Надеюсь, что эта «подруга» не твоя девушка? — Мишель повернулся всем корпусом в мою сторону и очень странно посмотрел, как будто его действительно это волновало, хотя по тону было трудно определить. Я бы сказал, что голос не выдавал его «ревности», но если подумать, откуда ей взяться? Мы знакомы всего ничего… — Нет, она девушка моей лучшей подруги, я бы даже сказал, она ей практически жена. У них отличная совместная жизнь в Москве, я даже иногда завидую их семейному счастью, — горько сказал я, припоминая в голове все свои неудачные попытки построить что-то серьезное с людьми в ранние годы. К двадцати трем я окончательно разочаровался в любви и не был намерен строить чрезмерно серьезные отношения, но иногда мне правда очень хотелось чего-то уютного и домашнего. Хотелось простого человеческого тепла. — You're lonely, ain't you? ¹⁰ — с пониманием спросил Мишель и взял меня за руку, сплетая наши пальцы. Таким жестом он словно хотел оказать моральную поддержку, потому что слова тут были и не нужны. Мне было приятно сидеть с ним в относительной тишине и слушать шум прибоя. Если честно, то я ощущал какое-то духовное единение с ним, он будто был Моим человеком, тем самым, с большой буквы. В ответ я просто кивнул и опустил голову ему на плечо. И сердце будто екнуло. Я боялся ошибиться. 1 — Hanky Code (от англ. handkerchief code — код носового платка), также ханки-код — кодовая система знаков, служащая для демонстрации сексуальных предпочтений и желаний и состоящая в использовании носовых платков, бандан или других предметов одежды различных цветов. Носить носовые платки можно в заднем кармане брюк, а также вокруг запястья, лодыжки или шеи. 2 — Hi! Let me treat you. — Привет! Позволь мне угостить тебя. 3 — So, what are you drinking? — Итак, что пьешь? 4 — Jesus Christ! Yes! — Боже! Да! 5 — I want you to fuck me really hard! Oh, Jeez!; For fuck's sake! — Я хочу, чтобы ты trakhnul меня очень грубо. О, Господи!; Ну давай, blyat', быстрее! 6 — Yes! Yes! Yes! — Да! Да! Да! 7 — Да, so what?; Catch it! — Да, и что с того?; Лови! 8 — Of course I am!; Bloody Hell! Foock!; More! — Конечно!; Черт возьми! Blyat'! Еще! 9 — Wow! It was amazing! Jesus! — Ого! Это было невероятно! Господи! 10 — You're lonely, ain't you? — Ты ощущаешь одиночество, да? *** — Унчон, я просила тебя не звонить мне, — раздраженный голос, который я не слышал долгие годы удивил меня. Я даже слегка приподнял брови: «Я не думал, что ты ответишь», — хотелось бы сказать мне. Я создал новый аккаунт в KakaoTalk, чтобы обойти блокировку сестры, и та ответила на видеозвонок. То, чего я не ожидал увидеть, так это розовые волосы кислотного оттенка, уложенные в крупные кудри, подстриженную челку, пирсинг в ушах, как у меня, и даже похожие формы сережек в виде капель. Я не видел Риэ последние несколько лет, с тех пор как я повздорил с родителями и меня выгнали из дома, а она вышла замуж в середине третьего курса университета. Фотографии в социальные сети она не выкладывала, лишь иногда постила виды из окна, которые я отслеживал в течении нескольких лет с фейковых аккаунтов. На момент конфликта, когда мне было двадцать два года, сестра еще училась в самом престижном университете Кореи. Мы мало ладили из-за постоянных ссор еще в подростковом возрасте, поэтому я не помню дней, когда мы говорили нормально с тех пор, как мне было шестнадцать лет. Я пытался наладить общение с Риэ после ухода из семьи, но она будто была непробиваемой. Со временем, когда Риэ вышла замуж за бизнесмена из китайской семьи, который оказался то ли гомофобом, то ли ненавистником неформалов вроде меня, она вообще перестала выходить со мной на контакт. А позже, когда я пытался поговорить с ней и объяснить, что ее поведение ненормально, так же, как и ранее замужество, Риэ напрямую сказала мне, чтобы я больше не звонил, и заблокировала во всех социальных сетях, несмотря на то, что я активно пытался узнать, в чем