***
Селлеста проснулась в холодном поту. Она несколько секунд оглядывалась по сторонам, часто дыша и постепенно осознавая, что это был лишь кошмар, каких у неё не было с самого детства. С такой же скоростью доходили обрывки минувшей ночи, отдаваясь приятной болью в бедрах, где багровели маленькие синячки от рук Детлаффа. Окончательно успокоившись, нильфгаардка снова, но теперь уже более осознанно окинула взглядом постель, где вампира не обнаружила. На мягком матрасе только остались неглубокие вмятины от его тела, очевидно лежавшего здесь совсем недавно. До её ушей тут же дошел легкий плеск воды из смежной комнаты, который как бы предупредил Селлесту о том, что она не одна. Накинув на себя легкий халат, женщина почти бесшумно открыла дверь в ванную и, спиной придерживая её, остановилась в проеме. Нильфгаардка наблюдала за безмятежным вампиром: он лежал в горячей ванне, широко раскинув руки и склонив голову. Вернее сказать, сидел, потому как его рост не позволил ему расположиться как-то по-иному. Уровень воды полностью закрывал рельефный живот, не поднимаясь выше, но из неё также выглядывали бледные колени. Он казался спящим, однако сжатые пальцы говорили ей об обратном. Пользуясь его временным неведением, Селлеста проскользнула сквозь дверную арку и, пока та закрывалась, развязала поясок халата. В то же мгновение, когда глухо захлопнулась дверь, вампир услышал звонкий плеск и открыл глаза. — Доброе утро, — погрузившись в горячую воду и расплывшись в умиротворенной улыбке, произнесла нильфгаардка. Ванна небольшая: ей пришлось сложиться в три погибели, чтобы уместиться меж его ног, однако, при всей скованности она выглядела весьма расслабленно. Детлафф окинул взглядом оголенное тело, от груди прикрытое гладью воды, разошедшейся к нему мелкими волнами. — Всё в порядке? — чуть поднимаясь, обеспокоено спросил вампир, из-за чего Селлеста встречно приподняла бровь. — Ты стонала во сне… Я сделал тебе больно? Улыбка на её лице сменилась легким страхом: чертов сон врезался в разум с новой силой и теперь не хотел выходить из головы. Образ рассерженного Эмгыра застыл перед глазами кроваво-красной дымкой, которая на секунду вывела Селлесту из привычного равновесия. Она отрицательно помотала головой, также раскидывая руки по краям ванны. — Это был просто кошмар, — ответила женщина, кожей почувствовав, как напряглось тело вампира, так и норовившего сбежать от неё. Из-за исходившего от воды пара каштановые волосы стали влажными; они тонкими прядками спадали на её лицо. Мокрой ладонью, запрокинув голову назад, нильфгаардка убрала их со лба, пригладив пальцами к вискам. — Что такое? — вернув взгляд на вдруг ставшего серьезным вампира, спросила Селлеста. Он как-то странно сверлил её взглядом, хотя смотрел вовсе не на лицо, а на что-то другое. — Откуда у тебя эти шрамы? — наконец, мрачно произнес Детлафф, протягивая к ней руку. Проследив за взглядом голубых глаз, она поняла, что речь идет о её правом запястье. Оно было украшено несколькими глубокими порезами, за несколько лет ставшими еле заметными полосками на белой коже. Неожиданно для вампира Селлеста гортанно рассмеялась, отчего тот непонимающе сдвинул брови. — Детлафф, только не говори, что подумал, будто я пыталась вскрыть себе вены, — странно улыбалась женщина, давая ему взглянуть и на другую руку. — Если бы я хотела умереть, то непременно бы завершила начатое. — Они не похожи на боевые… — процедил вампир, едва касаясь старых ран на женском запястье и кивая на многочисленные шрамы на плечах. — Может, это не самоистязание? — подводя его к разгадке и обращая внимание на второй корень слова, проговорила Селлеста. — Кто?.. — он боролся с изумлением и подступающим гневом, желая услышать ответ. — Император, — по-родному