***
Жене было десять, когда бабка купила ему на базаре волнистого попугая. Зеленого и смешного, еще до конца не сменившего пух на перья. Он сидел на жердочке нахохлившись и смотрел на мир круглыми черными глазами-бусинками. — Назовем его Кеша, — сходу решила бабка, даже не спрашивая мнение самого Жени. Он, впрочем, спорить не стал. Он вообще с ней не разговаривал. Она напоминала маму внешне. Наверное, через тридцать лет мама могла бы стать такой же, но уже не станет. Никогда. Женя не хотел разговаривать с бабкой не потому, что тосковал, а потому, что злился. С мамой всегда было о чем поговорить, с ней было интересно, а с бабкой… Женька сел на кресло возле стола, на котором стояла клетка с попугаем и, подперев голову рукой, принялся разглядывать Кешу с интересом юного натуралиста. Никогда еще он не видел попугайчиков так близко. В зоопарке его больше интересовали обезьяны и тигры, голубей и воробьев он предпочитал просто гонять, а синички, прилетающие на балкон зимой, были слишком юркими и не позволяли приблизиться. Волнистому попугайчику же было некуда деться. Он сидел на пластмассовой палочке и косился на мальчика с опаской. — Научи его разговаривать, — посоветовала бабка. — Нужно постоянно повторять ему какую-то фразу. Например: «Кеша хороший мальчик». — Кеша хороший мальчик, — глухо отозвался Женя и сам же удивился, насколько тоскливо прозвучали эти слова. У него в глазах снова защипали слезы, и он уже на автомате затаил дыхание, досчитал до тридцати… Ему стало жалко птичку, которую насильно оторвали от собратьев, от родителей и посадили в клетку. Женя тоже был один. Бабка ушла на кухню, принялась греметь посудой, а они с попугайчиком продолжили смотреть друг на друга, печальные и брошенные. — Кеша хороший… — снова повторил Женя. — Кеша… Попугайчик от звуков его голоса будто даже оживился. Наклонил голову, вслушиваясь, перебежал с одного конца жердочки на другой, чирикнул. Мальчик слабо улыбнулся и вдруг понял, что ему невыносимо хочется погладить Кешу по голове. Он открыл клетку и просунул руку, но попугай не позволил ему даже коснуться себя, укусил. Не больно, но очень обидно. Женя дернулся и нахмурился. — Эй, ты чего? — проворчал он, а потом предпринял еще одну попытку. На этот раз Кеша укусил больнее. — Ах так!.. Мальчик схватил со стола карандаш и просунул его через прутья. Попугай шарахнулся в сторону, испуганно глядя на угрозу. Что-то темное и нехорошее зашевелилось в душе Жени. Он убрал карандаш и тихо спросил: — Что, уже не такой смелый?! Он снова засунул в клетку руку, но не стал пытаться погладить. Вместо этого, он схватил птицу за длинный хвост, переливающийся то ли синим, то ли зеленым цветом. Кеша попытался освободиться, но у него ничего не вышло, и он замер, открыв клюв. То мрачное чувство удовлетворения, так схожее с желанием перекрыть себе кислород, заставило Женю улыбнуться злобно, но искренне. Он самодовольно хмыкнул и отпустил Кешу, а потом и вовсе ушел к себе в комнату, с явным намерением оставить попугая в одиночестве. Пусть тоже попробует каково это — когда ты совсем никому не нужен, наивный пернатый дурак.***
— Ну поедь со мной, пожалуйста! — Женя посмотрел на Диму умоляюще и даже руки сложил в молитвенном жесте, хотя знал, что друг на его оленьи глазки уже не покупался. Нужно было брать другим. — Они сказали, заплатят по сотке каждому. — Напрягает меня это, — вздохнул Дима, нацепив на лицо солнцезащитные очки. Сложил руки на груди, отвернулся, всем своим видом демонстрируя, насколько это все ему претит. — Они платят нам ни за что. Мы же… мы же просто тусуемся с ними… — Вот именно! — фыркнул Женя. — Нет, подожди. Разве тебе не кажется, что это какое-то наебалово? Вернее, — Дима поморщился, пощелкал пальцами, пытаясь подобрать слова и, наконец-то решившись, выдал: — Они же явно педофилы. Женька напрягся, нахмурил черные брови и бросил на друга недоуменный острый взгляд. — Какие нахер педофилы? Я… — Тебе пятнадцать, — напомнил Дима, — а мне шестнадцать. Догоняешь? Зачем иначе они нас с собой по саунам таскают? Пялиться на твою задницу, конечно же!. — Ну и что? Пусть пялятся! — Женя помотал головой и сжал кулаки, всеми силами уговаривая себя молчать. Ну не признаваться же ему в том, что происходит, когда Дима отказывается ехать. На самом деле он и сам не знал, зачем каждый раз звал друга. Может, понимал, что в его жизни происходит что-то неправильное, что с каждым новым «выездом» в сауну, он зарывается в донный ил все глубже и глубже, и ох как не хочется падать в одиночестве. А может, и ему давал возможность подзаработать. По доброте душевной. — Нет, я не хочу, — снова повторил Дима, категорично поджав губы. — А если я доторгуюсь до двух сотен? — осторожно поинтересовался Женя. — Они даже пальцем тебя не тронут. — Жень… — Пожалуйста. Дима вздохнул и согласно кивнул.***
