A Thing of Beauty

      Среди хмари наступающей песчаной бури тускло, уже почти еле уловимо в желтоватой мгле мигают красные огни светового ограждения вдалеке на мегабашнях, на высоченных антеннах, на небоскребах корп. Горы на горизонте полностью скрылись в более темной, землистого оттенка дымке. Воздух кажется горячим, колючим. Першит горло, и слезятся глаза за стеклами авиаторов.       Тихий шорох песка по асфальту скребет на грани слышимости, словно чешуя извивающейся змеи. От этого звука на каких-то, видимо, древних инстинктах продирает по позвоночнику непрошенная, неконтролируемая короткая дрожь. Мозг определяет его как несущий опасность.       Бросив последний взгляд на город, тонущий в вечернем свете и шуршащем тумане, рождающем зыбкие тени, Сильверхенд уцепляется пальцами за огромную тяжеленную роллету и, напрягая мышцы, с силой дергает вниз, отсекая пространство гаража от наступающей непогоды. Вездесущая песчаная пыль скрипит на зубах, тонким блеклым слоем покрывает тело и одежду. Рокер проходится привычными хлопками по кожаным штанам, по самурайке, наклоняется, зарывается пальцами в волосы, смахивая дрянь, тут же поднимающуюся невесомым облаком в воздухе. Рядом так же сосредоточенно отряхивается Акс, запускает пятерню в русую шевелюру, счищает окрасивший складки черных джинсов светлыми полосами шершавый налет, тихо и беззлобно матерясь сквозь зубы.       - Здравствуй, блять, родной город… Теперь еще неделю песок из жопы сыпаться будет, - в ответ на раздраженную фразу наемника буря бросается на содрогающуюся и дребезжащую от порыва ветра рольставню, словно бок гигантского гада проскребает по стали в отчаянной злости из-за упущенной добычи. Акс, отблескивая крупным перстнем в виде оскалившегося черепа на среднем пальце, злобно тычет два решительных фака куда-то в сторону входа.       - Ожидал ясного неба и ласковой погоды? Не знал, что ты такой наивный романтик. Может, тебе навстречу еще и праздничный парад надо было выкатить с полуголыми телками? - откашлявшись, ухмыляется криво Джонни, открывая заднюю дверцу Porsche 911. Вся тачка снаружи также угваздана тонким слоем, и только салон более-менее чист – герметичность на совесть. Арасачьи контейнеры отсвечивают тускло металлическими боками на сидении. – Завязывай стонать и сраться со стихией. Хватай ящик.       Медленно и долго ползущий вниз лифт – старый и обшарпанный. Неисписанные его, почти чистые по сравнению с остальными расцвеченными поверхностями Найт-Сити стены мнятся едва ли не чужеродными. Кажется, со времен прокладки линий метро его и не меняли вовсе. Он дребезжит, скрипит, периодически заходится предсмертными хрипом и скрежетом, содрогается, иногда замирает на миг, рождая подозрение, что настал его последний час.       Пока кабина огрызается своими лихорадочными пароксизмами, Джонни, не желая терять время и не в силах выносить безделье, нетерпеливо постукивая каблуком об пол, выводит на оптику список контактов, выискивает среди аватарок и имен Евродина и набирает номер. Они договаривались созвониться и состыковаться уже вечность назад. И это, пожалуй, единственный человек, с кем рокербой искренне хотел бы надраться в дымину и попиздеть ни о чем. Может быть, послушать, что там понаписал Кер для нового альбома. Вряд ли это будет что-то, что придется Сильверхенду по душе, но его старому чумбе всегда есть что сказать, и говорит он это от души. Да только, вот ебучий случай, повидаться они никак не могли, потому что у рокера – контрабанда в Стейтлайне, а у Евродина – гастроли бесконечной чередой. Раз в месяц они исправно созванивались, радостно здоровкались, констатировали, что вновь не совпадают графиками, матерились, морщились раздраженно и прощались до следующего раза. Но теперь, когда Джонни вернулся, шансы их на долгожданную встречу увеличиваются.       - Здорово, Джонни! – смуглое веснушчатое лицо Кера появляется на экране видеосвязи быстро, почти моментально. Где-то позади него явно идет веселье, задорно повизгивают девки, басят мужики, слышится музыка. Очередное оглушительное звонкое восклицание сопровождается громким всплеском, и счастливые вопли переходят на ультразвук. Керри косится с негодованием куда-то вбок, хмурится и ржет одновременно. Сверкают золотом линии оптических имплантов. – Ну еб вашу мать, черти, можно топиться потише?!       - Привет, Кер, - кивает и ухмыляется рокербой, движением головы отбрасывая падающие в лицо отросшие черные пряди. Руки заняты арасачьим контейнером. – Дай-ка угадаю по арьерсцене… На гастролях?       - Нет, блять, чумба, на теннисном корте. По шуму воды не слышно? У нас как раз второй сет, – саркастично щурит подведенные яркие синие глаза Евродин и усмехается в своей хитрой подъебистой манере. За спиной его явно идет пьянка у бассейна. – Но на неделе буду в городе. Не говори, я сам: небось уедешь опять уже?       - Хуй угадал. Вернулся, - качает башкой Сильверхенд. Помимо основной приятной причины для встречи со старым другом у рокера есть еще пара деловых поводов, касающихся главной его на текущий момент задачи. Скалясь широко, Джонни не удерживается от иронии напоследок. – Набери меня, как переступишь порог своих безвкусных, явно финансово переоцененных хором.       - Сука, когда ж ты уже угомонишься? - ржёт в ответ Кер и самодовольно подмигивает, явно принимая слова рокербоя за комплимент.       - Какой смысл? Это будет не так интересно и волнительно. Не дождешься, - фыркает Сильверхенд, приподнимая одну бровь, и обрывает связь коротким движением век.       - Это что, Евродин? Тот самый?.. – в этот момент кажется, что Керри Аксу еще более любопытен, чем сам Джонни. Синие глаза таращатся завороженно и восхищенно, будто рокер самому господу-боженьке на небо дозвонился, чтобы договориться о совместном ланче. Гляньте-ка, полвека как дохлый Сильверхенд в напарниках Аксу уже привычен, не впечатляет, сука. Быстро пообтесался малый. А вот Керри все еще удивителен и в новинку.       - Хуедин, - обрубает рокербой, усмехаясь криво, одновременно довольный и раздраженный таким восторгом. – Тот, блять, самый. Других пока не подвезли, слава богу.       Зев кабельного коллектора освещен тусклыми мигающими лампочками, тянется вперед, изгибаясь, сворачивает, теряясь, вправо. Стены увиты толстенными кабелями, покрытыми густым монолитным слоем пыли, местами свисающим слабо колышущимися рваными лохмотьями.       Шаги рокербоя и Акса отдаются сухим эхом, отражаются от пола и стен, звук то опережает их движение по коридору, то возвращается скачками, внезапно набирая громкость. Где-то вдалеке звонко и задорно отбивают чечетку капли. Пахнет затхлостью, веет густым жирным запахом земли, сладкой тошнотворной нотой примешивается какая-то химоза. Остается надеяться, что это не пары того ядовитого газа, который в 2068 году распылили террористы на станциях метро.       В полумраке рокер оскаливается в злой ухмылке. Террористы… или Найт-Корп, банкротящие NCART? Как будто есть разница. Стандартные корпоратские игрища, передел блядских активов. Отличный ход, гарантирующий Найт-Корп выгодную сделку по дешевке. Один удачный день, полный паники, - и вот им уже принадлежат не только проекты по прокладке маглевых тоннелей, но и злоебучее метро. Немного жертв и длительное тщательное проветривание – вот и вся цена. Почти задаром. Гениально, сука.       А теперь каждая первая корпа, само собой, нашла себе новый драгоценный товар – личность. Что Найт-Корп со своими экспериментами с контролем сознания, что ебаная Арасака с энграммами, Душегубом и Микоши, что Кан-Тао, которые, Джонни уверен, совсем не просто так с распростертыми объятьями приняли к себе Хелльмана после его побега из родного логова и вовсе не зря так боролись с Советами за таинственный проект японцев. К бабке не ходи, дело в технологиях проекта «Сохрани свою душу». Даже странно, что Милитех пока не запалился в чем-то подобном. Рокербой ни за что на свете не поверил бы, что родные штатовские пиджаки позволили себе не окучить настолько перспективную тему.       Резкий шорох под ногами заставляет наемника дернуться. Рефлексы опережают разум, и Акс едва не теряет равновесие в попытке одновременно удержать контейнер, подставив под него колено, одной рукой, а второй вытащить ствол из кобуры.       