Чужие судьбы

Тот, кто спасает одну жизнь, спасает весь мир. Список Шиндлера (Schindler's list).

      Сводящая с ума тишина давила на уши, внушала непреодолимое чувство чьего-то подозрительного присутствия и угнетающего одиночества. Сердце не находило себе места в тесной груди, куда опять проник влажный воздух темницы, по телу пробегала дрожь, вгоняющая напуганное существо в оцепенение. Мысли в голове, уже многое время не находившей себе иного занятия, кроме как размышлять о жизни и молить о спасении, разлетались, не давая времени зацепиться и обдумать хотя бы одну из них. Все попытки заявить о себе казались тщетными, дни сменялись ночами, а помощь так и не пришла.       Проводя всё своё время под замком и размышляя о вечном, Гюльбахар научилась терпению. Если в первые дни своего прибывания в плену у вражеского шехзаде она пыталась сопротивляться, показывать свой характер и кричать прямо за стойкими стенами камеры, чтобы её немедленно выпустили, то теперь она немного охладела к своему положению, отпустила прочь слепую ярость и также постаралась отпустить и тоску по дому. Постепенно Гюльбахар привыкла к постоянной тишине, к возможности остаться наедине с собой и всё обдумать. Она стала покорнее и учтивее, Тахмасп, каждый день приходивший её навестить, с одобрением отмечал изменения в её состоянии и обещал в скором времени выпустить. Но османская пленница не собиралась этого дожидаться. Она затихла лишь на время, усыпляя бдительность своих врагов и застилая им глаза своим примерным поведением, и всё потому, что в её голове возник план.       Целыми днями Гюльбахар держали в темнице, приносили ей скудную еду три раза в день, и вскоре по интервалам между регулярной трапезой девушка принаровилась угадывать время суток, а в длительном молании и отсутствии посетителей она определяла, что на вражеской земле царствует ночь. Именно в это время, когда всё вокруг замирает и придаётся умиротворённому сну, Гюльбахар оживала и проворачивала свои тайные дела за спиной Тахмаспа.       Темница выглядела старой и, вероятно, служила персидским воинам очень много лет. Сквозь камни в стенах можно было обнаружить прорехи, кое-где камни осыпались, не выдержав беспощадного течения времени, сырость и влажность заметно вывели из равновесия крепкую постройку, стоящую на своём месте и принимающую в себе множество грешных жизней веками. Такой вывод Гюльбахар сделала, обследуя каждый непреметный уголок своего жилища. Её ладони огрубели и покрылись кровоточащими мозолями от длительного контакта с шершавой поверхностью, платье испачкалось пятнами грязи, а спина болела от напряжения, когда она нагибалась, чтобы рассмотреть очередной участок. Оказалось, что темница, в которой её держали, была глубокой и весьма хрупкой, без труда пропускающей сквозь щели северный ветер и тонкие полосы света. Девушка ночь за ночью изучала руками стены, скользя ими по мокрому камню, и пыталась нащупать какие-нибудь слабые места. Сперва эта задумка ей нравилась и казалась безупречной, но скоро Гюльбахар поняла, что всё тщетно. Стены темницы хоть и не выглядили прочными, однако сдвинуть их не представлялось возможным ослабевшей хрупкой девушке. Спустя какое-то время таких бесполезных попыток османская наложница совсем отчаялась что-либо найти и почти уже потеряла надежду. Усталость одолевала её всё больше, силы и недавний запал были на исходе, всё чаще её посещала безумная мысль о том, чтобы смириться и отказаться от веры. В этой крепости к ней, вроде бы, относились неплохо, кормили, одевали и даже выводили на прогулки, а она всё ещё не могла отпустить прошлое и признать поражение. Но Гюльбахар не собиралась сдаваться. Ей было всё равно, сколько времени она проведёт в темнице, главное для неё было – выбраться на свободу и вернуться к Сулейману. Тоска по любимому шехзаде убивала её каждый день, смешиваясь с тяжёлым духом страха и одиночества. Она сразу вспоминала его, как только на ум приходили грешные мысли о смирении, и возносила молитву, умоляя небеса сохранить ему жизнь. Её сердце, спрятанное под замок, болезненно сжималось, к горлу подкатывали горькие слёзы, силы таяли, предсказывая совсем скорую слабость. Гюльбахар становилось всё труднее томиться в четырёх стенах, порой её одолевал беспричинный ужас, становившейся в то же мгновение виновником лихорадочных метаний и мук.       