От автора: при написании этой сцены я вдохновлялась моментом из фильма, название которого не помню. Если вы знаете, что за фильм (а если вы смотрели, то точно поймете), подскажите, пожалуйста. Жене было тошно. Почти как тогда, когда его, такого маленького и беспомощного, бросили одного. Он чувствовал руки Димы на своем теле, чувствовал его губы на своей шее, и все вроде бы было привычно, они не раз занимались сексом, сбрасывая напряжение, но сейчас почему-то этот предсказуемо простой процесс ощущался иначе. Женя уговаривал себя не смотреть, но волей-неволей все равно косился в сторону двух мужиков, что сидели на диване и откровенно дрочили, наблюдая за их совокуплением. Иначе и не назовешь… От этого вида мальчик непроизвольно сжался и вскрикнул от боли. Дима успокаивающе погладил его по бедру и прошептал: — Я почти все… — Не смогу, — так же шепотом ответил Женя. Он действительно не смог бы кончить. Ему было больно и гадко от происходящего. Уже потом, когда он оделся и привел себя в порядок, а Дима получил от клиентов деньги, когда они спустились на улицу и синхронно закурили, когда, помолчав какое-то время, превозмогая отвращение, наконец-то смогли посмотреть друг другу в глаза, Женя спросил: — Почему ты согласился в последний момент? Я уже думал, что… Он не договорил, но Дима и так понял. Если бы он не согласился, Жене пришлось бы и самому ложиться под одного из мужиков. А может, и под обоих. А к этому он, кажется, был еще не готов морально. Подрочить им или позволить потрогать себя — это одно дело, а вот взять член в рот или принять в задницу… Дима взглянул на него почти зло и процедил: — Тетке совсем хуево. Я не хочу, чтобы Лерка это видела. Думаю, в хоспис ее отправить. А на это деньги нужны. Так что, если еще халтурка подвернется, зови меня. — Правда?! Женя вздрогнул от того, насколько радостно прозвучал этот вопрос, и смущенно потупил взгляд. Он к смерти относился спокойно. После гибели родителей, а потом и бабки, его уже ничего не могло задеть. Но Димке не позавидуешь, конечно. — Угу, — мрачно отозвался друг, а потом, выкинув окурок в кусты, не прощаясь, направился к автобусной остановке.***
— Ты, бля, малолетка, да и выглядишь, как оборванец, — проворчал Шувалов, с презрением осматривая Женю со всех сторон, как корову на базаре. — Задница ладная, конечно, морда — просто загляденье, и этот высокомерный взгляд… Кто научил тебя так смотреть, щенок? Мальчик сжал зубы. Он уже не был малолеткой, да и как оборванец не выглядел, так что он считал, что его пора бы уже переводить в другую категорию и сводить с другими клиентами. Вернее, с клиентами другого уровня. Не вечно же ему быть рядовой шлюхой. Время идет, а у него по-прежнему нет достаточной суммы денег для переезда и поступления. Тех жалких крошек, что смахивал со стола Шувалов, ему едва ли хватало на поддержание тушки в жизнеспособном состоянии. Но сутенер, кажется, отказывал ему в повышении. Блять. Женя вздрогнул, услышав следующие слова, произнесенные с явным мрачным удовлетворением: — Но какая-то энергетика у тебя хуевая. Мрачная. Не нравится мне твое амплуа… Женя понятия не имел, что такое амплуа. Он вздохнул и миролюбиво произнес: — Пожалуйста, Родион, ну дай хоть попробовать? Вот увидишь, у меня получится. Шувалов насмешливо прищурился, а потом растянул губы в неприятную улыбочку и ласково произнес: — Мальчик, я в этот бизнес пришел раньше, чем ты вылез из пизды своей мамки. Я уверен, что ты хуево справишься. Да и вообще… — он хотел что-то продолжить, но потом махнул рукой. Снова вздохнул и бросил: — Ладно. Поговори с Ником или с Максом. Или кем-то из девчонок. Если согласятся поднатаскать тебя, то, может, шанс у тебя и есть. А пока твое дело ебаться в бане по пьяни и не больше. Ты понял? Женька согласно закивал, пытаясь скрыть разочарование. Он ненавидел это состояние, когда и не отказали, но и не согласились. Дима тоже любил ломаться, но теперь и его нет. После смерти тетки переехал куда-то, и их дорожки разошлись. Может, оно и к лучшему. — Я могу идти? Шувалов взглянул на него с каким-то странным блеском в злых, отливающих сталью глазах, и, проведя руками по практически седым, аккуратно подстриженным волосам, по такой же седой короткой бороде, выдохнул: — Иди, — он кивнул на дверь, но, когда Женя уже развернулся, чтобы