... Забывшие весну в печали навсегда...
━━━━━━━━━━━━━━
◈
— Угхххх… Голова раскалывалась. Надоедливая мелодия-триггер сверлила разум. Рука потянулась за адским устройством, что так и норовило сделать дырку в мозгу. Телефон не нащупался, зато нащупался стакан воды, что мгновенно и залпом был выпит до последней капли. Видимо старик оставил. Кстати о нём... — Бьякуя сволочь, нахрена ты будиль… А нет, не сволочь. Это ж я поставил. Ммгх… Сколько там времени? Ага, четыре… Так, нужно продрать глаза. Потом снизить Хрому зарплату… сказать Рури… Стоп, Четыре!? Точно? Да, точно! Черт. Черт, Черт, черт! – художник рывком подорвался с постели. Зряяя, ой зряяя… На голову как будто кирпич упал. Итак, мой дорогой Ишигами Сенку, с добрым утром, с добрым похмельем! Не пройдя и пары шагов, он… Что бы вы подумали? Грохнулся. Ага. Запнувшись о валяющуюся на полу толстовку. Не, Сенку бы сказал, что это творческая задумка, что она лежит там специально, но никак не валяется. Сказал, если бы сам не проклинал того себя, что именно бросил её здесь, забыв повесить на стул. Нужно будет её повесить. Но это все потом, а пока валяемся. Вот проходит секунда… Две. Вот прошло уже четыре минуты. Существовать хотелось, но как-то не моглось. Вообще, обычно было наоборот. Сейчас, ещё пару… Часиков. Глаза снова слипались. А может ещё немного сна? Ещё немного это сладкого. Желанного… Так стоп! Четыре утра! — Да, помню я! Ща, — было сказано себе для укрепления морального духа. Все же, предстоит нелёгкая задачка. Нужно подняться на ноги, а потом ещё куча утренних процедур. Решив наконец собрать себя, из недовольной жизнью лужи, обратно в нормального человека, Ишигами все- таки встал. Кое-как… Но встал. Ворча на всё вокруг, художник пополз в ванну. Нужно почистить зубы, а то запах изо рта как будто мышь повесилась не в холодильнике, а сразу в глотке. Ну, вообще, ощущения были примерно такими же. Ну не любит он вставать рано. Ему проще вообще не ложиться, чем проходить все утренние круги ада. Не любит, хоть никогда не опаздывает. «Ага, да. Вы это недавним заказчикам скажите». Прополоскав рот и отхлебнув неплохо так воды прямо из под крана, художник схватил с полки привычный тюбик с тональником. Бледный, практически белый. В самый раз под тон его кожи. Ох, слава всем богам, что Лилиан в этом разбирается, иначе сам, он бы в жизни не нашёл это спасающее средство. Оно творит настоящую магию. Привычными движениями выдавив немного содержимого на палец, Ишигами подвёл глаза. Бац! И никаких синяков нет и в помине. Ну, если не присматриваться конечно. Закончив все свои ванные процедуры, Сенку направился на кухню. Бьякуя мирно спал за своим любимым стулом, как всегда сгорбившись в три погибели. Вот же дурья башка. Вот чего ему в спальне не работается? Там же и кровать прямо впритык к рабочему столу находится. Специально же Ишигами заказывал мебель и обустраивал пустую комнату, когда узнал, что этот недо-архитектор собирается приехать. А тут — на тебе! Ему дай возможность, так на этом же месте постелет матрац и останется жить на весь оставшийся срок, а сейчас, блин, только-только начало июня. К слову, да, припёрся старик немного раньше, чем было запланировано. В конце марта. Объясняя тем, что: «Работы осталось не так много. А что, могу себе позволить.» Да уж, позволил. Зато теперь страдает. Пашет день и ночь дистанционно да хомячит одни бутерброды свои. Сроки-то урезали. Кстати, сегодня готовкой предстоит заняться никому иному, как Ишигами, у старика и так в последнее время жизнь больно сладкая выдаётся. Скорее всего, за этот жест Сенку опять получит крепкие объятия, которые так не переносит, и из которых постоянно норовит выбраться. Ага, а потом газетой по голове за то, что: «Я что тебе говорил? Не нужно ничего готовить. И так в делах по горло, даже на сон времени нет… А ну иди спи! Бегом!» Эти мысли вызывали на лице художника улыбку. А Когда тот заметил напротив старика пару белых таблеток, стакан воды и записку, она стала ещё шире. «От похмелья и головной боли. поешь чего-нибудь и возьми зонт. Сегодня передавали дождь.» После того, как препараты были благополучно запиты водой, художник подумал, что и почесть чего вообще бы не помешало. Звук открытия холодильника. — Так. Что тут у нас? Ага. От этого меня сейчас просто вырвет. Это не то… О, вчерашний салат? С орехами? Фуу, не. От этого буду обниматься с толчком. Бьякуя, что за?.. От этого тоже, долбанные бутерброды. Хммм… В итоге просто взяв банку энергетика, Ишигами пошёл собираться. Предварительно снова накрыв неудавшегося повара одеялом и подложив под голову подушку, конечно же. А теперь собираться. Сегодня общие занятия как-никак. А для одного остолопа не придумана программа. Нужно что-нибудь сообразить по дороге.***