В одну из таких бессонных ночей Гюльбахар ясно слышала через завесу тишины и мрака переклички причудливых ночных птиц. В темницу проникал бледный лунный свет, оставляя на камне посеребряное напыление холодного бархата. Мелкие кристаллики хладнокровных лучей таинственной заместительницы солнца попадали на пол, сверкая словно драгоценные опалы и вызывая трепетное восхищение в груди измученной девушки. Она вдруг с горечью осознала, что эта луна всегда и везде своя. Все её принимают как дома, никто от неё не отворачивается и не стремится запереть, потому что у неё нечего брать, кроме безразличия к миру и ледяной непроницательности.       Девушка снова путешествовала вдоль стен, пробегая пальцами по знакомым с недавних пор выступам. В эту ночь кое-что её насторожило и даже вынудило испытывать слабую тень зарождающейся надежды. Дело в том, что Гюльбахар отчётливо ощущала на лице дуновение призрачного ветра, долетающего до неё из какого-то дальнего угла темницы. Этот лёгкий воздух, проникающий в лёгкие свежей прохладой, наталкивал хатун на мысль, что путь к её спасению совсем рядом. Если раньше она чувствовала порывы ветра откуда-то сверху, то теперь они раздавались снизу, где, возможно, могла находиться неприметная щель. Гюльбахар присела, шаря руками по стенам в темноте, и сердце её на миг остановилось, потому что пальцы наткнулись на зияющую в стене дыру.       В груди девушки поднялась волна воодушевления и жгучего нетерпения, которое она боялась спугнуть одним лишь шумным вздохом. Задержав учащённое дыхание, Гюльбахар тщательно обследовала изъян и не без удовлетворения отметила, что камни в этой части стены были шаткими и давно уже не держались в закреплённом состоянии. К ней закрались подозрения, что дыра в этом месте гораздо больше, но кто-то неумело попытался её заделать в надежде, что ни один пленник сюда не доберётся. Ликование теплом разлилось по телу Гюльбахар, заставив её улыбнуться от гордости за себя. Вот он, путь к долгожданной свободе!       Чувствуя, как по позвоночнику пробегает приятная дрожь приближающейся победы, Гюльбахар обхватила первый камень трясущемися руками и сдавленно застонала, прилагая усилия к тому, чтобы отодвинуть его в сторону. Мышцы мгновенно напряглись до предела, наливая тело упругой болью, внизу живота всё стянулось в тугой узел, отвечая сопротивлением на подобную нагрузку, но девушка только упрямо стиснула зубы и зажмурилась, прокладывая себе дорогу к освобождению. Камни один за другим оказывались позади неё, проём в стене становился всё шире, пока через него не стала видна задняя часть крепости. Гюльбахар устало вздохнула, смахивая со лба струйки пота, и распласталась на холодном полу, до боли всматриваясь слабыми глазами в режущую взгляд темноту.       