смыться из кабинета, вдруг окликнул его: — Подожди. Мальчик остановился, посмотрел на него внимательно, ожидая, что же сутенер еще ему скажет. Шувалов медленно поднялся со своего места, подошел к окну и, распахнув его настежь, закурил. Женя скользнул взглядом по его расстегнутой на груди рубашке, машинально оценивая виднеющиеся мышцы. Да и нехуевые бицепсы, обтянутые тканью... Он впервые задумался, а сколько же Родиону лет? Наверное, не больше сорока. Красивый, конечно, и даже седина и мимические морщинки придавали его образу брутальности, хоть и лишних годков накидывали. - Мой тебе совет, мальчик, беги отсюда пока не поздно, - наконец-то выдал он, устремив взгляд в пустоту. - Не нужно оно тебе. Найди себе парня или девушку, женись, детей нарожайте, ну или просто… — Родион в который раз вздохнул и на Женькин недоуменный взгляд проворчал: — Да похер. Съебись уже.***
Из окна ощутимо тянуло осенним хмурым холодом, касаясь невидимыми пальцами оголенной поясницы. Женя обнял себя одной рукой, а второй вытащил изо рта сигарету. Он еще раз окинул взглядом номер, разворошенную кровать, пустую пачку от презервативов и закатившуюся под тумбочку бутылочку со смазкой. Наташа торчала в душе уже минут десять, хотя по ощущениям все сорок. Наконец-то шум воды стих, а через пару минут из двери в ванную комнату выскользнула обнаженная девушка. — Ну, и как тебе? — поднимая с пола свою майку, поинтересовалась она. — Хуево, — честно ответил Женя, переступая с ноги на ногу. Задница до сих пор саднила. Ебаный клиент почему-то очень сильно экономил смазку, будто боялся, что за лишний использованный миллиграмм его заставят платить. — Мне это не нравится. Я устал пиздецки. — Так уходи, — пожала плечами Наташа, застегивая узкие джинсы. И как только смогла натянуть эти скинни на голое тело?.. — Никто же не держит. — М-м, чувствую в себе потенциал, — привычно пошутил Женя, докуривая и выкидывая сигарету в пепельницу. Закрыл окно и оперся о подоконник обеими руками. Приподнялся, сел, стараясь не морщиться от боли. — Я не хочу быть клубной шлюхой. И гостиничной тоже. И по вызову не хочу. И уж тем более на трассу! Хочу постоянную клиентскую базу… Девушка сверилась с часами и, убедившись, что время еще есть, взяла недопитое шампанское и плеснула в бокал, потом в другой. Вручила мальчишке и прошлась из одного угла комнаты в другой, размышляя о чем-то. Женя завороженно наблюдал за ее передвижениями и молился всем богам, чтобы она согласилась помочь ему. — Нат, — позвал он, наконец-то найдя в себе мужество. — А? — сделав глоток шампанского, отозвалась девушка. — Научи меня. Ну, как быть элитным. Наташа остановилась посреди комнаты и воззрилась на него с искренним удивлением. — Женек, я не элитная. Была когда-то, но… — Я знаю, — мальчик вздохнул, закинул ногу на ногу и поиграл шампанским в бокале, полюбовался на буйство пузырьков. — Шувалов сказал, я не гожусь. Но если со мной кто-то позанимается… Говорить, что все остальные ему отказали, он не хотел. А она да, уже не «валютная», но раньше ведь была! До того, как клиент избил ее, сломал челюсть и нос, из-за чего теперь речь ее была не четкая, а нос заметно кривой. Еще и зуба не хватало. Наташа поразмыслила минутку, а потом улыбнулась и подошла ближе. Пальцами зачесала назад его черные волосы, надавила на плечо, заставляя выпрямить спину, и игриво щелкнула его по носу, отчего Женя невольно улыбнулся. — Вот так уже лучше, — подмигнула она и пояснила: — Если хочешь сопровождать бизнесменов и политиков, тебе нужно соответствовать их уровню. Потасканная грустная шлюха не интересна, а вот проститутка, знающая себе цену… Наташа склонила голову к плечу, изучая его взглядом, а потом поджала губы и вдруг заявила: — Хотя нет, знаешь, начинать надо не с этого. А с имени. Она отобрала у мальчишки бокал и поставила его на столик, потом туда же убрала и свой. Схватила парня за руку и насильно стянула с подоконника. Отступила на шаг… Женя почему-то проследил за движением ее босых ног, пытаясь понять секрет плавной походки, а когда поднял взгляд, то даже удивился серьезности в глазах девушки. Она протягивала ему ладонь, будто для рукопожатия. — А? — непонимающе нахмурился мальчик. Наташа очень строго и даже холодно представилась: — Наталья. — Ж-женя, — недоуменно пробормотал он, протягивая свою руку, но Наташа уже убрала ладонь и покривлялась: — Ж-ж-женя! Уверенно отвечай! С легкой улыбкой на губах. Давай! Все начинается со знакомства, а не с секса! Она снова протянула руку, и на этот раз мальчик назвал свое полное имя. — Херня, — покачала