Четыре тридцать, искусник, вот куда ты, блин, намылился? Хотя его самого, это, по-видимому ни капли не заботило. Конечно, уже не впервой. Голова все ещё немного давала о себе знать, однако боль довольно сильно притупилась. Похоже, эти препараты были действительно эффективными. На улице было уже достаточно светло, чтобы можно было идти без всяких источников освещения, лето всё же. Да их тут и не было, что предавало ещё больше шарма. Знаете, такое чувство, что свет есть, он светит безусловно, но где-то там, где-то далеко. Здесь же ещё сумерки, ещё звезды и луну на небе видно. Маленькая улочка домиков. Частный сектор. Маленькая улочка домиков, через которую Ишигами обычно сокращал свой путь до злополучной студии, ещё даже не проснулась. Это место как будто бы жило отдельно от всей планеты. Сразу же ощущался контраст между шумной Осакой и этим тихим мирком. Даже воздух отличался. Пахло… Дождём. Точно, дождь! Хотя Ишигами предпочитал никогда не таскать такой, по его мнению крайне бесполезный предмет, как зонтик с собой, праведный гнев Бьякуи никто не отменял. Тут дело в том, что он довольно часто заболевал после позволения себе освежающей прогулки. Но этот воздух… Черти. Только дождь... Нет. Только дождь здесь мог пахнуть так. Это место… Все люди ещё дремлют где-то у себя в постелях. Когда взойдёт солнце они проснутся. Кто-то пойдёт на работу, кто-то останется дома. Кого-то ждут проблемы, а кого-то, возможно, самая большая радость в жизни. Прозреть или потерять остатки разума. В этот же день кто-то из них может умереть, или родиться. Интересно, в честь этого сегодня хотело заплакать небо? Может, это будут маленькие капельки искреннего счастья? Или ливень, вой, дикой, неукротимой боли? И кто же будет рыдать вместе с небом, а небо вместе с ним? Однозначно, они будут созданы друг для друга в этот день. А один художник просто в очередной раз простудится, и, вместо того, чтобы делать такие красивые предположения, будет пускать сопли сидя под одеялом и пристальным взглядом отца. В любом случае, Ишигами просто надеялся, что рассвет будет ярким. Искусник присел на одну из деревянных лавочек. Просто так. Подышать и сделать паузу в бурном существовании. Всё же… Такая редкость в столь большом городе видеть непроснувшуюся и абсолютно пустую улицу. Где настолько тихо, что даже городской шум не смеет переступать порог и нарушать покой создания гармонии. Как будто бы даже он боится спугнуть, навредить такому чувствительному существу как тишина. Незначительный, хрупкий и такой прекрасный. Ишигами любил называть это местечко отдельным маленьким мирком. Где он один. Да, ведь там художник появляется только ранним утром, или поздней ночью. Он не знает ни одного жителя в лицо и ни один житель не знает его. Ишигами никогда не узнает даже немного больше о них. А они, соответственно, о нем. Ведь он исчезнет. Уберёт все следы своего существования, немного отряхнёт скамейку, сотрёт себя из истории этого утра. И испарится ещё даже до того, как ленивое солнце решит начать делать свою работу. Он призрак, который пропадает вместе с утренним туманом. И Сенку крайне нравилась эта мысль. Эта улица ночью или на рассвете становилась только его. Его собственным измерением. Вот почему сидя здесь, Ишигами так любил представлять жизнь других, что сейчас крепко спали и даже не догадывались о существовании одного очень одинокого художника. Было в этом нечто захватывающе. Ведь люди живут, дышат, мечтают, спят и видят сны. А буквально за стеной притаилась маленькая стихия. Иначе, своё состояние в эти моменты Сенку охарактеризовать не мог. Маленький дождь, маленький туман, маленький рассвет быть может. Все это прячется за дверью, пока люди прячутся во снах. Прикрой глаза. Слушай, вдыхай, ощущай реальность. А потом снова открой их и увидь её.«И если мир будет таким всегда, то я не хочу умирать.»
