Bring me through

      — Отпусти их! — гаркает голос прибывшего. Макс узнаёт его лишь спустя мгновение.       Дин!       От нахлынувшего чувства облегчения она чуть не выпускает Стейси из рук.       Звуки их отчаянной борьбы прерывает несколько хлопков. Выстрелов. В тот же миг ночь оглашается рёвом, животным рёвом маньяка, а Стейси резко валится на Макс — её ноги больше не держат. Напарницу колотит дрожь, и Макс на автомате прижимает её к себе, будто ребёнка, не до конца осознавая этот жест.       Дин бросается к ним, а мимо проносится ещё фигура — Сэм, Макс отмечает его присутствие без особого осознания, просто пометку ставит. Мозги кипят от пережитого ужаса.       — Вы в порядке? — от волнения Винчестер всë ещё кричит, и крик этот своевременно отпугивает подступающую истерику. По крайней мере, у Макс — Стейси уже вовсю захлёбывается рыданиями и цепляется за неё бульдожьей хваткой.       Сил Макс хватает только чтобы кивнуть. Кажется, в порядке. Теперь точно будут в порядке.       — Я должен помочь Сэму, — решает Дин.       — Нет, не уходи! — истерично взвизгивает Стейси и, кажется, уже готова вцепиться ещё и в рукав парня, лишь бы он остался.       — Стю, я... — начинает, было, он, но перепалку останавливает появление Сэма из-за зарослей с мрачным:       — Сбежал, ублюдок.       К горлу Макс подкатывает тошнота, и девушка почти готова присоединиться к слезам напарницы. А что, если это чудовище сейчас вернётся, выждет момент и набросится на них снова?       — Сегодня уже вряд ли поймаем, мы его спугнули, — решает Дин споро и кивает на девушек: — нужно развести их по домам.       — А если он нападёт на кого-нибудь ещё?! — вырывается у Макс.       — А ес-если он нас в-выследит, чтобы до-о... до-о-о... доби-и-ить? — подвывает Стейси.       Винчестеры переглядываются тяжёлыми взглядами, точно безмолвно обсуждают что-то. И, наконец, решают.       — Мы позвоним копам, анонимку с автомата бросим, — сурово заявляет Сэм. — Пусть немного поработают ради разнообразия. Никто сегодня не умрёт, обещаю.       Стейси живёт к забегаловке и, соответственно, злосчастному парку ещё ближе, чем Макс — пешком можно добежать, но её всë равно подвозят на «Импале», чтобы наверняка. После остановки напарница ещё несколько минут сидит в машине, не решаясь выйти, покинуть их компанию. Плохо, должно быть, жить совсем одной: все тревоги и печали — только твои, успокоить их некому.       Винчестеры не торопят её. Макс уже подумывает о том, чтобы предложить остаться у неё на ночь, поддержать, как Стейси всё-таки открывает дверцу и с тихим «Спасибо» выныривает в ночную прохладу.       До общежития приходится сделать небольшой круг, в том числе и ради того, чтобы заехать за злосчастными ключами, но Дина это, похоже, не беспокоит. Макс покидает машину более смело, нежели напарница, и немного удивляется, когда Дин выходит из машины вслед за ней. До двери проводить хочет? Макс настолько плохо выглядит?       Старший Винчестер бросает ключи брату:       — Езжай к Бобби. Меня не жди.       Сэм на заявление брата лишь раздражённо фыркает, но подчинятся. Взревев мотором, чёрная «Импала» отчаливает от парковки в мрачные воды ночной тьмы.       — Будешь утирать мне слезы? — скептически вопрошает Макс.       — А ты планируешь рыдать всю ночь? — с вызовом в голосе отзывается Дин. — Тогда, согласись, делать это в чьё-то плечо приятнее, чем в подушку.       Макс хочется фыркнуть не хуже Сэма. Хотя, говоря откровенно, она не могла гарантировать, что дело обошлось бы без слëз. Не будь тут Дина, само собой.       С Дином плакать не хочется, по крайней мере, из-за сегодняшней ночи. Его присутствие уже стало успокаивающим.       — Thai, koffi, patansuim? — произносит Дин заговорщически, пока они поднимаются в комнату Макс. Сначала девушка не разбирает фразу, но спустя мгновение понимает: он запомнил её слова в прошлый раз и сейчас повторил. Ну, как сумел, не зная языка от слова «вообще».       Почему-то это приводит её в детский восторг, хотя ситуация... дурацкая. Незначительная. Должно быть, нервы шалят.       Эти же нервы толкают её на кое-что ещё. Вернее, она толкает Дина к стенке и тянется за поцелуем, едва они закрывают за собой дверь.       — Воу, шустрила, осторожнее! — восклицает Винчестер, когда девушка неуклюже шатается после неудачной попытки допрыгнуть до его губ.       Чёртова разница в росте! Хоть табуретку подставляй!       — Кто-то соскучился? — слегка ехидно спрашивает Дин.       — Да, — выпаливает Макс и даже не смущена своим признанием. Жизнь слишком коротка, чтобы ходить вокруг да около, и иногда может оборваться слишком внезапно — Макс усвоила урок этой ночи и не собирается упускать отличные возможности.       Ей хочется завопить «да поцелуй же ты меня уже!», но Дин понимает это желание без лишних слов: чуть наклоняет голову, чтобы было удобнее, а заодно ловко подхватывает девушку под бедро, прижимая этим движением её к себе. На сей раз её пальцы опускаются к его ширинке куда более уверенно: быстро расстегивают молнию и пробираются внутрь, чтобы ласково провести по твёрдому члену сквозь ткань трусов.       Дин судорожно вздыхает ей в губы и, прижимаясь к руке, тихо шипит от удовольствия какую-то секунду, прежде чем начинает стягивать с Макс одежду. Девушка была бы не против просто избавиться от джинсов, но выдержки Винчестера хватает на то, чтобы начать с толстовки и футболки.       У возбуждённой сегодняшним вечером во всех смыслах этого слова Макс столько терпения нет: пока Дин воюет с одним её рукавом, она, не вынимая руку из его ширинки, ныряет глубже, под резинку трусов, и высвобождает член Дина, несколько раз проводит по стволу вверх-вниз.       — Полегче, детка, — почти молит Дин куда-то ей в макушку, стараясь не двигаться в такт её ладони.       — Трахни меня, — скулит она, позволяя стянуть футболку через голову.       Он стягивает её джинсы, она царапается в ткань его, пока он не избавляется от них тоже, прежде чем вновь прильнуть к её губам между попытками снять лифчик. Макс вздыхает полной, ничем не сдерживаемой грудью уже через несколько секунд и прогибается в пояснице навстречу мозолистым пальцам, пошедшим в страстную атаку на освободившиеся территории.       Макс готова отдаться Дину тут же, на полу, не доходя до кровати. И плевать она хотела на то, что ламинат холодный, а подметала она здесь давно.       У Винчестера же на этот счёт другие планы: заприметив у зеркала ящик-подставку, которую Макс постоянно использует для того, чтобы дотянуться до верхних полок чего угодно, парень разворачивает её к их отражению — детальному, во весь рост, с таким хорошо одеваться по утрам, — и жарко шепчет на ухо:       — Становись.       Макс озадаченно смотрит на него, на мгновение забыв, что они уже обнажены и лапать его за интересные места сейчас значительно удобнее, чем раньше. Было бы ещё удобнее, не натяни он презерватив, но это условие — обязательное, без него веселье отменят в одностороннем порядке.       — Просто доверься мне, — бормочет он и атакует поцелуями её плечо.       Девушка послушно забирается на ящик, так что теперь они оказываются примерно одного роста. Дин качает головой и велит развернуться лицом к зеркалу. Заинтригованная, Макс подчиняется.       — Смотри, — приказывает он нарочито строго. — Не смей закрывать глаза или отворачиваться. Я хочу, чтобы ты видела.       Его рука приятно скользит по её талии, из-за чего кивок выходит немного судорожным.       Благодаря их позиции, Дин легко входит в нее одним изящным толчком, и Макс понимает, насколько соскучилась по этому чувству заполненности. Наполненности им. По Дину, чтоб его, Винчестеру, который появляется в её жизни из ниоткуда и возвращается в никуда, но каждый раз её сердце откликается на него.       Она чуть прогибается в пояснице, подставляясь под его горячие руки, стремясь почувствовать больше. Он одной рукой обхватывает её за талию, а другой касается лобка, поглаживая чувствительное местечко во время толчков, от чего Макс не может сдержать неприлично громкого вздоха удовольствия.       Они снова опасно качаются, и девушке приходится опереться ладонями о стену по обе стороны от зеркала, чтобы сохранить равновесие.       — Что ты видишь? — хрипло шепчет Дин, выцеловывая её шею.       