***
— Ни-ик, ну пожалуйста, — девчонка повисла на его руке, так что Никки едва ли не упал под ее весом. Нет, она весила немного, просто он и свое-то тело едва ли держать мог. Хотя, конечно, за этот месяц, после того, как он снова начал пить таблетки, пережив ужасные приступы тошноты, он начал нормально питаться. И отъелся чуть-чуть. — Алиса, отвали! — буркнул он, пытаясь стряхнуть девушку. — С чего ты вообще решила, что я вхож в кабинеты Шувалова?! — Ну, а как же… — она отстранилась, заглянула ему в глаза и, вытянув губы трубочкой, протянула: — Ну поговори с ним, а? Ну я реально плачу слишком высокий процент! — Алиса, тебя возят на машине! — Ну ко-отик! Ник сунул руки в карманы и пошел в сторону своей комнаты, но она следовала за ним и туда. И он понял — не отвяжется. — Блять, ладно! — рявкнул он, резко останавливаясь, так что она врезалась ему в спину. — Но ты будешь мне должна! — он схватил ее за локоть и поволок к лифтам, на ходу обдумывая, что такого сказать Родиону, чтобы он пересмотрел процент. Подумать только, он выполнял роль бордельной мамки! — Сколько ты башляешь?! — Тридцать! — прохныкала Алиса. — Тридцать?! — взвыл Никки, резко затормозив, не доходя десяток метров до двери в кабинет Шувалова. — Ты называешь этот процент высоким?! Я платил сорок пять в самом начале! — Но я берусь за любых клиентов, в том числе за садистов! — с достоинством выдохнула она и, будто в подтверждение своих слов, показала руку, на которой были видны синяки и стертая веревками кожа. Ник устало прикрыл глаза и приложил ладонь ко лбу. Он знал, что может доторговаться до двадцати пяти. Среди таких «безотказных» отдавать четверть сутенеру — норма, треть — уже многовато. — Ладно, — выдохнул он и хотел уже продолжить путь, но тяжелая дубовая дверь в кабинет Шувалова вдруг открылась и… — Я так и думала! — с явным наслаждением нараспев протянула Алиса. А Никки просто замер. Он никак не мог оторвать взгляд от Евы, который, все еще не замечая посторонних глаз, уже стоя в коридоре продолжал разговор с сутенером. Он смеялся, что-то говорил, и его идеально уложенные волосы сейчас были в легком беспорядке, будто кто-то взъерошил их рукой, а на обычно бледных щеках играл розовый румянец… Никки и сам не понимал, почему у него так болезненно сжалось сердце. Всего на секунду, да, но с такой силой, что он подумал о смерти. Всего на секунду. И никаких предположений строить не хотелось, и рисовать в воображении двух обнаженных мужчин — тоже. Ник просто стоял и смотрел на парня, который превосходил его по всем показателям. Да, сейчас, сравнивая себя и Еву, он как никогда понимал, что проигрывал его темным кудрям, властному бархатному голосу, глубоким карим глазам, молодости и здоровью… Он даже не стал дожидаться, пока Ева обернется. Просто резко развернулся за секунду до того, как захлопнулась дверь, и, выпрямив спину, направился к лифтам. Только поехал не вверх, на пятый этаж, в свою комнату, а в самый низ, в клуб. Его всегда пьянила эта атмосфера беззаботности и истерического веселья. Точно так же, как пьянил подслащенный ликером воздух прокуренных кабинетов и ВИП-номеров. Он пальцами зачесал назад волосы и вскарабкался на высокий стул. Знал, что ничего хорошего ему не нальют, как бы бармен Яр не старался мешать ему околоалкогольные коктейли. Ник не стал выпендриваться. Заказал воды и уставился взглядом в стакан, в котором плавали кубики льда. Он сидел какое-то время молча, рассматривая барную стойку, любовно натираемую Яриком, а потом, сумев таки сделать полноценный вдох, поднял голову. В одном конце, поблескивая боками, стояли пузатые бокалы, а в другом — освещенный изнутри холодильник. По центру же размещались полки со всевозможными алкогольными напитками. Зеркальная стена создавала ощущение непрерывной шеренги разномастного стекла от мутного белесого до глубокого индиго. Он глотнул холодной воды и вдруг понял, что смысл пить алкоголь был лет в двадцать-двадцать пять, когда градус делал его веселым и раскрепощенным. А потом он пил в основном потому что ему было ебано. — Скучаешь? — на высокий барный стул приземлилось тело. Ник мельком