проблема. — Риэ… — я смотрел на изменившуюся сестру, которая практически точь-в-точь скопировала мою внешность, и не мог понять, что происходит: то ли она перестала быть консерваторшей из закостенелого патриархального мира, то ли развелась с мужем, который, как мне показалось, был слишком педантичен. Я помнил Риэ еще с детства, которая косо посматривала на одноклассниц с готской и эмовской атрибутикой, предпочитая исконно классический и женственный стиль в одежде, натуральные цвета и минимальный макияж, а иногда даже его полное отсутствие. Но теперь я будто смотрелся в зеркало, а не в телефон, но видел женское воплощение себя. — Я не узнаю тебя… — и я действительно ее мог понять, тот ли человек передо мной или нет: я хорошо запомнил ее вечную самоуверенность и невероятно надменный взгляд в мою сторону, но сейчас она смотрела в экран телефона с тревогой. — Унчон… Послушай, ты не можешь мне звонить. Мы уже обсуждали это, — казалось, что она выдавливает эти слова и не может сказать то, что у нее действительно на душе. «Мы не можем видеться, не можем говорить, не можем обмениваться подарками…» — эти бесконечные оправдания, которые никогда не звучали по-настоящему, казалось, Риэ просто скрывает истинные чувства и прячется за какой-то стеной. — У меня проблемы, Риэ. Мне нужна твоя помощь, мне не к кому больше обратиться, — я не знал, на что я надеялся, когда звонил Риэ, но это была моя последняя попытка что-то сделать. Я хотел верить, что смогу получить хоть какую-то поддержку с ее стороны, как это было пять лет назад. Тогда я даже не просил ее что-либо писать, думал, что и она отвернулась от меня, но она сама решил поддержать добрым словом. Я надеялся, что и сейчас она не будет безразлична. — Я видел твой пост в инсте, ты сейчас в Бангкоке, да? — припомнил я фотографию, которую Риэ выложила — это пейзаж из окна с видом на многоэтажки, сияющие в лучах закатного солнца. Над фотографией была отметка с геолокацией — Бангкок. Я расценил это как возможность поговорить. Сестра редко выкладывала какие-то фотографии в профиль, а лицо вообще не показывала. Поэтому я всегда очень скучал по ней и думал о том, как же она выглядит в данный момент. Дома, сидя за рабочим столом, я часто пересматривал наши общие снимки из детства. На каждый Соллаль я отправлял Риэ в Корею открытки с нашими общими фото, но они всегда возвращались ко мне обратно, так же, как и подарки на дни рождения. Я очень беспокоился о ней и любил, но она не хотела со мной общаться. — Это не имеет к тебе отношения, — резко ответила Риэ, заметив мой интерес. Она даже отвела глаза в сторону, будто винила себя в чем-то. — Зачем ты мне звонишь сейчас? — от меня не укрылась настороженность в ее голосе. — Послушай, — я предпринял последнюю попытку, — я нарвался на одного очень влиятельного человека в Москве. Он просто одержим мной. Пока я нахожусь на территории других государств, он не может до меня дотянуться. Мне повезло, что этот человек оказался слишком занят, поэтому я смог вырваться из Москвы, но совсем скоро мне придется вернуться. До этого времени мне нужно разработать план, чтобы смыться оттуда. Чем раньше я это сделаю, тем лучше будет. Ты не знаешь, но я привязан к Москве всеми возможными способами, в плане работы и жилья. Мне нужно сменить привязку, да и было бы неплохо уйти с общественного поля зрения, — Риэ насторожилась, вслушиваясь в мои слова. Ее брови нахмурились, выражая высокую степень недовольства. — Твой муж покупает и продает готовые бизнесы. Ты сама мне говорила, когда я еще пытался общаться. Мне нужен бизнес в Европе или Америке. Желательно, чтобы это была англоговорящая страна. — Что ты натворил, Унчон?! — удивленно воскликнула сестра, ошарашенно смотря на меня через экран телефона. От крика Риэ динамики чуть не сошли с ума, начиная искажать передачу звука. Теперь она выглядела не то, что обеспокоенной, даже разозленной — очевидно, как я помнил из детства — на мою тупость. — Я