Bring me through

      Следующая проповедь, вторая из трёх, проходит столь же безрезультатно. Макс из всего помнит лишь начало и объявление имени очередного счастливого обладателя нового билета в жизнь — какого-то древнего старика на оксигенотерапии, по-видимому, из-за ХОБЛ. Больше она не замечает никого и ничего вокруг, а восхваления Господу, которые произносят прихожане, повторяет невнятно и больше по инерции, точно мурлычет под нос малознакомую песню.       Разочарование в душе поднимается подобно волне цунами. Макс закрывает глаза, глубоко вдыхает и медленно выдыхает, чувствуя, как на ресницах закипают слёзы. Ей хочется обругать кого-нибудь из присутствующих и, кажется, папа чувствует это — он успокаивающе касается ладони Макс своей.       — Мариш, — шепчет он мягко. — Ещё не вечер.       Девушка лишь качает головой, мягко вытягивает руку и со сдавленным «прости» идёт прочь прямо посреди проповеди. Рой исцеляет одного человека за раз, сейчас она точно ничего важного не пропустит.       Дождь уже закончился, и Макс выглядывает из шатра на свет божий, чтобы немного прогуляться на свежем воздухе, подышать и успокоиться. Тут же приходит мысль заодно поискать того мужчину в костюме — если не расспросить больше про исцеление, которое он предлагал, то хотя бы убедиться, что он в порядке. Всё-таки, столько крови — клятва медика не позволяет отвернуться от этого.       На улице ей попадается лишь пикетчик, а тот мужчина больше не показывается и среди прихожан его тоже не видно. Макс надеется, что к вечеру отец не принесёт о нём холодящие кожу слухи.       Зато, выйдя по грязи на тропинку, девушка замечает, как уже знакомая фигура, постоянно оглядываясь, копается у двери дома Ле Гранжей, но не входной, а другой, воспользовавшись тем, что преподобный и его жена отлучились.       Кое-как спрятавшись за острыми пальцами ещё не зазеленевших кустов, Макс тихонько наблюдает за ним, решая, позвать ли на помощь. Она уже знает, что Дин наглец, нарцисс и хам, но и подумать не могла, что он ещё и воришка. Не хотелось бы, чтобы такой человек причинил Рою и Сью Энн зло, они не заслужили.       Закончив возиться с замком, Дин пробирается за дверь. Макс осматривается — до шатра далековато, да и подмога вряд ли поспеет до того, как Дин успеет сбежать с места преступления, а выглядеть обманщицей Макс не хочет. В доме никого. Зато у неё как раз есть спортивное звание того толка, которое позволит остановить любого наглого парнишу и вытащить его за шкирку на суд людской. Даже при том, что он выше неё почти на полторы головы.       Улучив момент, Макс бросается из-за кустов в сторону дома вслед за Дином. Ей везёт, дверь приоткрыта и даже не скрипит, так что ей без труда удаётся прошмыгнуть внутрь.       Однако эффекта неожиданности не получается: едва она оказывается внутри, кажется, кухни, её толкают к стене, а в полумраке блестит лезвие ножа.       Девушка реагирует на автомате: обеими руками хватает Дина за правое запястье, отводя в свою правую сторону, подныривает за него, оказываясь сбоку парня, пинает в ахиллово сухожилие и бросается обратно на улицу. Однако Дин тоже не промах — он хватает её за ногу и опрокидывает на пол прямо на выходе, Макс с удивленным вскриком только и успевает закрыть лицо руками, но встретившиеся с порожком локти простреливает такая вспышка боли, что руки на несколько секунд точно отнимаются. Дин хватает её за плечо, чтобы перевернуть, чем Макс пользуется, чтобы ударить его лбом в лоб и, пока он не очухался, заехать кроссовкой в пах.       — Совсем сумасшедшая, — кряхтит парень, валясь на пол и прижимая левую руку к попранному достоинству.       — Кто бы говорил, — рычит Макс, поднимается, игнорируя головную боль, и очередным размашистым пинком выбивает из его руки раскладной нож.       Дин шипит от боли и поднимает правую руку на уровне груди, сдаваясь:       — Таймаут.       