Перед Ван Ибо сцена, где стоят все обидчики, их немного, они пока живы, но нужно приложить лишь немного усилий, чтобы они стали неживыми манекенами. Это обидчики его любимого Сяо Чжаня. И от каждого можно избавиться страшными способами.
Он не жалеет детей, ведь они пожинают плоды собственных родителей, а юные мстители ему ни к чему. Ибо и сам через подобное прошёл, а вечный круговорот ненависти не утихает, а становится лишь больше. Чтобы сберечь Сяо Чжаня, ему пришлось уничтожить прошлого себя. Тело идентичное ему было доставлено до уничтожения клана Ван, тогда отец лишь жёстко смотрел на него и лишь в первый и в единственный раз обнял его. — Если не хочешь жалкой жизни, то не позволяй слабостям уничтожить тебя. Последние слова правдивы, несомненно жизненны и понятны Ибо. Он сам был слабостью отца и матери, которыми пришлось пожертвовать собою. В мире, где всем управляют оружие, информация и наркотики, нет места чувствам и привязанностям, если найдётся хоть одно, то всё построенное собственными руками долгие годы, рассыпется, словно карточный домик. Ибо сжимает кастет в руке, глядя на девушку перед ним. Она привязана крепко за руки, а в её глазах абсолютное безразличие, кажется, она не чувствует боли от сломанных рёбер и крови. Скорее всего, она уже поняла, что не жилец. — Привязанность делает нас людьми, и смотри, что она сотворила с тобой, — Ибо глядит на тёмные волосы, слипшиеся между собой из-за крови, прежде милое личико потемнело из-за ударов и побоев. Теперь она была похожа на полумёртвое существо без цели и смысла жизни. — Вы с отцом погубили свою семью. — Надо было приукрасить твоё лицо ещё побольше, — в этой девушке нет ни капли человечности, всё исчезло, стоило увидеть мёртвого отца и неизбежный конец собственной жизни. — Не болтал бы сейчас попусту и уже убил. — Хорошо, — хмыкает Ибо и снимает кастет, затем моет руки в тазике и протирает их белоснежной тряпкой. — Последнее слово? — Ведь ты сам уже давно… человек, — смеётся она. Хриплый смех прерывается оглушающим выстрелом. Ибо смотрит на обмякшее тело и растекающуюся кровь. — Убейте её людей, сделайте всё тихо. Ван Ибо выходит из душного помещения, глядя на свою руку, где прежде был пистолет. Она дрожит от очередного убийства, хотя прежде такого не было. — Как Чжань-гэ? — Хайкуань протягивает сигарету, от которой Ибо отказывается. Сяо Чжаню не нравится запах сигарет. — Заболел, лихорадка, но скоро всё пройдёт. Я ведь рядом. Что обнаружили в доме Сун? — Ибо дрожит от холода, совсем скоро зима. — Оружие, договора на землю, всё перевезли к нам. Завербовали пару ребят, сейчас они под моим контролем. — Ещё раз проверь их, если пройдут испытательный срок, то дай денег их семьям и заставь порвать все связи. — Хорошо, — послушно отвечает мужчина. — Ты обеспокоен чем-то, диди? — Лю Хайкуань обеспокоенно глядит на странное выражение лица Ибо, резко появившееся вслед за привычным безразличием. Обращался он так неформально к нему лишь наедине. Они росли вместе и пережили немало страданий, он помнит слёзы Ибо, когда он смотрел на Сяо Чжаня, но не мог подойти, обнять вновь также крепко и сильно, признаться в том, насколько сильно он его любит и не хочет отпускать. После спланированной трагедии они скрывались в Штатах продолжительное время, Ибо увлёкся психологией и читал во время редких перерывов, может быть так он мог отвлечься от постоянных размышлений о Сяо Чжане. Преступный мир непостоянен, пройдёт лишь немного времени и всеми заправляет уже другой человек, это был также естественно, как и смена времён