В поле зрения девушка никого не обнаружила, но зато сумела отыскать неразличимое во тьме и удачно подсвечиваемое благосклонной луной узкое окно, ведущее за пределы хорошо охраняемого логова персидских воинов. Гюльбахар облизнула высохшие от волнения губы, мысленно представив, как доберётся до этого окна и окажется на воле. Пальцы начало покалывать от непонятно откуда взявшейся тревоги, однако у Гюльбахар не было времени колебаться, и она в считанные секунды выбралась наружу, проскользив грудью и животом по твёрдой пыльной земле. Холодный воздух в миг охватил её вспотевшее тело, навивая сквозняк, верные тени надёжно скрывали её от посторонних глаз, так что девушка почти без страха ринулась к спасительному окну, стараясь двигаться вдоль стен крепости. Сердце стучало в диком темпе, подгоняя Гюльбахар, затуманенный тревогой и опасением быть пойманной разум девушки не позволял ей переступать черту безрассудства и терять бдительность. На неё накатило странное ощущение на себе пристального взгляда из ниоткуда, будто бы кто-то следил за ней и готовился к нападению. Становилось страшно от одной только мысли об этом, и Гюльбахар ускорила шаг, стараясь не издавать постукивания каблуками.       Ночное покрывало беззвёздного неба прятало под собой сбежавшую пленницу, обманывая и отводя прочь неверный взгляд причудливыми навождениями об оживших тенях. Почти незаметная благодаря слабому освещению и стойкому воздуху Гюльбахар протиснулась через окно и ступила ногой в покрытую лунным инеем траву. Крепость осталась за её спиной, в душе поселилось смешанное чувство облегчения, радости и настойчивого страха, неумолимо напоминающиего ей о том, что опасность всё ещё есть. Теперь ей предстояло покинуть территорию персидского народа как можно скорее, причём она должна была успеть это сделать к рассвету, иначе потом её пропажу обнаружат и Тахмасп непременно начнёт поиски. Усмирив силой воли едва сдерживаемое торжество, Гюльбахар осторожно спустилась по склону, в такт лёгкому ветру шурша полами своего платья по рыхлой земле. Оказавшись среди деревьев, чёрные силуэты которых высились вокруг неё, словно стражи, девушка продолжила свой путь через лес, ни на миг не останавливаясь.       Внутри всё билось в предвкушении и сжималось в то же время от непрошеного страха, но выбора не было. Гюльбахар жадно хватала ртом студённый воздух, огибая каждое встречное дерево, и всё больше углублялась в чащу, боясь себе признаться, что даже не знает, куда несут её размышления о смерти и одиночестве. ________________________________________       С ветки опять взлетела сова, огласив лес пронзительным свистом, а Гюльбахар в страхе подпрыгнула и прижалась всем телом к ближайшему дереву, крупно дрожа. Холод пробирался под её одежду, сводя судорогой уставшие конечности, ветер ерошил мокрые волосы, ещё больше запутывая и без того неухоженные локоны. Ноги подгибались от долгого бега сквозь колючие заросли, сердце грозилось выпрыгнуть из груди, лёгкие разрывались от нехватки животворящего воздуха, пылая огнём. Гюльбахар выбилась из сил и теперь бесцельно бродила по лесу, не ведая, куда идёт. Её окружали те же самые дубы, осины и платаны, тропинку она давно и безвозвратно потеряла и теперь даже боялась представить, в какие дебри она забрела. Девушка слепла от собственного неудержимого ужаса и в какой-то момент ей вдруг очень захотелось, чтобы её нашли и привели обратно в крепость, чем бродить здесь, по тёмной роще, в которой прячутся дикие звери. Уставший, плывущий взгляд, застланный пеленой острой боли в боку, сыграл с Гюльбахар злую шутку и теперь настойчиво превращал каждую движующуюся тень в опасного хищника, выследившего свою испуганную добычу по запаху животного страха. Каждый шорох заставлял девушку вздрагивать и затравленно озиряться, ощутимое присутствие кого-то зловещего и весьма наблюдательного под самым покровом густых слуг темноты выводило сбежавшую пленницу из-под контроля, сводило с ума и затмивало светлый рассудок паникой. Всё стало казаться таким нечтожным и бессмысленным в тот момент, когда Гюльбахар осознала, что заблудилась и осталась в ночном лесу совсем одна.       