Прохладный ветер посилился в лёгких с очередным глубоким вдохом. Так и хотелось стать его частью. Сейчас художник прекрасно дополняет эту картину. Он — тот недостающий элемент в произведении. Последняя деталь, штрих, блик, точка. Композиционный центр его собственного мира. Композиционный центр на созданном лично шедевре. 내가 왜 산을 노래하는가에 대하여 [Почему я воспеваю горы] 목숨을 끊은양 누워 [Лежу, словно мёртвый,] 적막을 새김질해도 [И пережёвываю тишину,] 적막을 새김질해도 [Но все равно в ушах — звук стынущей крови. И звук разлагающейся плоти.] 산, 너는 죽어서 사는 [Гора, твоя жизнь так огромна,] 너무도 큰 목숨이다. [Что ты живёшь, даже умерев.] 그 황토黃土흙 무덤을 파고 [Хочу выкопать в этой земле могилу] 슬픔을 매장埋葬하고 싶다 [И похоронить в ней печаль.] 다시는 울지 않게 [Чтобы больше не плакать,] Буквы начали сами складываться в слова, а слова в предложения. 천千의 현絃을 다 울리고 싶다 [Хочу заставить звучать всю тысячу струн.] 풀 나무 그것들에게도 [Хочу отнять плач] 울음일랑 앗고 싶다. [Даже у травы и деревьев.] 어느 비바람이 와서 [Но какая буря налетает] 또 너를 흔드는가 [И опять терзает тебя?] 뿌리치려 해도 [Хотя стараешься убежать,] 누더기처럼 덮여오는 세월… [Но время, как старые лохмотья, все равно накрывает тебя...] Не отрывая глаз от прекрасного, синеватого неба один вдохновлённый художник продолжал неустанно и с улыбкой на лице вспоминать строчки любимого стиха. 깊은 잠 가위 눌린 듯이 [Гора даже не может кричать,] 산은 외치지도 못한다. [Как будто глубокий сон душит её.] Определённо, у него появилась парочка чудесных идей для программы одного двуцветного беса.***
Натужный скрип расписанной красивой резьбой деревянной двери разогнал вязкую тишину. Теперь она пряталась по темным углам, зашуганным зверем рыча на того, кто посмел потревожить её покой. Поселилась в горшках и кувшинах, в разводах засохшей краски на палитрах и поскуливала шелестом ворса кистей, да потрескиванием деревянных мольбертов. Раздались мерные шаги мужских каблуков по деревянному полу. Хорошо, а теперь все как по наитию. Вперёд по коридору. Да, эта школа далась ему потом и кровью. Но теперь он мог спокойно приходить сюда в пять утра и делать, что захочется. Налево по чудесной, красной дорожке. Особое пожелание Ишигами при строительстве. Когда никого нет и коридоры пусты. Вверх по лестнице с узорчатыми перилами. Обязательно слегка придерживая их. Когда стук сердца отражается от стен эхом. Полюбоваться на лучшие картины учеников. Что были вывешены на стенах. Хах, никуда не годится. Тут точно работают только профессионалы? И тишина давит прекрасным, оглушительным набатом. Третий этаж. Направо. Прямо под бетонной дугой, по бокам которой стояли белые колонны. Помнит он, какими огнями загорелись глаза Бьякуи, когда сынишка сообщил, что хочет открыть школу. И что уже купил землю. Снова вперёд по коридору. Непременно заглянуть в третье по счету окно и открыть его вновь впустив утренний воздух в лёгкие. А потом с каким трепетом и усердием проектировал эту самую школу для него. Ещё немного. Почти дошёл. Прямо, не торопясь, вальяжной и тяжелей походкой. Родные стены, белые и увешенные картинами. Каждая, на специально выделенном для неё месте. Шаг остановился напротив деревянной двери. Она выделялась. Личный кабинет для занятий с учениками. Чтобы висеть на одной из этих самых стен нужно было пройти множество испытаний. Как когда-то прошёл и сам Ишигами.Замер.
