Bring me through

      — Не ходи на проповедь.       С этими словами Дин кладёт на плечо Макс ладонь, большую и тёплую, однако этот жест вызывает в девушке желание расквасить ему нос, а не послушаться.       Должно быть, она смотрит на него слишком уж убийственным взглядом, поскольку руку он тут же убирает. И предусмотрительно отступает на шаг назад.       — Почему это? — требует Макс. — Почему я должна жертвовать шансом своего отца ради тебя? Мы знакомы всего несколько часов, из которых ты практически всё время ведёшь себя как задница.       Дин отвечает что-то высокомерно-язвительное, но из всего Макс понимает лишь несколько слов, которые не может облечь даже в общий смысл. Ей приходится медленно выдохнуть, чтобы сбавить обороты, и произнести фразу, уже набившую оскомину:       — Можешь, пожалуйста, говорить попроще? И медленнее, — она неловко прячет руки в карманы и сжимает в кулаке трофейный нож, точно это игрушка-антистресс, а не оружие (возвращать которое обратно девушка не планирует во имя собственной безопасности). — У меня паршивый английский.       Весь эффект от сопротивления пропадает, и Макс выглядит перед этим несносным парнем школьницей-троечницей, да и он смотрит на неё так же. Девушке не нравится ни этот взгляд, ни вся эта ситуация, однако отвязаться от Дина можно только если расставить все точки над «Ё», а не снова сбежать от разговора.       — Ты знаешь, чем на самом деле занимается преподобный Рой? — спрашивает Дин. Говорит он медленнее, но тон у него нетерпеливый, будто ему тяжело разжевывать прописные истины, особенно когда сам уже во всём разобрался, а ещё он неприятно повышает голос, будто не с иностранкой разговаривает, а с глухой. Макс не жалуется — выбирать не приходится.       — Спасает людям жизни, — легко отзывается девушка. Странный вопрос, хотя Дин с ног до головы странный. По крайней мере, ведёт себя как социально опасный чудик.       — Играет в бога, не имея на то лицензии, — не соглашается Дин. — Распоряжается людскими жизнями на своё усмотрение.       — Грех жаловаться, когда твоей жизнью распорядились очень даже удачно, — язвит Макс, уперев руки в боки. — Не так ли?       — Поверь, если бы я знал о цене до того, как Рой вытащил меня на сцену, я предпочёл бы умереть, — он говорит это так серьёзно и пронзительно, что на мгновение Макс верит в его сожаление и желание оградить, в благие намерения; на мгновение ей хочется довериться ему, ведь он знает лучше, он же успел покопаться в грязном белье и найти что-то тёмное, как тот гримуар, а может и что похуже... но следующая его фраза, очередное: — Не ходи на проповедь, — и взгляд на отца, принимающего недалеко от них очередную порцию таблеток, после которой ему хоть и станет лучше, но всего лишь относительно стабильной боли и слабости от болезни — отрезвляет.       Макс плевать, какую цену следует уплатить за жизнь папы. Она готова.       — Чёрта с два, — отзывается она и уходит к шатру.       — Рой шарлатан, — отчаянно кричит Дин ей в спину. — Я ничем не болел, это всё шоу для доверчивых, и я всего лишь подыграл ему.       — Я бы поверила, если бы ты начал с этого, а не магической чуши, — бросает Макс через плечо и ныряет под полог шатра.       Несмотря на то, что однообразное убранство «церкви» Роя она наблюдает уже много часов, сейчас, с наступающими сумерками, внутри становится красиво. Вместо обычных ламп под потолком подвешено несколько ёлочных гирлянд с белым светом, а на балках приглушённо светятся дешёвые светильники-бра, что не заменяет дневной свет и не даёт достаточно освещения, чтобы, например, читать и писать, но делает обстановку более уютной. Будто здесь собрались близкие на семейные посиделки, хотя спустя столько времени бок о бок и с бедами, которые привели их сюда, сейчас они друг другу ближе некуда.       Макс удаётся занять место в первом ряду, хотя папа нацелился на лавочку в середине, на которой они сидели в прошлый раз. Однако девушка настаивает, что сейчас нужно расположиться как можно ближе к сцене, особенно пока есть шанс — у неё хорошее предчувствие. Как говорится, третий раз — алмаз, и уж теперь удача точно должна улыбнуться им, а Господь благословить за веру и терпение.       