Несмотря на могильный холод, царящий в коллекторе, пот покрывает виски Сильверхенда моментально, сползает по шее. Сердце ухает вниз, и рокер за секунду прикидывает, что не сможет быстро поставить свою ношу, чтобы подстраховать Акса. Он почти успевает где-то в голове услышать грохот ящика об пол, когда соло, неимоверно извернувшись, все же находит точку опоры и перехватывает груз удобнее, отказавшись от идеи вцепиться пистолет.       - Ебаные крысюки! – голос Акса дрожит, когда тот утирает тоже, видимо, вспотевшую щеку об обнаженную татуированную кожу плеча над майкой. – Слыхал, что в прошлом году в заброшенном метро в Арройо было? Там целые стаи травить пришлось. Говорят, размером с кошаков попадались. Пиздец, они отвратные. И хвосты эти лысые…       - Клянусь тебе, сука, - выдыхает тихо, опасно размеренно и угрожающе Джонни, все еще чувствуя сокращение мышц после неимоверного напряжения, стараясь не скатиться на яростное шипение, - если ты повредишь бота в контейнере, потеряю тебя где-нибудь на соединительных ветках, и… крысюки… пиздец словечко, а?.. будут твоими единственными приятелями всю оставшуюся вечность. Ты будешь с ними беседовать, ты будешь ими питаться и играть с ними в покер, блять! И это еще благородно не упоминаю про еблю, потому что неизвестно, кто из вас окажется проворнее. Это ебучая обертка, параноик.       Но, как рокербой прекрасно знает, фобии на то и фобии, что отрезвляющим словом и укором их не поборешь. Проклятый страх, что оказывается чаще всего все равно сильнее тебя. Был еще в армии у Джонни сослуживец: смелый до откровенной шизы, до острого психоза, до вполне себе серьезных сомнений в его вменяемости, потому как известно, страх – вполне себе здоровый механизм защиты адекватной особи. Ни кишки его не пугали, ни оторванные конечности, ни авианалеты по ночам, ни обожженные лица товарищей, ни прямой взгляд в глаза смерти. А вот стоило в ночи таракану в казарме попытаться миновать его предплечье, не разобравшись, в каком направлении кухня, как парняга впал в такую истерику, что весь взвод на уши поднял. Скакал так, что мальстремовцы в своем Тотентанце обоссались бы от зависти – им подобная пластика и коленца и не снились. Рыдали бы как дети, посасывая свои ингаляторы с наркотой.       Оставшийся путь до гермозатвора Акс старается изо всех сил: стыдится, цепляется за ящик мертвой хваткой так, что четко отрисовываются чернильные цифры «2023» на бледных фалангах пальцев, но башкой вертит на любой шорох или шум резво, словно она у парня на шарнирах держится и, как у совы, проворачивается на все двести семьдесят градусов.       Нихуя там не было никакой обертки, а была отличная жирная крыса. Показательная, премиальная. Почти выставочный образец. Но Аксу об этом знать не стоит – и Сильверхенд молчит.       Сколько бы хвостатых тварей тут ни водилось, но законсервированные с 2068 года станции на окраинах Найт-Сити – просто находка, дар сучьей судьбы. Для целей рокера годятся идеально: достаточно скрыты от глаз, позабыты и позаброшены, чтобы сюда в поисках блядского Хелльмана не додумались сунуться ни арасачьи, ни кантаовские опездолы; по умолчанию все еще считаясь пораженными ядовитым газом, имеют довольно дурную славу, чтобы в них не лезли ради приключений или наживы всякие мелкие уголовнички из банд, не пытались устроить склад наркоты или оружейный схрон; не подвергаются частым инспекциям Найт-Корп или городских служб, потому как все силы по поддержанию отданы восстановленным и функционирующим станциям в центре. До Нортсайда руки все еще не дошли. И, сдается Джонни, дойдут совсем нескоро.       Да только, вот радость, от энергоснабжения даже эти богом забытые углы не отрубают, так что, помимо всех остальных плюсов, брать мощности для лабы можно напрямую, практически не опасаясь, что кто-то где-то задастся вопросом, а откуда такой перерасход? Служебные помещения и так запитаны, а то, что пойдет на оборудование в лабе – капля в море на фоне обеспечения всех коммуникаций.       