влюбил в себя кого-то, кто может отследить каждый мой шаг. Непреднамеренно, — на всякий случай уточнил я, наблюдая разъяренное лицо сестры. — Прилетай в Бангкок сегодня, обсудим, — неожиданно для меня согласилась Риэ. Она звучала довольно легкомысленно и беспечно, а сама фраза сорвалась с ее губ слишком просто, будто ей нужна была причина, чтобы сказать это. Это был шестой день с момента нашего приезда на Пхукет. Мы здорово отпраздновали день рождения Маши, особенно хорошо его справила сама именинница, набухавшись в стельку. Весь следующий день она умирала от тошноты, головной боли и обезвоживания. Скорее всего, у нее случилось алкогольное отравление, потому что похмельем это трудно было назвать. Маша не отходила от белого друга в течение всего дня, пока не выпила антибиотики. Мы как могли старались ей во всем помогать. После ночи у Мишеля и небольших посиделок на морском берегу, под утро, я сел в машину и поехал на виллу. Мой новый знакомый выманил у меня номер мобильного телефона путем долгих уговоров и был очень этому рад. Днем он мне написал и спросил, как мои дела, на что я ответил нейтральным смайликом и отправился в ванную комнату придерживать волосы измученной Марии. Мы с Андреем присматривали за ней по очереди, пока Инесса и Марк ездили в местную аптеку. Вечером я увидел новый пост в социальных сетях сестры и показал другу. Андрей сразу вспомнил все мои неоднозначные и образные рассказы про сестру и даже попытался говорить о ней неуважительно, поливая грязью, но я пресек это на корню. Она была только моей сестрой, наши отношения были несладкими, но это не значило, что мои друзья могли ее осуждать при мне. Только я мог плохо о ней говорить и больше никто. У нас и впрямь были очень сложные отношения еще до того, как родители выгнали меня из дома. И я понимал желание Риэ не общаться со мной. Я часто досаждал сестре, как она думала, был даже момент, когда я застукал ее в постели с парнем. Ей тогда только-только исполнилось четырнадцать. Родителей дома не было, и я самолично выволок недопарня из комнаты сестры и устроил допрос. Этот ублюдок оказался старше меня на два года, ему было восемнадцать лет. И он буквально совратил мою сестру. Гневу не было предела. Мне было трудно поверить в то, что Риэ сама согласилась переспать с таким мерзким кабаном, совратителем малолетних. Парень даже не успел понять, что произошло; я вытащил его голым, с полувозбужденным членом, на заснеженный двор нашего дома, отметелил и наказал: если тот еще раз попадется мне на глаза, то я его на семь лет за решетку упеку. В тот момент Риэ настолько сильно на меня обиделась и разозлилась, что проревела весь вечер, а на следующий день и слова не сказала. Так мы играли в молчанку чуть больше полутора лет, игнорируя существование друг друга, а потом я поступил в университет и уехал в Москву. Когда я приезжал на каникулы, сестра пропадала у подруг, на местных вписках и у нового парня, которого я видел исключительно на фотографиях. Родители ничего не знали о разгульном образе жизни Риэ, ведь в их глазах она была сущим ангелом. Риэ была отличницей в школе; занимала первые места во всех олимпиадах и музыкальных конкурсах по фортепиано и скрипке. Риэ оправдала надежды нашей бабушки с отцовской стороны и выучила корейский язык. Сестра была солнцем нашей семьи, родители восхваляли и любили ее. А когда Риэ поступила на экономиста в национальный Сеульский университет, родители были невероятно счастливы, ведь дочка превзошла все их ожидания. В отличие от сына. Я был паршивой овцой в семье, где были одни лишь экономисты. Я не стал заниматься хоккеем, как хотел отец, не выучил корейский язык по бабушкиному наставлению, пошел учиться на дизайнера вопреки всем запретам, а под конец выяснилось и то, что я нетрадиционной ориентации. Для родителей это был удар под дых. Они вычеркнули меня из своей жизни и сделали максимальную ставку на младшую дочь. Когда меня выгнали