глядя на шрам, легко ответила нильфгаардка. — Это длинная история, но если хочешь… — Расскажи, — не дожидаясь, когда она закончит, попросил Детлафф, неосознанно кладя ладони на её икры. Даже в горячей воде его прикосновения оставались прохладными, отчего по коже пробежала легкая дрожь. Селлеста не осталась в долгу: она вытянула ногу, заставляя вампира отпустить её, и сначала невесомо надавила ступней на его член, прижимая к торсу. В отличие от Детлаффа, женщина это делала весьма осознанно. Не подавая виду, словно ничего и не произошло, она начала: — Это было в Нильфгаарде, в Городе Золотых Башен, когда в амфитеатре проходили гладиаторские бои. Дядя привел меня на один из таких, будто я раньше не видела чего-то подобного. Однако, оказалось, что он хотел представить меня Белому Пламени… Только сейчас я понимаю, какая это была честь. Но тогда… я не отличалась смиренностью, а мой язык бежал быстрее мыслей и инстинкта самосохранения. Насколько мне не изменяет память, это была середина 1268 года, когда Империя ещё не окрепла после Второй Северной Войны. Потому что именно за это я раскритиковала императора на людях, попрекнув его тем, что он преследовал не только патриотические цели… Селлеста на секунду замялась, но вспомнила о неудовлетворенном мужчине, как историей, так и буквально. — Ох, он был зол как чёрт, и, нет, дядя меня не спас, — наблюдая за сменяющимися эмоциями на лице вампира и опережая очевидный вопрос, продолжила нильфгаардка. — Эмгыр лично рассек мне запястье, как символ "патриотичности", оставляя истекать кровью на минут пять и повторяя всё заново. Шестнадцать раз… Из-за этого шрамы такие глубокие, я бы даже сказала вечные. — И после этого ты ему служишь? — не понимая её решения, спросил Детлафф, вместе с тем проводя пальцами по внутренней стороне бедра. — Нет, я вступила в ряды разведки только через год, — отвечая на некорректно поставленный вопрос, проговорила Селлеста и, смотря куда-то в пустоту, всё-таки пояснила. — Это было заслуженно, Детлафф, а я не планировала так легко отступать от государственной службы. — Мотив мне понятен, а вот ваши взаимоотношения – нет, — продолжая сохранять невозмутимость, но явно втянув живот, подытожил вампир. Поняв, к чему он клонит, нильфгаардка усмехнулась и проворно приблизилась к мужчине, руками оперевшись о его бедра, из-за чего она казалась на порядок выше. — Что я по-твоему должна была сделать? Отравить его или убить вместе с дворянами-заговорщиками? — невзначай ореолами груди касаясь мышц его живота, с улыбкой на губах поинтересовалась женщина. — Я уважаю Эмгыра, как правителя Нильфгаардской империи. К её удивлению, вампир был не промах, он продолжал игнорировать её и активно противостоял желаниям собственного тела. Детлафф слегка задрал голову, чтобы смотреть ей в глаза, а не наблюдать за обнаженной кожей. — Я не сплю с ним, если тебя интересует именно это, — хмыкнула та, видя, как невозмутимость на его лице тает и сменяется на выражение, говорящее: «Я вовсе не это имел ввиду». Мужчина, будто прося прощения, забыл о своей напускной сдержанности и порывисто сместил руки к её талии, проводя кончиками пальцев по горячей спине: — Я не хотел тебя обидеть… — Для этого нужно что-то более значимое, Детлафф, — она провела по его челюсти правой рукой, которую он перехватил, только теперь целуя не саму ладонь, а грубую кожу запястья, будто раны на нем продолжали кровоточить. — А это я слышу изо дня в день, и уже не удивляюсь. — Но у тебя получается удивлять меня… Я не знаю, кто ты, но, полагаю, слово «человек» будет оскорблением, — с придыханием проговорил вампир, по-другому глядя на неё. — Смотря, что оно для тебя означает, — вводя его в секундный ступор, ответила Селлеста, выбираясь из плена мужских рук. Детлафф