С полминуты они переводят дыхание, пока зло пялятся друг на друга. Дин наконец-то опускает левую руку, продолжая пристально смотреть на Макс, но девушка предугадывает его движение: едва он снова бросается к ножу, она отпихивает оружие ногой в сторону и хорошенько пинает Дина под дых.       Это успокаивает парня. По крайней мере, останавливает от дальнейших попыток продолжить бой — конечно, тут особенно не подергаешься, когда заходишься в приступе саднящего кашля.       Макс нащупывает выключатель, зажигает им лампу в приятном белом абажуре и находит нож, но лишь чтобы сложить и убрать его себе в карман, а не вернуть владельцу.       — Где ты так драться научилась? — едва выдавливает из себя Дин.       — В школе. Я — КМС по самбо, — пожимает плечами Макс, однако всё ещё настороженно наблюдает за противником на случай, если он снова заговаривает ей зубы. — Так что не вынуждай отрабатывать на тебе приёмы.       — Какие-то грязные у тебя приёмы — сразу по яйцам.       — Дерусь как девчонка. Что мне ещё оставалось против ножа?       — Справедливо.       Дин наконец-то поднимается и кое-как отряхивается — пол здесь не грязный, но они зашли в уличной обуви после непогоды и успели наследить. Макс не тратит время на марафеты — не хочет отвлекаться.       — Что ты здесь забыл? — спрашивает она грозно.       — Не твоё дело, — огрызается Дин, торопливо вытирает ноги о коврик у чёрного входа, через который они сюда попали, и, внимательно разглядывая интерьер, идёт дальше в дом. — Проваливай. Ты же не хотела ко мне приближаться.       — Я не хотела, чтобы ты приближался ко мне, — парирует Макс.       — Это одно и то же, знаешь ли, — парень методично заглядывает в ящики и дверцы шкафов, читает корешки книг на полках, точно его совершенно не смущает присутствие свидетеля.       Следующая за ним Макс едва не врезается в его широкую спину, стоит Дину остановиться.       — Чувствуешь?       — Что ты нарушаешь закон и мне сейчас следует побежать за полицией? — саркастично отзывается девушка. Они уже в гостиной и каждая минута промедления делает ситуацию двоякой — стоит кому-нибудь сюда войти, и Макс будет выглядеть не пытающимся остановить преступника добропорядочным гражданином, а соучастницей. Обратное придётся объяснять долго и постыдно, но она ничего не может с собой поделать — ей любопытно, что привело сюда Дина, поскольку ценности его, похоже, не интересуют. Даже на кухне можно быстро и с неплохим результатом поживиться столовым серебром, но ящики с приборами он уже проигнорировал.       Дин оборачивается и театрально закатывает глаза, демонстрируя своё отношение к угрозе.       — Принюхайся, — говорит он, наконец. — Это ладан?       Макс сосредоточенно втягивает носом воздух. Рецепторы тут же откликаются на знакомый сладковатый аромат, а в памяти просыпается мерная песнь отца Димитрия, церковного батюшки, на службы к которому она приходила несколько раз. Запах окутывает её воспоминаниями детства и безопасности, когда ладошку обнимает тёплая рука бабушки и всё хорошо, потому что она поможет, подскажет и защитит. Макс скучает по этому чувству.       — Ладан, — соглашается девушка. — Наверняка Сью Энн использует его для домашних молитв.       Дин пожимает плечами и возвращается к изучению книжной полки в гостиной. Спустя полминуты он вытаскивает одну из книг в бумажной обложке с надписью: «Энциклопедия христианской истории». Парень листает пару страниц, затем придирчиво осматривает обложку, хмыкает, ковыряет край на форзаце и, зацепив кусочек ногтем, аккуратно отдирает бумагу, являя оригинальную «корку» книги, на плотном картоне которой скупым печатным шрифтом выдавлены некогда позолоченные буквы: «Лемегетон. Арс Паулина. Арс Нотория».       — «Малый ключ Соломона», один из известных магических гримуаров, — комментирует он. — В переиздании, конечно, и не весь, там ещё две части. Как думаешь, это их молитвенник? — он корчит рожицу.       