Путанные схемы переходов, коллекторов и тоннелей дают лишнюю гарантию того, что изобретатель биочипа, даже если и умудрится как-то наебать, обхитрить или одолеть наемников из охраны, вряд ли все равно сможет уйти далеко. И то, что арасачий биоинженер сидит на жопе ровно и не рыпается, послушно собирая оборудование в карликовой лаборатории, только подтверждает правоту выводов рокербоя.       Сильверхенду, половину жизни гадившему корпам, а потом скрывавшемуся от жаждущих возмездия подразделений служб безопасности, не привыкать изыскивать изящные и неожиданные варианты убежищ. Они с Кером и Бестией организовывали когда-то транслировавшую панк-рок и анархистские призывы мини-радиостанцию в заброшенном цехе завода Петрохема. После того, как они с единомышленниками разграбили груз Траума-Тим, добыв препаратов для лечения ветеранов на многие тысячи, и умудрились с ним свалить, рокер исхитрился две недели отсиживаться на складах Олл Фудс, смешавшись с толпой работяг. И это не вспоминая еще обо всех несогласованных, зачастую спонтанных уличных выступлениях, заканчивавшихся чаще всего полицейскими облавами, когда съебывать после жарких столкновений приходилось оперативно и теряться надежно. Так что все эти варианты, - будь то схрон под самым носом у врага, грязные сквоты в компании бездомных, наркоманов и шлюх, заброшенная инфраструктура или же, наоборот, наиболее людные районы, - для него схемы отработанные и дежурные. Сейчас было необходимо учесть только то, что Джонни пропустил, полвека протусив в блядских цифровых застенках Микоши. И история, важнейшая из наук, вновь оправдала свое величие. Получить же коды доступа от служебных помещений на заброшенных станциях метро было исключительно делом знакомств, умения задавать правильные вопросы и, само собой, великих гребаных эдди.       Теперь, когда рокербой вернулся из Стейтлайна в Найт-Сити, слиться с толпой, даже учитывая перепрограммированный под новую личность биомон, будет сложнее. Рано или поздно безопасники или наемники Арасаки найдут его. Но это не проблема, от небольших групп он вполне сможет отбиться. Главное – не привести их к лаборатории, не поставить под угрозу шансы Ви на жизнь. Второе, но тоже главное, вот уж сюрприз, - попутно не обнулиться самому, потому что без Сильверхенда все эти планы никогда не сложатся. Так что имя ему пока что – «осторожность». Блять, да за всю свою жизнь он никогда не был таким паинькой и так не берегся! И дается ему это с трудом, к этому он не привык. Но рокер старается изо всех сил, потому что он точно решил, что пацан будет жить. Решил еще год назад. В том числе потому, что Ви ему нужен. И осуществит это так или иначе. Без вариантов.       После полумрака коллекторов и тоннелей свет в обжитых служебных помещениях бьет по зрачкам, заставляет подслеповато щуриться.       Опустив веки, Сильверхенд ставит ящик на пол в лаборатории и не отрывает взгляда от бетонного покрытия, ждет, пока глаза адаптируются, и прекратится болезненная резь. Комнатушка невелика и, хотя забита аппаратурой почти под завязку, плотно, свободны только узкие проходы – никаких тебе степенных просторов арасачьих лаб, где попутно можно было бы дерби устраивать – вентилируется и освещается на славу.       - Надеюсь, что это инженерные боты? Наконец-то, - говор у Хелльмана снисходительный, раздраженный. Такой, словно он тут не пленник, в лоб которого до синяка уперто дуло пистолета, а долгожданный уважаемый гость, приглашенный известный специалист, из жалости помогающий страждущим. Интонации его бесят рокера неимоверно – так, что Джонни сглатывает через силу, душа яростное рычание, покрепче сжимает пальцы в кулаки, чтобы не удавить сучару ненароком. Да и выглядит арасакский мудила куда более довольным, чем должен бы смотреться невольник в узилище. Да, немного потерял в своем лоске: без обязательного пиджака, рукава рубашки закатаны до локтей, но очечи такие же кристально чистые, прозрачные, незаляпанные, обувь, сука, как будто начищенная. Просто, блять, незапятнанный редкий цветок подземелий. Так и хочется его, козлину, ухватить за ворот да повалять хорошенько по полу, пообтирать об стены, чтобы спустился к ним, грешным, сравнялся с потными, заебанными, похмельными, голодными и запыленными обывателями, которых он и за людей-то, судя по всему, не принимает. Так, ебучая обслуга. - Я уже почти неделю развлекаюсь только чтением. Без этого оборудования делать в лаборатории абсолютно нечего. Дело стоит, я трачу свое время впустую.       