из дома, Риэ, скрипя душой, первая мне написала и посочувствовала, тогда-то мы и начали хоть как-то помаленьку общаться, однако с ее стороны было много холода и неприязни, хоть я и думал, что со временем это пройдет. Но даже такое общений из-под палки не протянуло слишком долго, всего пару месяцев. Вскоре Риэ нашла себе парня из влиятельной китайской семьи. Они познакомились на территории кампуса — по словам Риэ — и настолько сильно сильно влюбились друг в друга, что она позволила ему отрезать себя от семьи. Наши и без того натянутые отношения и редкие переписки резко оборвались. Позже Риэ запретила хоть как-то связываться с ней, а на мои вопросы «почему» — ответы были всегда крайне расплывчатыми и неуверенными — она придумывала одно оправдание за другим. Риэ отговаривалась тем, что ее будущий муж читал нашу переписку и узнал, что я предпочитаю мужчин. Для него я стал грязью под ногтем, от которой следовало бы избавиться. Так и произошло: мы совсем перестали общаться. Я не смог отговорить сестру от замужества. Риэ была счастлива несмотря ни на что, что я пытался открыть ей глаза: большая разница в возрасте, какие-то запреты на общение со мной, да и попахивало явной промывкой мозгов — но на эти красные флаги сестра совсем не хотела обращать внимание. «Син поддерживает меня во всем! А ты всю жизнь был против меня и портил мне жизнь! Как ты можешь вообще меня понять?» — сказала Риэ мне в последний раз и заблокировала везде, где было возможно. Ее муж был ей гораздо ближе семьи. На свадьбу меня не пригласили, но дошли общие фотографии со свадьбы. Я наблюдал за всем происходящим со стороны и понимал, что потерял единственного родного человека. Сегодняшнее утро довело меня до слез. Когда Риэ подняла трубку, я не смог сдержать эмоций. В момент завершения короткого звонка я пустил скупую мужскую слезу, а через какое-то время на телефон пришла СМС-ка с местом встречи, и это добило меня. Последние дни выдались слишком трудными, и поддержка родного человека была для меня очень важна. Даже такой холодный разговор, переполненный напряжением с обеих сторон, превратил меня в настоящую лужу из слез. Мои нынешние близкие люди не могли понять, что происходит. Инесса обхаживала меня все утро, но так и не нашла слов, чтобы просто узнать, что же случилось. Я никому не сказал о звонке, просто взял небольшую сумочку с деньгами, загранпаспортом и прочими документами, телефоном и зарядным устройством, оделся, вызвал такси, которое ехало до нашей виллы чуть больше десяти минут, и отправился в аэропорт. Друзьям я сказал, что вернусь к ужину, они удивленно на меня посмотрели и, не находя слов, отпустили. Часы показывали половину двенадцатого утра. Таксист вез меня в аэропорт, а я тратил последние гигабайты с интернетом на покупку билета — прямого рейса из аэропорта острова Пхукета в аэропорт Суварнабхуми, Бангкок. Мне повезло, что на ближайший рейс, в час дня, оставалось всего два места. Это был мой первый раз, когда я куда-то сорвался без малейшего понятия, что со мной может случиться. Я был настолько обескуражен дальнейшей встречей с сестрой, с которой не виделся пять лет, что забыл обо всем на свете. Я предвкушал нашу встречу и очень сильно боялся все испортить. До аэропорта я доехал за тридцать минут. Я быстро прошел регистрацию на рейс и досмотр. За двадцать минут до взлета я уже сидел в самолете и нервно постукивал пальцами по коленям. Летел я стандартным эконом-классом, и ничего меня не смущало. Разве что самолет был меньше, чем я привык. Все время полета, почти полтора часа, я думал о том, что скажу Риэ. Я рисовал в голове множество сцен, где мы встречаемся; я говорю Риэ о том, как мне жаль, что я допустил такой разлом в семье, что выкопал такую пропасть между нами… В каждом из вариантов я извинялся и оправдывался за какие-то поступки из прошлого. Я вспоминал все наши ссоры одну за другой: от каких-то моментов мне хотелось смеяться, от каких-то