Bring me through

      Прежде уверенная в том, что поступает правильно, сейчас Макс ругает свою излишнюю осторожность. Не так чтобы сильно и всерьёз, но определённые претензии озвучить могла бы, будь слушатель более материальным.       А всё потому, что она вняла совету Дина тем вечером и позвонила ему с автомата. Он удовлетворённо прогудел что-то в ответ на её «добралась домой хорошо» и пожелал спокойной ночи таким бархатным тоном, что она на мгновение пожалела о своём уходе.       После того вечера Дин не появлялся неделю.       Точнее, уже неделю.       Первые несколько дней не показались Макс странными — хоть в Америке мало кто готовит сам, да и Дин не походит на человека, избалованного домашней едой, девушка видела массу причин, по которым он мог не появиться в забегаловке вчера, сегодня или завтра. Слишком занят. Уехал на очередное расследование для своей колонки. Решил разнообразить свой рацион меню из другой кафешки... или внимание Макс показалось ему слишком навязчивым, хотя из навязчивой с её стороны можно счесть лишь встречу в баре. Причём это он уговорил её остаться.       В баре он тоже не появлялся. Макс заглядывала туда пару раз, даже осмелилась поспрашивать у Бадди, но тот ничем не помог — он не видел Дина столько же, сколько не видела его Макс.       Номер Винчестера уже занял своё почётное место в телефонной книге Макс рядом с номерами отца, врача, медсестёр, Винса и даже тёти — хоть она с роднёй из России не созванивалась и не списывалась смс-ками из-за страшно огромной стоимости международной связи, номер оставила на случай чего-нибудь совсем уж катастрофичного.       Только, несмотря на это, Макс всё равно не решается воспользоваться номером Дина. Не потому, что боится раскрыть свой номер... а поскольку не видит повода. Ну позвонит она ему и что скажет? Соскучилась? Беспокоюсь? Вот где точно будет излишняя навязчивость, да и вряд ли ему настолько интересно её внимание. То, как он с ней обычно разговаривал, больше походило на беседу взрослого с ребёнком, чем двух сверстников.       Будь у него её номер, она могла бы хоть немного надеяться, что он соскучится и позвонит сам. Или напишет. Даст о себе хоть какую-то весточку, в конце концов.       Сейчас же шанса на это никакого, так что Макс остаётся лишь продолжать взвешивать в мыслях все «за» и «против» своего первого шага.       — Мисс, вы принесли мне не тот заказ, — возмущается очередная гостья, женщина средних лет в аляповато-яркой кофточке, и это вырывает Макс из праздных размышлений.       Ещё несколько секунд девушка непонимающе пялится на поднос в своих руках, а потом до неё доходит: это для столика рядом.       — Простите, — хмурится она, забирает всё и относит заказ за правильный столик, надеясь, что те посетители не станут капризничать на ровном месте и требовать приготовить блюда заново, раз эти уже побывали у другого гостя, хоть там чужие руки к подносу даже не притронулись.       Судя по взгляду женщины в яркой кофточке, от неё чаевые точно можно не ждать. Не хватало ещё получить штраф на сумму замененных блюд... хотя в таком случае Макс сможет съесть их сама. Винс разрешает персоналу питаться из меню со скидкой сотрудника, но обычно так придирается к тому, что именно они едят, что дальше пары бутербродов и бесплатного кофе у Макс со Стейси не доходит — лишь бы Винса лишний раз не накликать. Впрочем, Стейси всё равно на диете, а для Макс это — стимул экономить.       Макс старается взять себя в руки, чтобы снова не опростоволоситься, не думать о Дине до вечера, когда будет более подходящее время. Правда теперь в голову лезут другие мысли: об отце.       Лечение наконец-то начало давать свои плоды и хоть до его завершения ещё далеко, врач задумался о пересадке печени: если удастся надёжно купировать метастазы и устранить опухоли в других органах, комиссия по трансплантации позволит встать в очередь. Поиск подходящего донора может занять годы, однако это лучше, чем ничего. Да и Макс надеется, что при положительной динамике можно будет обойтись только частью печени. Её печени. Отец будет стопроцентно против, но они обсудят это позже, когда дойдут до этапа с пересадкой. Тогда-то она сможет убедить его.       