— … Рука прошлась по рыхлому полотну. Так привычно. Так знакомо. Возможно многое случилось. Возможно многое было сломано. Но сейчас он здесь… В месте, которое было завоёвано им, выстроено его отцом и которому ученики дали своё название. Картина рядом с кабинетом. Большая, даже можно сказать огромная. Самая первая. Самая заметная. А с низу подпись: «Ишигами Сенку», «Падший демон». Определённо. Маленькая преисподняя. Силуэт беса, чьи горящие черным пламенем крылья, рассекают тьмой белоснежные облака. Подобно картине Врубеля о летящем демоне. Несчастном, обнажённом и беспомощным. На картине был изображён нищий слепец, что на обломках стены рисовал крылья. Какие? Неважно и непонятно, ведь выведены они были углём, Карикатурно и криво, на ощупь, на слух. Пока черные цветы ожогов распускались на оголённой коже и две красных струйки одиноко спускались по ней. Очерчивая плавные линии спины. Наказание существу, место которому не нашлось даже в геенне огненной. Даже в Аду. И дик и чуден был вокруг Весь божий мир; но гордый дух Презрительным окинул оком Творенья бога своего, И на челе его высоком Не отразилось ничего. И Демон видел... На мгновенье Неизъяснимое волненье В себе почувствовал он вдруг. Немой души его пустыню Наполнил благодатный звук — И вновь постигнул он святыню Любви, добра и красоты!.. И долго сладостной картиной Он любовался — и мечты О прежнем счастье цепью длинной, Как будто за звездой звезда, Пред ним катилися тогда. Воистину. Два его любимых отрывка из поэмы, демонстрация изменчивости виденья мира. Поэма, что так подходила и его произведению. Эта история. История его картины отражалась в одержимых глазах. Ишигами ухмыльнулся, когда в голову пришли заветные воспоминания. Рука нырнула в карман. Демон, что жил в Аду, был изгнан на землю в качестве наказания, но кто бы мог подумать, что она станет для него местом вечной красоты? Звон ключей в бледных пальцах. «Как смел ты, грешное создание, возомнить себя создателем? Ничтожное и жалкое существо.» Наконец был найден нужный. Длинный и тяжёлый. Как будто бы от какого-нибудь старинного поместья. Тогда у него забрали кисть. Ровно два поворота в красивом замке под изумительной, металлической ручкой. Но демон вновь ослушался, продолжая творить. Это сподвигло его найти нечто новое. Тогда лишь став мотивом двигаться дальше. Ради утерянной кисти. На зло богу и дьяволу. Слава и деньги посыпались на него, благодаря мозолям стёртым в кровь, благодаря личной битве, в которой он вышел победителем. Усталый взгляд и вальяжная, размеренная походка. Тогда у него забрали богатство. Прямо. К зашторенному окну. Только вперёд. Только к свету. Даже если его всего лишь щёлка. И вот он снова совершенно внизу, на дне. Ниже чистилища. Даже ниже земли. Он в пропасти тьмы. В бесконечности отчаяния. В бездне своих личных скитаний. Ритмичный стук мужских каблуков по полу. «Ну что, Земля все ещё прекрасное место?», — спрашивали небеса, спрашивала и преисподняя. Массивные занавески бордового цвета были распахнуты одним резким движением. Пустив две слезы из стеклянных бриллиантов, он ответил одинокое, но сильное… Да. Это «да» сверкало всеми огнями звёзд. Оно было не просто уверенным, оно было беспрекословным и обжигало каждого, кто посмел бы не согласиться с ним. Окно в полный рост открыло вид на просыпающийся город. Тогда у него забрали самое важное. То, что было важнее всего, то, без чего он не смог бы по-настоящему чувствовать, существовать, дышать. Всё здесь было на своих местах. Всё было так задумано. Вот и окна не исключение. У него отобрали способность видеть музу. Отобрали глаза. Отобрали вдохновение. Вид открывался на ту самую улочку. Тёплая улыбка исказила губы. Она только-только просыпалась. Все думали он сломлен. Усевшись за рабочий стол, что как и в частной студии находился прямо у окна, художник потянулся вниз. Однако теперь, с углём в руках он продолжал творить на пустых и разрушенных стенах в полной темноте переступая через волю, через себя. Он не видел, но мрак стал для него самым большим прозрением. И никто никогда не узнает, что хоть музу его и пытались отобрать. Она сама не захотела уходить. Она вернулась. Вернулась к своему... Скрип дверцы мини-холодильника. Демону? Аромат холодного яда так и манил его выпить. Энергетика тебе не хватило, а, Ишигами? Нет. Отлично. Он дома. Теперь можно и преступать к работе. А через пару часов… Всего лишь к художнику.Настанет пора встречать рассвет.