головой Наташа, нахмурившись. — Евгений — это что-то совсем не твое. Женя тоже может бухнуть пивка за гаражами, а в пятизвездочных отелях будет на кровати лежать… м-м… Ева? Почему нет? Женька скептически приподнял бровь, а девушка как-то придирчиво осмотрела его, снова взъерошила волосы, а потом печально заявила: — Да, иллюзии строить глупо. Мы с тобой всего лишь шлюхи и не более. Как ни назовись, — она мотнула головой, отгоняя грустные мысли, и заявила: — Но это не так уж и плохо! Ты главное помни, что ты Ева. Считай это своим амплуа, да? А еще помни, что нужно сохранять чувство собственного достоинства. И одежда твоя, конечно, не годится. Тело красивое, но ты или прячешь его в толстовках, или обнажаешь пошляцкими майками. — Но что тогда? — нахмурился Женя, уже зная, что она скажет. — Полностью обновить гардероб? — А ты как думал! — хмыкнула Наташа. — Брюки, рубашки из хорошего материала, туфли… И детали, Жень, детали! К барберу пойди, зубы отбели, маник сделай. В конце-то концов удали шугарингом или лазером волосню! Бритва не совсем то! Женя поморщился, уже представляя, сколько на все это дело уйдет бабок. Придется отрезать нехилый кусок от тех сбережений, которые и так сжирает беспощадная инфляция. Он еще и в прошлом месяце не сдержался, купил камеру, чтобы готовиться к творческому конкурсу, который наверняка завалит. А теперь денег вообще не будет, придется по новой собирать. Ну, если так пойдет, к тридцати годам наконец-то поступит. …Сука, его план, кажется, тупой до маразма. — Ладно, но внешний вид же не все. — Конечно! — отозвалась девушка и пальцем скользнула по его груди, задевая сосок. — Пирсинг сюда пойдет. А еще в ухо и бровь. Может, и язык… — Нет! — испуганно воскликнул Женя. — Не хочу язык прокалывать! Наташа пожала плечами и улыбнулась. — Ну нет, так нет! Тогда… ну, пройдись. Будем походку менять. Да не хромай ты так! Как больная утка, честное слово!.. Кстати, может, нюхнем немного? Женя был не против порошка, только вот с собой у Натали ничего не было. Пришлось идти к Никки. Они нашли его возле барной стойки, еще достаточно адекватного, но уже неоправданно веселого. Ник сегодня был в ударе на самом-то деле. Обтянутый в латексный костюм, напоминающий одеяние рок-звезды восьмидесятых, он ко всему прочему нацепил еще и мужские высокие ботинки на шнуровке и толстой высокой подошве. Его длинные светлые, а теперь еще и тонированные в платину волосы были заплетены в небрежную косу и перехвачены шелковой лентой. На Никки оборачивались и мужчины, и женщины, и даже Жене, который никогда теплых чувств к парню не питал, захотелось прикоснуться к этому великолепию. — Котик, — Натали приобняла его за талию и, привстав на носочки, положила голову на плечо, — есть че? Ник оторвался от разговора с новеньким мальчиком которого, судя по всему, обучал, и взглянул на девушку. — Стимуляторы или опиаты? Есть еще грибы, трава… Натали скривилась, кинула взгляд на опершегося локтями о стойку Женю, который терпеливо ждал, и решительно выдохнула: — Порошок какой-нибудь. Чтобы расслабиться, но не слишком жесткий. — Кетамин? — Ник вскинул подведенную карандашом бровь и уже достал из кармана свою «косметичку». — Ничего другого в порошках нет. Расслабляющего, я имею в виду. Экстази, мет — завались. — Окей, а как насчет… — Ник, блять, сука! Громыхнуло так, что Женя подпрыгнул, а Никки выронил пластмассовую коробочку, похожую на визитницу. — Черт, нельзя же так пугать! — вскрикнула Наташа, прижимая руку к груди, будто у нее сердце закололо. — Родион, ну че… Но Шувалов на нее даже не смотрел. Он резко наклонился, поднял косметичку, открыл ее, а потом, зарычав что-то матерное, схватил Ника за тонкое запястье и дернул на себя, так что парень закричал от боли. Женя ничего не успел сказать, а вот новичок решил, видимо, вступиться за своего ментора: — Эй, поосто… Шувалов без разговоров врезал ему кулаком в живот, а когда тот глухо охнул и согнулся, брезгливо оттолкнул от себя. Наташа смотрела на это молча, сложив руки на груди, только делала страшные глаза, обмениваясь взглядами с притихшим другом. Не было похоже, чтобы они оба слишком нервничали, видимо, знали, что ничего Нику не будет за наркотики. Женя тоже вмешиваться не собирался, оставаясь неподвижным и равнодушным. Родион мельком взглянул на повалившегося на пол новичка и, вновь схватив Никки за руку, поволок прочь. — Ну вот и закрылась лавочка, — вздохнула Натали, глядя вслед сутенеру и его длинноволосой шлюхе. — Лан, хер с ним, я знаю, у кого можно взять…***