года. Как за зимой всегда идёт весна. — Нет, — отвечает Ван Ибо. — Я уезжаю к Чжань-гэ, оставляю всё на тебя. Лю Хайкуань кивает и провожает машину. Ибо помешан на Сяо Чжане, порою жесток с ним и беспощаден. Лю Хайкуань не имел права вмешиваться, ведь Ибо чётко обозначил границы и не пощадит его за любое пересечение невидимой линии. Босса нельзя ослушаться, а правила их клана жёстко структурированы и соблюдаются без исключений. Выживают лишь те, кто предан, но порою и их настигает смерть. Убийство себя при захвате в плен любыми способами. Все члены клана не должны иметь родственных связей или должны считаться без вести пропавшими. Эти два пункта позволяют им оставаться на плаву. Всё чётко, без запинок и исключений. Ибо воспитан так, чтобы быть равнодушным, исключить всё человеческое и быть машиной. Ради Сяо Чжаня. Лишь ради него Ибо живёт. Рядом с этим мужчиной — он лишь ребёнок, тот ребёнок, который любит Сяо Чжаня искренне и бескорыстно. Лю Хайкуань лишь желал одного: чтобы эта любовь не стала несчастной трагедией.***
Сяо Чжань вновь чувствует себя разбитым и уставшим, это состояние настолько привычное, что он уже почти не обращает на это внимания. Он слёг с простудой и неясно на сколько дней, но Ибо приходил и всякий раз наблюдал. Казалось даже, что во сне его преследуют тёмные глаза. Мужчина оглядывает комнату, сталкиваясь с внимательным взглядом. — Рад, что ты проснулся. Уже лучше? — в голосе Ибо беспокойство, взгляд мягкий, но в то же время внимательный. Сяо Чжань в ответ молчит. Гнетущая атмосфера лишь заставляет продолжать молчать, но бегать долго не получится. — Как тебя спасли и откуда раны? — прерывает Сяо Чжань оглушающую тишину. — Шисюн спас, всё благодаря тебе, Чжань-гэ, если бы не ты, то от моего лица ничего бы не осталось, — Ибо пытается шутить и даже улыбаться, но с повязкой на лице это сделать трудно. — Больно? — Сяо Чжань чувствует злость за такую беспечность Ван Ибо, но она тут же утихает, стоит увидеть болезненную улыбку. — Теперь уже нет, доктор сказал, что останутся шрамы. Ибо глядит на замечательное лицо, что приобретает виноватый вид, большие глаза становятся влажными от слёз. — Ты жив и это главное, — Сяо Чжань хочет продолжить говорить, но все слова застревают в горле, но Ван Ибо ждёт, сидя рядом с ним. Ждёт терпеливо. — Почему ты… делаешь это со мной? — Что именно? — Ибо слегка улыбается и кладёт ладонь на грудь Сяо Чжаня сквозь тонкое одеяло. — Заставляешь… чувствовать боль и всё… остальное, — Сяо Чжань смущается, сердце колотится бешено в груди, в животе, все чувства обостряются. Даже сквозь одежду он мог чувствовать силу и жар властной руки Ибо. Удивительно как он мог быть зависимым от подобных действий. Всё внутри напрягается. — Я люблю тебя, Чжань-гэ. Люблю тебя с самого детства. Прости, что не говорил, не дал знать, что со мной всё в порядке. Пожалуйста, прости. От слёз на глазах Ван Ибо невыносимо больно. — Всё ведь в прошлом? Ну а ты расскажешь что делал всё это время? — Сяо Чжань напрягает глаза, чтобы рассмотреть размытое лицо, а затем улыбается. Наконец, Ибо увидел то, чего желал. Улыбка у Чжань-гэ замечательная, тёплая, именно та, которую он запомнил и бережно хранил в своей памяти. — Расскажу, — отвечает Ибо. Он кладёт руку на горячий лоб, проверяя температуру, и говорит долго, не утаивая ничего. Сяо Чжань же хочет выслушать всё, но клонит в сон. Рука Ибо в собственных ладонях тёплая, надёжная и родная. Наконец, он рядом, а груз вины падает, словно кандалы. Наконец, вновь возвратившееся беспокойное далёкое, уходит навсегда.