плакать, а от некоторых и то и другое. Помню, много лет назад, когда мы были еще совсем детьми, мама прятала от нас конфеты, потому что мы были теми еще сладкоежками. Я и Риэ были готовы есть конфеты с пирожными на завтраки, обеды и ужины. Маму это всегда беспокоило, поэтому сладкое она выдавала в ограниченном количестве и обязательно — после обеда. Пакет с конфетами наша родительница прятала на шкафу за обувной коробкой с посудой. Я был выше малышки Риэ, поэтому когда она узнала о тайнике, то заставила меня достать конфеты. Мама узнала о нашей проказе и спросила сестренку о том, кто съел половину конфет. Риэ без зазрения совести ответила, что это был я. Мне тогда очень сильно досталось, хоть я и утверждал, что мы достали и съели сладости вместе, мама мне не поверила. Я сильно обиделся на сестру и вредничал почти месяц: то зубную щетку ее в унитаз бросал, то в еду перец подсыпал, то ее куклам волосы потрошил. В общем, я был довольно изобретателен в своей мести, и мстя моя была жестокой. За мои проделки мне, конечно же, влетало от родителей по первое число, но слезы сестры скрашивали любое мое последующее наказание. Я помню, как еще подростком хотел попасть на концерт пост-панковской группы Motorama, когда они приезжали в Калининград. Мне было шестнадцать, это был две тысячи восьмой год, весна. Билеты не так уж и дорого стоили, ограничение по возрасту подходило мне, однако карманных денег родители давали мало, а то и вовсе не забывали, в связи с этим я не мог накопить полную сумму. И когда я попросил отца добавить на билет пару соток, он отказал мне, потому что четырнадцатилетняя Риэ хотела новую юбку в школу, чтобы повыпендриваться перед подругами. Уже тогда я ненавидел родителей за это: они любили сестру больше меня. Это порождало войны между нами. Я любил и ненавидел сестру одновременно. Но я никогда не винил Риэ за родительские ошибки. Да, все эти ситуации были мелочью по сравнению с моей действительностью, но они причиняли слишком много боли. Всегда трудно быть на втором месте. Трудно быть нелюбимым ребенком. Иногда я задумываюсь, почему мне так нравится получать внимание других, стараться заслужить поощрение и одобрение поклонников, и всегда думаю лишь об одном и том же ответе: мой внутренний ребенок требует лучей славы. Меня недолюбили, поэтому я компенсировал это благодаря медийности. Для своих подписчиков я был идеальным, они видели во мне гуру модной индустрии и хорошего советчика. Меня восхваляли собственные коллеги, в какой бы ветви моды я ни оказался. В студенческие годы меня любили профессора за трудолюбие и креативность. И особенно дорогим экземпляром я был для друзей, которые остаются со мной даже сейчас, когда я многое от них скрываю и треплю нервы нынешней ситуацией. Они выдерживают мой напор и непоседливый характер, наверное, потому что они сами такие — полностью отбитые. В четвертом часу вечера я сидел в такси и прямо из аэропорта ехал по адресу уютного кафе. Только ступив на трап и выйдя из самолета, в первые же секунды я написал Риэ, что приземлился. Она ответила, что будет ждать меня по прежнему адресу, который выслала еще утром. Кафе «Steps» находилось на улице Екамай, там подавали европейскую еду, соответствующую международному классу. В меню присутствовали веганские и здоровые блюда для правильного питания. В этом кафе часто появлялись туристы, поэтому персонал был приветливый и общительный вне зависимости от внешнего вида клиента. От русских туристов, которые побывали в Бангкоке, я часто слышал, что персонал во многих заведениях относился к ним неуважительно, даже бывали случаи мошенничества, когда приносили чеки с суммой выше, чем было в заказе. Но в этом плане мне повезло больше, так как я обладал азиатской внешностью и в Таиланде меня принимали за своего, пытаясь заговорить со мной на тайском. А я мог лишь ответить на английском, что я совершенно не понимаю, о чем идет речь. В половине пятого вечера