Какая разница

— Только осторожно, горячо, — Сяо Чжань протянул кружку, удерживая её за ободок. Ибо принял у него чай, отхлебнул глоточек. На вкус напиток оказался совсем неплох, еда в Облачных глубинах была гадкой, но в чае они знали толк. Ибо глотнул ещё раз… и чуть не вывернул на колени кипяток. Потому что Сяо Чжань вдруг стащил с себя куртку, расстегнул молнию на кофте, спихнул её с плеч, и взялся за нижний край майки, задирая вверх. Открылся плоский живот с ямкой пупка и тёмной дорожкой волосков. Взгляд невольно опустился по ним к поясу штанов и по ширинке вниз. Ладони вспотели, так сильно захотелось снова ощутить в руке твёрдый горячий член… Неужели, Сяо Чжань тоже хочет его и решил не терять времени? — Ты… ты что делаешь?! — задушенно просипел Ибо. — Раздеваюсь, — пожал плечами Чжань. — Тебе тоже надо. Одежда вся сырая, заболеешь, если не просушить. Смотри, там под потолком шесты укреплены. На них развесить можно. А на том, возле входа, одеяло натянем и будет тепло. Ибо поднял глаза. И правда, над их головами, упёртые концами в противоположные стенки пещерки, торчали несколько тонких бамбуковых стволов. Когда Сяо Чжань ухитрился всё разглядеть — и чай, и это? Сняв футболку, Чжань взялся за штаны, и Ибо поспешно отвернулся. Непонятно, почему он смутился, учитывая, какие желания его одолевали. Или именно поэтому? Хорошо, что в слабом свете костерка не видно было, как запылали его щёки. Он слышал, как Чжань разувается, как стаскивает брюки и шлёпает босыми ногами, развешивая одежду и одеяло. Краем глаза он видел длинные ноги и боксёры, обтягивающие круглые ягодицы. — Надеюсь, в них никакие клопы не проживают, — заявил Сяо Чжань, садясь и заворачиваясь в одно из одеял. — Ты тоже снимай с себя всё! Ибо облизал пересохшие губы и глотнул ещё чая. Этот властный тон! Так и тянуло подчиниться, сделать, как велено. Но вдруг не вовремя взыграл внутренний дух противоречия, не позволяя так сразу сдаться. Он бы и глаза закрыл, но это уже было выше его сил. Взгляд цеплял голые коленки Чжаня, и мысль о том, что на нём остались лишь трусы, покоя не добавляла. — Мне нормально, — помотал головой Ибо. — Не ври, — улыбнулся Чжань и протянул к нему руки. — Тебя же знобит. Ибо осознал, что, и правда, дрожит. Вот только совсем не от холода. Чжань вынул чашку из его пальцев и отставил в сторону. Потом завёл ладони под полы куртки, и Ибо почувствовал их прикосновение к своим плечам. Смотреть он мог только прямо перед собой — на тёмные маленькие кружки сосков. Грудь Чжаня высоко поднималась и опускалась от глубокого дыхания. Ибо невольно задышал в такт. Он позволял себя раздевать. Такое не раз случалось на фотосессиях, да и в кино ему пару раз доводилось играть в сексуальных сценах. Но сейчас это было не просто процессом снимания одежды и совсем не игрой. — Можно я тебя поцелую? — зачем-то поинтересовался Чжань, когда куртка и свитер оказались на полу. Его руки обжигали талию Ибо, большие пальцы слегка поглаживали кожу, заставляя мышцы напрягаться. — В тот раз ты без разрешения обошёлся, — криво усмехнулся Ибо, силясь сохранять невозмутимый вид. — В этот раз захотелось спросить. Сердце выпрыгивало из груди. Эрекция натягивала сырой трикотаж штанов и, наверное, от них уже шёл пар, так горячо под ними было. Ибо зажмурился, открыл глаза и встретился взглядом с Чжанем. — Поцелуй меня, — проговорил он немеющими от желания губами. И, видя, что Чжань не шевелится, добавил: — Пожалуйста. Чёрные глаза становились всё ближе, ближе, затягивая в свою глубину, а потом Ибо ощутил, как ткнулся в его нос холодный кончик носа Чжаня. Губы невольно сложились в улыбку, и прямо так, в эту улыбку Чжань его и поцеловал. И сладко потянуло в груди. И стало темно, потому что веки как-то сами собой опустились, словно их тоже потянуло — вниз. И сам Ибо потянулся, только вперёд — к Сяо Чжаню. Некоторое время их кренило то в одну сторону, то в другую, а затем Чжань сдался и позволил уронить себя на спину. Ибо навалился сверху, всунул колено между его ног, вжался пахом в бедро. Чжань тут же немного согнул ногу, делая контакт ещё теснее. Инстинкт