***
Бумаги, бумаги, заявки, отчёты, сюрпанье из кружки, бумаги… О, солнечный зайчик? Ишигами повернул голову ёрзая на стуле и… Мягкая улыбка коснулась губ, точно тот маленький зайчик лица художника. Солнце лениво и мягко пыталась пробраться сквозь щели холодных, бетонных стен, неохотно выгоняя тьму с насиженного места. Лёгкой, беззвучной поступью по спящей улочке, той самой, поползли первые лучи. Тучи рассеялись обнажая ясное, розово-золотое небо. Ох, он и вспомнить не сможет сколько раз рисовал с этого вида. Сколько рассветов встретил и сколько закатов проводил. А в зиму так вообще… Все окна на распашку. Кстати, с окнами вообще отдельная история. Сейчас бы как раньше пойти, да пооткрывать их во всей школе, чтобы потом все преподаватели ругались на непутёвых учеников и только лишь Хром, Рури да Юдзуриха пришли в кабинет директора. Нет, не чтобы повозмущаться, а чтобы узнать, опять ли этот любитель холода уснул за столом с распахнутыми ставнями. А почему бы и нет, кстати, давно ведь этого не было. Хорошо, сделает чуть позже. А пока хотелось просто посидеть вот так. С кружкой кофе, ловя лицом приятное, тёплое солнце, тихое чириканье птиц и летний воздух. В такие моменты казалось, что у Ишигами получилось опередить мир. Опередить время. Ведь он дожидался его. Солнца. Как демон на той картине. Да, а когда не дождался решил не искать света, а создавать его сам. Художник прикрыл глаза вспоминая что-то. Ему стоит прекращать напоминать себе историю этой картины. Зачем? Ведь никто кроме него даже не подозревал о её существовании. Это так глупо. Это первое и последнее произведение, к которому придумывалась история. Первое и последнее которое, параллельно с ней создавалось на протяжении нескольких лет. А казалось бы, так простенько выглядит. Картина, что единственная не была спрятана в злополучный чулан, ведь была нарисована сразу после… А, в прочем, не важно. Воспоминания сейчас ни к чему. Теперь можно и преступать к задумке, однако сначала… Сейчас. Ещё пара секунд…[♪♫♬]~
Художник распахнул глаза. Ох, Как же красиво переливались два рубина на рассвете. Затягивая и увлекая в самые глубины тартара. Словно тот ребёнок, Ишигами выбежал из кабинета со слишком довольной мордой и теми же огнями во взгляде. Он бежал. Да, именно бежал. Это была его личная, маленькая игра. Нужно все успеть до того, как солнце встанет окончательно, и в школу начнут подтягиваться люди. Съехав по перилам вниз до самого первого этажа, с завидным энтузиазмом искусник принялся распахивать створку за створкой, неудержимым штормом проносясь по коридору. Раз окно. Два, три четыре! Ещё десять минут. Этаж готов. Пауза, приятное чувство и глубокий вдох. Погнали дальше. Топот по деревянным ступеням. А какая разница? Соседей здесь нет, он один. Он один! От этого будоражило. Спирало дыхание. А может это было из-за быстрого бега? Да кто его разберёт. Ведь сейчас художник мчался вперёд на всех порах. Хватит сидеть внизу. Он уже бывал на дне. К счастью, оттуда есть только один путь…Наверх!
