Круги на воде

По несчастью или к счастью, Истина проста: Никогда не возвращайся В прежние места. Г. Шпаликов

16 сентября 2020 Все было не так. Все казалось таким же как раньше, но Этери понимала, что все не так. Все слишком как раньше. Они обе очень стараются делать вид, что прошедших двух лет словно и не было, что они не изменились, ни в чувствах, ни в мыслях. Завалившиеся с самого утра журналисты с камерами пристально наблюдают за воссоединением тандема, чтобы в вечерних новостях поведать всему миру, что чудо свершилось. А никакого чуда не происходит. За эти два года обе они стали совсем другими и нащупать верный камертон и войти в резонанс никак не удается. Только симулировать. Женька имитирует энергию и задор. Этери чувствует, что симулирует… любовь? Наверное, не так. Она симулирует любовь из прошлого. А прошлого-то и не вернешь. Двенадцатого, когда ее буквально развернул Женькин упорный взгляд в спину в коридоре “Мегаспорта”, ей еще казалось, что они просто встанут на лыжню двухлетней давности и покатятся, забыв о том, как срезали круг по целине. Четырнадцатого, когда, сидя в ее кабинете, Женя то вздергивалась на слова Этери, то плакала, то замирала в ее объятиях, тогда еще тоже мнилось, что можно лишь вернуться к точке ошибки и продолжить совместный путь. Но лед все проясняет. Всегда. И сегодня лед упорно нашептывал Этери, что ничего у них не выходит с вставанием на старые рельсы, возвращением на лыжню и стартом от точки расставания, будто ничего и не было. Все было. И это не забыть. Как только камеры выключились, а вместе с ними выключился и в обеих героинях режим “семья из рекламы майонеза”, женщина перевела усталый взгляд на снова свою спортсменку и увидела взрослого, больно побитого жизнью, собственной импульсивностью, и ее, Тутберидзе, гордостью человека. Увиденное жестко наткнулось на непрощение. Этери Георгиевна оставалась собой: она не забывала, а следовательно, и не могла простить прошедшие два года, жалящие слова, холодное молчание. И в ответ на свои мысли услышала: - У нас ничего не получится, да, Этери?- и с этим вопросом в глубине знакомых карих глаз, в самом выражении лица вдруг проскользнуло что-то настолько родное из прошлого, что поверилось - получится. Забудется. Зарубцуется. - Мы попробуем, Жень. Мы очень попробуем,- женщина приобняла брюнетку за талию и они неспешно двинулись к выходу со льда. **** Они честно попробовали. Но, может быть, как-то не так? В своем кабинете Этери задумчиво разглядывала фотографию, где они с Женей сняты чуть ли не на первом ее большом старте. Женьке лет десять. Этери еще брюнетка и выглядит на свои паспортные, а не на свои вложенные в достижения современной медицины красоты и ухода. Между лицом на фото и лицом в зеркале была проложена вся дорога от группы здоровья в жопе фигурного катания до успеха “тренера-педагога”, создателя школы фигурного катания Тутберидзе, наставницы олимпийских чемпионок. И никто не знает даже десятой доли правды об этой дороге от и до, кроме Женьки. Женьки задорной, нежной, бесстрашной. Любимой. Все еще любимой… и, увы, жестокой, предающей, убегающей и избегающей. Во многом нечестной, наверное, не только с ней, но и с собой. И все-таки, это была та Женька, которая в 2009 протянула ей яблоко в раздевалке и сказала: “Не грустите, Этери Георгиевна”. Она и не грустила, а, может, и грустила, но за общей усталостью не чувствовала таких тонкостей. В ту ночь поспать почти не удалось. У Ди поднялась высокая температура. Ребенок метался в кровати, постоянно просыпался из-за заложенного носа. И почти до рассвета Этери проносила ее на руках, лишь иногда, когда дочь наконец хоть сколько-то погружалась в сон, полуложилась на постель, откинувшись на подушки, дремала, пока опять не приходилось вставать и держать ребенка вертикально, чтобы дать возможность нормально дышать. К утру дочке стало чуть легче, так что, оставив ее на бабушку, Тутберидзе унеслась на каток. Замены себе на работе она не хотела и не видела, да ей и страшно было брать больничные, память о том, как трудно ищется работа по сердцу, была еще, ой как свежа! До тренировки оставалось почти двадцать минут. Этери зашнуровала коньки, планируя перед приходом детей немножко покататься самостоятельно, но погрузилась в мысли о болеющей Диане, и усталость придавила ее к лавке в раздевалке. Пока прямо перед носом не оказалась маленькая ручка с огромным красным яблоком: - Не грустите, Этери Георгиевна! Может быть, именно в тот момент и начала прорастать любовь. Неосознанная, но такая нежная и сильная, что много позже, совершенно не скрывая своих эмоций, она будет говорить о том, как чувствует в этой маленькой девочке свою душу во время исполнения программ. Если бы хоть один журналист решился задать ей этот вопрос после мая 2018, она бы, пожалуй ответила. И вопрос-то, тьфу, на поверхности: - Каково вам живется без души, Этери Георгиевна? Ни один не спросил. И поэтому никто не знает ее ответа, а ответ еще проще вопроса: - Крайне хреново, ребята. Крайне! И вот 14 сентября прошлого года душа, поразмыслив о перспективах свернуть себе шею и доломать спину, вернулась к Этери. Сколько уж там было безысходности ситуации, сколько прагматизма и сколько именно желания вернуться, теперь и не разберешь. Но придя настроенной на деловую беседу, минут через пятнадцать от родных стен и звуков давно знакомого голоса, который почему-то не бросался колючими словами, а сочувствовал, Женя размякла, а еще через десять минут рыдала в объятиях тренера, а та обнимала ее, целовала соленые от слез щеки до тех пор, пока вместо щек поцелуй не оказался на губах. И мир умер. Умер, чтобы родиться в близости, без которой прошли эти два года. Снова ловить ритм знакомого частого дыхания и нежность теплой девичьей кожи. И чувствовать, как к тебе прижимаются с той же жадностью, что и до начала всех обид. В тот момент и показалось, что все ерунда, все забудется и перегорит в этой страсти, нежности, любви двух тел и зависимости друг о друга двух душ. Оказалось - показалось. И следующие полгода Этери наблюдала, как недешево выходят ей, им обеим, такие подростковые иллюзии о простоте воссоединений. Впрочем, столь эстетически прекрасной и эмоционально наполненной агонии могли бы позавидовать великие драматурги. Все же они обе созидали один из наиболее изящных видов спорта, так что и отношения у них не просто подыхали, а под “Реквием” или “Умирающего лебедя”, взмахивая прекрасными крылами напоследок. Их лебедь реанимации не подлежал однозначно, а вот можно ли будет из его остатков нашаманить какого-никакого феникса… Вот об этом-то Тутберидзе плотно и задумалась на сборах в Новогорске. А как надумала, так и рванула в Москву, предварительно пошептавшись с Ильей Изяславовичем, да хранит небо его душу великого блудника и дамского угодника. И вот этого феникса и хотела бы попробовать сблатовать Женьке, благо та сразу не послала ее в пешее и дальнее путешествие. До семи вечера было еще три часа, а бумажной работы - ворох. Так что созидание переключаем из режима “любовь земная” в русло “труды праведные”