я только зашел в «Steps». Вокруг были уютные желтые, рыжие и зеленые оттенки. В кафе оказалось много мест, однако большая часть из них была занята. Большим спросом в кафе пользовались столики рядом с диванчиками, обитыми зеленой тканью, и не менее популярным выбором оказались столики у окна с торшерами. Милое и уютное заведение так и звало меня куда-то присесть. Я огляделся вокруг, но Риэ не нашел, поэтому занял небольшой столик в центре зала, чтобы меня было проще заметить. Официанты сразу принесли меню на двух языках, и я сделал заказ, попросив подать суп, веганский брауни с мороженым и чай. Обжигающе горячий суп принесли через пятнадцать минут; после подали чайник с чаем, одну пустую чашку и десерт на блюдце с оранжевым узором на кайме. Кусочек торта я сразу же отставил к противоположной части стола и попросил официанта принести дополнительную чашку. Я был очень голоден, поскольку выдержал дальнюю дорогу, а в самолете как таковой еды не подавали, только сэндвичи и напитки, поэтому я в считанные секунды опустошил тарелку. Желудок был пуст с самого утра, ведь я не удосужился позавтракать, привыкнув проводить день в спешке. А утренний кофе быстро всосался в стенки желудка. Ко всему прочему, я не думаю, что смог бы переварить хоть какую-то еду еще час назад. От волнения меня практически выворачивало изнутри. Я сидел лицом ко входу и гипнотизировал дверь тяжелым взглядом. В голове была лишь одна-единственная мысль: «Я хочу все наладить! Пожалуйста, давай придем к пониманию». Я ощущал себя виноватым за то, что в подростковом возрасте срывался на сестре постоянно. В день, когда я застукал Риэ с ее первым парнем, я не думал, что так все обернется. Я шел накричать на сестру за то, что она опять что-то скачала на компьютер и занесла вирус, который очень сильно тормозил систему. Возможно, я даже планировал и драку на фоне ссоры. Мне хотелось вывести Риэ на конфликт, и я шел именно за этим, однако застал сестру во время сексуального акта с парнем. Я искал медь, а нашел золото. Это был отличный повод замахнуться на чужака в своем доме, а потом и на сестру. Мы и так ужасно ладили, а этот момент стал переломным, когда все стало еще хуже. Я был молод и не обладал какими-то принципами и моральными устоями, просто плыл по течению, не разбираясь в своих чувствах и мыслях. Я не испытывал стыд, потому что считал свой гнев оправданным, это давало мне чувство вседозволенности. Если бы я со временем не помудрел, то, возможно, из меня бы ничего не вышло. Люди бы не тянулись к такому человеку, каким я мог бы стать. И вот, когда я почти отчаялся и испугался, что Риэ все-таки не придет, и был готов отвести взгляд от входной двери, я внезапно заметил за стеклом приближающуюся розовую макушку. Мое сердце от волнения сделало кульбит и застряло где-то в горле. Действуя по какому-то наитию или импульсу, я буквально вскочил со стула и потерял равновесие, ухватившись за край стола в последний момент. Я, не отрывая глаз, смотрел, как молодая женщина — уже совсем не девочка — заходит в кафе и взволнованно осматривает помещение. Когда наши взгляды пересеклись, я понял, что она находится в не меньшем раздрае, чем я. — Риэ… — когда она подошла, мне стало неловко. Я ощутил дрожь в руках и коленях. Мы не общались нормально уже десять лет. То, что происходило, с самого утра… Я не мог в это поверить, все казалось миражом. Мне думалось, как только я пройду дальше, вглубь, и попытаюсь разрешить конфликт, Риэ растворится передо мной, как сон в утреннюю пору. Она казалась мне видением. Прикоснись к ней — и она рассыплется, как песчаная скульптура. — Унчон! — Риэ первая кинулась мне на шею, душа в объятьях и разрушая мои мысли о нереальном. В этом жесте было столько неразделенной боли, отчаяния, сожаления, скорби и печали, что я даже не смог пошевелиться. Я ощущал всем телом эту тягучую и едкую горечь внутри нее, которая, словно яд, вытекала из пор, отравляя все вокруг. Я