Макс оставляет вопрос без ответа, делая вид, что выше этого, но на самом деле у неё нет подходящих слов. Она знает и из истории, и из церковного учения, что гримуары — чаще всего тёмные книги, наполненные вредным знанием, а потому у неё в голове не укладывается, зачем в семье проповедника хранится такое чтиво. Да ещё и под фальшивой обложкой.       Зато вспоминает кое-что ещё.       — У Сью Энн на кухне травы в банках. Hypericum, artemisia, salix florentes и rosmarinus, — слова сами срываются с языка прежде, чем девушка понимает, что сейчас бы промолчать. — Я видела... ну, когда помогала ей готовить чай. Мы с папой здесь в гостях были.       — Это латинские названия зверобоя, полыни, цветущей ивы и розмарина, — переводит Дин.       — Я знаю, они так и подписаны. Это herbis mortem. Использовались средневековыми врачевателями во время эпидемий типа чумы, считаются чудодейственными. По преданиям, отваживают смерть.       Парень удивлённо присвистывает:       — Ты ужасно говоришь на английском, но латынь у тебя от зубов отскакивает?       — По работе приходится, — Макс едва сдерживается, чтобы не ответить на его грубость что-нибудь едкое. Момент кажется ей не самым подходящим.       — Кем ты работаешь?       — Не твоё дело.       Дин взмахивает руками, сдаваясь, и возвращается к изучению гримуара. Одна из страниц заложена несколькими газетными вырезками, и парень пробегает глазами по каждой из них, но Макс со своего места не видит, что там. Одна из вырезок привлекает его внимание, и он достаёт из кармана телефон-раскладушку.       — Сэм, следующий Дэвид Райт, — произносит он в трубку спустя несколько секунд. — Что? Проклятье! Я понял, копаем дальше, — с этими словами он закрывает крышку мобильного и с силой впечатывает кулаком по книжной полке, чуть поморщившись от боли.       Кажется, спрашивать о том, что случилось, не самое лучшее время.       — Так что же, ты хочешь сказать, что преподобный Рой Ле Гранж, преданный воле Господа и восхваляющий Его — оккультист? — вместо этого Макс осторожно подводит итог их недавней беседе.       — А разве одно другому не мешает? — раздражённо отзывается Дин.       — Бог не привечает ведьм и колдунов. Их души прокляты и обречены на вечные муки в Аду.       — Если только твой Рой не пытается уравновесить свои грехи перед Богом помощью людям... хотя то, как он это делает, вряд ли дарует ему райскую вечность и всякое такое.       Макс поражается, насколько серьёзно Дин обо всём этом рассуждает, словно верит в реальность оккультных практик. Может, сдвиг шифера в черепушке — это побочка от его болезни, особенно если это реально была наркомания? Вдруг Рой что-то не смог вылечить окончательно и теперь, пребывая в эйфории от чуда, парень поддался нездоровой мании и перестал отличать вымысел от правды.       — Я иду за полицией, — решает она в конце концов. — У тебя есть десять минут убраться отсюда, если не хочешь вляпаться.       — Я уже вляпался, милая, — отзывается Дин, рассматривая страницы, которые были заложены вырезками.       Что-то внутри Макс противится этому, но она всё же выполняет свою угрозу: находит одного из патрульных и сбивчиво рассказывает о том, что, кажется, в дом Ле Гранжей кто-то влез, однако имя не называет. Полицейский немедля забирает Сью Энн с проповеди — всё равно там уже самый конец, когда Рой с остальными хором читает молитву, — и идёт проверить. Макс возвращается к отцу.       — Всё хорошо? — шёпотом спрашивает папа и в голосе его слышна тревога.       Макс пожимает плечами. Меньше всего ей хотелось бы беспокоить отца лишний раз, но сейчас врать во благо не осталось сил.       Ещё через час она узнаёт, что Дэвид Райт, пикетчик, внезапно умер во время проповеди прямо на стоянке трейлеров недалеко от шатра.