Монолит не отпустит тебя

***

      — Альтон, у меня к тебе вопрос один есть, — в густой тишине безмолвной ночи прозвучал спокойный хриплый голос.       — Какой?       — Вот скажи, бывали ли у тебя дни, когда всё вокруг казалось бессмысленным? Абсолютно?       — Не знаю, не помню.       Послышался лёгкий смешок.       — А вот у меня были, причём несколько раз, уже со счёта кажись сбился. Оно ж как, внезапно накатывает, не успеваешь оглянуться за спину, оно раз! И исчезает. В один миг, пока не перестанешь об этом думать всё время свободное.       — У тебя тоже так?       — Да, Альтоша, тоже. Я-то уже привык к такому, меня тяжело удивить чем-либо другим. Да и сам посуди, чем можно поразить бывалых сталкеров, прибывающих в Зоне не один месяц? Артефактами? Аномалиями? Мутантами в конце-концов? Да бредятина же. Конечно, меня в первый раз удивили кое-чем…       — И чем же?       — Зомбированными. Вон теми, которые неприкаянными душами шляются по Зоне, где не попадя. Вот не посчастливилось им такими стать. Мне их даже жалко в какой-то степени. Может я тоже однажды такой же бродить буду. И ни забот, ни проблем, ничего. Нуль без палочки. Пустота и забвение, — мечтательный взгляд, устремлённый далеко в чёрное небо.       — Я был таким же, Чур… Таким же неприкаемым, волочащий своё никчёмное существование и строго выполняющий приказы. Монолит был смыслом моей жизни. Тот, кто смог со мной говорить напрямую, знать многое, вещать истину, недоступную Неверным. Я же верил во всё это… Верил… А потом, в одно только мгновение это у меня отняли… Безвозвратно…       Глаза щиплет. В горле встаёт огромный сухой ком. Снова горечь утраты наваливается сверху, своей тяжёлой массой давит и заставляет низко опустить голову. Думаешь легко пережить это? Ничтожество. Какое же ты ничтожество. Похоронил Родителя, забыл о Нём навсегда, закопал глубоко в сырую землю, Его тело теперь гниёт там, на дне, жирные черви пресыщаются Его мёртвой плотью и ты ещё хочешь о Нём забыть?       — Да, да, я хочу о Нём забыть! Да! Почему это так плохо?! Отца, мать, я всех похороню! Пускай все гниют в этой поганой земле! Чёрт с ними!       Громкий возглас раздавил связки. Обжигающие слёзы катились по горячим щекам, оставляли свои мутные дорожки на коже. Это последняя невидимая обычным глазом граница мысли наконец разрушилась. Ничего более не удерживала эту искреннюю ярость.       — Слышишь, я всех похороню! Всех! Себя в могилу зарою! — чужое человеческое тепло сомкнулось вокруг трясущегося тела, — никому я стал не нужен! Все хотят только моей смерти! Так пусть я сдохну, пускай забирает к себе навечно!       Крепкие объятья надёжно удерживали на месте, давали это мифическое ощущение безопасности. Прерывистые всхлипы тонули в складках старой одежды, а пальцы непроизвольно стиснули плащ.       — Тихо, тихо, поплачь, парень, — тихий знакомый голос вновь заговорил, успокаивал как мог, широкая ладонь с особой нежностью поглаживала вдоль позвоночника. Холодный нос тыкался в подставленную смуглую шею словно слепой котёнок, судорожно ищущий сосок с материнским молоком.       — Я не хочу умирать, Чур, — обречённо проговорил Альтон, постепенно переходя на шёпот, — не хочу…       — Не умрёшь, не умрёшь, я с тобой буду, — покачивая в своих нагретых от такой близости объятьях точно грудного ребёнка, мужчина совершенно по-отечески зарылся пятернёй в короткий белоснежный ёжик, уже изрядно отросший за это время. Он знает, эти действия смогут утихомирить кого-угодно, даже его всегда успокаивали, он помнил это, да.       — Ну, чего, полегчало? — нельзя сдержать приветливой улыбки при виде этого заплаканного опухшего лица.       — Немного, — Альтону совершенно не хотелось размыкать этот тёплый комок из объятий, такой уютный и надёжный как мамино гнездо на дереве. Продолжал нарочно прижиматься к горячему телу, уже ставшему за этот промежуток текущего в небытие времени такому родному. Пустующая душа шаг за шагом наполнялась чем-то другим, помимо вечных мук. Возможно не сразу, не в этот момент, а далеко в туманном неизвестном будущем эти язвы постепенно затянутся. Он больше всего надеялся именно на благополучный исход. На светлое будущее. Либо же его жизнь оборвётся внезапной кончиной от рук черноволосого сталкера, держащего в дрожащих руках автомат, только-только остывающий от громкого выстрела. Грудь наполнится удушающей невыносимой болью и грязь запачкает его чистоту. Умрёт как последняя гнида, жившая когда-то на этом свете. С уголка омертвевших губ побежит тонкой струйкой тёмно-алая кровь, упавшая слеза омоет фарфоровую щёку. Остекленелый взгляд безжизненного трупа сможет насладиться серым небом в последний раз перед тем как закрыться бледными веками навсегда.       — Красиво, — костёр плясал яркими торжественными красками, словно здесь он чувствовал свою свободу, мог танцевать вдоволь и никто не в праве упрекнуть его в незнании собственных движений. Ликующие искорки отрывались от него и задорно уплывали ввысь, стремясь поближе к небу.       — Да, красиво, — слова, непроизнесённые вслух, как и прошлые до этого. Немые, они долетали до чужого сознания сами, без помощи специально созданного для таких деликатных целей речевого аппарата. Неосязаемая связь образовалась через прикосновение.       Я больше, чем ты думаешь.