— Есть три правила, которые нельзя нарушать. Первое… — Ник был таким пьянющим, что не мог даже толком выставить указательный палец, да и сама поднятая вверх рука качалась из стороны в сторону, как мачта на ветру. Женя вздохнул и подпер голову кулаком. Он понятия не имел, о чем вообще речь, какие три правила и зачем ему это знать. — …всегда будь начеку! Дальше Женя не слушал. Он на самом деле недолюбливал Ника, может, даже презирал его. Парень-то неглупый, просто шлюховат до самой глубины своей черной душонки. Проститутка, наркоман, алкоголик и просто гнилой человек. Полный набор. Хотя красив, сука, как бог! Женя убеждал себя, что у него-то все иначе! Родни нет, образования нет — в этом они схожи, да и внешность… Ну да, Женя знал, что красив, только что с этим ебалом делать? В модели? С его-то метр семьдесят пять? Кажется, таких не берут. Да и без связей не пробиться. Вот и оставалась проституция. А что, неплохо, когда единственная забота в жизни — как бы выгодно продать свою задницу. Женя любил секс, ценил красоту и остро нуждался в деньгах, вот и пытался пробиться в «элиту». Эти мысли вогнали его в тоску. Он пытался как в детской игре найти отличия на картинке, какую-то очевидную разницу между ним и Никки, но пока что находил только одинаковые детали. Единственное, что их отличало, так это возраст. Еве было едва ли девятнадцать, а Нику уже двадцать шесть. Но ведь и он тоже когда-то пришел в секс-индустрию неопытным мальчиком, верно? — …а третье правило я тебе не расскажу, — с придыханием закончил Ник и опрокинул в себя очередную порцию кислотного коктейля. Шлюха. Ебаная шлюха и не более. Женя скривился и отвернулся, чтобы не смотреть на эти блестящие губы, прижимающиеся к стеклу. Буквально час назад они вдвоем обслуживали клиента, а до того Ник учил его сосать. Ник был охуеть каким опытным в этом деле, мог принимать на всю длину и при этом не давиться. У него, кажется, напрочь отсутствовал рвотный рефлекс. Конечно, его советы и уроки были ценными, но почему-то Женя все равно брезгливо кривился. Он и сам не понимал, почему испытывает такое отвращение к этому парню. Никки всегда был чистеньким, ухоженным, а с клиентами мягким, послушным, игривым, но… но сама мысль, сколько за свою жизнь он обслужил хуёв… — …вот ты думаешь, что будет так всегда, а оно знаешь, как все бывает… — Ник едко ухмыльнулся и полез в карман за сигаретами. — Вот сегодня ты здесь, а завтра, — он выудил из кармана не пачку, а лист бумаги, сложенный в несколько раз, — я вот ждал, ждал, боялся смотреть, а теперь готов. Смелости, бля, набрался. Ева спрыгнул с барного стула, но Ник схватил его за рубашку, не давая уйти. — Подожди! — закричал он, пытаясь сфокусировать взгляд. — Я боюсь сам… Но Ева не хотел ничего знать, не хотел разбираться в его проблемах. Ему было похер, он просто устал. Оставив его одного сидеть за барной стойкой, наслаждаясь наступающими за глухими стенами утренними сумерками, Женя, не прощаясь ни с кем, вышел из клуба и пошел прочь. Он хотел поскорее добраться домой, но на полпути телефон вдруг ожил. Сонно моргая, он вытащил разбитый айфон из кармана и попытался сосредоточиться на буквах. Буквы сложились в слово, а следом пришло осознание. — Да, Родион? — осторожно произнес Женя. Шувалов никогда не звонил ему в такую рань. Пять утра, черт возьми! — Мне сказали, ты ушел из клуба, — голос сутенера был грубым и раздраженным, но причины парню были неизвестны. У него была полная свобода передвижения, просто с каждого клиента он отдавал процент, только и всего. — Я хотел с тобой переговорить. — Мне вернуться? — Нет, ладно уж, не надо. Короче, блять, это пиздец. Я сам не в восторге, но… радуйся. Завтра едешь сопровождать клиента. Ник не сможет. Сердце в груди забилось в бешеном темпе. Ева сжал пальцами пластик телефона и вдруг в наступившей тишине услышал, как у Шувалова на заднем фоне кто-то надрывно рыдает. — Ты же говорил, что я не создан для эскорта. Почему не пошлешь Макса или… — спросил Женя и тут же прикусил язык. Ему предлагали то, что он давно хотел, а он еще и смел носом вертеть от руки дающего. — Ты не создан вообще для проституции, — пробурчал Родион, но развивать мысль не стал. Помолчал немного, а потом задумчиво добавил: — С клиентом много не болтай. Всем и тебе в том числе будет лучше, если ты не станешь открывать свой прекрасный ротик, кроме как для отсоса, ибо каждый раз, когда ты пытаешься формулировать бессвязный поток мыслей в слова, окружающие тебя люди диву даются тому грандиозному шквалу бреда, который на них сыпется. Ты понял? — Понял, — скрипнув зубами, процедил