Второй этаж взорвался новыми цветами. Место наполненное красками, этаж с картинами. Нет, конечно на третьем весит одна… Которая самого Ишигами, но это не в счёт. Как и те, какими увешаны лестничные пролёты. Множество отдельных, маленьких композиций, возле каждого кабинета. Со своим сюжетом и миром. Его захватывало, как некоторые могли придумать своё собственное, и он, одновременно, ненавидел это. Но сейчас о другом. Сейчас только о Ишигами и его одержимости. К какому же счастью, Сенку решил не нанимать сюда ночную охрану. (Ведь сам зависает в своих студиях сутками, действительно редко объявляясь домой.) Иначе у них были бы вопросы, хотя, безумного художника не остановило бы в тот момент и это. Его уже ничто не сможет остановить. Ураган по имени Ишигами Сенку расправился и с этим ярусом. Примерно пять минут. Третий этаж дался легче всего. Конечно, он был меньше всех остальных. А впереди финишная прямая. Последнее окно. Секундная задержка. Как будто набираясь духу. Щёлк. Дело закончено? О нет, это только начало. Художник забежал в свою студию и схватил первый попавшийся мольберт, краски и набор с кистями. Две минуты. Успевает. Бегом к лестнице. Поворот, ещё один, звон ключей, распахнутая и даже не закрытая за собой дверь. Минута. Снова бег. Сенку прыгал за несколько ступеней. Комичное зрелище. Тридцать секунд. Ещё одна дверь, а за ней свет. Щёлочка этого самого света проникала в тёмный лестничный пролёт. Она открыта, Ишигами точно знал это. Четыре. Небрежный толчок и… Три. Два. Один. Вдох. В лицо дунул тёплый ветер. Как будто приветствовал старого друга. Как будто бы ждал. Заливистый и яркий смех рассёк воздух. Он смеялся. Прямо до слез, от всего сердца. Даа… Давно такого не было. Но от того и было столь забавно. Действительно, двадцатиоднолетний мужик, как самое настоящее дитя, устроил самую настоящую вакханалию. А теперь стоит на крыше и хохочет с собственной глупости. Ну что, мир, встречай своего кумира. Ишигами Сенку. Один из самых великих художников в Японии. Открыл все окна в школе, позапускал кучу насекомых, и теперь, потирая лапки ждёт когда доведёт людей до нервного тика. Две маленьких слёзки проступили в уголках глаз. Он смахнул их после чего лишь на секунду задумался, а, собственно, что это вообще такое было? Кажется, вчерашний алкоголь ещё не до конца выветрился. Но эту мысль тут же сменила, что а, к черту. В любом случае, нужно будет как-нибудь повторить. И нет, не попойку. Удобнее перехватив мольберт с холстом и инструменты, художник уселся на своё любимое место. Край крыши рядом с входной дверью, на самом углу. Там было удобней всего, ибо стена подпирала спину. Разложившись, искусник облокотился об эту самую стену, марая пиджак. Черт, пиджак! Ишигами снял его повязав на поясе. М-да. Ситуация, на самом деле, ни сколько не улучшилась... Да и плевать. — Ветер, старый друг. Ну что, порисуем как всегда, пока не начался дождь? Будто бы в согласие, слабенький поток воздуха прошёлся по волосам. Бледная рука схватила кисть. Самое время для живописи. Первый мазок по холсту. Сегодня в палитре только тёплые цвета. И казалось бы все как всегда, да только вот Ишигами все это время упускал одну маленькую деталь… Не видел два чернеющих обсидиана, таких маленьких и незначительных, в порыве полного поглощения азартным весельем. Не видел глаза, что смотрели снизу в верх, где-то, с забытой, старой скамейки, скрытой кустами и ветвями деревьев. Глаза, что отражали каждое действие творца. Глаза в которых метался диким зверем космос, который пытался вырваться из клетки. Глаза, в которых отражался страх вперемешку с одержимостью.***
Вот и вырисовывается набросок, всё как всегда. Но маленькая капля попавшая прямо на полотно, довольно нагло скатилась вниз оставив за собой хаос в виде размазанной линии. Красные глаза возмущённо уставились в небо. А небо, видимо, такого жеста не оценило. Такая же капелька упала на нос, а затем и на лоб, что заставило довольно мило художника сощуриться. Вот же. Пиджак, не несущий до этого никакой роли, кроме как забавной повязки на поясе, был развязан и накрыт поверх мольберта. Тучи сгущались. Время перевалило за восемь часов. До его групповых занятий есть ещё часик, однако учителя-то уже здесь. Юдзуриха опять будет причитать, когда увидит полностью мокрого начальника, спокойно