успел только удержать её за кончики пальцев, которые также быстро ускользнули от него. Забирая с полки единственное полотенце, нильфгаардка демонстративно понежилась и обернула его вокруг тела, останавливая тонкие струйки воды, стекающей с мокрых волос. Вампир же воздел глаза к потолку и бархатно усмехнулся, потирая переносицу. Наблюдая за этой картиной, боком оперевшись о столешницу, Селлеста вдруг поменялась в лице, вспомнив об «инциденте», как его называл Воорхис. — Детлафф, тогда в «Фазанерии»… Вспомни, ты не заметил ничего странного? — дотронувшись пальцами до собственного подбородка, серьезно спросила женщина. — Может, что-то бросилось в глаза? Он, не задумываясь, ответил, лишь окинув её непонятным взглядом: — Я не вглядывался. Обычная шайка разбойников, не более. Ты ещё не разобралась с этим?.. Его вопрос прозвучал несколько пугающе, хотя тон был абсолютно привычным. Только сейчас Селлеста вдруг почувствовала, что до того он был полностью расслаблен и даже уязвим. Сейчас же стал таким, каким прежде: закрытым от всего мира. — Ещё нет, — озадаченно ответила нильфгаардка, отводя взгляд к слегка запотевшему зеркалу. Она рассматривала своё размытое отражение, убирая мешающиеся волосы назад и скручивая их в толстый жгут, выжимая с них всю воду. — Я могу помочь, — предложил подошедший со спины мужской силуэт, нечетко отраженный в зеркале. — Не нужно, Детлафф, — пытаясь разглядеть его лицо, отрезала Селлеста, привыкшая полагаться только на саму себя. — Это был не вопрос… — до боли холодными пальцами касаясь её голой поясницы, отозвался вампир, после отходя в сторону. Обернувшись, она уже не обнаружила его, а только успела проводить взглядом дурманящий разум туман, устремившийся к окну. Внутри поднималось негодование и волнение: отпускать этого вампира в город – большой риск. У неё сложилось примерное представление его возможностей, а потому не исключалось, что он весь город перевернет, чтобы на тарелочке принести ей голову "обидчика". Тем опаснее становилась ситуация из-за прошедшей ночи, а, зная его предыдущий опыт в отношениях, Селлеста боялась, что этот секс имел для него куда большее значение, чем она в него вложила. Хотя не сказать, что для неё это был пустой звук, совсем нет. Но привязываться к кому-либо сейчас ей не хотелось. Тихо попросив у Солнца, чтобы он не учинил чего в Боклере, нильфгаардка все же отошла от окна. Раз в гонку включился вампир, то ей требовалось в быстром темпе решать этот вопрос, пока действительно не произошло что-нибудь непоправимое. Следовательно, сегодняшний день она планировала потратить на расследование в надежде добиться нужного результата. К тому же до окончания её командировки оставалось меньше двух недель, а вернуться без трофея – позор. Морвран обязательно будет припоминать «пугалу для реданцев» об этом при любой возможности, сопровождая свои возгласы наигранным оханьем. Намечался продуктивный день, а значит задерживаться сегодня во дворце не имело смысла, перекусить она успеет во время работы, хотя «Сангреаль» на княжеском столе безумно манил её своим ароматом. Ехать в посольство также было бессмысленно, потому как, кроме "погрязшего в бумагах" Воорхиса, женщина ничего там не найдет. Он дал ей наводку, а большего от него и не требовалось. Селлеста ценила его помощь, но и в ней она знала меру и пользоваться услугами командира не планировала, а уж тем более доверить ему расследование без её личного участия попросту не могла. Даже если предположить подобное, есть шанс, что весь процесс затянется. При всем уважении к его профессионализму, быстротой тот не отличался, а Селлеста ценила каждую секунду отведенного времени. Пока конкретного плана в голове не было, только сумбурно ворошились мысли о беседе с Морвраном