взглянул на потенциального клиента и сверкнул порочной улыбкой, лукаво опуская глаза. Это получилось у него машинально, он даже не задумался о том, что ему не позволено работать. Он загадочно кивнул, мельком поглядывая на бармена. Интересно, через сколько секунд Шувалову доложат? Но сегодня в клубе было много народа, Ярику явно не хватало рук, и ему даже помогала Натали. Понимая, что никому до него нет дела, Никки всем телом повернулся к клиенту, полному немолодому мужчине. На вид бизнесмен и, возможно, даже примерный семьянин. — Сколько берешь? — спросил он, буквально лапая парня сальным взглядом, а Ник в ответ только умело строил заинтересованность. — Стандартная такса, — кокетливо протянул Ник, постукивая льдом в стакане. Ему было на самом деле плевать, заплатит мужик или нет. Он видел, что клиент хочет купить ему коктейль, пытаясь перехватить взгляд Ярика, но Никки быстро выпалил: — Я не пью. — Ладно, тогда, — мужик наконец-то перестал ломать комедию и положил руку ему на спину, провел вниз, до самого ремня джинсов, — идем? — Идем, — согласно закивал Ник, откидывая волосы, выгодно демонстрируя шею и ключицы. Он не скрывал свою худобу, но, видимо, именно такие парни и нравились мужику. Они направились к номерам и, стоит отдать клиенту должное, он не стал зажимать Никки по углам. До свободного номера дошли без приключений. Ник толкнул дверь, вошел и, когда они наконец-то оказались отрезаны от всего остального мира, принялся стягивать с себя одежду. — Я люблю грубо, — предупредил мужик, обнимая Никки за талию. Он послушно прогнулся, улыбнулся и ласково прошептал: — Я тоже. Его тонкие изящные пальцы уже недвусмысленно оттягивали пояс брюк мужчины вниз, а губы то и дело задевали обрюзгшие щеки. Щелкнула пряжка, штаны упали на пол. Два шага до кровати, резкая смена положения. Никки не чувствовал ничего. Ничего, что могло бы пробудить какие-либо чувства. Пролетающая мимо муха и то вызывает больше эмоций. У Ника по-прежнему не вставало даже с таблетками. Сколько прошло времени, Ник не знал. Бессмысленные с его точки зрения телодвижения, доведенные до автоматизма действия и желанный покой. Покой — вот чего он желал. — Ты не возбудился? — зачем-то спросил клиент, устало повалившись на кровать. — Не понравилось? Было больно? — Все нормально, — прошептал Никки, уткнувшись носом в колючую от щетины щеку клиента. Он повел бедрами, пытаясь понять, испытывает ли боль. У него уже много месяцев не было секса, но он, кажется, был растянут до предела. Мышцы словно разучились сжиматься. Лиза предупреждала, что так бывает. Слишком долго думать об этом ему не позволили. Клиент осторожно убрал его голову со своего плеча и встал с кровати. Поднял с пола свои штаны, вытащил кошелек и, отсчитав нужное количество хрустящих купюр, положил их на столик. Никки, убедившись, что ему заплатят, повалился на подушку, бесстыдно раскинув ноги в стороны, и попытался расслабиться. Все тело было сковано судорогой, будто его током ударило. Он молча наблюдал, как клиент одевается и, когда мужик уже был готов уходить, сказав прощальные слова, дверь в номер вдруг с грохотом открылась. Ник резко сел на кровати, стыдливо сведя колени, и во все глаза уставился на злого до чертиков Шувалова. — Блять! — зарычал сутенер, резко замирая. — Никки, сука, пидорас ебаный! — Простите? — вежливо склонил голову к плечу клиент. — Прошу на выход, — скрипя зубами процедил страшно побледневший Родион. — Я надеюсь, вам все понравилось, а теперь уходите… — он наклонился, поднял с пола узкие джинсы Никки и швырнул их парню в лицо. Пряжка больно ударила Ника по щеке, он замычал, прижимая ладонь к пострадавшему месту, отшатнулся, наткнувшись пальцами на оставленный прямо на кровати завязанный узлом презерватив. Брезгливо скривился, отдернув руку, но потом упрямо вскинул глаза на Шувалова и проговорил дрожащими губами: — Какого черта? Родион даже не удосужился закрыть дверь за клиентом, и Ник заметил выглядывающие из коридора любопытные глаза работников. Заметил он и хитрую морду Алисы, и вытянутое от удивления лицо Натали, и даже, блять, надменную физиономию Евы. — Какого