испытывал то же самое: мои чувства точь-в-точь были отражением ее собственных. Я пронес эту боль непонимания наших братско-сестринских отношений через всю жизнь, но до этого момента я не ощущал всей тяжести груза. Наши недопонимание и недомолвки принесли мне больше страданий, чем несправедливость родителей. — Р-риэ, я… — слова застряли у меня в горле. Я смог лишь неловко ответить на ее объятья. — Унчон-я, Чон-Чон, — в конце сестра назвала меня так, как называла в детстве — ласковое сокращение на китайский манер. Она всегда была ниже меня; и за последние пять лет она не выросла ни на сантиметр, поэтому продолжала упираться мне своим маленьким курносым носиком в грудь. Я почувствовал, как в носу у меня защекотало, а глаза стали сырыми. — Я приехала в Бангкок сразу же, когда узнала, что ты будешь в Таиланде. Я! Я боялась тебе позвонить! Я не знала, куда именно вы отправились, думала, что позвоню и узнаю, а ты сам приехал! Про… — и тогда я понял, что все сказанное прежде — ложь, прикрывающая страхи. Она боялась своей слабости, поэтому просто хотела казаться отстраненной и безразличной. Благодаря ее словам я понял, что нет удачных или неудачных моментов. Есть только люди, которые сами делают свой выбор и принимают решения. Все зависит только от нас. Очевидно, что мудрости нам в жизни не хватило. За всю жизнь мы ни разу не извинялись друг перед другом по-настоящему, искренне, особенно Риэ, которая считала меня недостойным извинений. Она извинялась только перед друзьями, которые явно были ей дороже — и это всегда вызывало во мне чувство ревности. Были разные конфликты между нами, но все, что мы делали — отправлялись по комнатам, там перебешивались, а в мир возвращались как обычные брат и сестра. После ссор мы выбирали самый простой путь — пассивная агрессия. Мы по-мелкому вредили друг другу, игнорировали, обзывались, обижались, но никогда из наших уст не звучали слова, которые были так важны для нас обоих — слова перемирия. Мы оба были слишком гордыми и несгибаемыми — дети своих родителей. Нам было трудно принести извинения друг другу, ведь это означало, что мы были не правы. Что мы ошиблись. Наш отец всегда говорил, что ошибки допускают дураки, и нам не хотелось быть дураками. — Прости меня, Унчон, — Риэ оказалась смелее и мудрее меня. Она первая поставила себя и наши отношения выше собственной гордости и извинилась. Даже я, когда пытался наладить общение пару лет назад, не смог переступить через внутреннюю зону комфорта, разрушить внутренние блоки и извиниться так, как положено — все мои попытки были сухими, хоть и казались мне самому искренними. А вот из уст Риэ эти слова не звучали как что-то повседневное, когда мы наступаем кому-то на пятку в метро или задеваем грязными руками чужую белую куртку и извиняемся, совсем нет. Эти слова имели сакральное значение для нас обоих, потому что ни Риэ, ни я не произносим их так часто, как все остальные люди, по крайней мере, друг для друга. Я и не думал, что когда-то услышу такую доверительную искренность от нее. — И ты меня прости, сестра, — я слегка отодвинулся от нее и заглянул в печальные глаза, утирая слезы большими пальцами — Риэ тихо плакала. — То, что я говорил по телефону — был всего лишь предлог, наверное, как и для тебя… Я не знал, захочешь ли ты поговорить. Но я, как только увидел пост, захотел увидеться. Я не мог упустить эту возможность. Ты совсем другая… — Я соврала, когда ответила тебе, — она потянулась своими узкими ладошками к моему лицу и тоже вытерла слезы. Я шмыгнул носом. — Не плачь, а то сопелями подавишься, — мы оба рассмеялись сквозь слезы. — А это… — Риэ коснулась правой рукой своих волос. — Мне не хватало тебя… я следила за тобой в социальных сетях. Я покрасилась сразу же, как только увидела, что и ты это сделал. Не меняй этот цвет, он тебе очень идет. — Ри, тебе тоже, — так мы и стояли в центре кафе, у столика, утирая друг другу слезы, пока чай медленно остывал.