накануне. Из разговоров при дворе она узнала, что барон де Лонфаль является живым воплощением идеального рыцаря, который безоговорочно чтит все традиции и добродетели, а также до небес возносит княгиню. Навести справки о конкретном человеке в Туссенте, как оказалось, проще простого. Как бы его не описывали, нильфгаардка привыкла, что людская молва может быть лишь поверхностна, потому описание Пальмерина не произвело на неё должного впечатления. Что ж, тем сложнее будет незаметно приблизиться к нему, но на этот счет у неё было несколько идей, о которых она хотела поразмышлять по дороге к конюшне. Единственное, к чему женщина пришла сразу – стоит наведаться на уже ставшие родными поля, где она и рассчитывала найти де Лонфаля, как победителя рыцарского турнира этого года. Беспокоить нильфгаардский кортеж Селлеста не собиралась и решила ехать туда самостоятельно. Но для создания нужного антуража она выудила торжественный черно-золотой мундир, с одного плеча увешанный витыми аксельбантами контрастного оттенка. Его задача – подчеркнуть особое положение хозяйки, чтобы даже рыцари с напрочь отбитыми в поединках мозгами не преграждали ей путь. Выслушивать о разнице между словами «женщина» и «битва» не было ни малейшего желания. По мере размышлений Селлеста на автомате проходила внутренние пролеты лестниц, спускаясь вниз и стараясь не заплутать. Всё-таки потребовалось остановить непрекращающийся поток мыслей, чтобы благополучно дойти до конюшни, куда прошлым вечером она велела доставить своего нильфгаардского жеребца и ведь не прогадала. Даже выдалась минутка внимательнее рассмотреть эльфскую архитектуру, частично доработанную Фарамондом: даже, казалось, обычные стойла выглядели точно как произведения искусства, отделенные друг от друга белокаменными колоннами. Конюха видно не было, зато поблизости оказался Дамьен, заботливо вычесывающий свою лошадь. — Капитан, — нильфгаардка кивнула де ла Туру в знак приветствия, какое и получила в ответ. — Госпожа де Ридо… Не вашего ли коня доставили этой ночью? — на удивление дружелюбно поинтересовался Дамьен, указывая глазами в сторону дальних стойл и попутно вычищая щётку. — Полагаю, что так, — не желая с утра пораньше плеваться ядом, поддерживая диалог, ответила Селлеста. — А в чем дело? — Очень буйный. Нам пришлось постараться, чтобы завести его хотя бы в конюшню, а тем более в стойло, — вытирая руки, проговорил тот. — Вам? Вы тоже в этом участвовали? — удивилась женщина, вальяжно опираясь спиной о ближнюю колонну. — Нильфгаардский конь не уважает соотечественников, что уж сказать, — просто пояснил де ла Тур. — Пришлось им помочь. Управились минут за тридцать, а он успокоился вот только сейчас. Мирно дремлет, слава пророку Лебеде. Селлеста понятливо улыбнулась и, оставив капитана, прошла дальше, крутя головой по сторонам, чтобы найти своего жеребца. Искать пришлось недолго, конюшня оказалась почти пустой, да и он один оказался вороным. — Нимрод? — позвав любимца, Селлеста с нежностью провела ладонью по крупу коня, неожиданно прикоснувшись к чему-то мокрому. Нильфгаардка резко одернула руку и увидела на пальцах уже потемневшую кровь. В ужасе она прислонилась к колонне, на ватных ногах опускаясь наземь, и тыльной стороной ладони попыталась подавить крик, но находившийся недалеко Дамьен не мог этого не заметить. Он отбросил полотенце, которым вытирал руки, и тут же оказался рядом, поднимая Селлесту с земли. Окинув взглядом женщину, капитан заметил кровь на дрожащих руках и подошел к коню, садясь рядом на корточки. Перевернув вороного нильфгаардца, тот раздраженно цыкнул, отметив на его брюхе несколько ножевых ранений, нанесенных с особой жестокостью и злобой. — Где этот конюх, черт его дери?! — сквозь зубы прошипел де ла