черта? — закипая от ярости, выдохнул Шувалов и, когда Никки уже хотел подняться и сказать ему все, что он о нем думает, отвесил ему не сильную, но отрезвляющую пощечину. — Я запретил тебе работать! — А на каком основании?! — запальчиво выкрикнул Ник, прижимая ладонь к лицу. Глаза его наполнились невольными слезами. Он с обидой смотрел на Шувалова, который расправлялся с ним по-звериному безжалостно, привселюдно унижая. Смотрел, царапая глазами лицо, как Ник сходил с ума от ревности и злости, улавливая малейшие признаки смущения и беззащитности. — Я, блять, все делаю, чтобы ты… — Родион, кажется, даже задохнулся от эмоций и не нашел слов. Зато Никки было что сказать. — Я хочу трахаться! — зашипел он, не пытаясь подняться с кровати и как-то прикрыться. Он даже забыл, что на них смотрят, их слушают. — Я люблю секс, понимаешь?! Ты же меня не трахаешь, так почему я не могу получить это от других, да еще и денег заработать? Я же вон, блять, предохраняюсь, таблеточки твои дерьмовые пью, от которых меня уже месяц полощет! Я… — Единственное, чего ты хочешь от мужиков, это секс, — процедил Родион с иронией и пренебрежением. — Хочешь, чтобы я тебя трахал?.. Ник даже не сразу понял суть вопроса. Он просто был охвачен злостью и глухим раздражением на глупого сутенера, который не понимал простых вещей. — А если хочу, что с того?! — выдохнул он, а потом, вдруг осознав, внезапно изменился в лице и с горечью тихо произнес: — Какая разница, ты все равно бы побрезговал… Он опустил глаза вниз, взглянув на свой жалкий бесполезный член, уныло лежащий на бедрах, и смущенно прикрылся краем одеяла. Комнату заполнило такое густое молчание, что было слышно только тяжелое сиплое и какое-то совсем загнанное дыхание Шувалова. А потом эта тишина была нарушена громким и решительным голосом Евы: — Так, все, расходимся! С тихим щелчком закрылась дверь, и Ник взвизгнул, почувствовав, что его повалили на кровать. Горячие губы накрыли его распахнутый в удивлении рот, грубые руки схватили за талию, поднялись выше, в упоении сжимая тощее тело, комкая длинные светлые волосы… Никки ничего не понимал, просто целовал в ответ, прогибаясь, пытаясь прижаться еще теснее, скрестил ноги у мужчины на пояснице, и, когда он уже был готов сказать что-то вроде «трахни меня», все резко прекратилось. Шувалов, не размыкая объятий, разорвал поцелуй, уткнулся лбом парню в плечо и прошептал что-то неразборчивое. — Что? — неожиданно охрипшим голосом спросил Никки. — Идиот, — уже громче повторил Родион, — ты идиот. Я никогда не брезговал. Никогда. Ник попытался вывернуться, чтобы посмотреть ему в глаза. — Но я же спидозная шлюха, — намеренно опошляя, спросил он, чувствуя, как бледнеют его щеки. Шувалов коснулся пальцем его губ и с горечью произнес: — Я тоже. Уже много лет. Я заразился еще до того, как мы впервые познакомились. И с тех пор… — он хмыкнул, заметив, что шокировал своим заявлением. Перекатился на спину, позволяя Никки встать и наконец-то одеться, а сам продолжил, беззастенчиво рассматривая его спину с выпирающими позвонками. — Я влюбился в тебя как мальчишка. Ты был такой роскошной ненасытной блядью, что тебя невозможно было не хотеть… Но я тебе был не нужен. Зачем, когда тебя окружали самые красивые и желанные мужчины и женщины, каких только можно было вообразить. Ты бы мог захомутать любого или любую из них. — А теперь нужен? — не поворачиваясь к нему лицом, холодно спросил Ник, а потом, понимая, что его поймут неправильно, уточнил: — Я тебе вообще нужен? Ты даже в своем возрасте красавчик. Умный, богатый и далее по списку. А я… Сильные руки перехватили его поперек живота и повалили на кровать. Шувалов уткнулся ему носом в шею и прошептал: — Прекрати, Ник. — Не прекращу! — оборвал его Никки, впрочем, не пытаясь освободиться. — Ты мне лапшу на уши вешаешь! Зачем тебе я, когда есть, вон, например, Ева… — Ева? — Шувалов резко отстранился, уставился на него изумленно. — При чем здесь он? — Я видел, какой он сегодня выскочил из твоего кабинета! — истерически закричал Ник, отворачивая лицо. — Вы трахались, да?! Говорят, ревность — это оскорбленное