Найдя укрытие под ветвями то ли дуба, то ли платана, девушка обхватила руками своё озябшее тело и постаралась успокоиться. Решить, что делать дальше она могла только на трезвую голову, но ей уже было ясно, что придётся дождаться утра. В темноте она ни за что не найдёт дорогу из леса, а при свете дня хотя бы сможет отыскать знакомые тропинки, по которым её прогуливал Тахмасп. Гюльбахар окончательно свыклась с окружающими её внезапными шорохам и крикам летучих мышей в кронах деревьев, поэтому до ужаса испугалась и насторожила слух, неожиданно заметив, что абсолютно все звуки, прежде вызывающие у неё паническую реакцию, смолкли.       Судорожное, совсем тихое дыхание прорезало наступившую тишину, сопровождая отчётливое биение напуганного сердца. Гюльбахар до такой степени напрягла слуховой аппарат в попытке расслышать хоть слабое шевеление ветра, что в голове зазвенело, а под ложечкой противно засосало при первых симптомах волнения. Девушка встала и прижалась спиной к грубому стволу, не обращая внимание на впивающуюся ей в кожу сквозь платья кору, и огляделась, до последнего подавляя в себе срывающую воздух душную панику. Это затишье ей совсем не нравилось и внушало нарастающую тревогу, пробуждающую где-то в глубине её сознания первобытные инстинкты. Неведомое прежде шестое чувство подсказало Гюльбахар невесомым голосом, что совсем рядом притаилась опасность и нужно бежать. Однако девушка не могла сдвинуться с места, пока не узнает, что на этот раз угрожало её жизни.       Напряжение потрескивало в ветвях соседних платанов, и в какой-то момент Гюльбахар чётко различила слабое шевеление чего-то огромного прямо перед собой, на расстоянии в несколько деревьев. То, что изначально она приняла за большой валун, стоящий посреди леса, оказалось чем-то живым и умеющим двигаться. Горло девушки сдавило так сильно, что она потеряла доступ к кислороду, мышцы замерли под прицелом хищных огней мохнатого зверя, с громким хрустом и шуршанием меняющегося положение своего неповоротливого тела. Своими пушистыми боками, что мерно вздымались от тяжёлого дыхания, он обтирался о стволы деревьев, к его горячему духу, долетающему до чуть живой Гюльбахар через широкие ноздри, примешивались рокотливые хрипы и вкрадчивое рычание, нагоняющие смертельный страх своим потрясающим сходством с гортанными звуками льва. Девушка мучительно сглотнула, застучав зубами и неукротимо задрожав с ног до головы. Она не смела пошевелиться или отрвать взгляд от не узнаваемого в темноте зверя, боясь, что стоит ей потерять его из виду, как он воспользуется этим и нападёт. Зверь будто вслепую двигался на аромат человеческого страха, медленно сокращая дистанцию, и, наконец, остановился, мотнув круглой головой. На Гюльбахар смотрели пронзительные жёлтые огни, из клыкастой пасти свешивался язык, неуклюжие, но мощные лапы, способные одним движением переломить девушке хребет, топтались на траве, нетерпеливо скребя землю длинными, немного загнутыми когтями.       Кровь застыла в жилах Гюльбахар, сердце сорвалось в пятки, а голова закружилась, когда по всем заметным во тьме леса признакам она узнала медведя. Грозный зверь стоял прямо перед ней, словно раздумывая, с чего начать, его мощная фигура затмила собой лунный свет, лишив девушку поддержки небесного стража. Ей захотелось, чтобы витающие повсюду тени обвили своими жуткими лапами её тело, спрятав от хищника, так как сама она была не в силах пошевелиться. Каждый вздох давался Гюльбахар с немысленным трудом и запросто мог стать последним, но медведь почему-то не спешил нападать, видимо не почувствовав никакой угрозы. Человеческий дух, проникший на его территорию, не давал ему уйти и удерживал возле себя на случай, если будущая добыча попытается сбежать. Хатун слышала только грозное дыхание животного и уже потеряла счёт времени, думая только о том, как бы не потерять сознание от страха. Ещё чуть-чуть, и она отпустит свою грешную душу в небеса, не выдержав этой пытки.       