Женя. — Езжай домой, выспись, а потом с Натальей пойдешь по магазинам. Чеки сохраняй, я потом вычту это из твоего гонорара. Вот как. Гонорар. Значит, живых денег Женя не увидит и, наверное, даже не узнает, сколько ему за это заплатят. Явно не меньше, чем за ночь, но, зная Шувалова с его грабительским процентом, можно было предположить, что себя он не обидит. Да и Наташа… видимо, это она его порекомендовала. Что ж, она, наверняка, знает расценки. Женя чувствовал, что испытывает нечто схожее с предвкушением. Он хотел работу, но не знал, нужна ли она ему. Обманывать себя он тоже не стал, честно признался еще давно, что он проститутка, и неважно до каких высот поднимется, однажды придется упасть вниз, обжигая скрепленные воском картонные крылья о солнце жестокой реальности.***
— Да че ты ломаешься, девочка? — потные руки Вадима Михайловича щупали тело Жени везде. Везде в прямом смысле этого слова. Он то и дело пытался засунуть свои толстые как сардельки пальцы ему то в рот, то в штаны, а жирная, как у завхоза овощебазы, морда то и дело тыкалась мальчику в лицо, пытаясь поцеловать. Сперва Женя смеялся и незаметно увиливал, выкручиваясь, умело уходя от прикосновений, скрывая свою брезгливость за заигрываниями, но тем самым только сильнее загонял себя в глухой угол дивана. Вадим Михайлович наваливался на него всем телом, терся, и Женя явно ощущал бедром, что не такой уж этот Красавин импотент, как о нем говорили. — Ну что ж вы так спешите? — надеясь, что голос его не слишком дрожит, прошептал парень, пытаясь перехватить его поплывший взгляд. — А как же вино?.. Да, он надеялся на вино. Представлял себе дорогие рестораны, где его будут кормить омарами и мраморной говядиной, фешенебельные выставки, на которых его будут показывать, как куколку, экспонат, президентские номера в пятизвездочных гостиницах, и совсем не ожидал, что прямо с самолета его засунут в душный кабинет на частной вилле клиента и прямо там захотят нагнуть. Красавин будто пытался уложиться в час, как те, другие, которые с трудом выгрызали жалкие крохи из семейного бюджета, и вместо того, чтобы повести ребенка в кино, покупали Женино тело. — Потом вино, — с придыханием пообещал мужчина, покрывая его шею и плечи слюнявыми поцелуями, вырывая с мясом пуговицы новенькой рубашки. Женя понимал, что выбора у него нет. Он расслабился, прекратив биться, и позволил стянуть с себя штаны. Следил только, чтобы тот надел презерватив… Через минуту Вадим Михайлович уже размашисто трахал его, придавив всем своим весом к дивану. Это было почти не больно и, наверное, если бы была возможность хоть чуть-чуть подрочить себе, Женя бы сделал это, но просунуть руку между их животами было просто невозможно. Красавин так давил на него, что дышать тяжело. Он откатился быстро, застегнул штаны и направился к минибару, чтобы достать обещанное вино, а мальчик позволил себе еще пару секунд полежать молча, ни о чем не думая. Он давно уже перестал испытывать эмоции после секса. До — испытывал. Злость, страх, обиду, стыд. После — пустота. Застегнув штаны и поправив рубашку, он принял из рук Красавина бокал вина, улыбнувшись. Необходимость шутить и отвечать на шутки порой выводила из себя, но мальчик строго-настрого запретил себе злиться. Если он пропускал это чувство в свое сердце, то черты его «strong face» излишне заострялись. Вскоре Красавин взял его еще раз. Повезло, что поза в этот раз другая, и была возможность приласкать себя. Женя даже умудрился кончить. Достаточно было прикрыть глаза и отдаться ощущениям. Потом, правда, Вадим Михайлович надавил ему на затылок, заставляя опуститься между раздвинутых ног. — Давай, шлюшка, покажи, что ты умеешь! И Жене пришлось отсосать ему. Он старался изо всех сил, и, к счастью, это не заняло много времени. — Узнаю технику Ника! — восхищенно протянул Красавин, застегивая ширинку. — Много работаешь языком. Они снова пили и снова трахались. Женя даже удивился такой сексуальной активности, ведь обычно люди комплекции и возраста Красавина уже не были способны на подобные подвиги, но потом… потом стало ясно в чем дело. В полумраке комнаты Женя не сразу заметил, что у Вадима Михайловича расширены зрачки, движения его суетливы, а речь сбивчива. Когда он в очередной раз вместо бокала принес порошок в зип-пакетике, Женя сперва даже был готов согласиться немного нюхнуть. Для него не впервые, на самом деле. …Но когда из ящика стола Красавин достал упаковку маленьких одноразовых шприцов… — О нет, Вадим, извините, я пас, — вежливо улыбнулся Женя, поглядывая на него из-под ресниц. Внутри