заставлял их обоих двигаться, тереться друг о друга, и от этих ощущений перед глазами вспыхивали огненные точки, словно искры костра. Ладони Чжаня ёрзали по спине, то царапая, то нажимая, то поглаживая. Спускались к пояснице, обхватывали ягодицы, и тогда внизу живота тревожно напрягалось и пульсировало. А потом руки отпускали задницу и возвращались к лопаткам, позволяя выдохнуть, то ли облегчённо, то ли разочарованно, Ибо и сам не мог разобраться. В какой-то момент он вдруг обнаружил себя лежащим на спине, и уже Чжань нависал сверху, придавливал бедрами, тёрся грудью о грудь. Тела покрыла испарина, и это было даже не трение, а головокружительное скольжение, такое приятное и возбуждающее. — Я не надеюсь, что ты меня любишь, но признайся, я ведь нравлюсь тебе? По крайней мере, в этом смысле, — Сяо Чжань приподнялся на локтях и заглянул в лицо. В пляшущих отсветах пламени очага он казался каким-то совершенно нереальным. Тонкая плёнка пота отблёскивала золотом, делая его похожим на ожившее изваяние прекрасного божества. Только напряжённое ожидание в глазах не вязалось с образом. — Да! — сказал Ибо. — Да. Брови Сяо Чжаня дрогнули, изогнулись, сложились в некую фигуру, настолько говорящую, что Ибо всё понял и без слов. — Нравишься, — подтвердил он. — Я те… ты… ты мне нравишься. Дурацкая запинка! Но «нравишься» произнести почему-то было легче, чем «люблю». Хотя, какая разница? Впрочем, нет — разница была. В серьёзности. Любовь — это слишком серьёзно, это признать свою уязвимость, открыть дверь в сердце и вручить ключи. И пусть ключик уже давно лежал в кармане Чжаня, пока он не знал о нём, не мог и воспользоваться. Это давало хотя бы иллюзорное ощущение безопасности, и Ибо пока не готов был с ним расстаться. Сяо Чжаню хватило и прозвучавшего признания. Напряжение ушло из его глаз, и они засияли мягким светом, согревая так, что Ибо немедля захотелось поправиться, забрать назад своё чёртово «нравишься» и сказать всё как есть — «я люблю тебя!», повторить пятьсот двадцать раз… и, чтобы не поддаться порыву, он поцеловал Чжаня. Накрыл губы губами, провёл языком, засосал нижнюю, ощущая, как стучит в груди сердце и пульсация отдаётся в губах и члене. Рука Чжаня легла на шею, пальцы провели по кадыку, по линии подбородка и скулы, охватили ухо, чуть сминая, прослеживая завитки, потеребили серёжку. Ибо и не подозревал, что у него такие чувствительные уши. От сладких мурашек, разбежавшихся по всему телу, поднявших дыбом волоски на предплечьях, захотелось поёжиться, прижаться теснее, может быть, даже застонать. — А-ах! — выдохнул он Чжаню в рот, и тот двинул ногой, придавливая стоящий член Ибо. От вспышки удовольствия словно током прошило. Ибо подался вперёд, усиливая нажим, и, чуть поколебавшись, положил ладонь на щеку Чжаня, повторяя его жест. Ласкать лицо было едва ли не более интимным, чем касаться чужого члена. Чжань прервал поцелуй, немного отстранился, чтобы смотреть глаза в глаза. Ибо погладил подушечкой большого пальца гладкую бровь. Ресницы дрогнули, будто Чжань хотел моргнуть, но не стал. И в этом было что-то такое трогательно-доверительное. Ибо увидел, как задрожала рука, и чувствовал, как вибрирует в солнечном сплетении от сумасшедшей смеси страсти, нежности и желания. Он съехал пальцем по впадине под скулой, подумал о том, чтобы проверить, насколько эрогенные уши у Чжаня, но влажно блестящие губы так манили, что он не выдержал. Обвёл кончик носа, подушечку пальца пощекотало горячее дыхание, нырнул в глубокую ложбинку на верхней губе, легко прижал, ощущая под мягкостью твёрдые зубы. Чжань приоткрыл рот, задышал коротко и глубоко, и Ибо тоже. Они неотрывно смотрели друг на друга, и вдруг в мозгу застучало: «…И не могу остановиться Что осталось позади? Буду ли я сожалеть? Но нельзя повернуть назад, Потому что ветер бьет в грудь…» В грудь бил не ветер, в неё частыми сильными ударами билось сердце Сяо Чжаня, и Ибо решил, что это не то, о чём он позволит себе сожалеть. — Я те… — начал он. И в это момент Чжань накрыл его губы своими губами. Солнце и звёзды закружили над головой в ослепительном хороводе.