Медведь подступил ещё на шаг и недовольно заворчал, словно давая понять, что его терпение на исходе. Гюльбахар пронзила довольно ясная мысль, что пора бежать, не то её жизнь оборвётся прямо здесь, посреди безмолвного леса, совершенно равнодушного к тому, что происходит внутри него. Повинуясь эху первобытных инстинктов, девушка сбросила с себя оцепенение и сорвалась с места, наугад бросившись бежать со всех ног. Откуда-то у неё появились силы, кровь прилила к затылку, рёбра раздувались от порывистого дыхания, а бег был стремительным и почти что летящим, едва касающимся земли. Спину Гюльбахар обжигало огнём от приближения разъярённого медведя, чья тяжёлая, но резвая несмотря на его размеры поступь сотрясала почву и сминала под собой любые преграды. Его клыки пару раз клацнули над ухом девушки, вызвав у неё приступ безумного крика, пронзающего молчаливый воздух словно совиные когти. Она спотыкалась, врезалась плечами в стволы, запутывалась и рвала на себе одежду в кустах ежевики, но не в коем случае не останавливалась, зная, что малейшая оплошность закончится для неё смертью. Перед внутренним взором невольно предстали жуткие картины того, как медведь в упоении разрывает её податливую плоть, вкушая человеской крови, и этот ужас только подгонял хатун вперёд.       В тот момент, когда Гюльбахар уже не чувствовала в себе сил на то чтобы бежать дальше, тьма немного рассеялась, и она мимолётно смогла понять, что вывернула на знакомую тропинку, а подле неё стоит неприступная стена крепости. Медведь, уже порядком запыхавшийся, всё не отставал и уже опалял своим шумным дыханием её пятки, наровя в любую секунду подобраться и прыгнуть на свою уставшую жертву. Гюльбахар судорожно глотнула воздух через рот и вдруг услышала над головой знакомый голос, который, она бы никогда не подумала, была рада услышать.       – Гюльбахар! – крикнул Садикалп с высоты, и девушка на бегу запрокинула голову, увидев его в объятиях занимающегося рассвета на краю крепостной стены. – Забирайся на дерево! Быстрее!       Она сама не заметила, что вторжение вражеского стражника придало ей новые сил, и в считанные минуты, не давая себе времени на то, чтобы вспомнить, что она не умеет лазать по деревьям, метнулась к ближайшему платану и со всего разбега подпрыгнула, уцепившись пальцами за низко растущую ветку. Медведь не ожидал такого резкого поворота, поэтому его на скорости занесло в сторону и едва не свалило с лап. Недолгое замешательство хищника позволило Гюльбахар как во сне подтянуться на дерево, уперевшись ногами в ствол, и ловко забраться на ветку, потом на ещё одну, и ещё на одну. Руки девушки болели и напряжённо сокращались от такого количества прилагаемых сил, но измотанное тело её не подвело. Гюльбахар слышала под собой яростное рычание медведя, когтями зарапающего кору платана, и отчаянно зажмурилась, боясь оступиться и разжать хватку. Ветви становились всё тоньше и уже явно не могли выдержать её вес, высота сравнялась с высотой крепостной стены, и тогда на своём уровне девушка снова уловила успокаивающий ободряющий голос своего нового друга.       – Гюльбахар! Давай руку!       Повернув голову, Гюльбахар встретила твёрдый, немного обеспокоенный взгляд карих глаз Садикалпа и, не думая, протянула ему ладонь, балансируя на шатающейся ветке. Медведь всё ещё бесновался внизу, но уже не представлял угрозы. Теперь невольный страх внушало девушке расстояние, которое ей необходимо было преодолеть от ветки до стены, чтобы оказаться в полной безопасности.       