самолюбие, но Никки давно уже разлюбил себя. Он принял поражение и сделал это, как ему казалось, с достоинством, намеренно смешав себя с грязью, чтобы тем самым еще ярче контрастировать с сияющим чистотой и здоровьем соперником. — Нет, — мужчина схватил его за подбородок, поворачивая лицом к себе, и, разделяя каждое слово, заверил: — С Евой у нас ничего не было. Никогда. А сегодня он просто был рад, потому что мы наконец-то пришли к компромиссу. — Но он… он такой… — Никки задыхался, не в силах произнести предложение целиком. Шувалов растянул губы в болезненной ухмылке и, приподняв бровь, ехидно поинтересовался: — О, детка, ты так восхищаешься им, так может, это мне стоит ревновать? Ник зло оттолкнул его, не понимая, зачем он над ним издевается, а потом прорычал: — Почему сейчас? Когда я так страшно исхудал, когда от меня прежнего не осталось ничего? Мне тридцать пять лет, я уже не милый мальчик! Я бесполезен! Я даже вон не могу нормально подрочить! Я ебаный импотент! — Тш-ш, — мужчина обнял его как ребенка и спокойно пояснил: — Это побочка, так и у меня было, потом все восстановилось. — А… — И ты красивый. Всегда был и будешь красивым, — не позволил себя перебить Родион. Они полежали какое-то время в обнимку, поглаживая друг друга руками, а потом, видимо, исчерпав годовой запас нежности, мужчина вдруг резко перевернулся, навис над расслабившимся от ненавязчивой ласки парнем и схватил его за шею, заставляя взглянуть себе в глаза. — И я тебя, сука, никуда не отпущу! Хватило мне смотреть, как тебя дерут эти вонючие обезьяны! Я тогда тебя едва ли не возненавидел! То, с каким жаром ты отдавался им, флиртовал с каждым, как с любовником, а потом… — он придушил чуть сильнее, так что Ник вцепился в его пальцы и испуганно замер. — Ты спрашивал, почему сейчас. Да потому что я увидел, что ты ревнуешь меня к Еве, и понял, что не безразличен тебе. До этого и не верил, что ты когда-нибудь взглянешь на меня… Никки удивленно заморгал. Он-то эту всю химию между ними нутром чувствовал, только никак понять не мог, что же не так. Думал, что Родиону не интересен, ведь для Ника всегда все было просто: если ты хочешь человека, а человек хочет тебя, так почему бы и не потрахаться? Только вот Шувалов с самого первого дня выстроил между ними стену. Никки оказался всего лишь одним из тех, с кем сутенер никогда не спал. Шлюхой и не более. А после того, как парень узнал о своем ВИЧ-положительном статусе… Он так глубоко погрузился в свои размышления, что даже вздрогнул от неожиданности, когда теплые губы коснулись его губ поцелуем. Правда, опомнившись, уже через секунду отдал всего себя страсти.***
— А знаешь почему твой сутенер говорил, что шлюха из тебя никудышная? — Дима ухмыльнулся и расслабленно откинулся на спинку диванчика, окинул расфокусированным взглядом зал, в который раз мысленно респектуя дизайнерам этого чудесного ресторанчика, и, поймав удивленный взгляд Жени, пояснил: — У тебя синдром стервозного лица. То есть твое лицо в расслабленном состоянии будто бы высокомерное. Понимаешь? — И? — Женя подпер голову рукой и посмотрел на друга с интересом. Он знал, что у него взгляд тяжелый, а уголки губ опущены, но никогда не связывал слова Шувалова с собственной мимикой. — Ну, типа у меня на губах всегда улыбка, — Дима указал пальцем на свой рот, — а тебе, чтобы стать менее мрачным, нужно напрячь мышцы. У Ника тоже так. Он замолчал, потому что официант как раз принес им новую бутылку вина. Уже третью за этот вечер. — Но Ник всегда улыбается, — заметил Женя, когда они снова остались наедине. — Вот именно! Он улыбается! Это у него профессиональная привычка — улыбаться. Его визитная карточка! А ты улыбаться не хочешь. — Держать улыбку постоянно сложно. Дима щелкнул пальцами, вскинув руку вверх: — А я о чем! — воскликнул он, наливая вино в бокалы. — Он услужливый, а ты своенравный. А клиентам ведь нужно, чтобы ты всем своим видом демонстрировал смирение и покорность, смотрел на них, как на богов, а не как на говно. Когда ты был малолетним пиздюком… Бля, понимаешь, — Дима ухмыльнулся, — когда на тебя с пренебрежением смотрит малолетний