Макс смотрит на отражение и на мгновение действительно хочет стыдливо отвести взгляд: она ещё никогда не видела себя настолько... развратной? Раскрепощенной? Полностью голая, разгоряченная, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами... и такими счастливыми глазами, что аж неловко.       Дин, находясь с ней на одном уровне, всë равно кажется скалой, которая укроет от всех невзгод. В прошлый раз Макс не разглядывала парня настолько пристально, увлечённая новыми ощущениями, но теперь она видит человека, которому доверилась, буквально обнажённым — и телом, и чувствами.       Он повидал в своей жизни немало; Макс может лишь смутно догадываться об истинной истории каждого шрама на его плечах, шее, груди, но видит, что история есть и, наверное, не каждую из них она захочет услышать, если они хоть немного похожи на провал с Бендерами.       Она видит, как реагирует всем телом на каждое его движение, подставляется под поцелуи и выгибается навстречу очередному толчку. Движения Дина медленные, дразнящие, и это сводит с ума. Сам он, кажется, едва сдерживается, чтобы остаться в этом умопомрачительном ритме и не испортить веселье излишней торопливостью.       Она прикрывает глаза, отдаваясь движениям безраздельно.       — Так дело не пойдёт, нет. Открой глаза.       С этими словами Винчестер перемещает руку на её грудь, обхватывает большой ладонью и сжимает сосок. Макс кажется, что она кончит прямо сейчас — и от ощущения, и от зрелища в зеркале.       — Зачем мне видеть? — спрашивает она шёпотом. На большее голоса не хватает.       — Потому что это прекрасно, — просто отвечает Дин. — Ты прекрасна. И заслуживаешь это знать.       — Ты монстр, — усмехается Макс.       — В постели — да, — от скромности Винчестер точно не умрёт.       Он подхватывает её под колено, отводит ногу вверх и в сторону, добавляя картине напротив деталей. Это всë... слишком для Макс. Она больше не вынесет.       Экстаз разливается по телу горячей волной от точки их с Дином слияния до кончиков пальцев рук и ног, самых маленьких капилляров под кожей. Огонь внутри плавит её, делая податливой, слабой, такой, что она больше не может держаться.       Во всех смыслах этого слова.       И если равновесие ей помогает сохранить Винчестер, который крепко обхватил её поперёк талии и не отпускает, то внутренние силы покидают Макс окончательно: почти сразу же на глаза наворачиваются слезы, а горло сковывает рыданиями.       — Эй, ты чего?! — бормочет Дин, аккуратно усаживая её тут же на подставку, и прижимает к себе.       Макс качает головой и утыкается парню лицом в плечо. Она не может выразить словами осознание случившегося, как будто её мозг только сейчас понял, что она реально едва не умерла сегодня ночью. Что её отец остался бы один в чужой стране, совершенно беспомощный и никому не нужный, о нём бы никто не позаботился — ни врачи, ни государство, ни посольство, ведь он всего лишь безмолвный парализованный инвалид, бесполезный для всех, кроме своей дочери. Папа просто сгинул бы, умирая медленно запертым в собственном теле.       Плач нарастает, полнится всхлипами, и в подобии разума её удерживают лишь руки: одна горячо обнимает за плечо, вторая гладит по волосам. Дин рядом, сидит молча, покорно дожидаясь, пока буря стихнет. Как будто не в первый раз.       В конце концов Макс примиряется с тем, что случилось сегодня: она могла умереть, но ведь выжила. Её спасли, дали возможность выучить урок и больше она не подведёт, больше не сунется в парк даже днём, больше не станет задерживаться допоздна, не растеряется. В другой раз Винчестеров поблизости может не оказаться, поэтому она больше не допустит ошибок.       Это помогает выровнять дыхание, отдышаться и наконец-то успокоиться, на что Дин и сам будто с облегчением вздыхает. Макс обнимает его в ответ, точно прощения просит за увиденное. Ей хочется сказать Дину, что она любит его, но это слишком громкие слова, которые свяжут их, привяжут за шею камнем и потянут на дно, чересчур поспешные слова, поэтому вместо признания она лишь выдыхает:       — Останься, — словно о пощаде молит.       — Милая, на улице ночь, а я без тачки, — шутливым тоном отзывается Винчестер. — Ты от меня сейчас не избавишься.       Их одежда разбросана по комнате, но одеваться никто из них не стремится.