Вечер, благодаря привычной рутине и за размышлениями об отце и Дине, подкрадывается слишком внезапно. Сначала, казалось, каждые полчаса длятся вечность, а потом уже и последние посетители разошлись, и Лонни, бармен, собираться начал, да и повара принялись делить между собой неликвид — те продукты, которые по срокам идут на списание, но их ещё можно успеть доесть сегодня вечером или завтра с утра. Макс и Стейси, как обычно, тоже перепадают пара пакетов, а взамен девушки делятся чаевыми.       Макс наконец-то отставляет швабру в сторону и утирает пот со лба:       — Всё, до завтра, — объявляет она.       — Завтра другая смена, эй! — смеётся Стейси. — Или ты хочешь отнять у девчонок их заработок?       Макс чертыхается: умудрилась же забыть о собственном выходном!       С мыслями о заслуженном отдыхе она ныряет в вечернюю прохладу с большим наслаждением, чем вчера. Лето уже на подступах, поэтому на улице ещё светло, но сумерки уже заявляют свои права сгущающимися тенями.       Глубоко вдохнув, Макс поворачивает в сторону парка. Настроение подходящее, чтобы прогуляться по каменной дорожке под сенью уже зелёных веток. Настроение сейчас такое, будто она может пробежать марафон или горы свернуть, несмотря на близость ночи и усталость после трудового дня, поэтому девушка позволяет себе задуматься, может она успеет съездить в Пирр на этих выходных. На автобусе или на попутках — в конце концов, вполне реально поймать фургончик с какой-нибудь милой безопасной семьёй или приятными в беседе стариками.       Впрочем, на подходе к парку, к той самой любимой аллее, по которой Макс понравилось гулять и так удобно ходить домой, девушку накрывает какое-то ощущение... предчувствие. Точно за ней следят, смотрят прямо на неё и ждут, когда она сделает следующий шаг.       Как в фильмах ужасов, когда один из героев ступает в слишком приметную для случайной тень, и его, вопящего, тут же утаскивает неведомое зло.       Макс качает головой, отгоняя разыгравшуюся паранойю, но это чувство не замолкает. Напротив, усиливается, будто от осторожных уговоров переходит к крикам, ощутимым тычкам в бок и вот-вот возьмётся за барабаны, чтобы точно привлечь к себе внимание...       Девушка вспоминает похожее чувство: когда её пытались изнасиловать. Тогда она проигнорировала интуицию и чуть не поплатилась за это.       Теперь же она так не сглупит.       Макс поворачивает назад и возвращается на оживлённую улицу, на путь среди людей, пусть это и означает дать круг по пути домой. Ничего, переживёт.       Шелест листвы за спиной походит на разочарованный вздох.       По пути Макс заходит в киоск и берёт свежий номер местной газеты — снова потренироваться читать на английском и заодно новости узнать. Расплатившись, девушка не может удержаться до дома, останавливается в паре шагов от ларька и бросает взгляд на первую полосу, пробегает глазами по заголовку. Ничего интересного, всего лишь мэр громко обещает какие-то очередные изменения для народа.       Зато анонс внизу привлекает внимание — более скромным шрифтом среди прочих заголовков выделяется: «Продолжатся ли убийства в Су-Фолс?».       Макс вздрагивает, оглядывается на продавца газет и предусмотрительно отходит от киоска, точно окружающие могут по одному её чтиву разгадать вину. Идя по тротуару, девушка открывает нужную заметку на пятой полосе и жадно вчитывается в текст.       К её облегчению, пусть и не полному, в статье почти ничего о случае в общественном туалете — куда больше внимания уделено двум более кровавым случаям в парке. На её рук дело ни одно не походило, всего лишь случились почти одновременно с ним около месяца назад, однако журналисты всё равно задавались вопросом, могут ли все случаи быть связаны. На первых порах газетчики посвятили этим событиям много материала и общественность тогда здорово испугалась, что в городе завёлся маньяк — Макс слышала, как люди вокруг перешептывались, особенно тем больше, чем ближе к местам убийств. Признаться, эти шепотки её тогда здорово нервировали — ей казалось, она лишь чудом не выдала себя, активно списывая нервозность на тревогу за отца.       Однако прошла неделя, следующая, а новых жертв не появилось, поэтому постепенно окружающие угомонились.       