все сжалось от страха, но он упрямо держал на лице приклеенную гримасу уважения и рабской любви. — Никогда не кидался по венке? — поинтересовался Красавин, доставая какой-то странный прибор. Зажег огонь… — Я не по этому делу. — Да я научу, не переживай, — пожал плечами мужчина, высыпая немного порошка в металлическую чашу. Женя с ужасом наблюдал, как он топит наркотик над огнем, потом распечатывает шприц, набирает и поворачивается к нему… — Вадим Михайлович, я не ширяюсь, — более твердым голосом повторил парень, но его слова не возымели эффекта. Красавин будто не слышал его, протянул руку, перехватывая его за запястье… Женя почувствовал, что начинает паниковать. Он резко отшатнулся, выкручиваясь из хватки, и в мгновение ока оказался стоящим в другом конце комнаты. — Да ладно, все бывает впервые, — зловеще ухмыльнулся Красавин, поигрывая шприцом с мутной жидкостью внутри. — Никусик никогда не отказывался и никогда не жаловался. — Я не… — Не ломайся, киса! Тебе понравится, ощущения будут ярче. Он приближался, теснил его к стене, и вскоре Женя понял, что бежать ему некуда. Вообще некуда. Поблескивающая игла завораживала и пугала, но он не собирался сдаваться. Он понимал, что уже на дне, и опускаться еще ниже был не намерен. — Вадим… Он даже не успел договорить. Красавин сделал еще один шаг вперед и оказался так близко, что Женя вовсе перестал соображать. Он повел рукой позади себя, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, и, когда пальцы его сжались мертвой хваткой на горлышке бутылки, то решение проблемы пришло мгновенно и вне его сознания. Один короткий удар по голове, и Красавин прохрипел: — Ух ты ж блядь… Он отступил на шаг, прижимая ладонь к рассеченной брови. Шприц упал на пол, а следом, спиной вперед, полетел перецепившийся через ковер Вадим Михайлович. Женя охнул и зажмурился. Он бы еще и уши закрыл, чтобы не слышать глухой звук, потом хрип, и… все стихло. Мальчик медленно сполз на пол по стеночке и замер. Он не мог пошевелиться, не мог заставить себя открыть глаза и посмотреть, что же он натворил. Страх сковывал цепями, не позволяя в полной мере осознать, что он, кажется, убил человека.***
— Он намеренно послал меня к нему, — прорычал Женя, закладывая руки за спину и меряя шагами гостиничный номер. Наташка развалилась поперек кровати, едва ли одетая, но, кажется, довольная. То ли нюхнула, то ли… — Расслабься, все же нормально закончилось, — отмахнулась она, бессмысленно улыбаясь в потолок. — Нормально? — прорычал Женя. — Это ты меня к нему послала?! Девушка приподнялась на локтях и посмотрела на него серьезным взглядом: — Ев, я не знала, к кому тебя пошлют. Ты же сам сказал, что хотел бы попробовать, а тут такое с Никки. Родион спросил, кого бы я посоветовала, ну я и сказала про тебя. — Теперь меня вышвырнут! — продолжил распаляться Женя, все еще не веря в слова Наташки. — Родион просто пошлет меня нахер, и меня посадят! Посадят, блять! Меня… Договорить он не успел. Дверь распахнулась едва ли не с пинка. Шувалов на самом деле не выглядел разъяренным, но мальчик все равно весь сжался и отступил на шаг. Наталья рывком поднялась с кровати, запахнула на груди шелковый халатик и уставилась на сутенера таким взглядом, будто у Родиона выросла вторая голова: — Э-эм, как там?.. — протянула она, склонив голову к плечу. — Выйди, — буркнул Шувалов. Девушка не стала спорить, вышла из номера и прикрыла за собой дверь. Женя отступил еще на шаг, пока не уперся спиной в стену. Мужчина глянул на него с долей интереса и даже жалостью. Никто не знал, чего можно от него ожидать. Может, он достанет из кармана пистолет и выстрелит, а может… — Боишься? — поинтересовался он, подходя ближе. Мальчик ничего не ответил. Он и сам не знал, боится или нет. Он просто убил какого-то богатого мудака, взвалив на своего сутенера весь груз ответственности и кучу проблем, а возможно и запятнал его доброе имя. Но Шувалов оставался спокойным. Он подошел еще ближе. Замер в паре шагов. — Сколько тебе лет? — с легкой улыбкой на тонких губах спросил он. — Девятнадцать, — прошептал Женя, округляя глаза. — Девятнадцать, — повторил Родион и протянул руку, коснулся его черных волос. — Помнишь, я говорил, что ты не годишься на роль шлюхи. Щенок безродный, у меня таких сотни… Только ни один из них не доставил мне таких проблем, как ты. Я об этом и говорил. Ты никто. Ты даже не можешь научиться нормально ходить, да и в какой костюм тебя не затянешь, выглядишь, как шпана дворовая. Ты пацан, Жека, и никакая Наташка не научит тебя, как быть мужчиной. Женя прикрыл