Возможно, ученые такие же пизданутые, как и раннеры, - пытается убедить себя рокербой. Уговаривает себя потерпеть, подышать, потерпеть еще разок, снова применить мантры Ви. Не свернуть долбоебу голову голыми руками, - потому что биочип, потому что его пацан, потому что шансы, потому что, сука, надо. Без вариантов! Но от Хелльмана Сильверхенду просто рвет планку. Серьезно, если спросить рокера, как ему удается сдерживаться – он не сможет ответить. Это воля какого-то высшего порядка, доселе неизвестная ему, блять, не переносившему раздражители дольше одной секунды.       Да, рокербой обещал биоинженеру, что после выполненной им задачи целехонького и с почестями доставит того прямиком в Кан-Тао. Наебал, конечно же. Да, Джонни не пиздит ублюдка смертным боем. Да мать вашу, даже старается лишний раз с ним не заговаривать, чтобы не изойти моментально злобой и ядом. Но наглость опездола бьет все равно все мыслимые пределы. И общее понимание психологии ученого рокербоя не утешает и не смягчает, а только разъяряет еще больше. Хелльман реально считает, что тут у него важный эксперимент. Вызов его блестящему гению: собрать на коленке, в трущобах и за сущие энни по его мнению – ведь он привык совсем к другим бюджетам в тщательно вентилируемых чистеньких корпах, хотя рокер въебал уже больше миллиона в этот проект - лабу для производства биочипа. А то, что его заставляют вершить все эти подвиги – нюанс незначительный. И наемники тут, чтобы охранять его величество от угроз, а не от побега. И Сильверхенд ему экспедитор, а не тюремщик.       Нельзя. Нельзя его трогать. Не сейчас. Потом. Он должен сделать свое дело. После – можешь хоть разорвать его напополам голыми руками.       - Софт на щепке, - хрипит рокер, так и не справившись с голосом. От черной ярости Джонни аж ведет, когда он, тщательно контролируя собственное – нихера не собственное… блять, не здесь же, только не снова эта хуйня… - тело, страшась любых лишних движений, проходит мимо, прицельно не смотря на Хелльмана, не отрывая взгляда от дверей отсека, переделанного под жилой, перед собой. Аккуратным, четко выверенным, почти механическим жестом кладет красный чип на свободный угол стола и, больше ни слова не говоря, буквально заставляет себя покинуть лабу.       Призрачное удовлетворение приносит рокербою несущееся в спину еле слышное сопение самовлюбленного мудилы. Для сумрачного гения биоинженера нет ничего хуже, чем игнорирование его блестящих достижений. Единственное, чем Сильверхенд может жалко уколоть ублюдка – это безразличие. Не впечатляет, меленько, но это хотя бы что-то.       - Ночуем тут? – врубаясь в состояние рокера, Акс, достающий бутылку с водой из мини-холодильника в углу, косится на него с интересом и легкой опаской. Уже видел Джонни таким, потому с вопросами не лезет, да и в целом старается быть немногословным. Не отсвечивает, вот уж спасибо, сосредоточившись на своих делах.       Жилая комната оборудована на базе помещения для отдыха персонала. Пространство невелико и обставлено простецки, в минималистичном, сука, стиле. Совсем не Компэки-Плаза. Да даже и не NoTell Motel, если уж признавать честно.       Впрочем, рокербою глубоко насрать. Он спал и в местах гораздо хуже. Куда обиднее, что увлеченному Хелльману это тоже, кажется, не доставляет особых неудобств. А жаль.       Похмелье, усталость и недосып наваливаются разом, будто чутко дожидались этого момента. На уши давит вязкая тишина, какая ощущается обычно исключительно глубоко под землей, только за дверью отсека тихо шуршит ебучий ученый, бормочет что-то себе под нос, видимо, за неимением других слушателей. Тут дышится легче, но все равно главенствуют запахи подземки – пыль, земля, что-то мерзко сладковатое - то ли химия, то ли тухлятина какая.       - Да, - все еще хрипло и сдавленно озвучивает решение Сильверхенд, обрушиваясь, как подкошенный, на плоскую твердую койку, и вытягивает с наслаждением ноги, закидывая одну на другую. Башка начинает тупо ныть, во рту разворачивается Сахара, не меньше, губы пересыхают, а кожу покрывает тонкой пленкой неприятный холодный пот. Противно, но на душ сил нет, так что похеру. Тело, как бывает теперь очень редко, но все же иногда случается, чувствуется вновь чужим, не своим, далеким, и это раздражает. Остаточное похмелье радует по полной. – После отдыха заступишь в охрану. Майк нужен Бестии. Сменишь его.       Кровать тут одна, так что по армейской привычке Джонни ставит будильник, расталкивает через четыре часа дрыхнущего Акса, меняется с ним местами, и свойственным ему мертвым сном, разваливаясь, вытянув ноги и скрестив руки на груди, досыпает в кресле – если постелей на всех не хватает, махнись с напарником, в отряде должны хотя бы немного выспаться все. Вопрос жизни и смерти.       Видимо, вымотан он все же недостаточно для того, чтобы мозг вырубился окончательно и порадовал рокербоя отсутствием снов – почти все восемь часов его преследует неверное голубое мерцание цифрового моста под ногами и очертания красной фигуры впереди, которую он пытается догнать и поймать за руку, за плечо, за ворот футболки. Остановить, уговорить, заставить. Вынудить, блять, не совершать задуманного. Уцепить за предплечье, развернуть к себе и прижать отчаянно и зло. Испуганно. Стиснуть с силой запястье, выдохнуть в помнящуюся прохладной шею, мимолетно коснувшись потрескавшимися губами. Больше не отпускать, не позволить тупому еблану и попытки рыпнуться куда-то из его рук. Но руки его снова и снова пусты, и он вынужден бесконечно смотреть на то, как осыпаются во мрак бездны мелкие алые пиксели, так похожие на кровавый песок, уничтожая не только Ви. Уничтожая, кажется, по частям, по осколкам и его самого.       Сильверхенд вываливается из сна больным, в холодом поту, ни черта не отдохнувшим и лютым, как тысяча бешеных ос. Кульбиты разума и памяти заебали его неимоверно – сколько он ни твердит себе, что уверен в том, что все у него получится, и он вернет пацана в мир, к себе, где ему, блять, и самое место, но предательское подсознание все равно выебывается и тонет, судя по всему, в сомнениях. И двойственность эта бросает его раз за разом в горячее обжигающее безумие. Рокер злится на самого себя, на мир, на ситуацию. И на Ви заодно: за то, что не сдержал свое слово; за то, что впихнул ему в руки свою жизнь; за то, что заставил его с этим существовать. Разрывается между желанием то ли уебать, то ли прижать к себе так, чтоб кости затрещали. Причем оба варианта его бы устроили, да только некому уебывать и некого прижимать. Но Джонни прекрасно знает, что, как бы ни хотелось, этой херне нельзя давать волю, потому что ни к чему хорошему это не приведет. Так что он сосредотачивается на делах, которых у него неимоверный вал, буквально откладывая сумасшествие в сторону, переключаясь, переплавляя ярость в энергию.       Но иногда, глядя в собственные горящие и лихорадочно сверкающие покрасневшие глаза в зеркале, рокербой не уверен в том, что он и правда держится так отлично и все еще не рехнулся на самом деле – настолько это непривычно. Однако размышлять об этом – никакого смысла. Именно поэтому он предпочитает действия.       И после такой потрясающей ночи Хелльман совсем не к месту со своими доебами. Но скотина зудит и зудит, и зудит, требуя внимания задыхающейся от восторга аудитории, признания его гения и вовлеченности. Четко видно, что к молчаливой работе без пояснения процесса жалким долбоебам и озвучивания ценных мыслей он не готов.       Глоток синтокофе обжигает язык, жидкость прокатывается химозой по глотке, а голову Сильверхенда разносят какие-то навязчивые гитарные ритмы, ломаные, грохочущие и зацикленные.       - Я удивлен, что носитель вообще смог оказывать такое длительное сопротивление воздействию биочипа и объекта при учете совершенно невпечатляющего уровня интеллекта и самодисциплины, - проникают слова ученого через волны хрипящих четких агрессивных рифов. - Нейронная система была уже практически разрушена на момент нашей встречи, что, ты уж понимаешь, вовсе неудивительно для рядового слаборазвитого наемника из низов.       