Но то случилось всего лишь месяц назад. Даже спустя большее время рисковать и надеяться на удачу было бы идиотизмом, поэтому Макс снова порадовалась, что ей хватило ума прислушаться к собственной интуиции.       Макс везёт добраться до дома без происшествий.       — Пап, я дома! — объявляет она, едва закрывает за собой входную дверь. Слово «дом» для двухместной комнаты в общежитии, конечно, слово громкое, но выбирать не приходится. Квартира, даже самая маленькая, им не по карману — практически всё уходит на лечение.       Ответом девушке служит тишина. Макс прислушивается: может, отец в ванной? Однако звука воды не слышно и свет не горит. Может, ушёл на общую кухню или в магазин, и они разминулись?       Макс сбрасывает ботинки, вешает в микро-прихожей на крючок олимпийку, отставляет пакет с едой и идёт в комнату. Ей хочется принять душ, чтобы освежиться после работы, а там, глядишь, папа вернётся...       ...от увиденного газета падает из рук и Макс, наверное, упала бы рядом с ней в слезах и ужасе, не имей она уже печальный опыт, подобный увиденному. С той лишь разницей, что в прошлый раз это случилось на работе с совершенно чужим человеком.       Девушка бросается обратно к олимпийке, трясущимися руками вытаскивает телефон и набирает заветные три клавиши.       Первый гудок кажется бесконечно длинным, настолько, что Макс успевает на деревянных ногах вернуться к отцу, опуститься рядом с ним на колени и взять за руку в поисках пульса.       — Девять-один-один, что у вас случилось? — слышится женский голос в трубке.       — Мой отец, он лежит на полу без сознания, — тараторит Макс, вместе с тем проверяя первые симптомы. — На обычный обморок не похоже.       — Мэм, вы говорите по-английски? — спрашивает оператор, и только в этот момент до Макс доходит, что она от волнения заговорила по-русски.       Девушка делает долгий выдох в попытке вернуть самообладание. Её этому учили. Нужно просто отвлечься от мысли, что это происходит с её отцом, и взять себя в руки — спокойствие и скорость помогут ему лучше, чем паникующая версия дочери.       — Простите, — бормочет она уже на правильном языке. — Мне нужна неотложка в общежитие Медицинского исследовательского центра Су-Фолс, комната триста пятнадцать. У моего отца приступ, он раковый больной.       Молчание на том конце растягивается на долгие секунд тридцать, после чего голос столь же спокойно сообщает:       — Передала сообщение ближайшей свободной бригаде. Вы можете описать симптомы?       Девушка ещё раз внимательно вглядывается в наполовину искажённое гримасой лицо отца.       — Похоже на инсульт.       — Вы уверены?       — Я медсестра.       — Вы можете оказать первую помощь самостоятельно?       Макс ещё раз выдыхает и встряхивает трясущейся рукой, мысленно приказывая себе собраться.       — Да.       — Тогда ожидайте.       Всё-таки не зря она закончила курс по оказанию первой помощи на отлично. Пусть она — всего лишь процедурная медсестра, не операционная, не реаниматолог, но гоняли на этом предмете их группу столь же беспощадно, как остальные профили. Мало ли что в жизни случится.       Вот и случилось...       Скорая приезжает не в пример быстро — в России даже в городе с такой скоростью не реагируют. Или подстанция где-то рядом, вот и вышло недолго? Макс задумывается над этим лишь какой-то маленькой частью своего сознания, пока по приезду парамедиков спешно ищет медицинские документы отца, чтобы показать их в больнице и, придерживая бригаде дверь, уезжает в больницу вместе с ними.       Операция длится, кажется, бесконечно, и к концу её у Макс уже пальцы болят от нервного заламывания при одной только мысли, сколько папа пролежал так, пока она не пришла. Почему она не позвонила перед выходом с работы? Почему не улучила минутку, чтобы позвонить днём, справиться о самочувствии? Может, она сумела бы предугадать по голосу, или папа сам бы сказал, что плохо себя чувствует, и тогда никакой на свете Винс не остановил бы её на пути домой...       Если бы, если бы. Теперь ничего не попишешь.       Макс страшно представить, какими будут последствия. Отец легко может остаться овощем, и этого она точно не выдержит.       