глаза. Ему было плевать на все эти слова. Пусть оскорбляет его сколько душе угодно, лишь бы поскорее… — Будь ты хотя бы личностью, я бы стал терпеть. А так… — Что будет дальше? — не выдержал мальчик. — С тобой? — Шувалов почти ласково улыбнулся, приподнял бровь, а потом ровным тоном сообщил: — Ты на меня больше не работаешь. Можешь идти куда хочешь. На панель к какому-нибудь лоху, как вариант, чтобы к двадцати пяти загнуться от СПИДа, рака или еще какой хуйни. Или… ну, не знаю, например, попробовать устроиться на нормальную работу. Или пойти учиться. Все двери открыты. Но помни, — он нервно дернул уголком губ, и Женя понял, сколько усилий он прилагает, чтобы оставаться спокойным, — что за тобой нехуевый должок. Пока что с тебя взять нечего, разве что на органы тебя распродать, чтобы окупить ту кучу бабла, которую мне пришлось отвалить за твою жалкую жизнь и свободу. Но я никогда не забываю о долгах, и советую тебе тоже помнить.***
— …А кем ты будешь, когда исчезнет твоя красота, ты не задумывался? — Натали повозила ложкой в креманке с мороженым, но зрительного контакта с Женей так и не разорвала. — Старался не задумываться, — холодно ответил парень, прокручивая пальцем кофейную чашку. — Да? — Да. Жене показалось, что он услышал, как Наташа заскрипела зубами. — Ты идиот, Ева, — процедила она, подпирая голову кулаком и устремив взгляд в окно, рассматривая заливаемый дождем проспект. — Тебе выпал уникальный шанс соскочить! Тебя Родион из горящего дома выталкивает, а ты орешь и рвешься обратно. Мазохист, что ли? Или ты так любишь члены, что готов свою жизнь под откос пустить? Сидящая за соседним столиком девушка кинула на них заинтересованный взгляд, но тут же поспешно отвернулась. Женя фыркнул и процедил: — Никого это ебать не должно! — А меня ебет, Ев! — рявкнула Наташа, швыряя ложечку в креманку. — Меня ебет, прикинь?! Вздрогнув, Женя выдохнул: — Я не Ева. — Нет! — прошипела девушка. — Ты Ева! Я создала в тебе «Еву»! Своей «Евой» ты, блять, обязан мне! Женя не стал спорить, хотя до конца и не понимал, что именно от этой «Евы» есть в нем самом, и чем так гордится Натали. Он изменений в себе не чувствовал. Такой же глупый незрелый пацан. Безродный щенок. Никто. — Я не хочу быть шлюхой, — выдохнул Женя, вскидывая на нее печальные глаза. — Я хочу… хочу быть режиссером, прикинь? — Ха-ха, как смешно! — саркастически процедила Наташка. — Вместо того, чтобы сниматься в порно, ты решил это порно снимать? — Нет, я серьезно… — он сплел пальцы в замок и тихо сообщил: — С самого детства. Я пересмотрел все фильмы, что были у нас в прокате. И, когда мои родители погибли, бабушка продала те кассеты, что были у нас дома. На вырученные деньги мы купили швейную машинку, чтобы она могла шить одежду и продавать. Наташка притихла, морщинки на ее лице разгладились. — Ты не рассказывал… — Да. Не рассказывал. Женя прикрыл глаза, нервно дернул уголками губ и допил кофе. Дождь забарабанил в стекло с новой силой. — Я зачем вообще работать пошел. Хотел денег накопить на университет. Ты же знаешь, там конкурс сумасшедший, на бесплатное не пробиться, и я… ну, лет с пятнадцати работал. По мелочи, не серьезно. А потом познакомился с Родионом, ну и пошло поехало. — Ладно, — Натали махнула рукой, останавливая его на полуслове. — Что делать дальше собираешься? Женя уныло ссутулил плечи, бессмысленно пялясь в чашку с кофейной гущей, будто ждал, что оттуда вылезет гадалка и расскажет ему о будущем. — Время идет, — пробормотал он, избегая зрительного контакта с девушкой. — Люди в моем возрасте уже заканчивают университет, а я… а у меня по-прежнему нет денег. — Попробуй поступить на бюджет, — легкомысленно бросила Наташка. — Сдай экзамены как все… — Не знаю, у меня же… ну, у меня всего девять классов, и я… — Стой, — она вскинула руки, призывая к молчанию, и осторожно спросила: — Ты собрался с неоконченным средним образованием поступать на вышку? У меня в таком случае для тебя херовые новости. Ничего не выйдет. У тебя должен быть аттестат. Женя почувствовал себя так, будто его ледяной водой окатили. Он не думал об этом. Он, вернее сказать, не знал. Нихуя не знал. — Ты уверена? Наташа посмотрела на него суровым учительским взглядом, но потом смягчилась, вздохнула и произнесла: — Я училась в университете, если ты об этом. Я точно уверена, что ты теперь можешь или в колледж какой пойти, или… ну, не знаю, что еще. — А… как думаешь, мне могут сделать липовые доки? — За деньги возможно все, — уверенно заявила она, снова принимаясь за свое подтаявшее мороженое. — Осталось их заработать.