пиздюк, это не то же самое, что когда на тебя с пренебрежением смотрит взрослый пафосный мужчина. Поэтому тогда ты не был востребован, а сейчас очень даже! Женя рассмеялся, принимая бокал из его рук. — Ладно, я понял! Не быть мне дешевой шлюхой, какая досада! Пробегающая мимо девушка, кажется, даже споткнулась, так ее ошарашило его заявление. Парни на это рассмеялись еще громче. — Ладно, и до чего вы с Шуваловым добазарились? — чуть успокоившись, спросил Дима, делая глоток вина. — М-м, он меня отпускает. — Да? — Да, но есть условие — я сниму его клубу промо-ролик. За свои средства. И сам его везде пропиарю. Дима присвистнул. Он, конечно, не слишком разбирался в кинематографе, но мог себе представить, сколько стоила бы такая работа. А тут еще и услуги оператора, визажистов и далее по списку. — А оборудование? — нахмурился он. — Тоже за мой счет, — Женя поджал губы, но было понятно, что он не слишком много потеряет. — На самом деле у меня есть знакомые, которые все предоставят за небольшую плату. Они помолчали какое-то время, обдумывая каждый свое, а потом Дима задал главный вопрос: — Зачем ты вообще был ему нужен? Я, конечно, не знаю, сколько ты стоил, но не думаю, что делал погоду его бизнесу… — Делал, — хмыкнул Женя, вырисовывая пальцами круги на столешнице. — Я же у Шувалова не один такой… элитный. Он хотел вообще весь свой бордель сделать люксовым. Пока что не особо получается, честно говоря. Он стал сентиментальным с возрастом. Ему давно пора выгнать половину шлюх, а он всё кровати двигает. А теперь вообще… — он махнул рукой и неодобрительно поджал губы. Дима выжидающе приподнял бровь, надеясь услышать продолжение этой веселой истории. — Что? Ты не знал? Он же теперь со своим Никки любименьким по углам зажимается. Я сам охуел, когда впервые увидел! Это же Ник, блять! Кожа да кости! — Брось, если он его любит, — Дима загадочно улыбнулся, пряча взгляд, но тему развить не дал, заявив: — Когда любишь человека, то любишь в нем все, от тела до почерка! Женя только глаза закатил. Он этим никогда не страдал и поведение Шувалова находил странным. — Ну ладно еще, если бы Никки к нему ластился, так все же наоборот! Он будто дорвался, понимаешь? Двадцать лет на пацана внимания не обращал, а тут вдруг проснулся! Хотя ладно, тут я вру: он его как хрустальную вазу оберегал. Ты знаешь, сколько Ник башлял Шувалову, когда работал? Пятнадцать процентов! Пятнадцать, Дим! Сперва, конечно, как все, а потом ему резко срезали процент. — Действительно, очень мало. Ну, это же еще учитывая то, что Шувалов оплачивал ему лучшую клинику, когда Ник лечился от наркозависимости, а потом и обследование, и шмотки, и прочее. Женя яростно закивал. — Вот именно! Катает его по ресторанам теперь, домой к себе возит, а вчера, прикинь, нас с Натали Сергей подвозил до клуба, а там на парковке Шувалов уговаривал Никки сесть за руль, мол, учить будет. Дима не смог сдержать улыбку. — А Ник что? — Вот это и странно, — голос Жени стал совсем пьяным. Он растягивал слова и скользил расфокусированным взглядом по залу, и Дима понял, что пора бы уже вызывать такси, но все-таки дал договорить. — Ты же тоже пересекался с Ником по работе, да? Знаешь, какой он ласковый котеночек. А в жизни не тактильный, избегает прикосновений. Натали всегда к нему лезет то по волосам погладить, то по щеке потрепать, а он только ее и терпит, а на остальных фырчит и выворачивается. А как Шувалов обнимает, зажимает где-то, где, как они думают, их никто не видит, так весь тает! — Это любовь, — ухмыльнулся Дима. — Точно говорят, что в итоге все останутся с теми, кого в первую очередь хочется обнять, а не трахнуть… Ну что, поедем по домам? Тебе куда? На Лесную? Женя, который после его слов стал задумчиво-печальным, вдруг перевел на него взгляд и, пару раз моргнув, вдруг с улыбкой заявил: — Не, поеду к Сергею. — Ты же не хотел? — А теперь захотел. Дима выудил из кармана телефон и хмыкнул: — У кого-то сегодня будет се-екс! — Не-е, я слишком пьян, — парень растянул губы в широкой улыбке и, откинув голову на спинку кресла, закрыл глаза, — завтра утром не встану. Будет меня реанимировать…