Бессонным утром, когда все самые печальные сценарии уже прокручены в голове не по одному разу, девушке приходит мысль позвонить лечащему врачу отца из исследовательского центра — сообщить вести. Даже если он ничем не сможет помочь или посоветовать, он должен знать, что лечение от рака... может затянуться на неопределенный срок.       Следуя больничным правилам, Макс выходит из палаты в коридор и ищет лестничную клетку потише, где можно будет поговорить. Почти не глядя на экран, привычными нажатиями кнопок выбирает номер для вызова.       — Алло? — отвечает на том конце метафорического телефонного провода немного сонный голос.       — Доктор Волакис, простите, что так рано, — сбивчиво начинает Макс, — кое-что случилось с папой прошлой ночью, я подумала, вы должны знать...       Трубка бесцеремонно прерывает её пламенную речь наполовине простым и уверенным:       — Это Дин Винчестер.       На мгновение девушка зависает от этого ответа, силясь постичь, почему Дин Винчестер отвечает на звонки Волакису, да ещё в такое время. И почему вообще отвечает. Неужели они знакомы?       Потом она отнимает трубку от уха настолько резким движением, будто держит в руке не сотовый, а раскалённый утюг, и смотрит на имя на экране.       Всё правильно, удивляться нечему — на звонок Дину Винчестеру в это ранее утро может ответить только Дин Винчестер. Ну, может ещё Сэм Винчестер, если находится к телефону брата ближе, чем сам брат.       Она перепутала номера.       — Макс, это ты? — окликает её трубка.       Сейчас бы ответить «да» и извиниться за оплошность, но ошарашенной произошедшим Макс только и хватает мозгов, что спешно сбросить вызов, внимательно найти правильный контакт и попытаться позвонить снова.       Волакиса известия огорчают настолько, что он даже не пытается скрыть, выказывая соболезнования о случившемся. Помочь прямо сейчас он не может, но обещает поискать все доступные способы, чтобы облегчить отцу Макс период восстановления настолько, насколько только получится. От его слов, пусть в основном наполненных типично американской вежливостью, Макс становится чуточку легче. Лучше сумели бы успокоить тётя или бабушка, но им невозможно позвонить отсюда, да и бабушку волновать случившимся Макс точно бы не стала.       Едва девушка заканчивает разговор с врачом, ей тут же перезванивает Дин. Несколько секунд она тупо пялится на экран с именем и не знает, как лучше поступить. Как она хочет поступить.       Всё-таки она сделала первый шаг. Пусть случайно, но, возможно, так даже лучше. Только теперь надо принять следующее решение, и девушка не находит в себе сил на выбор правильного. Все силы остались сегодня за дверями реанимации в почти непрерывном ночном бдении.       Отчаявшись дозвониться, в конце концов Дин присылает смс-ку: «Если продолжишь меня игнорить, я решу, что на вас с отцом напали, и заявлю в полицию». От последнего слова Макс бросает в дрожь — безобидное проявление заботы кажется ей угрозой её собственной свободе, хоть и непреднамеренной, и тут уже ничего не попишешь — придётся ответить.       «Всё в порядке. Перепутала номер, прости», — отзывается Макс, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы Дин успокоился и не начал в своём духе городить поверх нелепой случайности религиозно-оккультный заговор.       Но на том запал Винчестера не заканчивается:       «Приятно знать, что ты сохранила мой номер, — приходит спустя пару минут, и Макс даже может представить, с каким лицом он произнёс бы эти слова вслух. — Готов поспорить, ты искала повод.»       Хоть он и прав, в Макс неприятно царапается гордость.       «Повод убедиться, что ты слишком самоуверенный?» — пишет она. Всё-таки в переписке общаться куда проще — в живом разговоре она бы уже смутилась, ляпнула что-нибудь не то или вспылила не в тему. А вот так подначивать друг друга на грани флирта ей нравится.       «Мы с Сэмми в Су-Фолс, приходи сегодня в бар, если хочешь. Обещаю, Бадди продаст тебе пиво», — как ни в чём не бывало пишет Винчестер.       От этого легкомысленного приглашения Макс хихикает и, ограничившись пространным «Я подумаю», приваливается к стене, прислоняется лбом к холодной плитке и сама не замечает, как смех превращается в слёзы, пока не обнаруживает себя сидящей на полу и давящейся всхлипами.       Хорошо, что люди здесь ходят редко. Хотя бы лестницу она выбрала удачно.