С усилием рокер втягивает воздух в сжимающееся горло. Шею сводит от напряжения, а переносица начинает морщиться. Один виток срывается с воображаемой катушки и с вполне слышимым шлепком обрушивается на пол – похоже на оброненный в спешке оборот кабеля.       Что-то ему напоминает эта риторика обезличивания… Значит, мальчишка, приобретший себе на беду опухоль в мозгу в виде давно сдохшего рокера – это, блять, «носитель». А давно сдохший рокер – это «объект». Охуенно подобранные обозначения. Они кто угодно, но не личности, не люди. Никаких шансов на эмоционально окрашенное отношение. Компоненты злоебучего эксперимента. Те же сучьи номера на солдатских жетонах. Великие воины нашей родины! Герои, сука, научной передовой. Пиздец.       Модифицированные «гориллами» пальцы Джонни, подрагивая, сжимаются на пластиковом горячем стакане, а под прикрытыми веками расползается блаженная пылающая краснота. И не сопротивляться ей кажется потрясающе приятным. Хотя бы пару секунд не забивать себя в рамки молотом самоконтроля.       Джонни молчит.       Потому что – какой смысл? Молчит и дышит поверхностно и хрипло, наполняясь битым стеклом под самую крышечку – вот-вот перевалит через край. «Тупым ебланом» называть Ви может только он. Но чтобы какое-то арасакское чмо смело пиздеть об этом своим выебистым чистеньким ртом в обрамлении идеально выровненной бороденки?       - Сомневаюсь, кстати, что у конструкта получится продержаться долгое время в сети, как бы тебе ни удалось туда его перенести. Ты же понимаешь, там и не каждый талантливый нетраннер протянет долго… - продолжает заливаться соловьем Андерс, явно наслаждаясь каждым звуком, каждой интонацией своего голоса. Самодовольный до такой степени, что даже странно, что его еще не погребло нахуй под этой невообразимой тяжестью собственного эго. Воодушевленный тем, что рокербой стоит недвижимо, опираясь расслабленно плечом на стену, а не пытается уйти моментально, как он и поступает обычно. - Так что, может статься, что усилия и вовсе напрасны.       Джонни молчит.       Старается четко вычленять слова мудилы сквозь гремящий поток яростного цунами музыки. Вдруг тот ляпнет что-нибудь полезное? Но даже бодрая мелодия не может заглушить шуршания, с которым на пол обваливается второй виток. Наверное, это его терпение осыпается с таким странным звуковым сопровождением – отвлеченно хмыкает в собственном сознании рокербой.       Синтокофе из стиснутого стакана выплескивается ему на тыльную сторону ладони, и Сильверхенд с удивлением поднимает прикрытые веки и пялится на обожженную кожу. Он не отловил своего жеста, уверенный, что контролирует себя полностью.       - Но если внезапно все звезды сойдутся, остается один важный вопрос, на который, надеюсь, у тебя есть ответ: где ты собираешься хранить биочип? Ты же в курсе, что как только на него будет записан объект, накопителю потребуется определенная среда? – надменность вопроса блядского мудилы легковесная, едва ли не заигрывающая. Этакий почти дружеский заход. - Если ты запасся нейроинтерфейсом HG7T, то, само собой, сложностей не возникнет.       Джонни молчит.       Грохот кажется оглушающим, и где-то внутри рокер все еще уверен, что это наебнулась его стальная терпелка, хотя шум издает обрушившийся со стола контейнер, который в бешеном, сосредоточенном и страшном рывке задевает бедром Джонни, когда бросается на Хелльмана. Он не успевает отдать себе отчета в действии, не планирует нападение, не ощущает даже побуждения к этому. Лишь в кровавой кипящей пелене видит, как его пальцы почти смыкаются на вожделенной бледной шее, с невообразимым наслаждением реалистично слышит хруст позвонков.       Да, блять, он чуть не кончает от этой свободы, когда железная рука неожиданно берет его шею в захват. Словно от выстрела из крупного калибра Джонни дергает назад, но он, затапливаемый звериной яростью и животным стремлением к законной добыче, без размаха впечатывает левый локоть дважды наугад ужасающе резкими ударами, рвется и рычит, как совершенно наглухо ебанутый. Удары прилетают славно во что-то мягкое, что должно быть корпусом. Была бы его левая рука все еще металлической - и противник выронил бы кишки на пол. Сзади охает восхитительно, болезненно, но давление на глотке, как ни странно, не ослабевает.       