требующего запасной комплект одежды. А там и Хром с Рури подтянутся, ох… Сенку вздохнул. Ну и ладно. Пусть его маленькое безумие продолжиться. Он будет спокоен, а эти будут носиться и ругаться. Главное, чтоб старикашке не сказали, а то его, и так, дома ждёт казнь за невзятый зонт. А летний дождик всё больше накрапывал, словно тоновая растяжка становясь всё более отчётливым и заметным. И вот это уже не просто пара капелек на лбу и носу, а быстрые перебор лапок маленьких и раздражающих существ по всей коже. Зато, однозначно не ливень. Кажется, пора бы и зайти? Ай нет. Этот час можно просто потаращиться на скапливающиеся там и тут лужи. Творец встал с насиженного места и прошёл чуть вперёд, вдыхая запах мокрого бетона. Он всегда думал, что многого для счастья не нужно. Лишь бы видеть, да дышать. Наконец, промокнув до нитки окончательно, можно и возвращаться. — А времени на то чтобы переодеться у меня… — Ишгами взглянул на часы. Да уж, час прошёл действительно незаметно. — Ага, его нет. Вот и как, спрашивается, прикажете объяснять ученикам, почему рубашка их, высокоуважаемого преподавателя просвечивала всё в допустимых и недопустимых местах? А про волосы Ишигами вообще молчит. Художник снова взглянул на часы. Ладно, уже нет времени думать. Нужно действовать, а там разберётся. Сейчас он успеет только в скором темпе, сбежав по лестнице и запыхавшись, залететь в свой кабинет. Ну что ж, вперёд и с песней. Творец подорвался с места быстрым шагом, не забыв захватить с собой холст и все остальные мелочи. Придя к нужному месту искусник увидел на двери своего кабинета бумажку, ту же самую, которая время от времени появляется здесь. «Дальше бога нет». Очень смешно. Вот же, мелкие… Хотя, в принципе, Ишигами был не против. Сейчас, опять же, нет времени её срывать. Деревянная доска была чуть ли не выбита резким пинком. Каково же было удивление всего сборища художников, когда их учитель появился в проёме мокрым с ног до головы, абсолютно нахальной мордой и кучей принадлежностей в руках. Потом ещё, как будто так и должно быть, не торопясь, поставил все вещи на свои места, прошёл и уселся за стол. А, и не забыв пафосно потеребить пару каких-то бумажек в руках несколько секунд, конечно. — А, так вот где мой… — совершенно растерянно наконец шепнул, видимо, самый смелый парень, растерянно посмотрев на свой мольберт так, как будто бы там призрака увидел. Ей-богу, слабачки. Следом за этим крышесносным хаосом в несчастную дверь раздались три робких стука. Затем тихонький скрип. — Утро доброе, мой милый друг. Извините за опоздание, я мучал людей, теперь пришёл мучить вас. Можно войти? — голос Асагири звучал чуть тише, чем обычно. Художник даже не удостоил того своим взглядом бросив своё лаконичное «Да, садитесь». И снова прошло несколько мучительно долгих минут тихого копошения опоздавшего Гена и шороха бумажек Сенку. — Итак!.. — наконец подал голос искусник. — Сегодня у вас немного необычное занятие. Я дам каждому из вас по стиху. И вы должны будете сделать несколько иллюстраций на них. Конечно не из головы. Я думаю сможете составить пару натюрмортов, или найдёте подходящий пейзаж, человека… Что угодно. Стих должен быть представлен реальными вещами, а не абстрактными. Это прозвучало оглушительно на фоне воцарившегося безмолвия. Настолько оглушительно, что почти все ученики вздрогнули. — Ген, на частном занятии я дам вам дополнительное стихотворение, это понятно? Почти все, кроме Асагири Гена. Тот, в свою очередь, внимательно наблюдал и изучал каждое движение творца. Абсолютно. Спокойно. Взгляд упал на цветную макушку и пресёкся с двумя углями. Именно, что углями, ведь сейчас они не сверкали, как обсидиан на солнце, нет... Они тлели. Были максимально мутными и темными. Почти матовыми. До этого Сенку видел такой взгляд только у не спавшего неделю Ксено... И только сейчас на Ишигами резким кирпичом упало осознание, что ОН опоздал. Нет, вы не поняли, АСАГИРИ ГЕН опоздал. Да что там, Ген — мать его — Асагири пришёл на пять минут позже. Что случилось? Он выглядит уставшим и… Каким-то шокированным, что ли? А парень лишь медленно кивнул не отводя своих глаз и не сказав ни слова. Ишигами замер на секунду, но только. Зрительный контакт с этим человеком, пожалуй, единственный, что мог поставить художника в тупик. Видимо, закатившие