Рой поднимается на сцену под возбуждённый гул паствы — следующая такая встреча состоится только через неделю, и все надеются, что к концу вечера повода вернуться сюда уже не будет. Кто-то благодарит Бога за шанс быть здесь, кто-то благословляет доброту Роя и Сью Энн. Сама миссис Ле Гранж окидывает присутствующих внимательным взглядом, точно ищет кого-то, но, не найдя, уходит запускать пианолу.       Ни Дина, ни Сэма здесь нет, как и в прошлый раз. Неудивительно, в общем-то — пару часов назад у Дина состоялся неприятный разговор со Сью Энн в присутствии полиции. Макс не слышала, о чём шла речь, но догадывается, что это из-за её жалобы.       И ей абсолютно не совестно за это. Если подумать, она сделала благое дело, посему терзать себя мыслями о принятом решении и недавнем разговоре совершенно не стоит.       Макс внимает каждому слову Роя о нравственном падении молодёжи, о ложном пути, по которому их направляет Диавол, о необходимости простой и честной жизни. И с воодушевлением читает молитву вместе со всеми. Осталось совсем чуть-чуть...       — Мистер Максименко! — слова преподобного гремят громом посреди ожидающей тишины присутствующих, и Макс вздрагивает: она была готова и не готова к этим двум заветным словам.       Папа смотрит на неё растерянно, точно не может поверить, что это его фамилия прозвучала, что его зовут, что их молитвы наконец-то услышаны и скоро всё закончится, скоро жизнь наладится.       Присутствующие поддерживают очередного счастливчика аплодисментами, но они звучат как будто вдали, словно через слой ваты.       — Иди, — едва придя в себя, выдавливает Макс и мягко подталкивает отца к сцене.       Он неловко поднимается по деревянным ступенькам и смотрит на дочь, словно спрашивает, реально ли это. Макс ободряюще улыбается ему и едва сдерживается, чтобы не завопить от восторга.       — Мистер Максименко прибыл к нам с другого края Земли, — с гордостью сообщает Рой, будто этот визит — целиком и полностью его заслуга, хотя Макс с отцом живут здесь дольше, чем Рой занимается целительством, пусть даже ненамного. — Вера помогла ему преодолеть тысячи километров, и Господь хочет возблагодарить его за это, дабы он нёс весть о чуде по миру.       Толпа одобряюще гудит, внимая этим словам, а папа кажется смущенным от такого количества внимания. Для Макс же весь мир замедляется и сжимается вокруг испещренной морщинами руки преподобного, которая слепо тянется к голове её отца.       Ещё чуть-чуть!       Макс скрещивает пальцы и прикусывает щёку изнутри, натянутая, точно струна, готовая лопнуть.       Рой, скользнув рукой по лицу отца, касается его головы спустя невыносимо долгую секунду и что-то бормочет себе под нос. Со стороны кажется, будто он изучает пальцами форму черепа и вот-вот начнёт называть кости по латыни, как на экзамене в бурсе. Папа стоит недвижно, не смея мешать, лишь чуть наклоняется, чтобы преподобному было удобно — они примерно одного роста.       Ничего не происходит. Макс не знает, что именно должно произойти, чтобы понять, что исцеление состоялось, но очевидно — чуда здесь и сейчас не случилось. Папа не падает в обморок, как Дин, и… зря, наверное, она не посмотрела, как лечили старика с ХОБЛ. Может, сейчас происходит то же самое, что было с ним несколько часов назад?       Однако на лице Роя отражается замешательство. Он отнимает руку и касается ещё, повторяя «ну же, давай», которое в тишине звучит слишком громко, тем не менее все его усилия тщетны. Как и следующие попытки коснуться шеи, затем непосредственно печени, источника болезни.       — Я не уверен, но... кажется... — едва выдавливает из себя проповедник, — Господь изменил своё решение... не понимаю...       