Гюльбахар сглотнула скупую слюну, смачивая сухое горло, и бросила взгляд в пропасть, образовавшуюся между ней и её спасителем. В глазах тут же задвоилось, и девушка крепче стиснула ветку одной рукой, пошатнувшись. Её раскрытой ладони коснулось что-то тёплое и нежное, и она вскинула голову на Садикалпа, обхватившего её вытянутую руку своими сильными пальцами. Секунду она смотрела ему в глаза, чувствуя, как сердце отпускает от облегчения.       – Не бойся, – вывел её из транса уверенный голос стражника. Он показался ей таким родным и безопасным, что захотелось заплакать, – я тебя поймаю.       В груди Гюльбахар вспыхнуло пламя жаркого доверия к Садикалпу, и она незамедлительно кивнула, почувствовав, что точно ему верит. Раз он сказал, что поймает, значит, так и будет. Прокручивая в мыслях эти слова, Гюльбахар присела и прыгнула, наваливаясь всем весом на руку вражеского воина. Её нога с размаху встретила твёрдый камень крепости, в ушах просвистел воздух, весь мир перед глазами перевернулся, и на какой-то страшный миг девушка ощутила под собой невесомость свободного полёта. Она не смотрела, куда прыгнула, но помнила, что перед этим преданно смотрела в глаза Садикалпа и хваталась за его руку.       Щекой Гюльбахар приложилась о крепкое плечо своего спасителя, налетев на него с такой скоростью, что он едва не упал назад с высоты стены. Она зажмурилась, прижимаясь всем своим дрожащим существом к его упругому телу и даже позволила себе расслабиться, цепляясь за его спину и на несколько секунд проваливаясь в забытьё. Её уха коснулось мягкое дыхание Садикалпа, чьи сильные руки бережно обнимали испуганную девушку, словно пытаясь утешить. Небо прочертила длинная бледная полоса наступающей зари, но солнца всё не было, зато луна, повернув свой светлый лик в сторону востока, могла наблюдать это чудесное спасение. ________________________________________       Солнце прогнало прочь свою подругу-луну, полностью заявив свои права заливистым ярким светом длинных лучей. Природа снова оживала после долгой холодной ночи, выпроваживая прочь студённый воздух и навивая хорошее настроение утренними песнями маленьких пташек. Мир заиграл новыми красками, густые тени рассеялись, подобно туману, под испепеляющим взглядом небесного светила, и затаились среди темноты, до которой не могли дотянуться его золотистые пальцы. Небо казалось бархатным и пушистым из-за укрывших его лазурную поверхность пышных облаков, но те продержались недолго, не сумев устоять перед силой знойного ветра.       Преждевременная ломота во всём теле и убаюкивающее тепло чужого существа под боком заставили Гюльбахар нехотя открыть глаза и пробежаться заспанным взглядом по высокой стене крепости прямо перед собой. Девушка не сразу вспомнила случившееся с ней минувшей ночью, поэтому первая её мысль была о том, как она здесь оказалась. Поляна, на которой она обнаружила себя в лежачем положении, была залита солнечным светом, что тревожным сигналом стрельнуло у неё в голове и побудило сесть, оторвав тяжёлые плечи от земли. Мышцы и кости изнывали от боли так, словно она пробежала весь лес без остановки, и лишь спустя несколько отрезвляющих мгновений девушка напомнила себе, что так оно и было. Страшная пасть медведя предстала перед ней как на яву, и она поспешила отогнать воспоминание.       Рядом с собой Гюльбахар почувствовала какое-то движение и резко обернулась, но тут же расслабилась, увидев Садикалпа, который тоже только что проснулся и встал вместе с ней. Вид его уставшего лица и растрёпанных волос заставили хатун отвести взгляд и залиться краской смущения от осознания того, что они до рассвета спали слишком близко друг другу, взаимно согревая себя соприкосновением с чужим телом. Словно почувствовав неловкую паузу, Садикалп прокашлялся и отвернулся, не успев заметить, как Гюльбахар в смятении убрала выпавшую прядь волос за ухо.       – Ты в порядке? – немного хрипловатым после сна голосом спросил Садикалп, покосившись на девушку.       – Всё благодаря тебе, – слегка улыбнулась Гюльбахар, испытывая внутреннюю признательность к воину за то, что он тактично не обратил внимание на её замешательство. – Спасибо тебе. Если бы не ты, я бы стала добычей для медведя.       – Я готов пожертвовать своей жизнью ради тебя, – твёрдо ответил Садикалп и прежде, чем девушка успела удивиться его словам, добавил: – Таков приказ шехзаде Тахмаспа.       Подавив непонятную досаду, Гюльбахар кивнула и встала, покачнувшись. Её организм требовал еды и воды, а тело изнывало от желания больше отдохнуть, но сперва нужно было вернуться обратно в крепость, пока Тахмасп не заметил пропажу. Садикалп тоже поднялся на ноги и с нескрываемой озабоченностью посмотрел на девушку, которая едва держалась в вертикальном положении.       – Нам нужно вернуться, – бесстрастно сообщила Гюльбахар, хотя была уверена, что воин и без неё это знает. – Поспешим.       Садикалп не ответил, поскольку хатун тут же сошла с места и двинулась вдоль стены, стараясь держаться в охлаждающей тени. За спиной она слышала торопливые шаги догоняющего её стражника, и он пристроился сбоку от неё, никак не стесняя свободу движений и не угнетая девушку своим присутствием. Довольно долго они шли в тишине, но это молчание показалось Гюльбахар неуместным и затянутым. Её одолевала скука оттого, что пейзаж вокруг не менялся, а путь предстоял длинный и тяжёлый. Украдкой обратив любопытный взгляд на своего сопровождающего, пленница убедилась, что ему тоже нечем заняться. Почему бы не разбавить бесшумные шаги по траве и далёкое щебетание птиц ненапряжным разговором?       – Где ты родился? – негромко спросила Гюльбахар, не вынеся утомляющей усталости. – Как ты попал к Тахмаспу на службу?       Садикалп забавно вздрогнул от неожиданности и удивлённо повернулся к девушке, словно не поверив своим ушам. Она ожидала, что он выскажет вслух своё изумление, но воин после недолгой паузы всё-таки вовлёкся в беседу.       – Я родился во Франции, в городе Париже, – легко поделился Садикалп, и его взгляд подёрнулся пеленой светлых воспоминаний. – В юности мой город посетил Тахмасп, я встретил его в порту. Мы с ним разговорились, но я даже не мог себе представить, что завёл болтовню с персидским принцем. Мы расстались как приятели, но позже он нашёл меня в городе и предложил поехать вместе с ним на родину. Мне выпала большая честь, и я согласился. Так я оказался в Персии и поступил на службу при шехзаде. Моя единственная обязанность – оберегать его жизнь.       – Так вы друзья? – поинтересовалась Гюльбахар, внимательно слушая рассказ. Чем-то история Садикалпа напоминала ей её собственную.       – Мы с ним неразлучны, – широко улыбнулся молодой воин, не скрывая гордости. – Наша дружба жива уже десять лет.       Гюльбахар скопирована улыбку Садикалпа, а сама вдруг подумала, что отношения стражника и вражеского наследника что-то ей напоминали. Где-то ей уже приходилось наблюдать такую взаимную привязанность и самопожертвование, ограниченное властью одного и немой покорностью другого. В разум врезались внезапные мысли о Сулеймане, а вслед за ними в памяти нашёл своё воплощение Ибрагим ага. Теперь она вспомнила. Точно также были близки её друзья, любимый шехзаде и его верный слуга, грек из Парги. Сердце затопила острая боль, и она с новой тоской осознала, как сильно ей их не хватает.       – А ты? – разбудил её весёлый голос Садикалпа.       – А что я? – не поняла Гюльбахар, сбившись с мыслей.       – Что было в твоём прошлом?       Хатун опустила голову, задумавшись. Совсем недавно она была уверена, что ни один враг не должен знать её историю, но сейчас осознала, что рядом с ней идёт вовсе не враг, а самый настоящий друг, готовый в любой момент спасти её от смерти. Она поймала себя на том, что прониклась к этому воину непоколебимым доверием и просто обязана ему открыться так, как он открылся ей.       – Я наложница шехзаде Сулеймана, Махидевран хатун, – сквозь сдавленные напряжением челюсти выдавила Гюльбахар. – Я сопровождала его в походе до тех пор, пока на наш лагерь не напали. Меня взяли в плен и привели сюда. Я уже потеряла надежду на спасение.       – Тебе здесь не нравится? – невинно перефразировал её слова Садикалп, вздёргивая брови. Его лицо приняло самое добродушное и немного наивное выражение.       – Как мне может тут нравиться? – с горечью усмехнулась Гюльбахар, покачав головой. – У меня отняли семью и любовь. Я не смогу стать здесь счастливой.       – Но стоит попытаться, не так ли? – весело подбродрил её воин. Они взобрались на склон, откуда простирался вид на крепость, и остановились. Солнце слепило им глаза и пригревало сгорбленные под тяжестью воздушного давления плечи. – Тахмасп тоже может подарить тебе любовь и счастье, если ты проявишь покорность.       – Как можно иметь что-то общее с тем, кто держит меня в заперти целыми днями? – взорвалась Гюльбахар, повышая голос. Накопленная в ней боль грозилась вырваться наружу.       «Нет, Садикалп, тебе меня не понять, – горько усмехнулась девушка, с сочувствием смотря на него. – Ты никогда не терял любовь и свою семью, раз так спокойно об этом говоришь».       – Время лечит всё, Гюльбахар, – беспечно отозвался воин. – Ты тоже забудешь своё прежнее имя и поймёшь, что невозможно вечно цепляться за прошлое. Ты упускаешь саму жизнь.       Одарив её напоследок дружеской улыбкой, Садикалп развернулся, намереваясь спуститься со склона в крепость. Гюльбахар задержалась наверху, съёжившись.       – Ты опять ведёшь меня в тюрьму? – настороженно спросила она, прищурившись.       Стражник обернулся, с глубоким сожалением взглянув на неё. В его глазах девушка прочла столько незнакомой ласки, что даже опешила.       – Мне придётся, – вздохнул он, пожав плечами. – Ничего не могу сделать. Но я обещаю поговорить с Тахмаспом и попрошу его тебя выпустить. Только при условии, что ты больше не будешь убегать в лес среди ночи!       Гюльбахар пристыженно потупила голову, догадавшись, что Садикалп видел её побег, и просто чудо, что он вообще заметил её в темноте и вовремя вычислил медведя. За это она навеки будет ему благодарна.       – Хорошо, я обещаю, – покорно кивнула Гюльбахар, приближаясь к нему. – Идём.       Садикалп улыбнулся и уже снова собрался направиться вниз, по пологому склону, как девушка внезапно что-то вспомнила и решила, что для неё крайне важно спросить об этом вражеского воина прямо сейчас.       – Ты помнишь его?       – Кого? – растерянно уточнил стражник, вновь замирая.       – Своё прошлое имя. Как тебя звали, пока ты не покинул... Париж?       Садикалп погрузился в раздумья, и на краткое мгновение Гюльбахар подумала, что он всё забыл, что связывало его со старой жизнью и увядшей порой детства, но тут его тёмные глаза загорелись торжеством, отозвавшись трепетным возгласом сердца в груди девушки.       – Ампер, – с тоскливой улыбкой признался воин и поспешил встряхнуться, чтобы не предаться воспоминаниям.       Гюльбахар улыбнулась в ответ, хотя скулы сводило от безвольных слёз, и подошла к нему.       – Я буду звать тебя так, – объявила она. – Ампер. Красивое имя.       Садикалп только добродушно усмехнулся и жестом предложил девушке идти вперёд. Гюльбахар глубоко вздохнула и начала спускаться, тревожа порванными юбками молодые травинки, и с каждым шагом чувствовала саднящую тяжесть в груди и угетённое завывание унылого сердца. Она снова вернулась. Неужели это её судьба? Неужели она обречена до конца дней жить в логове врагов и мириться с великой утратой прежней беззаботной жизни?