глаза ученики это тоже заметили. Стоп что? Это они-то сейчас посмели закатить глаза? На Ишигами Сенку, одного их лучших художников-реалистов страны? Напрашиваетесь мелкие засранцы. — Кхм... Так. В любом случае. Давайте перейдём к проверке домашнего задания. Послышались отчаянные вздохи. Ах да, никто не любил проверку домашнего задания. Обычно это кончалось тем, что злой дядя Ишигами обязательно доведёт кого-нибудь до слез, при том даже не крича. Учащиеся работают дома сами для себя и если считают нужным, приходят советоваться по поводу результатов лично. Однако, очень-очень редко, искусник все же проводил проверку и что же он видит? Асагири Ген вздрогнул и резко отвёл взгляд. "Ой, а чего это у нас глазки забегали? Не выполнил, да, лис?» К слову… Он был абсолютно непродуктивен сегодня и домашнюю работу-таки не выполнил. Кошмар, а не ученик.***
Распрощавшись с последним, художник наконец выдохнул, блаженно облокотившись о спинку стула и расслабив галстук. Да. Хороший день. Определённо. А теперь пора домой. Однако у погоды немного другие планы… За окном все ещё идёт дождь. Что ж, значит не домой. Значит самое время прогуляться по парку. — Уважаемый господин директор, разрешите войти? Можно ли уточнить состояние вашего здоровья и адекватности? — Сенку, ты тут как? Как себя чувствуешь? Я захватила твой любимый кофе. О боже, да ты же весь мокрый! — Сенку! Как себя чувствуешь? Это ты все окна пооткрывал? Давно от тебя такого не было. Раз. Как всегда без стука. Два. Абсолютно бесцеремонно. Три... Да, определено. Эти голоса он узнает из тысячи. Вот они, слева направо. Рури, Юдзуриха и Хром. — Охх… Ну вы не могли просто остаться в баре и заснуть там на пару неделек, а? — ответил вопросом на вопрос Ишигами. Меньше всего сейчас Сенку хотел бы отвечать на них. Он, блин, сам не знает что это такое было. — Хей, Сатана… — Рури хотела съязвить о чем-то, пока не пригляделась внимательнее к непутёвому другу. — Сенку, да ты же весь промок! — похоже, Хром тоже это заметил. — Вы вообще даже не думаете меня слышать, да? Черти. Ишигами так надеялся, что одежда успеет высохнуть. Да, он ждал этих гостей в свой кабинет ещё с самого момента, когда в гениальной голове появилась та самая идея. А ещё он знал, что раньше окончания уроков они не зайдут точно. Сейчас ведь идёт подготовка к итоговым экзаменам. — Кажется, у вас сегодня хорошее настроение, профессор, — Юдзуриха поставила чашку горячего напитка на стол, тепло посмотрев на художника. — Принести запасную одежду? Ангел! Вот она просто ангел, во плоти! О, Сатана, к чему этому порочному миру столь чистое создание? — Да. С настроением безусловно все в порядке. Нет, одежды не нужно. Скоро и так домой иду. Не, ну вообще, как бы, не домой. Но этого им знать необязательно. — Сенку ты!.. Ишигами встал со стула и подошёл ближе к назойливой троице, не дав договорить взволнованному брюнету. — Так. Со мной все нормально. Похмелье было, но сейчас от него и следа не осталось. Все препараты от головной боли принял. Окна я поотрывал. Да. Почему? Сам не знаю. Намок под дождём, пока… Э… Из дома шёл. На все вопросы ответил? Хорошо. Всё, а теперь ноги в руки и на выход. Потом ещё напишу, — после чего очень поспешно выпнул всех троих из кабинета, захлопнув дверь прямо перед удивлёнными рожами, пока эти самые рожи не начали задавать ещё больше не нужных вопросов. — А, и удачи с принятием предстоящих экзаменов. Да, эти двоечники ещё успеют вынести мозги всем, включая и самого Ишигами. Услышав наконец заветные отдаляющиеся от двери шаги, искусник рухнул на стул. Всё, он — мякиш от хлеба, отвалите. Теперь можно наконец спокойно собираться и уходить. Но сейчас, ещё минутку… Отлично, теперь можно. Выйдя за дверь художник созерцал, как весёлые капли летнего дождя все ещё отплясывали танцы в лужах на асфальте. Да, самое время прогуляться до парка по этим самым лужам не боясь запачкать дорогущие туфли. Интересно, да что с ним сегодня такое случилось? А ответ был прост. Ишигами знал его, но не хотел озвучивать даже в своих мыслях. Он всегда был таким. Ха-ха, ага, вот и весь великий страх. Но сейчас не об этом, сейчас кое-кто, как дитя малое, вольным ветром несётся по лужам в парк. Наступая, как ему казалось, на само небо, что отражалось в тех самых лужах.━━━━━━━━━━━━━━
◈
... Его картины… Что сказать?..