С этими словами Макс охватывает ярость: происходящее становится кристально ясным. Конечно, её ведь предупреждали! И Дэвид Райт, и Дин, причём Дин явно знал, о чём говорил, но она ведь умнее всех, решила, что знает лучше — и попалась на удочку. Даже мужчина с кровавыми глазами намекал, что Рою не стоит верить.       Макс хочется кричать. Высказать этому мошеннику всё, что о нём думает, укорить его, воззвать к совести, однако она стискивает зубы, молча поднимается на сцену, забирает отца и выводит из шатра в гробовом молчании. Почти. Рой зовёт свою жену, но Макс всё равно, куда делась Сью Энн. Эти люди воспользовались её доверием и предали, так что ей нет до них никакого дела.       На улице отец останавливается:       — Мариш.       — Пойдём, — выдавливает она, продолжая тянуть его за руку, но папа встал на месте, и попытка оканчивается ничем.       — Марина, стой, — говорит папа мягко, но непреклонно, как родитель.       Макс отпускает его и отступает на шаг, опускает голову и крепко зажмуривается, стараясь сдержать слёзы. Это несправедливо! Почему Господь, судьба, Вселенная или кто там на посту Высших Сил... почему насмешка над ними двумя, простыми честными людьми, такая жестокая?       Папа сокращает этот разделяющий их шаг и заключает девушку в крепкие объятья. Она хватается за его плечо, точно утопающий за плот, чувствует, как гнев и боль отступают, как становится легче. Папина поддержка всегда успокаивала её.       — Макс, — бормочет он, и это настолько редкий случай, когда он произносит её прозвище, что по пальцам можно пересчитать. — Максик...       — Не называй меня Максик, — фыркает девушка.       — Максимка, — дразнит папа и коротко смеётся.       Это разряжает обстановку, и теперь Макс видит другую сторону медали. Да, их обманули, они потратили день, а также полторы сотни долларов впустую, однако это же был призрачный шанс, не более. Лечение, которое сейчас проходит папа, экспериментальное и тоже без особых гарантий, так что их поездка — всё равно, что попробовать новые таблетки в надежде, что наконец-то сработает. Не сработало, впрочем, это — не препятствие вернуться в медцентр и продолжить там.       — Поехали домой, — говорит Макс, успокоившись.       — В Россию? — задорно спрашивает папа.       — В Су-Фолс! — фыркает девушка, и они от души смеются.       Уже через пару минут они бодро вышагивают в сторону автовокзала в уютном молчании. Наверняка последний автобус в Южную Дакоту уже ушёл, а следующий будет утром, но они всё равно не планировали искать сегодня более серьёзный ночлег, чем зал ожидания на вокзале. У них не так много денег, чтобы снять хотя бы комнату в мотеле.       Спустя минут, наверное, десять позади них слышится мерное рычание автомобильного движка. Обернувшись и привыкнув к свету фар в закатной темноте, они различают большую чёрную машину с низкой подвеской, на которой приехали сюда Дин и Сэм. Машина останавливается аккурат рядом с ними и из пассажирского окна высовывается лохматая голова Сэма.       — Добрый вечер... вы из Су-Фолс, верно? — спрашивает он скромно. — Мы с братом сейчас едем туда, можем вас подвезти, если хотите.       — У нас как раз есть пара свободных мест, — поддакивает Дин с водительского сидения, перекрикивая шум двигателя.       Папа смотрит на Макс, взглядом спрашивая, стоит ли соглашаться. Хороший вопрос. Пару часов назад она бы точно отшила парней, от души приправив отказ чем-нибудь язвительным, но теперь...       Дин — очевидно чокнутый, возможно у него какая-то мания или гиперфиксация на оккультизме, потому он везде ищет магию, но в остальном и он, и его брат кажутся нормальными, цивилизованными, добрыми и отзывчивыми людьми. Ну, кроме части с ножом.       Макс решает, что можно довериться им хотя бы на этот раз.       Закинув рюкзаки в багажник, они с удобством размещаются на широком заднем сидении. Макс, опираясь локтями о спинку водителя, наклоняется к Дину и шепчет ему на ухо:       — Прости, что не поверила.       — Ты тоже прости, — коротко бросает он, и его голос звучит виновато, но уже через секунду он бодро спрашивает: — Вы не будете против музыки? Старый добрый рок в ночной поездке — лучше всякого кофе!