Тур, стараясь своим телом закрыть труп коня от глаз его хозяйки. Дамьен судорожно размышлял, что делать в этой ситуации: ему нужно бежать на поиски княжеского конюха-идиота, но оставлять потерянную женщину одну нельзя. Украдкой наблюдающему за ней из-за плеча капитану стало невыносимо больно, отчего думать становилось всё труднее. К его счастью, к конюшне подошли гвардейцы, которых он грозно окликнул, тут же вскакивая на ноги. — Найти мне конюха и вместе с тем солдат, дежуривших здесь этой ночью! Живо! — сводя руки за спиной, воскликнул де ла Тур, провожая взглядом бросившихся врассыпную гвардейцев. После посмотрев в пустые глаза нильфгаардки, которая словно застыла во времени, он более тихим тоном обратился к ней, вместе с тем предлагая руку: — Госпожа де Ридо, позвольте… Провести вас в вашу комнату. Его голос отдался звоном в ушах. В карих глазах не было слёз, но огнем полыхала непередаваемая горечь утраты, которая готова в любой момент разрушить уже треснувшую стену в её сердце. Селлеста сдерживалась из последних сил, ломая внутри себя всё живое. — Ни одна живая душа не должна об этом знать… — болезненно прикрыв глаза, отрывисто проговорила женщина, в голосе которой читались нотки жесткой угрозы. — Ни одна… Она проигнорировала его руку и, порывисто развернувшись к выходу, покинула конюшню, до крови сжимая кулаки и пропуская в кожу острые ногти. Оставшийся в одиночестве капитан не успел даже ответить, ему оставалось лишь растерянно смотреть ей вслед и гневно раздувать ноздри.***
Селлеста сбилась со счету, минуя поворот за поворотом в этом чертовом дворцовом лабиринте. Ноги сами несли её вперед, выбирая самый короткий путь, где никогда не увидишь дворян и даже слуг. Поворачивая ключ от комнаты в замке, она молилась всем существующим в этом мире богам, чтобы не выронить его из рук. Оказавшись за крепкой дверью, нильфгаардка больше не могла сохранять остатки самообладания: она упала на колени перед кроватью, пальцами вцепляясь в матрас, так и норовя порвать его ко всем чертям. Он помог ей заглушить рыдания, вместе с этим впитывая в себя всю горечь слез, непрерывно стекающих по щекам вниз. В лёгких постепенно заканчивался кислород, из-за чего дикие крики постепенно переходили в глухие стоны. Селлеста уже сорвала голос, а вместе с тем оглохла от звенящих в ушах мыслей. На лбу вздулось пару извилистых вен, которые теперь никогда не сойдут с её лица. С безумной болью раскалывалась голова, но она не могла остановиться, продолжая изводить себя и свои нервы. В голове до сих пор отчетливо мелькали воспоминания, когда Морвран проводил ей экскурсию по конюшне Вегельбульдов ещё до начала войны. Он разбирался в лошадях лучше всех на Континенте, они были его самой настоящей страстью. Воорхис мог часами говорить о разных мастях, рассказывая их отличительные черты и особенности в поведении. Генерал сильно восхвалял, разумеется, чистокровных нильфгаардских жеребцов, ставя их рядом с лирийскими и дикими скакунами со Скеллиге. Они поспорили на молодого коня, решив проверить, как хорошо виконтесса сидит в седле и сможет ли победить командира «Альба» в скачках. В конце концов, главный приз достался Селлесте, а Морвран ещё несколько месяцев ходил поверженным. Ему пришлось знатно раскошелиться на чистокровного нильфгаардца. Подняв раскрасневшееся лицо, изуродованное внутренней болью, к потолку, женщина пыталась отдышаться, упиваясь собственными слезами. Она хотела остановить это страдание и заткнуть дыру внутри, но её лишь накрыла новая волна, всколыхнувшая со "дна" все сокрытое от чужих глаз, оставляя после себя только пустой сосуд, который нельзя было так быстро восполнить. Селлеста не могла издать ни звука, теперь ничего не чувствуя внутри себя, кроме жгучей горло ненависти.