Ебучий Хелльман! Блядская сука! О, рокербой уверен, что ублюдок молчал, конечно же, специально! До последнего момента берег эту драгоценную информацию, чтобы порадовать ею под конец. Финальным, блять, аккордом! И Сильверхенд доберется до его мягкого нежного горла так или иначе и зубами выгрызет его жалкий кадык! Заставит блевать кровью, ползать и хрипеть, и до самой охуенной решающей секунды будет смотреть в его сучьи блеклые глаза.       - Джонни! Джонни, блять! Уймись! – сипло рявкает Акс над его ухом и усиливает захват, потому что рокер только яростнее рвется вперед, несмотря на то, что в глазах его темнеет, а по телу проходит судорога. Блять, да он и ебаного наемника переломает следом за блядским Хелльманом! Сука, пиздец! – Да еб твою мать, ты отключишься щас!       И только когда под веками начинает расползаться чернильная темнота, а в мышцы вливается противная слабость, колышущееся марево отступает, будто отлив, а Джонни перестает содрогаться и хрипеть. Еле дыша, чувствуя как слабеют ноги, поднимает ладони вверх. Скалится с правой руки раздувшая капюшон кобра, отблескивают тяжелые перстни.       - Отъебись от меня, сука, - воздух в горло рокербоя вползает неохотно, мучительно, когда Акс выпускает его, тут же предусмотрительно отшатываясь назад, подальше. Оглушительно звякают друг о друга кулоны на шее наемника – один в виде значка анархии, другой – пуля крупного калибра. Но опасения его напрасны: разум уже, пусть и с трудом, но вернулся к Сильверхенду. Упираясь ладонями в колени, он наклоняется, откашливается и сплевывает на пол. Шея немеет, звуки впиваются в уши режуще, болезненно. – Контейнер?       - Пустой он, нормально все, - полукругом соло обходит рокера и поднимает с пола кейс. Бросив ящик на стол, Акс шипит от резкого движения и, приподняв майку, рассматривает густо татуированные ребра.       - Спасибо... Если бы не ты... - сбивчивое бормотание пиджака еле слышится откуда-то со стороны. Он не заканчивает фразу, затыкается и умолкает то ли смущенно, то ли сообразив, что сболтнул лишнего.       - Нахуй ты пошел, псина сутулая, - вызверивается с видимым отвращением соло, а потом внезапно ухмыляется широко, жутко и почти благожелательно - так, что на щеках появляются очаровательные ямочки. - Я бы с удовольствием тебя, корповскую падаль, на куски порвал сам, если б Джонни не сказал, что ты для дела нужен. Его попробуй поблагодарить.       Белый как полотно ученый, успевший метнуться от впавшего в ярость рокера за прикрытие разделившего их оборудования, стоит, все так же уперевшись лопатками в стену, прижавшись к ней затылком. Дышит меленько, с присвистом, и вид имеет крайне бледный, совсем не такой самонадеянный, как пару минут назад.       Проморгавшись и тряхнув башкой, рокербой, склонив голову, закуривает и затягивается глубоко. Как и всегда после подобного приступа бешенства все краски, отблески и грани предметов рисуются неправдоподобно четкими, почти ранящими, тактильно ощутимыми, как и звуки. Щелчок собственной зажигалки выбивает крупное содрогание по позвоночнику. Подняв взгляд от ослепительно пылающего кончика сигареты, Сильверхенд делает шаг по направлению к биоинженеру. Тот охает, бледнея до зелени, и пытается вжаться в стену еще сильнее, хотя, кажется, это невозможно.       - Биочип можно хранить в слоте живого носителя! – выше на октаву, чем обычно, скороговоркой выдает Хелльман, безотрывно, словно завороженный, наблюдая за рокером, тяжело, но по-животному грациозно опирающимся на край стола.       Сильверхенд со скрипом, но готов пока спустить ученому любой тухлый пиздеж – про себя ли, про Ви, про сиволапых обывателей, не осознающих гениальности мудилы, про ситуацию в целом... но не сокрытие информации.       - Как понимаю, - хмыкает Джонни, ухмыляется криво, а грудь его под футболкой все еще приподнимается часто, - ты хотел удивить меня приятной неожиданностью, но что-то не сложилось… Не надо, Андерс. Не люблю сюрпризов.